Глава 7. Верный сын Матери-Церкви. Ч. 1

Глава 7

Верный сын Матери-Церкви

1. Борьба за прославление святителя Иоанна Тобольского (Максимовича)

Старца Григория волновало всё, что происходило в ограде Матери-Церкви. В вопросах благочестия он не был равнодушным, безучастным статистом, сторонним наблюдателем или индифферентным зрителем, за всё болел душою, на всё реагировал живо, остро, воспринимал как своё, личное, вкладывал сердце и душу и, как всегда, как и во всём в жизни, всеми силами стремился помочь, пособить, решить по правде, по справедливости, если дело касалось судьбы конкретного человека, тем более, церковного иерарха. Наиболее ярко это свойство души Григория Ефимовича, исполненного ревности о славе Божией, проступило в вопросе прославления святителя Иоанна Тобольского (Максимовича).

10 июня 1916 г. духовный небосклон России был озарён радостным для каждого православного человека событием – прославлением великого русского святого, святителя Иоанна Тобольского (Максимовича), последний период духовного поприща которого ознаменован пребыванием на Сибирской земле. После длительного периода разногласий все препоны были, наконец-то, устранены, недоумения рассеяны, и среди высших иерархов Церкви было достигнуто полное единодушие по этому вопросу, что и позволило совершить канонизацию.

Прославление святителя Иоанна – последнее великое духовное деяние, совершённое Российской Православной Церковью в период царствования Государя Императора Николая II, стало возможным благодаря деятельному участию старца Григория Распутина-Нового. Об этом свидетельствуют и документы, и современники. Григорий Ефимович выступил в роли ходатая и проводника благой воли и чаяний православных тоболян перед Батюшкой Царем Божьим Памазанником.

Ходатайство о прославлении свт. Иоанна было возбуждено ещё в конце 1913 года епископом Тобольским Варнавой (Накропиным), вступившим в управление Тобольской епархией 13 ноября 1913 г. Святитель Иоанн был давно почитаем не только в Тобольске, но и по всей Сибири. Были зафиксированы сотни случаев чудесной помощи, полученной людьми, с верою притекавших к могиле Божьего угодника. Не было никаких причин сомневаться в благоприятном исходе дела и положительное решение Св. Синода, казалось бы, было неизбежно. И вдруг, вопреки ожиданиям, возникли препятствия, ни коим образом не относящиеся к существу вопроса.

Дело в том, что еп. Варнава дружил с Григорием Распутиным-Новым и считался его ставленником на епископской кафедре. Единственно по этой причине Св. Синод, в большинстве своих членов настроенный враждебно по отношению к Распутину, не поддержал начинание Варнавы, и дело о прославлении святителя Иоанна Максимовича затянулось надолго, несмотря на многочисленные просьбы тоболян и личное ходатайство будущего губернатора Тобольска Н.А. Ордовского-Танаевского. В то время Ордовский-Танаевский занимал должность начальника Пермской Казенной палаты, а на должность губернатора Тобольска он заступил только с 18 ноября 1916 г.

За прославление Тобольского святителя, конечно, горячо ратовал и сам Григорий Ефимович. Он ходатайствовал по этому вопросу и перед Царём, и перед обер-прокурором Св. Синода и, можно предположить, перед епископами – членами Святейшего правительствующего Синода, хотя не сохранилось исторических свидетельств, прямо это подтверждающих. Конечно, он использовал те возможности и те каналы связи, которые были ему предоставлены судьбой. И здесь, несомненно, важную роль играла подруга Императрицы Анна Вырубова. Стремясь подчеркнуть важность скорейшего прославления и хоть как-то повлиять на решение вопроса в положительную сторону, Григорий Ефимович 25 апреля 1914 г. шлёт следующую телеграмму Анне Александровне:

«Дворец Ливадии из Тобольска.
Тоболяне депутацией просят меня о мощах Ивана Максимовича не забудь в Москву на могиле Гермогена и Грозного скажи Папе [Царю] все усиленно просят здесь благодати более Москвы нужно сделать» [1].

О его личной горячей заинтересованности в этом вопросе свидетельствует также следующая телеграмма от 25 июня 1914 г., вновь адресованная Анне Вырубовой:

«Петергоф Дворец фрейлине Вырубовой Из Тобольска
<…> Cпросите, когда приблизительно может быть принята Тобольская  депутация по поводу прославления Премудрость [Обер-прокурор Св. Синода Саблер Владимир Карлович] запрошу официально доложите Папе [Царю]. Поклон всем. Тепло [видимо ответ на вопрос о погоде]. Любу на поклоны, собирайтесь купно, главное захватите любимую старицу генеральшу [О. В. Лохтину - ?], приезжайте поклониться иерарху Иоанну. Ваш епископ. [подпись проставлена намеренно в шутливой форме, видимо, для того, чтобы подбодрить своих]» [2].

