Юность

                Закатное солнце опустилось за горы, и тёмные их края заполыхали золотым огнём. А потом, огонь погас, и над долиной раскинулось чёрное, звёздное покрывало ночного неба. Сергей выбрался из палатки, покурить перед сном. Ольга, его жена, осталась в палатке, чтобы подготовиться ко сну.

                - Пусть курит, – думала она. – Люблю, когда от него мужчиной пахнет. Женщиной перед ним себя чувствуешь. Пусть хоть эта малость в нём присутствует…
Покурив, Сергей вернулся в палатку. Ольга успела расправить постель, и лежала под холодным  одеялом, терпеливо ожидая появления мужа.

                - Серёж, а Серёж! Ты же раньше бывал в Горном Алтае? Может, расскажешь? Я так люблю, когда ты что-нибудь рассказываешь, – мурлыкала Ольга, пригревшись под боком Сергея. Летние ночи на Семинском перевале, где супруги отдыхали с группой любителей природы, были прохладными, и Сергей, по ночам исполняющий обязанности грелки, отлично с этим справляясь.

                - Ты ведь тоже в молодости ездила в турлагерь «Юность», на Катуни…
- Была я там, но недолго. Врач, во время медосмотра, у меня в сердце какие-то шумы обнаружил и установил щадящий режим. После пробного похода, когда я почувствовала себя плохо, администрация лагеря, по его предписанию, отправила меня в Барнаул…

                - Я, конечно, не весь Горный Алтай прошёл, но до Чемала мы  добрались. Это был  последний пункт нашего путешествия. Таков уж маршрут нам достался…
 - Ну, расскажи, – канючила Ольга. – Я ведь не знаю подробностей. А ты никогда мне ничего не рассказывал…
- А ты и не спрашивала. Что же я, помимо твоего желания, с рассказами лезть буду? Может, тебе не интересно, – попытался отговориться Сергей.

                - Мне всегда интересно, просто ты молчун. Слова из тебя не вытянешь. В газету свою уткнёшься, с папироской во рту, ничего не слышишь и не видишь, кроме своих статей.  Ходишь вокруг тебя,  словно вокруг недвижимости какой. Ни общения, ни слова ласкового, – упрекнула мужа Ольга.
 - Ну, слушай, тогда. А что будет не понятно, спрашивай…
И Сергей, упёршись спиной в стенку палатки, прижав к себе Ольгу, чтобы ей было теплее,  повёл свой рассказ:

1

                - Машина, крытая брезентом, сопровождаемая неугомонным гвалтом мальчишек и девчонок, двинулась из Бийска в сторону Горного Алтая. Отныне, мы смело могли называть себя туристами.
- Да будет смех и вдохновение!  – кричали юные туристы, глядя на удаляющийся Бийск.

                И смех, и вдохновение царили в кузове, создавая атмосферу лёгкости и непринуждённости. После наших обоюдных знакомств, неразберих и «нюней», нас ждал гостеприимный туристский лагерь «Юность» и полноводная река Катунь, с её интригующими порогами.

                Мы и раньше слышали о знаменитых  Манжерокских порогах, похожих на разброс огромных камней в стремительной и непокорной реке. Но кто их разбросал, люди или боги, никто не знал. Даже местные жители не смогли нам ничего толком объяснить.
- Наверное, плохо спрашивали... – укоризненно проговорила Ольга.

- Хорошо спрашивали!.. – резко ответил Сергей, продолжая свой рассказ:

                - Вода катилась через пороги, и, налетая на камни, огромными горбами выступавшие из реки, разбивалась на миллионы брызг, играющих на солнце. Река пенилась. Её энергия не знала пределов. И шум Катуни, словно высвобождение страстей, в безумстве удовлетворения и воплощения своей сокрытой тайны, был слышен на много километров в округе.

                - Я это видела своими глазами. Но ты красиво так рассказываешь. Прям, словно книгу читаешь, – сказала умиротворённо Ольга, уткнувшись мужу в плечо.
- Нравится? Слушай дальше. Это только начало, – ухмыльнулся довольный Сергей.

                Машину бросало на ухабах. Складывалось впечатление, что она вот-вот развалится.  И нам, гордым покорителям Чуйского тракта, приходилось крепко держаться за борта и друг за друга, поддерживая боевой настрой весёлыми песнями, дабы не улететь в кювет. Подобные случаи бывали нередко.

                Я не пел. Какая-то нерешительность удерживала меня?  Она перемешивалась с дурным настроением. И началось это настроение ещё с Бийска, когда мы ночевали на базе, в каком-то казарменном помещении.  Где, закрыв глаза, в необъяснимом  упадническом состоянии, я лежал на матрасе, постеленном на проваленную сетку старой железной кровати, крепко зажмурившись. До ужаса хотелось вернуться домой, в привычную обстановку. А возбуждённый говор будущих туристов только раздражал.

                Из машины я глядел  на красоты, проносящихся мимо гор, далёких и близких, но влияние  промежуточного настроения, между плохим и терпимым,  ещё долго присутствовало во мне. Зато мой друг, Володька Коротич, гремел своим, недавно сформировавшимся басом, за пятерых. Чувствовалось, что он находился на взлёте благих эмоций.

                - Отчего же вы не поёте, баритон! – обращался он ко мне тоном загулявшего великодушного барина, стараясь в разговоре подчеркнуть резковатый тембр своего голоса.
- Нет настроения, – отвечал я просто, глазея на уникальные, таинственно манящие, пейзажи Горного Алтая,  с чёрными провалами пещер на склонах гор, и сочной зеленью. Я с нетерпением ждал появления хвойного леса.

                - Это же впечатления на всю жизнь! И почему меня в те годы здоровье подвело? – вздохнула Ольга. Сергей поглядел на жену понимающим взглядом.
- Служба в армии тоже богата впечатлениями на всю жизнь, но о Горном Алтае я вспоминаю чаще, –  ответил он Ольге.

                Ещё раньше, на реке Бии, мы бродили по настоящей густой, тёмно-синей тайге, с величавыми соснами, разлапистыми елями, непролазными чащами. И она мне больше нравилась, чем смешанный лиственный лес, пересекаемый лучами солнца.

                Потом, встречающийся вдоль Катуни, лес постепенно перешёл в хвойный. Но особой радости любоваться им не было. Мои спина и задница, в местах соприкосновения с жёсткой скамьёй машины, болели, как будто я до изнеможения боролся с превосходящим в силе противником, и нахватал от него крепких пинков.

                - Так, ты и на Бии был? А я и не знала…
- Слушай дальше, не сбивай с мысли.  Дойдёт очередь, расскажу и об этом, насколько помню…

                Кишки давали о себе знать своим урчанием.  Так  хотелось наполнить их  чем-нибудь съестным. Наконец, наша машина встала. Насколько я понял, каждый отряд ехал в своём грузовике. Машин, прибывших раньше, стояло несколько. И ещё подходили. Чуть ниже, во впадине, нас ожидал лагерь «Юность», окутанный туманом иллюзий и зазывающий соблазнительными запахами предстоящего обеда.

