Мама, я с тобой

Ночью в палате ярко вспыхнул свет - поступила новая больная. Женщине было на вид лет пятьдесят. Невысокая, с гладко зачесанными стрижеными волосами, бледным, с желтым оттенком лицом. Она тяжело дышала, и все время звала медсестру и спрашивала: «Я не умру?». А та уверенно отвечала:
- Если попали к нам, значит не умрете.
Долго не спали. Когда капельницы и уколы уняли ее боль, женщина лежала притихшая, по ее испуганному лицу катились слезы, еле слышно она повторяла: «Прости, Господи, грехи мои...»
Теперь нас в палате трое: Мария Алексеевна, так звали новенькую, я и Света - тридцатипятилетняя стройная, очень приятная женщина, которую неделю назад привезли в палату с забинтованными сверху донизу ногами. Через бинты всюду просачивалась кровь. Мои расширенные глаза молча спрашивали: «Что стряслось?!». Санитарочка шепнула: «Хозяйку собака покусала». Когда Света пришла в себя, то рассказала мне, что произошло.
Ее пес, породы московская сторожевая по кличке Лорд, не переносил, когда во дворе бегали и кричали дети. Он рычал, бросался на сетку вольера, грыз ее. А в то утро света торопилась на работу, а еще и Анечку нужно завести в садик. Но возле калитки четырехлетняя девчушка закапризничала:
- Хочу куклу Катю! Дай К-а-т-ю! Дааааааай!
Уговоры не действовали. Аня плакала, потом села на землю и стала бить ногами, требуя свое. Света не выдержала, развернулась, собираясь идти за куклой и в этот момент разъяренный детским плачем Лорд перепрыгнул через высокий барьер и бросился к ребенку. Света мгновенно накрыла дочку собой, а пес стал стягивать ее с орущего ребенка, хватая за ноги. Вцепился зубами в колготки и тянет - те рвутся, он опять хватает. «Аня, замолчи!» - просит Света. Кошмар длился до тех пор, пока девочка не поняла, что происходит что- то страшное и замолчала. Лорд, глухо рыча, постоял возле них и отошел к вольеру. Света встала. И, ступая окровавленными ногами, закрыла его в сарай. Потом вызвала «скорую». А малышка испуганно смотрела на нее и тихонько ныла: «Мамочка, тебе больно... М-а-м-о-ч-к-а, я боюююююсь!».
Две раны зашили, а остальные были поменьше, но их было много, и картина получилась кровавая. В больницу прибежал со школы Светин семнадцатилетний сын, выслушал ее рассказ о внезапной ярости собаки, побледнел и сказал: «Я его убью!». Но вмешался врач, мол, делать этого нельзя. Нужно в течение 10 дней следить за собакой. На следующий день парень рассказывал нам:
- Представляете, он все понимает: глаза прячет, ничего не ест. Положил голову на лапы и молчит, чувствует свою вину.
Светины раны уже заживали и сегодня ее выписывали. Собаку решили не убивать, отдадут людям склад сторожить - Лорд хороший охранник, умный, но из-за злобного характера его нельзя держать там, где есть дети.
Мне было грустно расставаться со Светой. Она сама растила детей. Я тоже разошлась с мужем и воспитывала двухлетнего сына одна. Мы сразу подружились. А с Марией Алексеевной было сложно наладить контакт. Она была нервная, грубоватая. И только перед белыми халатами вовсю старалась быть приятной. И взгляд ее меня отталкивал. Каким-то холодом веяло от нее.
На обходе врач строго сказал ей:
- Что значит «уже не болит»? Вы уже который раз попадаете к нам? В Вашем желчном пузыре куча камней! Это может кончиться бедой. Готовьтесь к операции. Вы человек еще не старый, все будет хорошо.
После обеда пришел ее сын. Высокий, светловолосый, с умными серыми глазами, очень обаятельный молодой человек. И совсем на нее не похожий. Было приятно смотреть, как он с ней разговаривает, держит за руку, улыбается. Когда уходил, произнес:
- Мама, держись, я с тобой!
Я сказала, что сын у нее очень приятный парень. Среди молодых людей редко встретишь такое благородное лицо. «А на Вас он совсем не похож», - добавила я. .
- В отца пошел, вылитый Андрей, - ответила она.
После визита сына она повеселела и вдруг разговорилась:
- Хороший Коля у меня. Школу на пятерки закончил, в институт поступил, на бюджетном отделении будет учиться. Отец его умер, ему пенсию платят. А я по вредности хорошую пенсию получаю. Проживем.
Но к вечеру опять Мария Алексеевна занервничала. Операция явно пугала ее. Она всех доставала своими жалобами, что не вынесет операции. Медики и я успокаивали ее, что, мол, нет никаких противопоказаний, чего расстраиваться? Ее неугомонность надоедала. Таких больных трудно настроить на хорошее, они тяжело «включают тормоз».
Когда улеглись спать, она долго ворочалась, вздыхала, бубнела себе под нос. Потом стало тихо, и я задремала.
- Вера, Вы не спите? - услышала я сквозь сон.
