Рад и ай

На отделение его доставили утром, в очень неудобное время: дежурство Кулыгина уже как бы закончилось, а смена Литвиновой еще как бы не наступила. Поэтому немного поспорили, кому заводить историю болезни. Выиграла Литвинова:
- Но в приемный-то покой он поступил час назад. Значит, Валерий Владимирович, он на всех основаниях твой.  Хотя бы общую картину.
- А перед тем кофейку можно?
- Можно.
Кулыгин покорно кивнул – ночь была спокойной, день обещал быть пустым, долг Литвиновой (десятка)  еще не отдан.
Через десять минут в ординаторской произошла их встреча.
За столом  сидя в кресле Кулыгин, следящий за тем, чтобы не зевнуть.  На нем пахнущий свежим табачным дымом халат, руки поверх заполненного в приемном бланка. На носу очки, прячущие равнодушие блестящих от кофе глаз.
На стуле по ту сторону столешницы разместился ушатанный мужичонка. С первого взгляда видно, матерый алкаш лет под шестьдесят. Кулыгин сверился с бланком. Ошибся – всего пятьдесят один год, зовут Юрием Николаевичем.  Доставили из дома по вызову жены. Предварительный диагноз – бред преследования на почве острого алкогольного психоза.
Сидит спокойно, но чувствуется, что напряжен. Лицо без эмоций. Иногда грязной рукой трет грязную щетинистую щеку. Вторая рука (левая) забинтована. Изо рта заметно пахнет гнилью.
- Давайте немного с вами поговорим, Юрий Николаевич. А потом я ваш рассказ запишу.
 Кулыгин удовлетворенно отметил - «запишу» прозвучало с должным дружелюбием и внимательностью.
- Давайте.
- Расскажите, пожалуйста, что с вами случилось.
- Что случилось? – мужик оглянулся на дверь, пощупал стул, коснулся стола, - А случилось, что я чуть не погиб! Но не это самое главное. Самое главное, что они теперь не отстанут.
- Кто они? – Кулыгину захотелось зевнуть.
- Не знаю, но люди очень опасные. Странные люди. И безжалостные.
- Простите, что перебиваю. Вы давно пили?
- Вы имеете в виду алкоголь?
- Да.
- С четырнадцатого августа года в рот не брал. Уже два месяца и четыре дня. Хватит с меня! А… - мужичок кашлянул, - водички можно?
- Конечно! – Кулыгин встал и налил из кулера.  Стаканчик во время жадного и быстрого питья хрустел, вызывая у Кулыгина раздражение.
- Спасибо. Так вот… Вчера я ходил платить за квартиру. Заплатил, вернулся домой и чувствую, что кроме меня в квартире еще кто-то есть.
- Как вы это почувствовали? Звуки, посторонние запахи, иные признаки?
- Нет, никаких признаков. Просто ощущение, что я не один. Как будто вокруг меня уплотнилось пространство. Я прошелся по комнатам, заглянул в туалет, ванную и на кухню. Но никого не обнаружил. Но ощущение постороннего присутствия не исчезло.
- Вы живете один?
- С женой и дочкой. Они до вечера на работе. А я остаюсь, потому что безработный. Иногда хожу гулять, иногда смотрю телек, иногда заваливаюсь спать - по ночам у меня бессонница. Друзей особых нет. А как бросил пить, вообще ни с кем не общаюсь.
- Прошу вас, Юрий Николаевич, быть ближе к непосредственной истории.
- Понял. Кажется, я стоял у окна. Да! Поворачиваюсь и вижу в комнате двое: мужчина и женщина. Женщина средних лет в синем плаще. Мужчина постарше и военной форме.
- Вы не закрыли входную дверь? Как эти люди проникли в квартиру?
- У них был ключ. Открыли и вошли.
- А ключ откуда?
- Взяли в жилконторе, там у них имеются дубликаты от всех квартир дома. Если протечка, например, или запах газа.
- Понятно. И что же дальше?
- А дальше эти двое, не обращая на меня внимания, стали ходить по комнате. А военный иногда кивал и говорил бабе: «Замечательно! Отлично! А здесь плохо!»  И показывал, где плохо или отлично. И тогда я заметил замаскированных людей.