                С возвышенности лагерь смотрелся, как на ладони. Несколько рядов десятиместных палаток, выстроенных строго по линейке, говорили о том, что здесь живут туристы. По бокам, слева и справа от лагеря, простирались два огромных горных хребта, покрытых густой, словно длинноворсный бархат, зеленью. Катунь несла свои воды рядом с лагерем, но купаться в ней было опасно. Вода своим холодом, вызывала спазмы лёгких и сердца, стоило только в неё окунуться. А сильное течение реки сбило бы с ног любого, кто бы рискнул залезть в эту манящую, искрящуюся на солнце, воду. Слишком много «бы», но желающих нарушать предписание начальника лагеря в наших рядах не оказалось.

                Но больше всего, нам, вновь прибывшим, понравился обед.
 - Прям, как в ресторане, восхитился удовлетворённый едой, атлетично сложенный парень, поглаживая свой живот. – Наелся до отвала…
- И правда, кормят здесь не плохо, – выразила своё мнение одна из девушек. – Даже неожиданно как-то…

                Поварихами и раздатчицами были алтайки. И готовили они старательно. И обслуживали туристов добросовестно. Салаты и супы, втрое и третье были из свежих продуктов, и по несколько видов. Добавка не возбранялась. Ели, как «на убой». Это потом, будучи в походах, мы употребляли пищу из концентратов, но и это было вполне аппетитно.

                - Я помню эти впечатления. Мне тогда семнадцать исполнилось, – вмешалась в рассказ Ольга.
 - А мне – шестнадцать. Но я на семь лет старше тебя, и тоже помню всё, словно и не существовало этих пятидесяти с лишним лет, – ответил Сергей.

2

                Отряд формировался на турбазе, в Бийске. Поначалу, трудно было разобраться во множестве имён, умов, характеров. Кто-то ходил нахмуренный, пребывая за барьером неприступности. А кто-то, с первых минут, отличался своим шутовством, веселил молодёжь смешными рассказами. С такими охотно знакомились, считали своими друзьями. Каждый из прибывших молодых людей нёс «своё до кучи».  Нас, барнаульцев, смешали с омичами, и получился полноценный отряд.

                Были в нашем отряде и опытные туристы, успевшие, к своим шестнадцати-семнадцати годам, погулять по лесам и степям нашей  Родины.  Эту категорию представляли в основном  омичи:  Витька, Гошка, Сашка, их друзья, успевшие поработать в геологических экспедициях. У них и походка отличалась от «нашенской», своей, бросающейся в глаза, особенностью, как у ходоков на дальние расстояния. Передвигались они, не поднимая высоко ног, словно отгребали ступнями траву. "Это даёт возможность экономить силы", – объяснял назидательно Гошка.

                Немного опыта имели и мы с Димкой, моим одноклассником. Несколько лет назад нам довелось побывать в Озеро-Куреевском турлагере, на Бии.  Возле села Удаловка мы видели огромную отвесную скалу,  называемую  Иконостасом, метров сто пятьдесят высотой, с выбитым, примерно посередине, барельефом Ленина.  А вокруг барельефа несмываемыми красками было нарисовано красное знамя и написано изречение, что-то вроде: имя его, дела его бессмертны. Конкретного текста я не помню.

                Местные жители нам рассказали историю появления барельефа. Создателем, по их словам, оказался работник райкома партии, Иван Сычёв.  Такая в нём зародилась однажды одержимость, что спал он и во сне видел плоды своего будущего творения. Работал Сычёв с деревянного настила, опущенного на верёвках.

                Потом он, рядом со скалой, поставил урну, для сбора денег. Якобы вознаграждения за свой труд.  Впоследствии, этого горе-зодчего признали невменяемым и увезли в психушку. А когда он вылечился, то, глядя на барельеф, удивлялся: «Неужели, это моя работа?..» 

                Некоторые из нас, самые нетерпячие, лазили на вершину скалы. Река Бия, с  высоты скалы, казалась голубой лентой, с отражёнными в ней солнцем и облачным небом. А берег реки был похож на небольшой песчаный пляж. Самые отважные туристы пытались купаться, несмотря на категорический запрет.

                Ещё раньше, до Иконостаса, мы поднимались на гору Синюху, с её разросшейся до гигантских размеров травой, имеющей «блевотный» запах, выворачивающий нутро наизнанку. Не каждый смог вытерпеть вонь обильно-водянистого сока растений. Особенно девчонки, то и дело рыгающие где-нибудь под кустами.  Гора возвышалась напротив лагеря, через реку. Кстати, возле села Манжерок, тоже есть гора Синюха, той же высоты – тысяча двести метров. Их по Алтаю три или четыре насчитывается.

                - Всё девчонки, да девчонки! В вашем мужицком представлении, это самый слабый пол. А на самом деле, мы выносливее вас, и не распускаем «нюни» в случае неудачи, – съязвила Ольга…
 - Ну да! А кого тогда, после пробного похода домой отправили? – возразил ей Степан.
- Случаются нюансы, ну и что? С кем ни бывает? – попробовала оправдаться супруга.

                - В районе села Дайбово, мы прокатились немного по реке, на, изготовленном из досок, баркасе. Проплывающие брёвна лесосплава молотили в днище нашего "судна", но мы не думали о том, что могли перевернуться. Рассмешили местные ребятишки, набившиеся, как сельди в бочку, в оцинкованную ванну и отправившиеся в плавание, чуть ли ни к противоположному берегу. Гвалт стоял на всю реку.

                - Вот бесстрашные! – рассуждали мы. – А если ванна развалится или воды начерпает?..
- Да они выросли на этой реке. С пелёнок плавать умеют. И холод им привычен, – произнёс, как сейчас помню, наш одноклассник, командир отряда, Женька. К противоположному берегу, возле какой-то отвесной скалы, пристали и мы.

                - Во встречных сёлах наш отряд давал концерты, и местные жители очень тепло нас принимали. Кричали «бис», «браво» и громко аплодировали.  Особенно восторгались нашими выступлениями остановившиеся на днёвку геологи. Это сейчас я понимаю, что признание наших талантов было направлено на поддержание в нас творческого духа. А в те годы мы воспринимали восторги геологов за «чистую монету».
 
                Мы ставили сцены из юмористических спектаклей. Особенно нам нравились интермедии из выступлений Аркадия Райкина. Читали стихи, пели военные песни, и видели в себе добросовестных артистов,  полностью отдающих личное время и силы пробудившемуся в наших юных сердцах искусству.

                - А про турлагерь на Озеро-Куреево я раньше не слышала, – произнесла удивлённо Ольга…
- Лагерь недолго просуществовал. Ты могла и не слышать. О причине его закрытия я не знал. Да и что я мог знать в свои тринадцать лет? – ответил  Сергей. И ещё мне запомнилось, как мы по очереди тащили рюкзак моего однокашника Димки, ошпарившего весь левый бок, с рукой и ногой, в таёжной бане, топившейся «по-чёрному». Тепла ему, видишь ли, побольше захотелось. Вот и подсунулся под самый пар.

                - Уже, будучи в турлагере «Юность», мы собирались кучками, для более близкого общения и вели разные разговоры.
- А здесь вообще-то интересно, – молвил худой, костлявый паренёк, похожий на старца. В машине, на пути в лагерь, он любезно угощал мальчишек и девчонок конфетами. Девчонки охотно брали из кулька сладости, чуть ли не горстями. Мальчишки же держали себя достойно, и если лакомились, то, с извинениями, доставая конфеты по одной, двумя пальцами, словно дамы-скромницы.