Я повернулась к ней: «Что Вы хотите?»
Она сидела на краю кровати и молчала, нервно сжимая пальцы рук, потом глухим голосом сказала:
- Я боюсь операции. Грех на мне...
Тяжело вздохнула и, собравшись с духом, начала:
- Я Коле неродная мать. Сама я безродная. Сначала детдом, интернат, училище и завод. Жила в общежитии. В 26 лет родила сына Пашку от одного пьяницы-грузчика. Он, как только узнал о беременности, сразу бросил меня. Когда шла с дитем из роддома по переулку, навстречу шел один мужчина, увидел меня, закрыл лицо воротником и прошмыгнул мимо. Это был отец Паши. Вскоре его посадили за кражи, видать на пьянки не хватало. А потом мне сказали, что он умер на зоне из-за сердца. Как матери-одиночке мне дали комнату в малосемейке. Пашке шел десятый год, когда в наш горячий цех пришел работать Андрей. Он с женой и четырехлетним сыном приехал жить в наш город после получения наследства от какой-то дальней родственницы. А там, где они жили раньше, климат жене не подходил. Болела она часто, а через год умерла. Почки отказали, а Коле тогда 5 лет было. Андрей видный, работящий, непьющий, вызывал большой интересу женщин, а сам он извелся от горя, стал замкнутым, угрюмым, ни на кого и не глядел даже. Прошел год. Коля в школу пошел, в первый класс. Андрей повеселел немного, стал улыбаться - жизнь свое берет. Говорит, что соседка Егоровна помогает ему с дитем заниматься, когда он во вторую смену работает. И тут вдруг он слег в больницу с воспалением легких. А мне, как единственной женщине в нашей смене поручили носить ему передачи. Он сразу же попросил меня забирать из школы сына, потому что Егоровна прихворала и теперь не может как раньше помогать.
Прошло несколько дней. Температура у Андрея не падала. Виновато улыбаясь, он попросил меня взять ключи от дома:
- Видать, залежусь я тут. Поживите в нашем доме, что вы там в своей комнатушке теснитесь. Дом у нас просторный.
Я с такой радостью хозяйничала в доме! Как умела убрала, еды наготовила. А через неделю Андрей пошел на поправку. Перед его выпиской из больницы я постаралась. Сделала прическу, а Пашка ехидно хихикал: «Что, дядю охмурить хочешь?».
Через два дня Андрей подошел ко мне в цехе и предложил в выходной прийти к ним в гости. Ясное дело, мы пришли. Андрей такой начитанный, рассказывал нам различные интересные истории. А вскоре опять пригласил в гости, но домой уже не отпустил. Вот так мы и остались у них жить, потом расписались. Я так возгордилась собой: и не красавица, и не шибко умная, а такого мужика отхватила, да еще на пять лет моложе.
Прошло три года. Жили сначала нормально. Андрей, в первую смену когда работал, читал нам по вечерам книги, учил ребят играть в шахматы, да все просил меня: «Маша, ты б книги почитала, было бы о чем поговорить». «А мне они ни к чему, - отвечала я, - и так голову забивать есть чем». Пашка учиться не хотел, учителям грубил, дрался в школе, стал прогуливать уроки. Чтобы Андрей не знал об этом, я  сама на собрания ходила. А Колю все хвалили - и соседи, и учителя. И такая черная зависть меня взяла: мой Пашка такой-сякой, а его Коля просто ангел. И стала я все ему назло делать. Придиралась к любой мелочи. Он не переносил лук – я жменями бросала его в еду, а если он кривился – устраивала истерику:
- Сколько он издеваться надо мной будет?! Что не приготовлю – все не так! Сил моих больше нет! Я ни под кого подстраиваться не буду!
Бросала ложку на стол и начинала вытирать слезы. Коля уходил, не поев, а Андрей сказал:
- Его мать тоже не любила лук. Аллергия есть у людей на продукты.
Я радовалась: «Пусть позлится, а то всегда такие культурные да веселые». И соседям слезу пускала:
- Все скандалы в доме из-за Коли. Все ему не так: я ему не так готовлю, Паша с ним не так говорит. А сам ничего делать не хочет! Все книжки читает. Это на вид он такой тихоня.
Когда Андрей был на работе, цеплялась к каждой мелочи, а Пашка как услышит, что Коля оправдывается, сразу тут как тут:
- А-ну заткнись! В рыло хочешь, да?
Доводил всегда его до слез своими матами. А потом я всегда просила его, чтобы он отцу не рассказывал об этом и Пашка кивал головой, что не будет его обижать. И глубоко порядочный Коля молчал.
Однажды Пашка продал дружкам Колину коллекцию значков, потом нашел его дневник, где он писал, что ему нравится девочка из его класса и стал читать пацанам его записи. Те ржали, тыкали в него пальцами. Коля увидел дневник, вырвал у Пашки из рук, побледнел, сжал кулачки:
- Какой ты подлец!
- Ах ты сопля влюбленная! На кого ты прыгаешь?