- Замаскированных?
- Да. Люди-мебель. Один стал стулом. Вот как этот (он щелкнул по стулу), второй креслом, третий принял вид шкафа, а девушка замаскировалась под торшер. Я как ее распознал, так чуть от страха в штаны не наложил, извините.
- Я вас не понял, Игорь Николаевич, - Кулыгин посмотрел на часы – половина десятого, - Как можно замаскироваться под кресло?
- Принять его форму. Втянуть голову, раздвинуть плечи, изогнуться, рукам придать вид подлокотников, подогнуть ноги и слиться с обивкой. На обычный взгляд настоящее кресло, а как приглядишься – человек. Вернее, курсант спецгруппы. Они не только умеют принимать любую форму и размер, но также увеличивают или снижают светоотражение, чтобы не отличаться от фактуры предмета.  Как только человек в форме заметил, что я все увидел, он подошел ко мне и сказал, что наша квартира была выбрана для учений. Мое дело не вмешиваться и молчать. А потом он будет иметь со мной беседу.
- Учений? Какие же это учения?
- Я не знаю. Понял, что их обучают особым навыкам растворения. Те, что стали мебелью, ребята все молодые, не старше моей дочери.
- И сколько их было?
- Восемь человек. Пятеро парней и три девицы.
- Что же дальше? – спросил Кулыгин, не чувствуя в себе никакого интереса: за годы работы он устал от бредовых историй, счет которым был давно потерян. Тем более, что эта галиматья особой оригинальностью не отличалась.
- Дальше по хлопку женщины они очень быстро поменяли места. Тот, что был креслом, замер в виде тумбочки с телевизором, другой поменялся местами со шкафом. Девушка-торшер стала обеденным столом. Каждое упражнение занимало не менее часа.  Один из них превратился в стул, и я на него сел.
- Зачем?
- Зачем? Причин много. Чтобы проверить крепость, и чтобы показать, что я у себя дома далеко не последнее лицо. И для разуверения.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, чтобы убедиться в том, что все мне это кажется.
- И убедились?
- В том то и беда, что не убедился. Не бредил я. Вы ведь знаете, как у старых алкоголиков? Психозы разные, видения, галлюцинации...
- А это был не бред?
- Нет, доктор! Это была реальность.
- Интересно… - Кулыгин осторожно ухмыльнулся, - И?
- Я сказал, что они плохо работают, потому что я их всех вижу. Не удалось им окончательно замаскироваться. И что я буду жаловаться на незаконное вторжение! Тогда военный скомандовал «Отставить!», и они меня окружили, направив в мою сторону свое оружие.
- У них было оружие?
- Да, специальные автоматы, заряженные особой биомассой. Она разъедает кости. Но это я потом узнал. Когда от них убежал, и они меня нашли. А тогда они стрелять не стали, просто не давали выйти из комнаты. Один, между прочим, стал стальной решеткой. Как в камере. Но тут с работы вернулась жена. Можно еще воды?
- Пожалуйста, - Кулыгин подал  воды.
«И на эту чушь я трачу свой выходной. Нужно ускоряться…»
Мужик выпил и что-то потрогал во рту языком.
- Что было дальше, Юрий Николаевич?
- Дальше они снова стали мебелью. Военный быстрее всех превратился в покрывало, а сопровождавшая его женщина обернулась книжной полкой. Очень похоже! Так похоже, что жена не заметила ничего. И когда я ей стал на кухне все рассказывать, ни одному моему слову не поверила. Тогда я решил бежать. За полицией! Я знал, что при жене они не имеют права себя рассекречивать, и поэтому ей ничего не грозит.
В полиции я сказал, что на квартиру совершено нападение. Они меня знают и послали подальше, типа меньше пей. А я с августа ни капли. Я вышел из отделения. И стоя на крыльце, заметил одного из них. Он меня ждал, потому что им нельзя заходить в государственные учреждения. Ни в полицию, ни в сберкассу, ни в больницу. Было уже темно, но я заметил. Потому что он слегка светился вокруг себя.  Он тоже меня заметил, и что-то зашептал птичке, сидящей на его плече.
- Птичке?!