                - Лет девять езжу по разным лагерям Горного Алтая, – продолжал паренёк, обильно пуская в пространство едкий дым от дешёвой сигареты, явно показывая свою взрослость. – Надоело. Нет мочи…
Он многозначительно улыбался, словно знал что-то лишнее, чего не знали мы.

                Рот его зиял желтизной от прокуренных, никогда не чищеных, зубов. И кончики пальцев на руках, указательного и большого, были пожелтевшими, как у заядлого курильщика. А засаленная шевелюра, давно не мытая, распадалась на две части, открывая, посередине головы, широкий пробор.
- Твой пробор - не плохая дорога для вошек - съязвил Витька Таскин, парень из Барнаула.
 
                - Однако ты многословен в своих рассуждениях, и сколько тебе лет? – спросил Димка. -  Поглядим, что с тобой дальше будет…
- Восемнадцать недавно стукнуло, – ответил паренёк. Он витал в сизом табачном дыме, словно дряблый шар, на излёте, и таял в огромных штапельных шароварах, с большой чернильной кляксой на заднице, очертаниями похожей на Чёрное море, словно накануне сидел в луже из растёкшихся чернил.

                По заумному виду, парень напоминал джина из бутылки, кем-то, невзначай, открытой.
 - Что-то не «пахнет» девятью годами странствий по Горному Алтаю. По-моему ты, дружок, приврал малость.  А зовут-то тебя как, – не унимался Димка, сморщившись. Видно было, что ему явно не понравился этот бахвалистый парень. Тот ответил гордо:
- Николай…

                Со временем, мы узнали Николая поближе. Ничего в нём злобного и вызывающего не было. Но парень отличался своей уникальностью, чем и был популярен, особенно у девчонок. В своём мышлении он придерживался железной логики, в корне отличавшейся от мнений других своих сверстников. Это и служило причиной насмешек, добрых и злых шуток.

                Однако Николай не бросал вызов СВЕТУ. В СВЕТ его толкала ТЬМА толпы. И горе, если оно таковое и было, то не от его ума, а от непонимания окружающими этой уникальной личности.

                - Опять ты девчонок обособил, Сепёжка. Но умно рассуждаешь! И в мыслях нет, что мой муж способен философствовать. Но мне кажется, что ваш Димка был злым и своенравным мальчишкой…

                - Он воспитывался в интеллигентной семье, в обстановке вседозволенности. Один сын у родителей. Ему уделялось много внимания. Вот и рос баловнем, – ответил Сергей, закуривая.

3

                Витьку, из Омска, как самого опытного туриста, мы избрали своим командиром. Конечно, командир для нас, был бы лучше из  Барнаула, но такой личности не нашлось, и мы, против кандидатуры Витьки, возражать не стали. Весь вид его соответствовал новому званию. И высокий, и бицепсы мощные, и голос командирский, и навыки налицо. Инструкторша наша по туризму, девятнадцатилетняя Раиса Павловна, студентка педагогического института, смотрелась перед ним очень «бледно».

                В отряде было десять барнаульцев и десять омичей. В нашей Барнаульской десятке преобладали девчонки. Их набиралось аж семь. Одна из них – Новоалтайская, чернявенькая девочка с карими глазами. Звали девчонку Ирой, и мне она чем-то понравилась. А чем, я сразу и не разобрался…
 - Мне бы мог и не рассказывать о своих симпатиях, – надула губы Ольга.
- Так это ж давно было, более полвека назад. Что тут особенного, – попробовал оправдаться Сергей, но Ольга «отквасила» губы, изобразив на лице обиду.

                - А одна девушка, почему-то, оказалась Леной. Хотя её настоящее имя Лариса, – продолжил свои воспоминания Сергей. –  Мы-то с Димкой знали, что  её зовут по-другому. Как-никак, учились с ней с первого по восьмой классы, а потом она поступила в техникум.
 - А почему ты Лена? – спросил Ларису дотошный Димка.
 - Так надо. А что, имя не нравится? – ответила кокетливо Лариса.
 - Замечательное имя, но как ты умудрилась его заполучить? – спросил я у Ларисы.
- А вот, не скажу! Много будете знать, скоро состаритесь!..

                Конечно, впервые увидев нас с Димкой, она опешила. Не ожидала встретить знакомых парней в отряде.
 - Мальчишки, только никому не говорите, как меня зовут на самом деле, – убедительно просила нас Лена-Лариса.
- Ладно, договорились, – соглашался Димка. – Только, для меня лично, ты шпионка. И при удобном случае я расскажу о тебе…

                От Димки всего можно было ожидать, в этом я не сомневался, но Лариса ему по-дружески верила. А он радовался,  что она попалась «на крючок». И не просто радовался, а злорадствовал. Такая у него была мерзопакостная натура.


4

                Через два дня мы пошли в пробный поход. Куда ходили, я не помню, но лес вокруг стоял тёмный и непролазный. Сосны вершинами упирались в небо, сквозь них, где они были реже, виднелись горы. В начале похода, под руководством Витьки, мы упражнялись в установке палаток.

                Выяснилось, что Раиса Павловна в этом деле «ни в зуб ногой». Витька терпеливо объяснял ей приёмы её установки, а наша руководительница смущённо глядела на него и делала вид, что ничего не понимает. Может, умышленно привлекала к себе внимание. Инструктор по туризму не может «не понимать», как ставится палатка.

                Витька был моложе её на два года, но мы видели, что он «положил глаз» на нашу инструкторшу. Они частенько уходили гулять в лес. Витька держал Раису Павловну за руку, а когда их фигуры показывались из-за сосен, его рука лежала на её плече. Конечно, этот факт не оставался без нашего внимания. Вслух мы ничего не говорили, но заговорщицки перемигивались, перешёптывались, особенно этим грешили девчонки.

                Парень, по-джентльменски, оказывал Раисе Павловне знаки внимания, многозначительно улыбаясь при этом. А щёки её краснели, и веки стыдливо опускались, однако внимательного ухажёра она не отвергала. Омичи поощряли Витькины действия, а мы, барнаульцы, относились к ним ревностно.

                Вечером многие из отряда сидели в палатках, по трое-четверо в каждой. Димка находился с омичами и пытался что-то петь. Те ему подпевали. Прислушавшись, можно было понять, что это песня из кинофильма "Путь к причалу", популярная, в начале шестидесятых годов. Девчонки же располагались вокруг костра и о чем-то судачили, иногда взрывая ночную тишину дружным смехом.

                Мы с Коротичем терпеливо слушали нестройный ансамбль, возглавляемый Димкой. А потом стали их перебивать своими не менее популярными песнями. Парни в других палатках дружно нам подпевали. И даже Димкин ансамбль включился в общий хор. Песни лились, уносясь к далёким звёздным мирам. Мы пели «Бирюсинку», «Девчонки танцуют на палубе», «Мальчишки», и другие песни Александры Пахмутовой. Но самая наша любимая, «Главное, ребята…», пришлась всем по душе. Её подпевали даже девчонки у костра. Песни сплачивали нас, и уже не замечалось такого разношерстья, как в первые дни, после наших знакомств. Недовольным оставался только самолюбивый Димка.