Решением Св. Синода вопрос о прославлении свят. Иоанна Тобольского (Максимовича) был отложен. Вновь к его рассмотрению вернулись лишь летом 1915 года, но, как пишет протопресвитер Георгий Шавельский, Св. Синод «не решился высказаться в пользу прославления» [3].

Однако, во время войны почитание святителя ещё более возросло. В годину испытаний православные люди стремились утешиться духовным заступничеством прославленного архипастыря. Следуя чаяниям церковного народа, епископ Варнава, вопреки позиции Синода, решился через Григория Ефимовича и при его поддержке просить лично Государя разрешить пропеть величание святителю Иоанну, как местно-чтимому святому.

Ситуация усугублялось ещё и тем, что обер-прокурором Св. Синода после отставки В. К. Саблера был назначен А. Д. Самарин, который, по собственному признанию, главной задачей своей деятельности на ответственном посту считал борьбу с Распутиным. Всё дело грозило затянуться на бесконечно долгое время, если бы не благая ревность к угоднику Божьему, проявленная и Григорием Ефимовичем, и епископом Тобольским Варнавой, и поддержавшим владыку будущим Тобольским губернатором Н. А. Ордовским-Танаевским, также горячо почитавшим святителя Иоанна (Максимовича).

После принятия Государем верховного командования (23 августа 1915 года), «еп. Варнава обратился к нему в Ставку с телеграфным приветствием, причём просил Царя разрешить ему в память такого великого и радостного события прославить святителя Иоанна Тобольского[т. е. пропеть величание, как святому]» [4].

Эта просьба к Царю была усилена посредничеством Григория Ефимовича, который в августе 1915 г. послал Государю Императору Николаю II следующую телеграмму:

«Покр. – Ц. С. Е. В.
Владыко [епископ Тобольский Варнава] просит Иоанну Максимовичу пропеть величание своеручно благим намерением руководит Бог» [5].

Как считает протопресвитер Шавельский, просьба Варнавы была «вызовом Синоду». Действительно, такое обращение к Государю через головы вышестоящего священноначалия, могло показаться, хотя по сути, скорее, наивным, но несколько не этичным, а значит, дерзким, при желании его таковым увидеть. Но, во-первых, никто не отменял личных связей – любой мог написать лично от себя Царю. А, во-вторых, как же было ещё повлиять на Синод, который, руководствуясь в данном случае второстепенными мотивами, откровенно «гасил» добрую инициативу, как столкнуть дело прославления с мертвой точки – было совершенно не понятно, если только не прибегнуть к царской милости. Тем более, что на царскую милость мог рассчитывать любой верноподданный, а тем паче, в таком важном, святом деле, от которого, быть может, зависела судьба России. Ведь шла тяжелейшая война, народ изнемогал и так нуждался в духовном утешении и Небесном покровительстве и заступничестве святых Угодников. Ведь всякое духовное устремление и всякий благочестивый порыв не мог быть оставлен без ответа Владыкой Неба и земли.

Государь, будучи человеком глубоко верующим, это прекрасно понимал и разделял чаяния и надежды православных русских людей, а потому послал такой ответ еп. Варнаве: «Пропеть величание можно, прославить нельзя» [6].

Ответ выверенный и точный. Да, нельзя было официально прославить в обход Синода, хотя бы из уважения к церковным традициям и церковной иерархии, но почему же лишать православных возможности выразить духовное ликование, как не воспользоваться случаем и не воздать хвалу Богу и Божьему угоднику, прославленному Богом, и не пропеть всенародно величания? Да, случай был исключительный, владыка Варнава вышел с инициативой к Царю в обход Синода. Но ведь не к кухарке обратился Варнава, а к Верховному ктитору, внешнему епископу Церкви – Благоверному Государю Императору, Царю Православному, Самодержцу, Божьему Помазаннику!

Препятствовала делу и позиция полного равнодушия со стороны прежнего губернатора Тобольска А.Ф. Станкевича. Последний под влиянием Джунковского открыто выражал неприязнь к Григорию Распутину и даже пытался воспрепятствовать его проезду в С-Петербург. Чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки, нужно было обойти Станкевича, но как? Вот почему Григорий Ефимович начал хлопотать о назначении на губернаторскую должность вместо А.Ф. Станкевича Н.А. Ордовского-Танаевского, как человека глубоко верующего, неравнодушного к Церкви, не только заинтересованного в прославлении святителя Иоанна, но обладая деятельной натурой, способного личным ходатайством продвинуть дело. Н.А. Ордовский-Танаевский на прежних служебных постах зарекомендовал себя человеком дела и долга, прекрасным администратором, и, что не маловажно, абсолютно честным и бескомпромиссным. Его объективность, искренняя лояльность, в сочетании с достаточной сдержанностью по отношению к крестьянину Григорию Ефимовичу Распутину-Новому вызывали полное доверие у Венценосцев. С Григорием он был давно знаком и знал его прекрасно с самой лучшей стороны. 

