Память ветерана
Битком набитый людьми вагон покачивался и мерно стучал колёсами в ночной тишине.
Тух-тух, тух-тух. Тух- тух, тух-тух.
Парнишка, лет семнадцати, не спал, вспоминая события последних часов.
Прибежал отец. Крикнул: «Собирайся в дорогу!», и сам лихорадочно стал собирать в вещмешок продукты, кой какую одежду. В карман пиджака – документы.
- Куда?
- Бежим. От войны…
Отец уже был не молод, Ему было лет под шестьдесят. Это был его младший из восьми детей. Старшие братья и сёстры были уже взрослые, у каждого была своя семья. А этот был поздний ребенок, от второй жены. Она умерла перед самой войной. Они жили вдвоём. И вот теперь они бежали от войны. Полдня они добирались до Минска и, уже почти ночью, им удалось попасть в этот уходящий на восток поезд.
Тух-тух, тух-тух. Тух- тух, тух-тух.
Тух-тух, тух-тух. Тух- тух, тух-тух.
Колеса стучали не умолкая, и сон, не взирая на переживания людей перед неизвестностью, захватывал в свои сети то одного, то другого. Вскоре весь вагон спал. Начинался рассвет.
Неимоверный грохот разом разбудил всех. Резкий скрежет тормозов. Падающие с полок люди. Крики, давка, страх в глазах. Крепкие руки отца обхватили ничего не понимающего Ваньку и вынесли из вагона сквозь кишащую в панике сплошную массу людей. Они упали на мелкие камни придорожной насыпи, потом быстро бежали куда-то. Ванька видел только спину отца.
Нарастающий гул откуда-то сверху, барабанная дробь, свист чего-то летящего рядом и вдруг воздух сгустился и содрогнулся в каких-то конвульсиях от страшного грохота. Рука отца за затылок бросила Ваньку на землю. Под весом отца Ванька чуть не задохнулся.
«Жив?» - глаза отца смотрели прямо в лицо. За шкирку он поднял Ваньку с земли, и они снова побежали. Ванька уже окончательно пришел в себя, он понял, что состав атаковала тройка фашистских самолетов. Они бомбили поезд и расстреливали бегущих людей из пулемётов.
Впереди, на дороге стояла телега с мешками, беглый взгляд деревенского паренька удивлённо отметил, что телега стояла без лошади. Подбежали ближе. Разваленная пополам лошадь лежала, заливая тёмно-красной кровью пыль дороги. Посреди этой темнеющей на глазах лужи, сидел мужик и сосредоточенно запихивал руками кишки в свой разорванный живот. Кишки вываливались, расползаясь мимо рук, но мужик опять их подхватывал и запихивал. От увиденного, Ваньку парализовало. Он встал, как столб, и глядел на весь этот ужас широко раскрытыми глазами.
Кто-то налетел на Ваньку, и они повалились в пыль, в кровь, на что-то мягкое.
Разорванный мешок с хлебом смягчил падение. От встряски у Ваньки снова заработал разум. Какая-то девчонка, чуть постарше, сбила его с ног. Он быстро поднялся и, схватив за плечи, поднял её. Подбежал отец, нагнулся, выпрямился, крикнул: «В лес, бегом в лес!». И они снова побежали. Посередине бежал отец, слева от него Ванька, справа девушка. В светло-голубом, в мелкий цветочек, платье. До леса рукой подать. Несколько метров. Снова нарастающий гул моторов приближающегося самолета. Снова барабанная дробь его пулемёта, свист пуль, падающие под пулями ветки и листья. Петляя между деревьями, они убегали и убегали. Потом без сил повалились на мягкий мох. Никак не могли отдышаться. Гул самолетов удалялся, тая вместе с утренним туманом. Ванька с отцом лежали под толстой берёзой глядя на ее огромную зеленую крону. Дыхание восстановилось. Мыслей в голове никаких. Полное опустошение и в голове и во всём теле. Рука отца протянула буханку черного хлеба. Ванька не глядя оторвал половину и машинально начал откусывать. Они жевали и тупо смотрели вверх, ничего не видя и не слыша, и ничего не ощущая. Первым пришел в себя отец, он резко сел, и удивлённо смотрел на хлеб. Ванька тоже бросил взгляд на зажатую в пальцах половину буханки, треть хлеба была коричневая и размокшая. Отец схватил буханку из того самого мешка, на который они с девушкой в голубом платье упали. А где же она? Девушки рядом не оказалось.