                Напоследок, когда пыл творчества слегка увядал, отходя ко сну, мы с Коротичем исполняли распевочное упражнение М.И.Глинки. Его практиковали в хоре клуба Меланжевого комбината:

Дядя Яков, дядя Яков
Спишь ли ты, спишь ли ты?
Слышишь звон на башне,
Слышишь звон на башне?
Динь-динь-дон, динь-динь-дон…

              На этот раз нас никто не поддерживал. Отряд дружно засыпал, и никакого «звона на башне» он не слышал. А утром Лариса-Лена восхищалась:
 - Ой, мальчишки, вы так красиво пели! Вот, не ожидала!..
- Теперь знай, что мы «не лыком шиты» – отвечал я, не скрывая удовольствия.


5

              Мы вернулись в лагерь. Ещё через день нас ждал основной многодневный, всеми желаемый, поход. Под напевные звуки горна, мы дружно выстроились на спортивной площадке, под багряным флагом, развевающимся на длинном шесте. 

              Прозвучало несколько напутственных слов от начальника лагеря, и мы двинулись в путь-дорогу. Нам предстояло пройти от турлагеря до Чемала, затем, в районе деревни Усть-Низя, через подвесной мост, переправиться на противоположный берег Катуни и вернуться в лагерь, на пароме.

              Перед торжественной линейкой мы набивали вещами и снедью свои рюкзаки. Спорили, кому достанутся свёрнутые палатки, надетые на длинные берёзовые палки. Я положил себе в рюкзак верёвку, лапшу, хлеб и сахар, надеясь, что с каждым привалом, мой рюкзак будет «худеть». Так оно и вышло. 

              Лапша и сахар убывали быстро. Да и хлеб расходовался неплохо. Наши юные желудки активно переваривали любую пищу и просили добавки, но лапша, по отношению к другим продуктам, шла на «ура». А палатки мы тащили по очереди.

              В первый день путешествия наш отряд шёл через горный перевал, высотой метров триста. Не всякий «умный» смог бы его обойти, но для туристов, особенно таких одержимых, как мы, преград не существовало. Узкая каменистая тропа, шириной в две стопы, вела нас по краю склона. Обувь, то и дело, соскальзывала с камней, пот застилал глаза. Пригодилась и верёвка, именно та, что лежала у меня в рюкзаке.

              Мы вытянулись длинной цепочкой и держались за неё, как за перила. Одна из девчонок соскользнула с тропы и с визгом покатилась по склону. Завизжали и другие, сочувствуя пострадавшей.
- Руки расставляй, чтобы далеко не скатываться, но верёвку не выпускай!.. – хладнокровно скомандовал Витька. И мы дружно втащили горе-туристку на тропу.

              - Прям уж, горе-туристку. Скажешь тоже. С кем не бывает. Но страшно! Я бы так не смогла. Хорошо, что меня в своё время домой отправили, – прошептала Ольга, теснее прижавшись к Сергею.
- Туризм не для слабаков, даже если это девчонки! – многозначительно заметил супруг. Он настолько увлёкся воспоминаниями о своей юности, о Горном Алтае, что потребность выговориться владела его чувствами, как навязчивая идея.

              Тропа пошла на спуск. Но впереди нас ждал небольшой обрыв. Мы побросали вниз палатки, полупустые рюкзаки, и налегке миновали препятствие, спускаясь по верёвке. Руководил спуском Витька. Перевал кончился. Перед тем, как войти в село Манжерок, которое оказалось не так уж и далеко от лагеря, развели небольшой костёр. Сварили обед и наелись до отвала вермишелью с мясной тушёнкой, явно осознав вкус победы и сопутствующее ему слово, «цель». Но тут нас и накрыл сильный ливень.

              В косматых тучах блистали снопы молний, вгоняя девчонок в ужас. Раскаты грома, зарождаясь в горах, рассыпались эхом по тайге, словно штабели брёвен, сбрасываемых с лесовозов. И каждая вспышка, сопровождаемая взрывом небес, не обходились без испуганного визга.

              Ну, а парни держались с достоинством.  Отряд пробирался среди мокрых деревьев, прямо по лужам, скрывавшим тропы, лесные дороги и корневища деревьев, выступающие из-под земли, словно спины огромных змей. Мы запинались о них при ходьбе, но для нас, романтически настроенных покорителей Горного Алтая, это не было ощутимым препятствием. Отряд вышел на остановку автобуса. Там, под навесом, мы пережидали ливень.

              Тучи иссякли, и кучевые облака, как позолоченные клочья ваты, плыли в синем небесном океане. А мы, словно находясь на дне, глядели на вершины гор, дочиста отмытых в ливневой купели. Но, вот и здание старушки-школы, где нам разрешили переночевать. Мы сушили мокрую одежду, восхищаясь временным уютом. Какая-то деревенская девчонка-алтайка притащила ведро молока. Мы ужинали бутербродами, запивая их молоком, не думая о прошедших природных катаклизмах.

                Парни, с разрешения Раисы Павловны, сбегали в магазин за водкой, «для сугреву», чтобы не разболеться. Многие, и мальчишки, и девчонки, выпили перед ужином, потом, играли в карты. Некоторые парни, после выпитого, не могли стоять на ногах.

                Но я не пил и не играл. Ира, тоже не пила и не играла. И Коротич не пил, но делал вид, что в стельку пьян, и громогласно буйствовал, в кругу игроков. Я не сводил глаз с Иры. Она, как и я, стояла в стороне от всех, и разгул толпы ей явно не нравился.
- Брюки-то мокрые. Снял бы да посушил, – заботливо произнесла она. Но у меня не было смены, и я стеснялся об этом сказать.
- Они почти сухие, – ответил я. – Ещё немного, и совсем досохнут…

                - Лариска-а-а-а! -  послышался голос Димки. Я подошёл к нему, чтобы как-то урезонить загулявшего друга. Лариса-Лена тоже подошла к брёвнам, где находились мы с Димкой, и тихо сказала:
 - Чего разорался! Кто-нибудь услышит, да не так поймёт…
- Испугалась? – злорадствовал Димка. – Шпионка! Погоди! Выведу тебя на чистую воду!..

                - По-моему, ты лишку выпил, Дима! – сказала ему Лариса-Лена.
 - Сколько надо, столько и выпил! – парировал Димка.
- Никто, кроме меня, не слышал  ни Димкиного крика, ни разговора. Все были увлечены картами. А Ира не придала этому значения. Она не предполагала, что Лена может оказаться Ларисой.

                Мне не нравилась коллективная пьянка. Я, обозлившись на  парней и девчонок, поддавшихся соблазну «расслабухи»,  с силой воткнул свой перочинный нож, с которым никогда не расставался, в дерево веранды. Ира пристально поглядела на меня, но ничего не сказала. По выражению её лица я понял, что она со мной солидарна.