Отражением событий вокруг должности тобольского губернатора служит письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны Государю от 25 августа 1915 г., в котором она пишет: «Наш Друг желает, чтобы Ордовский был назначен губернатором. Он теперь председатель казённой палаты в Перми. Помнишь, он поднёс тебе книгу, написанную им про Чердынь, где похоронен один из Романовых, которого почитают как святого?» [Государыня ведёт речь о родном дяде Царя Михаила Фёдоровича Романова – боярине Михаиле Никитиче Романове, сосланном в Ныроб при Царе Борисе Годунове и там мученически скончавшемся] [7] 

Всё же замена губернатора Тобольска было делом второстепенным. Гораздо более существенным был вопрос, который Государь вынужден был поставить на повестку дня, о замене обер-прокурора А.Д. Самарина, в связи с его странной, совершенно неконструктивной позицией, которая привела Самарина фактически к активному противлению воле Царя и Царицы, по-существу, саботажу святого дела – прославления свят. Иоанна, чему Самарин, казалось бы, всемерно должен был содействовать, как руководитель духовного ведомства. Надо ли говорить о том, что Григорий Распутин воспринимался Самариным как личный враг?

Отсюда вопрос о пении величания митрополиту Иоанну Тобольскому стал для Самарина принципиальным. Он занял формальную позицию, с которой его ничто не могло сдвинуть, члены Синода в своём большинстве были с Самариным единодушны. 

Обо всём этом пишет Государыня в письме Государю от 29 августа 1915 г., где она предлагает повелеть Самарину, чтобы он разрешил епископу Варнаве пропеть величание. Но Самарин упорствовал в своем нежелании, только лишь потому, что за прославление ратовал ненавистный ему Варнава и его друг Распутин [8].

Наконец, под праздник Покрова Пресвятой Богородицы в ответ на небывалый духовный подъём православных Тобольска, величание святителю Тобольскому Иоанну всё же было пропето, о чём свидетельствует телеграмма Григория Ефимовича Государю Императору Николаю II от 31 августа 1915 г. [9]

Это событие не могло не повлечь за собой неблагоприятных для епископа Варнавы последствий. Владыка был вызван в Петроград для объяснения в Синоде, которое произошло 7 сентября 1915 г. В письме Государю от 8 сентября 1915 г. Государыня Императрица Александра Феодоровна восхищается тем, с какой «замечательной энергией» епископ Варанава отстаивал в Синоде волю Царя и Царицы, защищал Их и Их Друга. Она была возмущена поведением Самарина, епископов Сергия (Страгородского) и Никона (Рождественского), а также их планами выгнать Варнаву и поставить в Тобольск владыку Гермогена (Долганова), несмотря на то, что тот был подвергнут прещениям и был наказан по воле Императора высылкой из столицы с проживанием в строго указанном месте. Во всём этом легко было уловить противодействие Синода Царю и Царице. Государыня, отчетливо осознавая, что все сложности с прославлением свт. Иоанна являются следствием козней Вел. князя Николая Николаевича и сестёр черногорок, а также проводника их воли в Синоде – Самарина, прямо называет такую ситуацию «анархией» и «забастовкой» Синода. И это в тот момент, когда Государь и Государыня так нуждались в поддержке, и особенно в поддержке духовных лиц… [10] 

9 сентября владыка Варнава был принят Государыней Императрицей. Под впечатлением его рассказа о допросе в Синоде, Государыня в этот же день снова написала мужу письмо, где вновь возмущалась недопустимым поведением Самарина. Особенно её глубоко опечалили дерзкие слова Самарина на замечание Варнавы, что Царь – главный покровитель Церкви. Самарин ответил, что Царь её раб. В данном случае имелось ввиду послушание Царя церковным властям, забывая о том, что Царь – Помазанник Божий и, по учению отцов Церкви, есть «внешний» епископ Церкви. Поведение Самарина было оскорбительно и по отношению к Другу Царской Семьи, и по отношению к Царю и Царице. Государыня была подавлена и расстроена: «безгранично нахально и более чем неприлично, развалившись в кресле, скрестив ноги, расспрашивал он [Самарин] епископа про нашего Друга!» Ко всему прочему Государыне стало известно, что губернатор Станкевич, науськанный Джунковским, назвал её «сумасшедшей бабой», что было страшным, невиданным и неслыханным оскорблением, прозвучавшим из уст верноподданного. Ситуация с Синодом, его фактический саботаж, для Царя и Царицы становились невыносимыми. Вопрос о прославлении свт. Иоанна Тобольского оказался принципиальным для утверждения Царского достоинства и воли. Как выразила эту мысль Государыня в письме Государю: «Это последняя борьба за твою внутреннюю победу, покажи им свою власть» [11].