Коля худенький, невысокий, а Пашка кряжистый, сильный – куда Коле  справиться с таким! Вокруг мальчишки – дружки Пашкины – смеялись, а тот стал сильно толкать Колю в грудь, пока тот, пятясь, не упал на камень головой. Утром Андрей увидел на подушке у сына кровь и темные круги под глазами от удара головой:
- Коля, кто тебя ударил?
- Сам. Упал.
Коля прятал глаза от отца, а Пашка наоборот вызывающе смотрел. И Андрей спросил у него:
- Твоя работа?
Тот по-хамски, ехидно так:
- Сам упал. Шел и упал.
Андрей все понял и предупредил:
- Еще раз обидишь Колю – не обижайся тогда!
Пашка не любил отчима, а теперь ненавидеть стал вовсе.
Соседка Егоровна любила Колю. Он ей как мог помогал: и в магазин бегал, и что попросит – сделает. Под Новый год она подарила ему новую рубашку. Он зашел, сияет в ней:
- Вот, Егоровна подарила.
Зло меня взяло:
- Наверное, жалуешься, что носить нечего? У тебя же рубашек уйма!
Я имела ввиду, что уйма – это Пашкины обноски.
- Не жалуюсь я никому. – И ушел из кухни со слезами обиды. Отец за ним, обнял ,погладил по голове:
- Я знаю, что ты стариков уважаешь и помогаешь. Заработал – носи!
Вернулся на кухню и сказал мне:
- Не любишь ты моего Колю. Ни одного доброго слова не сказала ему. Не зря я жениться не хотел.
Он был прав. Даже когда Коля болел я молча давала ему  лекарства, никакой материнской ласки от меня он не видел. Куплю конфет дорогих – и Пашке в портфель, а Коле –нет. Ох и дурра ж была! А откуда мне ума набраться было? Книг не читала, в семье никогда не жила, росла черствая, только Пашку и любила своей слепой любовью.
Пашку грозили исключить из училища. Он стал пить и курить, хамить учителям. Андрей узнал все это, стал серьезно заставлять его учиться, а тот прямо озверел:
- Мам, чего этот привязался ко мне? Не отстанет – уйду из дома!
Я сразу в защиту:
- Оставь его! Не идет ему учеба! Не все такие умные, как твой Коля!
- Почему ты никогда не даешь мне слова сказать? Не пойдет он на улицу, пока не позанимается! Иначе его же выгонят из училища!
- Пойду куда хочу! Ты мне никто! Отвали! – и грубо оттолкнув Андрея, Пашка с размаха закрыл дверь и ушел.
Обстановка в доме стала совсем мрачная. Никто не разговаривал, а в глазах двенадцатилетнего Коли стояла тоска. «Прямо как старик, а ведь дитя еще», - удивлялась я.
А через месяц в цеху произошел взрыв и Андрей погиб. Убитый горем Коля терял сознание на похоронах.
Пашка училище бросил и превратил нашу жизнь в кошмар. Пил в открытую, издевался над нами, а Коля, живя в этом аду, хорошо учился. Я впервые стала жалеть его, перестала цепляться к нему, видела как ему тяжело. Через время моего сына посадили за кражи. Через два года вернулся, стал еще страшнее. Зрачки огромные, злоба звериная, а запаха водки нет. Бил меня если денег не давала. А когда Коли дома не было, вещи все повыносил. Через месяц опять посадили: с дружками после танцев избили и искалечили парня. Дали 8 лет. На суде узнала, что он стал наркоманом. И тогда поняла, почему он все лето проходил в рубашке с длинными рукавами. Потом стал он требовать деньги на зону, а продавать уже было нечего. Всю свою пенсию ему отвозила, а на Колину жили. Решила написать письмо, что денег больше высылать не буду. Так он прислал дружка с зоны с запиской: «Я проиграл 2000. Старая сука! Если не привезешь деньги сожгу живьем тебя и твоего Колю. Дружки помогут. Поняла?!»
Я завыла от горя и безысходности. Чуть не повесилась. Егоровна услышала плач, не дала сделать страшное, спасла. Коля пришел из школы. Она рассказала ему все. Он заплакал: «Мама, у тебя есть я, не забывай!».
Утром мы с Егоровной отнесли Пашкино письмо в милицию. Там нам сказали, что за такие угрозы ему еще срок добавят. Продали по дешевке дом и уехали мы с Колей в другой конец страны, чтобы любимый сыночек не нашел. На хатку нам денег хватило. Живем. Одного боюсь, что Коля вспомнит все прошлые обиды и бросит меня. Всю ласку ему отдаю. Он тянется ко мне своим добрым сердцем. Душа у него чистая, как у ангела! А я такое дитя обижала… Прости, Господи, грехи мои…
Операция прошла успешно. Меня выписали, и я пошла проститься с Мариной Алексеевной. Похудевшая, но веселая, она разговаривала с Колей. Он сразу же поблагодарил меня за то, что я поддержала его маму перед операцией, пожал мне руку и улыбнулся, глядя своими добрыми, излучающими мягкий свет, глазами. Уходя, я пожелала им удачи и подумала: «Как хорошо иметь такого сына!»
2013г.