                Я бродил по помещениям школы. В какой-то каморке Гошка учил курить Серёгу, тоже омича. Тот закашливался, но сигарету не бросал. Я не курил, и мне было тошно глядеть на это безобразие…
Сергей видел, как Ольга дёрнулась при его воспоминании об Ире, и добавил:

                - Кстати, ты, Оля, здорово похожа на Иру. Такие же чёрные волосы и карие глаза. Да и фигурка твоя вызывает разнообразные мужские фантазии…
- А в те годы ты тоже находился во власти своих плотских фантазий? – ревностно спросила Ольга.
- В те годы я стеснялся девчонок. А личные симпатии не в счёт. У тебя их разве не было?  Но ты у меня первая, и на всю жизнь…
- Были и у меня симпатии. Но лучше тебя всё равно никто не встретился, – со вздохом расчувствовалась Ольга.
- Не думала, что ты такой бабник…
Она отвернулась от Сергей и обиженно поджала губы.
- Не буду с тобой разговаривать…

6

                - А дальше-то что было — пробурчала Ольга
- Ты же не хочешь меня слушать…
 - Рассказывай...

                - Николай затеял песню «Перед дальней дорогой».  Некоторые, наиболее трезвые, парни и девчата, пытались подпевать его слабенькому, слегка дрожащему тенорку, под храпы и анекдоты уставших и пьяных туристов. Я не заметил, как уснул крепким сном.  А утром нас ожидали снова километры, которые надо было обязательно наверстать.

                Наш маршрут продолжался вдоль Катуни, по Чуйскому тракту. В разгаре знойного лета он казался однообразным. Внезапно,  вдогонку нашему отряду, раздалась команда: «Стоять!..» К нам спешили двое взрослых парней из администрации лагеря. По их распоряжению нас выстроили в одну шеренгу, на шаг от рюкзаков. И эти двое проверяли их содержимое.

                Как они объяснили, в лагере у одной девочки пропали драгоценности. Администрация лагеря решила провести повсеместный «шмон», и найденных виновников снять с маршрута.
- Вообще-то, в лагерь везти драгоценности, глупо. Зачем они ей в Горно-Алтайской тайге? – заметил кто-то из туристов. На него цыкнули:  не твоё, мол, дело.

                Мы, конечно, перепугались. При любом подозрении, нас могли вернуть в лагерь и отправить по домам.
 - У меня в рюкзаке водка осталась, – шепнул Витька Раисе Павловне. – Что делать?..
Раиса Павловна, на свой страх и риск, отозвала одного из проверяющих, пошепталась с ним. Он что-то негромко сказал своему напарнику. И, при тщательном осмотре  наших пожитков, проверяющие «ничего не заметили». На мой взгляд, решающую роль в этом случае, сыграло обаяние Раисы Павловны.
 
               Отряд, еле отрывая подошвы своей обуви, от залитого гудроном тракта, с трудом шагал по июньской жаре. Лес, горы и солнце воспринимались нами, как муляж.  Мы завидовали туристам, ушедшим на Кара-Колы. Там, как нам казалось, было интереснее. В действительности, мы возымели мокрые мозоли на ступнях, которые болели, будто на них насыпали соли. Отставшим от отряда некогда было отдыхать на привалах. Как только они доходили до отдыхающих, звучала команда: «Подъём!..», и отряд снова отправлялся в путь, невзирая на восклицания «инвалидов».
 
               Зато, на большом привале, с предполагаемой ночёвкой, мы лечили свои мозоли и смеялись над Николаем, интеллектуальным заумным «старцем». Он блистал своими поучительными изречениями, выдавая их за истину. Речь его изобиловала мудрыми пословицами. Диоген, покинувший бочку, он брёл по свету, наивно даруя обществу свой ген добра, нарываясь на непонимание.
 
               - Похоже, вы не очень-то жаловали Николая. Представляю ваши злые лица, смеющиеся над парнем! – перебила Сергея Ольга.
- К нему относились по-всякому. Подчёркивали его карикатурность, но зла не было. Да и не смеялись мы над ним, а подсмеивались. А в этом есть разница. Я тоже подсмеивался, а Коротич стоял за него горой. Большинство издёвок исходило от Димки, главного пересмешника…

               Ни один привал не обходился без того, чтобы не поюморить над Николаем. И он снисходительно к этому относился, словно хотел сказать: «Пускай побалуются дети…» Парень глядел на нас немного свысока, как-никак, всё-таки он был годами постарше. Щёлкал  направо и налево своим «Зенитом». Заснял множество пейзажей. Нас фотографировал и группами, и в одиночку.  Ну а «дети» баловались. И он мирился с их баловством, не хуже кота Леопольда, после поимки проказников-мышей.

               Он и на Димку-то не обижался. Всё приговаривал: «Ох, Димка, Димка…», вроде  бы с намёком: «Доведёшь ты меня…» Но Димка не понимал его снисходительной улыбки, и старался изо всех сил «насолить» Николаю. Однажды, когда все устали чудить, один из туристов достал свои брюки со словами:
"На, Коля, поноси. Может, понравятся..."
Брюки оказались длинноватыми, и штанины смотрелись, как две гармошки. Однако Николай был в восторге.

              "Модные брючата! – молвил он, разглядывая себя в дамское круглое зеркальце, с букетом трещин. – Однако надо себе такие завести…"
Небрежным жестом он накинул плащ с оторванным хлястиком, болтающимся, как хвост, и под наши, еле сдерживаемые, улыбки, готовые в любую секунду разразиться смехом, полез в палатку к девчонкам.
 
              В палатке произошёл решающий взрыв эмоций. Он, как детонатор, воздействовал на нашу сдержанность, и под общий хохот,  Николай, с кумачово-красным лицом, выскочил из палатки. Но, тем не менее, он не скрывал своего удовольствия.

              Потом, мы, по сложившейся традиции, пели у костра. Николай, задумчиво-серьёзный, вздыхал:
- Вот так бы, до самой утренней зари и пел, имей я такой же звучный голос, как у вас, Серёга и Володька…

               - Твой голос прекрасно звучит. Уж поверь нам, опытным солистам, – успокаивали мы с Коротичем погрустневшего Николая. – У тебя природный тенор, и он отлично ложится на слух…
 - А давайте, я вам спою свою любимую «Перед дальней дорогой»…
- Давай! – соглашались мы.  И он затягивал свою любимую, и ему дружно подпевали туристы, совершенно не думая о том, что над парнем надо смеяться.

               - Вот такое доброе отношение к Николаю мне нравится, – вставляла свою реплику Ольга, а Сергей продолжал свои воспоминания:
Мы не только над Николаем подшучивали. Случалось, что подсовывали огромный булыжник в рюкзак кому-нибудь из парней покрепче.  И тот добросовестно, под наши смешки, тащил его до следующего привала. Чаще, такой выбор падал на командира отряда Витьку. А тот, если что-то и чувствовал, был до такой степени самолюбив, что «не замечал» прибавки в весе рюкзака. А на привале, самолично выбрасывал камень.


               А как-то Гошка, в самую жару, заявил, что может заморозить воду в ведре, поскольку испаряющаяся вода отбирает тепло. Для эксперимента он выбрал самого маленького, Толика, нашего земляка. Он дал ему ведро с водой и заставил поднять его, как можно, выше. Толик, весь напрягшись, добросовестно выполнил указание Гошки. А тот, недолго думая, вроде бы поправляя ведро, опрокинул его на Толика.
 
               Мы, конечно, смеялись, Раиса Павловна улыбалась. Витька, как обычно, был серьёзен, а Толик не обиделся. Он только отфыркивался, не ожидая такого исхода. Да и мы не предполагали подвоха. Жара настолько всех донимала, что всё содеянное Толик обратил в юмор. А мы, потом, решили, что и самим не грех пообливаться Катунской водичкой.