- Да, птичке. Такой маленькой, наподобие воробья. Птичка вспорхнула и полетела. Становясь все крупнее и крупнее. Я побежал. Тот за мной. Я хорошо знаю все наши дворы, поэтому поймали меня не сразу. Но поймали. А поймав, затащили в подъезд и стали стрелять из автоматов по ногам.
- Чем?
- Густой жидкостью без запаха. На клей похожа. Попадает на брюки и сразу проникает под ткань и кожу. И растворяет кости.
- Как же, Юрий Николаевич, вы вошли в кабинет, если эта жидкость растворяет кости?
- Это такое ощущение, как будто твои кости растворяются. Совсем не больно, но бежать или ходить невозможно.  Потом жидкость испаряется, и кости снова крепнут.
- Ясно. Как развивались события дальше?
- А дальше они меня решили убить, инсценировав падение лифта. Затащили в лифт, подняли на верхний этаж и дали лифту инерцию падения, заблокировав стопорный механизм. Но полностью заблокировать у них не получилось, лифт резко застрял между вторым и первым этажом. От толчка я упал и ударился головой. Вот смотрите…
Он наклонил грязную голову и раздвинул пальцами волосы. Кулыгин увидел засохшую царапину.
- И тогда они меня отпустили. «По нашим законам два раза не казнят, - сказал их старший, -  Но тайну хранить ты обязан. А чтобы не болтал, мы тебе тормоза поставим!» И он влил мне в рот   сладкий сироп, от которого мои зубы сразу начали обрастать твердым веществом. И в руку (мужик поднял забинтованную кисть) они вживили радиометку, по которой они знают о моем местонахождении. Я вернулся домой и начал отковыривать от зубов камни. Вилкой.
- Камни?
- Почти. Когда их вынимаешь, они тают, как лед и испаряются.
Он провел языком по зубам:
- Один все-таки остался. У вас нет длинного острого предмета?
- Нет.
- А карандаш или ручка? Да вы не бойтесь, не наброшусь.
Кулыгин рискнул и дал свою ручку.
- Извините… - Юрий Николаевич сунул ручку в рот, ковырнул и выплюнул на ладонь розовый, похожий на аметист кристалл:
- Вот смотрите.
И Кулыгин увидел, как маленький прозрачный камешек быстро тает и превращается в дымок.
- Странно, - пробормотал он, пытаясь найти объяснение увиденному.
- А радиомаяк я вырезал сапожным ножом. Вот он.
Мужичок засунул палец в повязку и выудил из бинтов плоского золотого жучка. 
- Это тоже маскировка. С виду похожа на брошку жены, а на самом деле подает сигналы.
- Можно?
- Пожалуйста. Здесь не страшно.
Кулыгин взял украшение.
«Пропустили, раззявы! А могло бы быть шило или бритва! Напишу докладную…»
 Он повертел украшение:
- Вы позволите, если я это оставлю у себя? Посторонние предметы в больнице запрещены. При выписке мы его вам обязательно вернем, не беспокойтесь.
- Лучше не оставлять. Лучше верните мне - мы введем их в заблуждение.
- Не имею права.
- Не верите?
- Вы больны, Юрий Николаевич. И к вашей истории я отношусь, как к симптому. Понимаете?
- Понимаю.
- Отлично! И что было дальше?
- А дальше я отвел беду от семьи! Когда я эту штуку вырезал, то вбежал в спальню жены и начал изображать припадок. Вроде как, попытка самоубийства. И вот я здесь…
Минут десять Кулыгин записывал услышанное. Затем санитар больного увел. С диагнозом «Мания преследования на почве хронического алкоголизма».
А Кулыгин, не попрощавшись с Литвиновой, поехал домой, забыв в торопливых сборах на отдых брошку в своем халате, который привез домой для стирки.
Ложась вздремнуть, Кулыгин услышал легкий стук. Оказалось, в окно быстрым клювиком стучалась маленькая, похожая на воробья птичка. Примета пренеприятная.
- Не понимаю… -  услышал он за спиной негромкий голос, - Зачем вы впутались в эту историю?
Обернулся и с удивлением, мгновенно перешедшим в страх, увидел в спальне двоих: мужчину в военной форме и женщину в синем плаще почти одних лет с женой Кулыгина…