Чтобы не накалять страсти, по совету Григория Ефимовича владыка Варнава покинул Санкт-Петербург и возвратился в Тобольск. В отсутствии Варнавы, который не явился на повторное заседание, Синод признал прославление свт. Иоанна Максимовича, совершённое еп. Варнавой, недействительным, а самого епископа Варнаву было решено удалить от управления епархией, о чём следовало уведомить паству.

В связи с создавшимся положением Государыня в письмах Государю от 11-го, 12-го и 13-го сентября 1915 г. вновь подняла вопрос о замене Самарина, находя пребывание его во главе Синода больше недопустимым. Она подчёркивает, что Самарин с самого начала своей деятельности на посту обер-прокурора проводил политику своей «партии в Москве», основной целью которой являлась борьба с их Другом. Вместо того, чтобы работать для Государя и для Церкви, Самарин стал «шпионом» за Варнавой и Григорием. Вновь в письме Государыни звучит обида на Синод, и в частности, на первенствующего митрополита Владимира (Богоявленского), который назвал телеграмму Государя по поводу прославления епископа Иоанна Максимовича «глупой». Одновременно Государыня сетует на то, что нет подходящих кандидатур на обер-прокурорский пост. Ей приходится буквально «охотиться за людьми». Она тонко улавливает истинную причину сложившегося противостояния – дух оппозиции и либерализма, витавший в среде и дворянства, и высокопоставленных церковных чинов, и скрытое нежелание относиться к Николаю II так, как испокон века относились русские люди к своему Царю-Самодержцу. Вместе с тем, в каждом письме Государыня упоминает о телеграммах, присланных Григорием Ефимовичем, называя их «чудными», что свидетельствует о их полном единодушии, единстве взглядов и понимания нездоровой ситуации [12].

На заседании Совета Министров, прошедшем 16 сентября в Царской Ставке, обер-прокурор Самарин представил Государю синодальный доклад, где было отражено дело епископа Варнавы и дано определение Синода. Протопресвитер Георгий Шавельский пишет: «Синодальное определение могло быть приведено в исполнение лишь после высочайшего утверждения. <…> В положенной на докладе Синода резолюции Государь поручал новой, зимней сессии Св. Синода пересмотреть принятое решение, причём выражал желание, чтобы была проявлена снисходительность к еп. Варнаве, действовавшему по ревности, а не по злому умыслу» [13].

А меж тем, Григорий Ефимович не ослабевал в своем благом стремлении довести дело прославления до конца. Вопреки всем клеветническим нападкам, заявлениям прессы, противодействию большинства членов Синода,  враждебному отношению со стороны обер-прокурора Самарина, козням Джунковского и губеранатора Станкевича, он продолжал твёрдо настаивать на необходимости скорейшего прославления святителя Иоанна и укреплял в этой мысли своих Венценосных Друзей. Об этом свидетельствует телеграмма от 17 сентября 1915 г., посланная Григорием Ефимовичем Государю Императору Николаю II [14].

Не ослабевал и Самарин, который, вернувшись из Ставки, и желая Варнаву уволить, сразу же предпринял решительные действия против него. И только благодаря твёрдой позиции Государя Николая II, укрепляемого письмами Государыни и телеграммами старца Григория, епископа Варнаву удалось отстоять. 

Зимняя сессия Св. Синода открылась в конце ноября 1915 г.  Как пишет протопресвитер Георгий Шавельский, «одно из первых заседаний новой синодальной сессии было посвящено тобольско-варнавинскому делу. <…> Решение Синода было таково: прославление считать недействительным; для нового освидетельствования мощей и проверки сведений о чудесах командировать в Тобольск Литовского архиепископа Тихона [Белавина]; еп. Варнаве сделать внушение» [15].

Не все члены Синода были согласны с таким определением, принятым большинством. По свидетельству протопресвитера Шавельского, митрополиты Питирим Петроградский (Окнов) и Макарий Московский (Парвицкий) «в течение всего заседания не проронили ни одного слова» [16].

На следующий день митр. Питирим отказался ставить свою подпись под протоколом предыдущего заседания, т. к. считал, что прославление угодника Божьего не может быть не действительным. Высказывая своё особое мнение, митр. Питирим защищал епископа Варнаву. Несомненно, был согласен с митрополитом Питиримом и престарелый митрополит Макарий, но он не стал высказывать своего мнения, сославшись на то, что «не расслышал всего, что говорилось на заседании, и поэтому не может высказать своего мнения» [17].