7

               Когда отряд расположился на очередную днёвку, шестерых парней, Гошку, Димку, Коротича, Толика и меня, под командованием Витьки, послали в разведку. Состав разведчиков подбирала Раиса Павловна. И почему она с нами послала Витьку, было не понятно. Обычно, она держала его при себе. А тут... На длинном привале, местная молодёжь пригласила нас в сельский клуб, на танцы.
 
               У наших парней и брюки выходные оказались, и рубашки белые, и утюг где-то раздобыли. Я, правда, не хотел идти, поскольку не любил танцы.  Для меня это были пустые вихляния. Да и смены брюк я не имел. Ира тоже, к моему удовольствию, изъявила желание остаться. И мы с ней готовили ужин для отряда.
 
               Витька и Раиса Павловна, как нам рассказали потом возбуждённые вечеринкой  туристы, друг от друга ни на шаг не отходили. Даже «чарльстон» пытались изобразить, да плохо получилось. А в разведку, предполагаемую нашим маршрутом, она Витьку от себя отправила.

                На протяжении нескольких километров от последнего привала, мы должны были изучить местность, определиться с дорогой и доложить об увиденном и изученном нашему инструктору.
 
               С основным отрядом предполагалось встретиться утром следующего дня. Провизия у нас была. Мы пили чай с манной кашей и были несравненно рады представившейся возможности пожить, хотя бы сутки, в «свободном полёте», как истинные романтики.
 
               Однако меня постигла небольшая беда – сломалась оправа очков. Я вынужден был ходить без них, щурясь от близорукости. Но вскоре глаза привыкли, и окружающий мир стал реально восприниматься. Правда, контрасты были размытыми, но я не отчаивался.
 
               Оправа развалилась по старой трещине, возникшей ещё зимой, когда в мальчишеской потасовке Коротич кинул на меня, сбитого с ног, соседского мальчишку. Тот упал на очки. Оправа треснула, но не сломалась. Я дополнительно залил место слома клеем БФ-2.  Витка заулыбался:
 - Ты без очков такой смешной!..
- Что делать! – ответил я. – Такова жизнь! Не знаешь, на каком этапе споткнёшься…

                И я действительно «споткнулся». Что-то мешало мне сидеть. Там, где начиналась нога, впились два клеща, надутые, как пузыри. Об этом мне сообщили парни, обследовавшие моё место для сидения. Они осветили зажжённой берестой ту область, где впились клещи. На землю спускались сумерки. Береста, время от времени, гасла, а догорающий пепел падал на место поражения, густо заросшее волосами. Волосы вспыхивали. Пахло палёной шерстью.

              - Ну и шерстина у тебя. Ты почему такой волосатый? – спросил Димка.
- Не знаю. Сами выросли. Я же не специально их выращивал, – ответил я, игнорируя юмор друга.

              - Волосатые мужчины, обычно, счастливыми бывают. В Америке специально волосы на грудь наклеивают. Таких красавцев и девочки сильнее любят. Тебя, поди, тоже любят? – не унимался Димка.
- Да отстань ты, не до тебя мне сейчас! – ответил я раздражённо.

             - И где это ты клещей нахватал? – спросил меня Витька. – На нас на всех ни одного, а на тебе сразу два…
- Лес большой, а клещей ещё больше. Я, похоже, вкуснее всех оказался. Не зря же они мою заднюю часть выбрали, – попробовал я пошутить, но мне было не до шуток.
 
             Потом я вспомнил, что перед привалом мы сидели на каменистом берегу Катуни. А клещи на камнях так и кишели…
- Придётся резать! – беспрекословно заключил командир. У меня от страха задрожали поджилки, и мороз побежал по коже.

             - Как это, резать? – взмолился я. – Ведь живое же тело-то!..
Но парни уже калили на огне мой тупой, с покупки не точенный, нож. Единственной достопримечательностью его были ложка и вилка, составляющие комплектность.

             - Не надо резать! – закричал я в истерике. – Не дамся!..
Тогда парни нашли швейную иглу и принялись выковыривать клещей. Но их попытки оказались бесполезными. Клещи всё глубже и глубже вгрызались в моё тело.

             - Ведь заболеешь, дурина. И никто тогда не сможет вылечить! – назидательно продиктовал мне  Витька.
 - Пусть заболею, а сейчас не дамся! – продолжал я кричать.
- Дурак! Тебе же лучше сделать хотим! – резко высказался Димка. – Забыл, как я весь сезон в Озеро-Куреево с повязкой на руке ходил. А ведь всего-то, обжёгся в таёжной бане сухим паром. У тебя опаснее. Энцефалит болезнь серьёзная. Лечению не поддаётся…

             - Ну, коли такая реакция пострадавшего, то лучше обратиться к врачу! – принял решение Витька. И мы отправились в близлежащую деревню. Около часа с парнями метались по темнеющим улицам деревни, пока местные жители не показали нам дом со светящимися окнами. Мы вошли в избу. На топчане лежал заросший седыми волосами дед, с окладистой бородой. На нас он не обратил ни малейшего внимания. В углу, над книгами, склонилась белокурая девушка в ситцевом платье с  мелкими сиреневыми цветами. Возраст девушки был примерно, как у Раисы Павловны.
 - Вы врач? – спросил Витька у девушки.
- Я фельдшер. Ко мне какие-то вопросы?..

               - Да вот, клещи впились. Не знаем, что делать, – сказал я.
 - Покажите место, куда впились клещи…
 - Да неудобно как-то. Штаны надо снимать,  – возразил я.
 - Как хотите, конечно.  Но не мешало бы показать! строго сказала фельдшер. – А покраснение есть?..
- Я не знаю. Они только-только впились…

             - Если появится покраснение, то немедленно обращайтесь ко мне. И никаких стеснений. Я не пугаю, но вопрос серьёзный. Хотя клещи сейчас не ядовиты. Их опасный период – конец мая, начало июня. А сейчас июль приближается. Вы меня поняли?..

           - Я понял вас, и сам заинтересован, чтобы не заболеть, – сказал я фельдшерице…
 - Я вижу, как вы заинтересованы. Место укуса постеснялись показать, – с улыбкой сыронизировала девушка. Мы вернулись к кострищу и снова развели огонь. На второй день рана засохла. Я чувствовал себя героем, пережившим серьёзную травму. Рано утром к нам пришёл основной отряд.

8

              Мы дошли до Чемала. Поглядели, как в серо-голубую плоть Катуни вливался чёрный шлейф речушки Чемалки, похожий на червя. След речушки доходил до грохочущей стремнины, а дальше растворялся в водах  грохочущей реки. На отвесных скалах мы видели росписи неизвестных туристов, типа «Здесь были Вася и Катя».  Видимо, эти писарчуки не дружили с головой, коли умудрились оставить память о себе в таких недоступных для нормального человека местах.

             А через некоторое время, уйдя от Чемала на приличное расстояние, перебравшись по подвесному мосту да противоположный берег, мы услышали шум Камышлинского водопада.
- Водица мутная! Не феномен! Я ожидал большего! – заметил Димка. Водопад действительно никому не понравился. Или мы изрядно нагулялись, утратив интерес к достопримечательностям Горного Алтая. Но впечатления о нём не осталось.
 