Ванька всё никак не мог разжать пальцы и с ужасом глядел на этот окровавленный кусок хлеба, который они только что жевали. Отец забрал из руки сына хлеб, закинул в кусты, а Ванька всё смотрел на свою руку в крови. То ли конская кровь, то ли человечья…
Нервно, как-то судорожно, подросток стал вытирать руку об мох. К горлу подступил ком. Его вырвало. Дав немного отдышаться сыну, отец сказал: «Слышишь? Вон там журчит ручеёк, пошли, умоемся, и пойдём дальше. Нам надо спешить». Они встали и пошли на звук весело журчавшего ручейка. Вода бежала по камешкам, сочилась сквозь мох. Над ручейком летала стрекоза. Они опустились на колени, сунув руки в холодную воду. Вода в ручье была алого цвета. От испуга Ванька отпрянул от ручья, а отец спокойно поднялся и пошел вверх по ручью. Паренёк за ним следом. В метрах семи лежала та самая девушка в светло-голубом, в мелкий цветочек, платьице. Платье задралось и ее белые ноги, в лучах раннего солнца, пробравшихся сквозь листву, светились как будто изнутри. Подошли ближе. Голова девушки была в ручье. Длинные волосы скрывали отверстие на затылке, чернеющим клубком. Но вода, потоком расчесывая волосы, краснела, унося девичью кровь далеко-далеко. К далёкому морю, чтобы все-все-все на планете узнали об этом горе. А волосы, распрямляясь, струились в ручейке, плавно качаясь в струях течения. Отец вздохнул, обнял сына, уводя его дальше в лес. Как маленького усадил около ручья, помыл ему руки, умыл лицо…
Они добрались до Куйбышева. Когда Ваньке исполнилось восемнадцать, его призвали на службу. Направили на летные курсы. Окончив их, Ванька служил в истребительном полку. Летал, сбивал вражеские самолеты, стрелял, стреляли в него. На горящем самолёте почти долетел до своих. Раненного, полуобгоревшего и искалеченного, его подобрали разведчики. После госпиталя, летать не довелось. Направили на север, на Новую Землю. В истребительный полк имени Сафонова. Там он стал отличным механиком. После его рук, самолеты не подводили лётчиков в суровых условиях полётов над Баренцевым морем. Во время, невозможное для полётов, ходил с отрядом добровольцев, по немецким тылам, устраивая диверсии на аэродромах противника. А немцы пробирались на наши аэродромы, также устраивая диверсии. В одной из таких вылазок его отряд нарвался на засаду, в рукопашной получил в бок немецкой финкой, перед этим убив двоих немцев, а потом и того, кто нанес этот удар. За этот подвиг получил орден Красной Звезды. Эта немецкая финка хранится до сих пор в его семье. После госпиталя продолжил службу…
Воевал, одним словом.
Он через всю жизнь пронёс воспоминания о войне. Он помнил разные подробности и, хотя не очень-то любил вспоминать войну вслух, все равно рассказывал. Рассказывал пионерам или студентам. Рассказывал чиновникам, приходившим к нему домой в рамках программы заботы о ветеранах. Он мог рассказать, как они с отцом убегали от войны. Как в лесу нашли подбитый немецкий танк, и как отец лазил в него, и вернулся с несколькими банками тушёнки. Как ему было страшно тогда за отца. Как они с ним голодали, пробираясь лесами от войны, от смерти, от ужаса. Он рассказывал, как учился на лётчика, как воевал и получал боевые ранения и награды…
Но никогда и никому он не рассказывал, что всю войну он прошёл, все свои подвиги совершил, видя перед глазами ту девушку, убитую пулей самолётного пулемёта, уже в лесу, под прикрытием густой листвы. Её волосы, плавающие в красном ручье, снились ему кошмарами по ночам и давали силы и ненависти в боях. Он мстил фашистам за ее смерть. За смерть молоденькой, ни в чем не повинной девушки в светло-голубом, с какими-то мелкими цветочками, платье.
2018г.
Свидетельство о публикации №218120900139
" За смерть молоденькой, ни в чем не повинной девушки в светло-голубом, с какими-то мелкими цветочками, платье".
Творческих Вам успехов.
С признательностью. Галина.
Галина Гостева 05.05.2020 11:49 Заявить о нарушении
Галина Гостева 05.05.2020 11:50 Заявить о нарушении