Конечно, это была отговорка. Истинная причина молчания старца-митрополита была в том, что он, как и митр. Питирим, был не согласен с выступлениями остальных членов Синода, но по своему смирению и кротости, положившись на волю Божию, не желал вступать в прения. Он не стал высказываться наперекор большинству, возможно, считая обреченным делом упорствовать овладевшему всеми духу глубокой неприязни к старцу Григорию и епископу Варнаве, тому духу, который и был по сути единственной причиной странной, непонятной, ничем не оправданной позиции бессмысленного упрямства и противления воле Государя.

Митрополит Макарий пустым прениям предпочёл молитву. Господь не замедлил открыть Свою благую волю. Событие это нашло отражение в письме Государыни Императрицы Александры Феодоровны Государю  от 1 декабря 1915 г.: «Чичагов [епископ Серафим Тверской] был у А. [Анны Вырубовой] и сказал ей, что он сегодня ведёт дело Варнавы и что сегодня Синод постановляет прославление св. Иоанна М. – Чичагов нашёл в Синоде бумагу, о которой митрополит [Владимир Богоявленский] и все забыли (скандал!), в которой Синод просит тебя разрешить его прославление (год или больше тому назад) и на заголовке которой ты на¬писал "согласен", – значит, они во всем виноваты» [18].

За время между двумя сессиями Св. Синода в политическом отношении произошли важные перемены. Государь произвёл перестановки в правительстве, удалив из его состава наиболее одиозные фигуры, устранения которых так желала и Государыня. Настаивал на их удалении и премьер Горемыкин. Были смещены Самарин, Щербатов. Уволен с занимаемой должности и губернатор Станкевич, на место которого был назначен Н.А. Ордовский-Танаевский.

Произведённые по воле Государя перемены позволили старцу Григорию весной 1916 г. вернуться из Покровского в Петроград.

В это же время на высочайшую аудиенцию к Государыне Императрице Александре Феодоровне был приглашен новый губернатор Тобольска Николай Александрович Ордовский-Танаевский в связи с подготовкой прославления свят. Иоанна (Максимовича). Накануне аудиенции он побывал у Григория Ефимовича Распутина-Нового.

Ордовский-Танаевский так пишет об этом [вновь, стремясь уловить существо событий, оставляем на совести автора интерпретацию разговора в излишне небрежной манере, что, впрочем, свойственно истовому барину в отношении к худородному мужику – сост.]: «…я решил сказать Григорию Ефимовичу, чтобы он не приезжал [на торжества по прославлению свт. Иоанна Тобольского]. Мотив – масса, сотни тысяч пришлого народа. Поли¬ции мало, могут убить!! Да и места на всех у меня не хватит!

Поехал к нему на Гороховую. Сначала он заартачился. Стал грозить:

– Скажу Аннушке (Вырубовой), она пожалуется Царице, и тебе прикажут всех принять. Потом стал смягчаться.



– Не только пущу, а сам сегодня же позову и дам комнату большую на всю четвёрку.

– Ну, зови, зови, а я ещё подумаю, подумаю.

Я прошёл к старухе на кухню, а потом к 2-м дочерям. Они должны были кончать гимназию. Застал за зубрёжкой. Одна, вижу, читает что-то по математике выше гимназического курса.

– Что вы так усиленно зубрите? Кончите гимназию, выйдете замуж, отец даст хорошее приданое!

Одна промолчала, другая говорит:

– Доживёт ли ещё отец? Охотятся, как за зайцем. А тут ещё он наболтал: «Убьют меня – все погибнут!» И сам этому верит. Ведь вот пред началом войны, лёжа тяжело раненый, начал поправляться в Покровском и вдруг сорвался с постели: «Еду, еду, и не держите, телеграммами ничего не сделаешь! Надо не воевать с соседями, а в союзе воевать против англичанина и француза. Господи, Господи, что затеяли?! Погубят матушку Россию!» А потом, больших-то денег у него нет, знаем хорошо. Да и какая это жизнь, когда позарятся на деньги?! Мы не краса¬вицы, простые крестьянки, верхи только нахватали. Нет, не жизнь будет это. Я решила идти в Высшее Учебное заведение. Пойду по строительной части.

Пригласил на Канонизацию моими гостями, извинился, что придётся всем четверым быть в одной комнате.

– У меня младший сын Всеволод и приёмыш Авенир, сын вдовы моего друга и сослуживца, – вот вам два кавалера.

– А не боитесь, что слава "распутинец" усилится, или начнём "охотиться" за ними?

– Я не из боязливых. Друга Григория Ефимовича арестовал у него на квартире в Покровском. Сегодня, приглашая вашу матушку к себе, я ему сказал, чтобы он не приезжал! Воли сыновей не препятствую, людей на белую и черную кровь не делю, крестьян люблю больше, чем вырождающихся дворян, а мои молодцы моложе вас, в женихи не годятся. Я послал бы их обоих, после Канонизации, к вам, в Покровское, сельским работам поучиться, да оба старших – лодыри, репетиторов держу 2-й год, и летом он их подтягивает. А жаль. Вспоминаю моё детство и отрочество, с весны до осени на дачах с крестьянскими детьми. Полюбил крестьян и простых детей. Я вашу семью знаю еще с 1900 года, земская квартира была, заезжал по дороге в Тобольск.