             Поход шёл к завершению. Нам осталось дойти до Тавдинских пещер. Дошли и до них. В самих пещерах стояла кромешная тьма, хоть глаз коли, словно в абсолютно чёрном теле.

             - И вы не боялись? – спросила Ольга. Она, затаив дыхание, слушала мужа, однако не смогла удержаться от детского вопроса.
 - А чего нам бояться-то! Мы большенькими были. Хотя был один случай, когда мы здорово перепугались…
 - Ой, расскажи об этом случае!..
- К нему я и подошёл.

             Пещеры были похожи на жилища эха. Но и духи, видимо, здесь присутствовали. Мы даже почуяли запах серы. Тьма мешала ступить нормально ногой по земляному полу. Казалось, что вот-вот запнёшься обо что-нибудь.
 
             Зажжённые спички не могли осветить всего пространства и тут же гасли, словно их кто-то задувал. Возможно, это был хозяин пещеры, дух, которых в Горном Алтае хватало на каждый случай жизни. Мы разговаривали только шёпотом. И пещеру быстро покинули, а в другие лезть уже не хотелось.

             Снаружи, в скале, обнаружили какую-то щель. Командир пожелал её обследовать, хотя страхи от посещения большой пещеры нас ещё не покинули. Но видимо ему, максималисту, мало было приключений. Он и в большой пещере пытался говорить в полный голос, но девчонки на него «зашикали», и он "притушил" звук. Мы с ехидством обсуждали тех, кто ныл, трусил, перестраховывался. Но… горбатого могила исправит…

             Щель, внутри, представляла собой длинный коридор, достаточно узкий, чтобы в него смог пролезть такой верзила, как Виктор. А в конце коридора наш командир безнадёжно застрял, и чадящий факел тушил уже на груди. не далеко лежал чей-то скелет, но дотянуться до него Витька не мог.

             Дышать было нечем.  Сказывались нехватка кислорода, известковая пыль и дым факела. Лицо и тело покрылись липким потом.  Командир, наконец, понял, что одному ему выбраться будет не под силу. Тогда он закричал, что было мочи:
- Сюда! Скорее! С верёвкой! Я застрял!..

             Мы не знали, как помочь товарищу. Худой, как велосипед, Николай бы справился. Однако он испуганно дрожал, словно замёрз на летнем жарком солнце. Тогда к Витьке напросился Толик. Он юркнул в щель и быстро дополз до командира.  Тот с надрывом произнёс:
 - Помоги мне протолкнуться вперёд. Там пошире, и мы сможем развернуться…
Толик упёрся в Витьку обеими ногами и сдвинул его с мёртвой точки.
- Спасибо, Толик! Ты мне здорово помог.  А то я думал, что кончусь в этой проклятой дыре…

            Наступил конец страхам. Посветив фонариками вглубь щели, мы обнаружили явное шевеление. К выходу полз Витька. За ним - Толик. Он тянул верёвку. К ней был привязан скелет. Девчонки сначала испугались, но потом, оправившись от испуга, возликовали и даже расцеловали Толика в обе щёки.
- Ну, Толик! Маленький, а ловкий. Он симпатичен нам! – верещали они, не скрывая своей радости.

            - А что же со скелетом? – спросила Ольга.
 - До сих пор не знаю, как его туда занесло. Мож, алкаш какой? С собой мы скелет не взяли. Так, возле входа в щель и бросили…
 - А зря! Вдруг, это какая-то историческая находка?..
 - Да мы об этом и не думали -  радовались, что Витька выбрался…

9

          По Катуни, на пароме, мы плыли в лагерь. И как ни старались торопить усталый паром, он тащился еле-еле. По прибытии, отряды готовили свои отчёты по результатам походов. Администрация лагеря требовала, чтобы мы представили концертные номера, для заключительного вечера. Один из нас должен был рассказать о походе на отчётной пресс-конференции. Кроме того, мы должны были принять непосредственное участие в соревнованиях поваров, костровых, тянуть канат.

          Я изъявил желание участвовать в отчётном концерте. Выбрал кучу песен, на что Коротич сказал:
 - Ты не осилишь такую нагрузку. Голосок-то у тебя слабенький, а песни сложные. Да и много их…
 - А ты бы осилил? Хоть у тебя и железобетонный бас, но бездушный – сказал я с ехидством.
 - Я бы осилил. У меня голос мощнее. Да и многие из выбранных тобой песен я дома пел…

          - Ты, просто, бахвал! Но знай, я тоже осилю. Я тоже пел эти песни, и они у меня неплохо получались…
 - Посмотрим! Но я в концерте участвовать не буду. Да и разговаривать с тобой не хочу, после твоего непонимания…
 - Ну и не разговаривай! Подумаешь, великий певец! Я и без твоего участия обойдусь…

           Мы не разговаривали целых два дня. Потом Коротич позвал меня  на берег Катуни.
 - Прости, если можешь! Я был не прав – произнёс он, понурив голову.
 - Я тоже был не прав. И забудем об этом. Мы же друзья. После нашей ссоры я чувствовал себя очень одиноко…
 - И я тоже. Будем считать, что между нами ничего не было…
- Будем! – с радостью ответил я.

           А моё участие в концерте отменили. Другой отряд подготовил музыкально-литературный монтаж, и песни, которые я наметил для исполнения, были в этом монтаже. Я облегчённо вздохнул. Петь-то не особо хотелось. Да и уверенности в своих силах всё-таки не было. Коротич оказался дальновиднее, что пришлось мне молча признать.

           Зато, Раиса Павловна назначила меня на отчётную конференцию. Что она нашла во мне? Я вроде не отличался болтливостью. Пришлось проявить все свои дипломатические способности. Но и здесь Коротич пытался ворчать:
 - Всё ты да ты. Наверное, чем-то понравился Раисе Павловне…
 - Не говори чепухи, Вовик. А если есть сомнения, то сам спроси у Раисы Павловны. Потом, мне расскажешь…
Коротич угомонился. Но желание быть на виду в нём присутствовало.

           На пресс-конференции я заявил, что маршрут нам, в целом, не понравился. Слишком он нудный и однообразный. Рассказал об увиденном на Камышлинском водопаде и в Тавдинских пещерах, умолчав о случае с Виктором Колесниковым.  Потом мне пришлось отвечать на «расстрельные» вопросы, заданные «вперекрёст». Но я находил на них быстрые и лаконичные ответы, не без юмора, конечно, чем рассмешил членов комиссии и публику. В общем, «кота за хвост» не тянул.

           - Молодец! – сказала Раиса Павловна. – Твоё выступление  оказалось самым лучшим…
 - Вот уж не подумала бы, что ты у меня такой говорун, – заулыбалась Ольга.
- Молодость есть молодость. В разные периоды своей жизни мы частенько бываем отличными от нас же самих, в другие времена. Диалектика! – ответил Ольге Сергей, глядя куда-то в пространство.