Пришла мать [Прасковья Фёдоровна]

– Пойдёмте обедать, моего две бабы увезли, даже переодеться не дали. Уходя сказал: обедать не буду, обедайте без меня. Губят его здешние бабы и мужики, и погубят. Один грех. То ли дело, когда одни, в Покровском. Не курит, не пьёт, в церкви каждое утро, а тут все ночи где-то таскают.

Поблагодарил и пообедал. Уходя сказал:

– Передайте, что от гостей не убегают. Да ещё от кого? От Губернатора, Государем поставленного управлять народом» [19].

О своём приёме у Государыни, который состоялся в Царскосельском дворце 17-го апреля 1916 г. Н.А. Ордовский-Танаевский рассказывает следующее:

«17 Апреля 1916 года, Воскресенье. Вызван в Царское Село к 5 часам, на аудиенцию к Государыне Императрице.

Опишу всё подробно, начиная с вокзала Царскосельского в Петербурге. Приехал, конечно, в парадной форме к поезду в 4 ч. дня (указано в вызове). Встретил жандармский офицер:

– Редкий случай, очень редкий. В Воскресенье, перед самым обедом...

Проводил до вагона с короной, из царских поездов.

– Вы, Ваше Превосходительство, сегодня одни, что бы не было скушно, разрешите проехать с Вами?

– Очень рад. С 1913 года не имел счастия быть у Государыни.

– Если не секрет, по какому делу вызваны?

– Еду просить от лица населения Тобольской губернии осчастливить губернию и меня, как Губернатора, присутствием на Канонизации нового Святителя, Митрополита Иоанна Максимовича Тобольскаго и Всея Сибири Чудотворца, и принять гостеприимство у меня в доме. Попутно напомнить о намеченной с 1913 года Канонизации Святаго Чудотворца, Мученика болярина Михаила Никитича Романова, замученного в лихолетье в дере¬вушке Ныробке, Пермской Губернии, родного дяди Царя Михаи¬ла Феодоровича Романова.

– Как странно! Нигде не читал ни о первом, ни о втором.

– Да! Синод наш Святейший, а в народе говорят "слепейший" не любит рекламировать "Милость Божию" и все чудеса, творящиеся всё чаще и чаще.

– Ваше Превосходительство, но ведь это 1-й мученик из Царственного Дома Романовых?

– Простите: Александр I Благословенный принял на себя добровольное мученичество, тюрьмы и плети перенесший в глу¬хой Сибири Старцем [Феодором] Кузьмичем, скончавшийся на моей жизни. Мученически скончался Государь Император Александр II, отрав¬ленный Александр III. И вечно страдающий душой Николай Александрович, за все реформы, массу добра сделанного почти отк¬рыто называемый "кровавым". Кого он убил? Да у нас само¬держцы только "милуют", когда Закон и Суд говорят "убить". А ещё хуже, ужаснее, что говорят это те, кто сами виновны в ошибках и преступлениях, прикрываясь Высочайшим Именем Самодержца, Помазанника Божиего.

У вагона встретил слуга в ливрее царской, провёл до такой же кареты с короной и доставил во Дворец. В вестибюле доло¬жили:

– Ея Величество просит обождать в гостиной. С Их Высо¬чествами, детьми, Ея Величество в Ея Госпитале слушают слеп¬ца, "былинщика", опоздает, на – 10-15 минут.

Отмечу одно лицо, с которым встретимся в будущем, сыгравшее большую роль в моей жизни и спасшее меня от смер¬ти! Среди всех, бывших в вестибюле, был бравый красавец, большого роста, вахмистр Лейб-Уланского Ея Величества полка.

Меня волновала мысль: как бы повидать Наследника, Цесаревича Алексея? По движению в конце коридора понял, что приехали. Быстрые детские шаги в сторону гостиной. Слышу:

– Ваше Высочество, в гостиную нельзя, там Тобольский Губернатор Ордовский-Танаевский.

– Почему нельзя, я его знаю, читал его книги "Иоанн Максимович" и "Ныроб"?!       

Входит лакей, отворяет одну из дверей.

– Ваше Превосходительство, Государыня просит.

Вхожу, гостиная-кабинет, у круглого стола среди комнаты Ея Величество. Делает несколько шагов, протягивает руку. Целую руку. Мы у стола.

– Садитесь. Мы задержались, ибо Наследник просил ещё послушать.

Приём затянулся на 1 ч. 40 мин. Государыня держала себя как со старым знакомым, гораздо проще, чем первые два раза, при Государе. Приглашение на Канонизацию отклонила за себя, за Государя и за детей.