           - Потом, мы разжигали костёр, от одной спички, готовили на нём кашу в котелке. И во многих случаях выглядели лучше, чем другие отряды.   Да и канат тянули дружно. Омичи «положили всех на лопатки», а мы, барнаульцы, им помогали, держась за хвост толстой верёвки.
           После ужина нас всех собрала Раиса Павловна. Рядом с ней сидела Лена, понурив голову.
 - Сообщаю всем интересную новость, – заявила Раиса Павловна. – Сама об этом узнала недавно. Наша Лена,  оказывается не Лена, а Лариса…
 - Как так? – удивились туристы.
- А вот так. Ларисонька, тебе слово…

           И Лариса рассказала отряду историю с изменением своего имени:
- Я с рук купила «горящую» путёвку. А там имя Лена значилось. Так я и стала Леной, вместо своего настоящего имени. Сначала боялась, что об этом узнает администрация лагеря, и меня отправят домой. А теперь бояться нечего. Сезон кончается. Все мы разъезжаемся по домам. Со Серёжей и Димой мы учились в одном классе, но они меня не выдали. Спасибо вам, ребята! Первый человек, кому я доверилась, очень уважаемый мною, это наша Раиса Павловна. И вот, теперь я исповедуюсь перед отрядом.

           - Кому какое дело, Лариса ты или Лена? Ничего бы не произошло, если бы мы раньше узнали об этом. Главное, ты наша замечательная девчонка, – великодушно отозвался Толик.  И весь отряд с ним согласился.
- Ещё раз спасибо всем! Вы такие хорошие и добрые. Дай бог, увидеться с вами ещё раз, и пройти не одну сотню километров, – расчувствовалась Лариса.

           - Завтра, – продолжила Раиса Павловна. – На общем построении, вам всем вручат значки «Турист СССР» и документы к ним. Кто уже имеет это звание, не беда. «Кашу маслом не испортишь»…
Мы с Димкой и омичи имели эти звания, но после слов Раисы Павловны  предвкушали процесс вручения.

            - Так ты ещё и «Турист СССР»? – удивилась Ольга.
- Да! И даже дважды! Значки до сих пор где-то в шкатулке у детей хранятся, если они никуда их не заныкали, – с гордостью ответил Сергей.

            - Теперь ещё одна новость, не такая для вас важная, и касается  только меня. Завтра я уезжаю в Барнаул. Билет приобретён. Два дня и без меня перекантуетесь, – проинформировала нас Раиса Павловна.
 - Вот это новость! А как же?.. – послышались недоумённые голоса.
- Значит, появилась такая необходимость. Надо мне домой! Срочно надо! – ушла от прямого ответа Раиса Павловна.
 
            Я видел, как криво ухмыльнулся Витька и опустил голову. Вспомнил, что однажды, из леса, они вернулись порознь. И после этого Раиса Павловна не глядела в его сторону, как и сейчас. Возможно, что разногласия с ним и послужили причиной её раннего отъезда.
 
            Раиса Павловна уехала. А мы ходили по лагерю, и каждый гордился своим новеньким значком.
- Давайте, я всех вас сфотаю, на прощание! – предложил Николай, но сначала перепишу ваши адреса, чтобы потом разослать коллективный снимок и виды Горного Алтая…
Мы по очереди продиктовали Николаю свои адреса, и он записал их в свой замусоленный блокнот. Потом, достал «Зенит» и с удивлением обнаружил, что у него нет ни одной кассеты с плёнками, ни новыми, ни заснятыми ранее.

            - Ребята! А у меня куда-то кассеты исчезли! -  недоуменно произнёс Николай.
 - Как, исчезли? А ты хорошо смотрел? –  спросил Витька.
- Недавно только были. Я их в рюкзаке видел. А теперь их нет. Неужели украли?..

            - Да кто бы мог пойти на такое! – возмутилась Лариса.
Все подумали о Димке. Он невольно попал под подозрения, как главный пересмешник, и личность, ненавидящая Николая. Однако он тоже возмущался:
 - Нашёл бы этого вора. Башку бы ему снёс!..
Решили перетрясти все рюкзаки. Выбрали ответственную комиссию по перетряхиванию. В неё вошли Витька, Толик, я, Ира и Лариса.

            Мы проверили все палатки, где жили сами. Потом, приступили к рюкзакам. Николай чуть не плакал. Но ещё и половины рюкзаков не просмотрели, как раздался его облегчённо радостный голос:
 - Вот они, нашлись!..
 - И где были?.. – спросил Витька.
 - Да здесь, в рюкзаке и были! – сообщил Николай. – Но как появились, непонятно…

            - Наверное, подкинули, – заключил Витька. – Но коли так, давайте фотографироваться. Коллективный снимок, это неплохо. Правда, тебе это в копеечку станет.
 - Для друзей мне ничего не жалко! – ответил Николай
 - Раиса Павловна уехала, а то бы…
Витька не договорил, но и так было ясно, что он хотел сказать.
С момента отъезда Раисы Павловны видуха у Витьки была, как у «в воду опущенного». Он горестно вздыхал. Но каменистость лица постепенно проходила.
 
            А через пару дней и наш отряд собрался на Бийском железнодорожном вокзале. Рейс в Барнаул был раньше, чем в Омск, и омичам предстояло с половину  суток подождать. Мы тепло попрощались, не теряя надежд на скорую встречу.


10

            Под перестук колёс неплохо дремалось. За поездом гналась луна, но так и не могла его догнать. Наконец, я крепко уснул, и ни единого сна мне не снилось. Когда открыл глаза, то увидел через окно вагона бирюзу бездонных небес и лучи ласкового солнца. Окончательно меня разбудил девичий голос:

            - Хватит спать! Утро на дворе! Угощайся, это засахаренные лимоны. Таких, наверное, не пробовал? Сама делала, по собственному придуманному рецепту…
- Очень вкусно! – оценил я, отведав угощение. А когда глянул на девушку, развеяв остатки сна, то увидел перед собой Иру.

            - Ты же в соседней плацкарте была. А сейчас здесь, – удивился я.
 - С девочкой одной поменялась. Она на моё место ушла, а я на её. Скажу по правде – девочка не хотела меняться, но мне удалось её уговорить…
 - И что за девочка? Я её знаю?..
 - Знаешь. Из нашего отряда. И даже из Барнаула. И я благодарна ей за уступку.  Я очень рада, что тебе понравились лимоны, – сказала Ира с улыбкой.
 - А я рад, что мы едем в одной плацкарте, – ответил я ей.
- Я выхожу скоро. Мой Новоалтайск на подходе. Прощай! Приезжай в гости! Я буду ждать!..

         Она вышла на перроне Новоалтайска, оставив мне записку. А в ней адрес, три слова и вопросительный знак. Конечно, это был неплохой шанс, сойтись поближе с прекрасной девушкой, но я им не воспользовался и вспоминаю сейчас, как вещий сон.

         - Так на Ире и остановился. А я-то, рядом, вот она. И нисколько не хуже её. Ведь ты со мной более чем полвека прожил! – сказала Сергею Ольга.
 - Я люблю черноволосых или тёмно-русых, с карими или чёрными глазами и смуглой кожей. А ты такая и есть, тёмненькая, стройненькая. Мы с тобой в этой палатке, как в «чужом огороде». Ты не почувствовала? – разгорячился Сергей.
 - Я-то почувствовала, молчун-ворчун несчастный? Руки убери, а то захочу чего-нибудь, – хмыкнула Ольга.
- Был молчун-ворчун, а теперь мачо. Однако пойду покурю. Заболтался я с тобой.

                02.05.17г.