– Очень далеко, разлучаться не хотим, а Государь, если и отрывается от фронта, то редко.

Больше всего остановились:

1. На Ея Госпитале.

– Обязательно побывайте; если я буду там, откровенно скажите Ваше мнение. Я много слышала о Вашем госпитале в Перми от близких мне лиц. Общая похвала Вам и Вашей хозяйке.

Я и Государь озабочены участью инвалидов; где бы Вы ни были, постарайтесь устраивать Дома для них, где бы они, рабо¬тая по силам, чувствовали себя у дела, а не бесполезными людьми. Вот Вам адрес такого Дома для слепых нынешней вой¬ны, устроен Мною, управляет отличная женщина, я бываю часто.

Взгляд Ея упал на мою книжицу "Ныроб. 1613-1913 г."

– Да, кстати! Кончится эта небывалая война: мы и союзники будем готовы к 1917 году вполне. Общим усилием враг будет сокрушён окончательно и тогда осенью 1917 г. мы всей семьей поедем: в Пермь – повесить доску на стенку дома, где был Император Александр I, и в спальне освятим Вашу, ныне временную, Церковь. Вызовем Вас. Вместе проедем на Канони¬зацию предка, Михаила Никитича Романова. Затем в Верхотурье, поклониться Св. Мощам Симеона Чудотворца, и потом в Тобольск, к Святителю, на Канонизацию которого Вы приглашаете. Остановимся у Вас в доме, но не вздумайте выселяться, поместимся все, в тесноте, да не в обиде. Губернаторы любят летать с места на место – ждите нас и тогда.

Государь подумает, куда Вас взять. Мы окружены лжеца¬ми, изменниками, думающими лишь о себе и о собственных вы¬годах. Вы – счастливое исключение, нам известно, что в 1912 и в 1915 годах Вы пренебрегли громадными окладами и спокойной службой, не боясь клички "Распутинец"! Да, кстати, мне гово¬рили, что Вы не желаете, чтобы Григорий Ефимович Новых был на Канонизации в числе близких моих дам, которые собираются ехать. Почему? – Очень взволнованный голос. – Вы третий раз у меня. Впечатление прямого, откровенного человека, такие же отзывы от других. Скажите же прямо, откровенно, неужели Гри¬горий Ефимович то, что про него толкуют наши враги? Неужели же Мы, Самодержцы, и я, как страдающая о болящем сыне мать, не смею допускать, да ещё и не часто, к себе того, кто приносит сыну помощь?!

– Ваше Императорское Величество, Вы и Государь, конечно, вправе допускать к себе всякого верноподданного. Я знаю Григория Ефимовича с 1900 года, когда впервые ночевал у него с моим 15-летним сыном и курьером, направляясь в Тобольск. Знаю всё, что говорят, и много больше. Верно, он – почти безграмотный мужик, типичный сибиряк, но глубоко ве¬рующий в Бога человек и наипреданнейший верноподданный Вашим Величествам. Но я всё же дерзаю просить теперь не на¬стаивать на его приезде в Тобольск на Канонизацию!

Кратко – почему? За ним хотя и много грехов, но и много страданий. Чем грешнее человек, чем больше ему надо молиться у Св. Мощей Чудотворцев, и пусть это он делает почаще. За ним охотятся вовсю. Давно ли был ранен тяжко, смертельно, Бог спас его. Значит, он нужен. Я жду большого скопления со¬вершенно чужих людей со всей Сибири. Охранять от легко под¬купаемых людей мудрено. Усиленная охрана – лишний козырь в руках нападающих и клевещущих на Особы Ваши, для меня Свя¬щенные. Может у Св. Мощей пролиться кровь. Я сам ему это и сказал. Его семью я пригласил, лично, моими гостями, и они будут!

Молчание. Мы почти у дверей.

– Ещё вопрос: Вы просили аудиенцию у Государя. Будете приняты 23 Апреля в 6 ч. дня, как сегодня, никого не будет. Вы согласны высказать всё, всё, хорошее и дурное, что знаете о Григории Ефимовиче Новых, вполне ясно и откровенно?

– Будет тяжело, но – долг исполню.

Пока кратко: Русская душа способна на высочайшие взлеты Гор; и на падения в бездну. Григорий Ефимович не так виновен, как его описывают. Во сто крат виновнее политические партии и наша беспочвенная, так называемая, интеллигенция, которая бросает его из стороны в сторону и обделывает его именем свои грязные дела.

– Спасибо Вам за прямоту, такое отношение к нему я встречаю впервые. До 6 ч. дня 23 Апреля.

– Если Бог благословит сподобиться великого счастья.

– Григорий Ефимович в Тобольске на Канонизации не будет, ему об этом скажут от Моего имени» [20].

Как видно, для Ордовского-Танаевского Григорий Распутина остаётся, прежде всего, хотя и «наипреданнейший», и «верноподданный», и «глубоко ве¬рующий в Бога», а всё же «почти неграмотный мужик», «типичный сибиряк», но он «зачем-то нужен» и только... Остальное было сокрыто от Ордовского, очевидно, по его неверию. Неверию во что? В то, что этот безграмотный мужик близок к Богу, творит чудеса, помогает духовно людям, прошёл опытно путь Божьего странника, много повидал и пережил, за что и Бог даровал ему призвание и силу быть тем, кем он был для Царской Семьи, для Анны Танеевой (Вырубовой), для тех, кто верил в него – молитвенником, духовным утешителем, наставником и помощником в нелёгком духовном восхождении Гор;, как выразился Ордовский-Танаевский о русском человеке, одним словом, старцем от Бога. Для Ордовского-Танаевского он не был им. Отсюда его острое внимание к внешним манерам, облику, повадкам простолюдина. Он воспринимает их слишком остро, гротескно, даже болезненно. При всей своей «демократичности», Н.А. Ордовский-Танаевский по отношению к крестьянину Григорию Распутину остался барином, остался на дистанции, и Государыня это почувствовала, хотя и оценила искренность и прямоту Ордовского-Танаевского. Государыня ценила в нём уже то, что он не враг Григорию Ефимовичу подобно Самарину, Станкевичу, Джунковскому и … А ещё Ордовский-Танаевский не смог оценить тот духовный вклад, который внёс Григорий Ефимович в дело прославления святителя Иоанна Тобольского (Максимовича).

4 мая 1916 г. Государыня Императрица Александра Феодоровна вместе с Августейшими Детьми выехала из Ц. Села в Ц. Ставку в Могилев. Следом была отправлена телеграмма Григория Ефимовича Государю Императору Николаю II, в которой старец Григорий, упреждая события, поздравил Государя с духовной победой – с прославлением «новоявленного святителя Иоанна Максимовича» [21].

Торжества в Тобольске в честь прославления мощей святителя Иоанна Тобольского были назначены на 10 июня 1916 г. Великое духовное событие отмечалось и в Царском Селе. В этот день Государыня с Августейшими дочерьми были в церкви на богослужении в честь прославления святителя. В её письме Государю от 9 июня 1916 г. есть такие слова: «Да ниспошлет св. Иоанн Макс. своё благословение вам обоим [Государю и Царевичу Алексею] и нашей родине!» [22]

Торжественные мероприятия в Тобольске протекали при огромном стечении народа, Кафедральный собор полон, но порядок под бдительным оком нового губернатора Ордовского-Танаевского был образцовым. При сонме духовенства возглавили праздничное богослужение прибывшие из столицы митрополит Макарий (Парвицкий) и  епископ Тихон (Белавин), им сослужил епископ Варнава (Накропин). У мощей совершались чудеса. Быть свидетелем некоторых из них посчастливилось губернатору Тобольска Н. А. Ордовскому-Танаевскому.  В этот день Государь в дневнике сделал запись: «10-го Июня 1916 г. Пятница. По случаю прославления Святителя Иоанна Максимовича, митрополита Тобольского, была отслужена обедня и молебствие» [23].

Но главного духовного труженика, чьей горячей молитве и непреклонному устремлению в отстаивании правды Божьей были обязаны православные случившемуся, на торжествах не было. Григорий Ефимович, верный данному Тобольскому губернатору слову, в день прославления мощей на богослужении отсутствовал. Его не было в Тобольске. Но поклониться мощам он всё же прибыл, смиренно и кротко, как простой богомолец, но только после того, как завершились все официальные торжества. Духовное ликование продолжалось и в момент прибытия старца Григория. Об этом свидетельствует телеграмма Григория Ефимовича Государыне Императрице Александре Феодоровне от 30 июня 1916 г., а также Анне Вырубовой от 2 июля 1916 г. Шлёт старец Григорий привет и благословение от мощей новопрославленного святого и Государю Императору в Ставку (телеграмма от 30 июля 1916 г.) [24].

В истории прославления мощей святителя Иоанна старец Григорий Ефимович Распутин-Новый, на первый взгляд, не был главным действующим лицом. Но это только на первый взгляд. Он действительно находился в тени, не участвовал в заседаниях Синода, не давал интервью, не делал громких заявлений. Его голос звучал как бы за кадром и слышен был в основном в телеграммах. Тем не менее, ощущение его присутствия не покидает. К нему прислушиваются, его отношение к делу, его видение людей оказываются определяющими для Государя и Государыни в выборе решения, его мнение доминирует. Но не потому, что Царь и Царица не имели своего твёрдого убеждения или не могли самостоятельно его принять и отстаивать, но потому, что относились к Григорию с огромным доверием, как к Божьему человеку, видели в нем старца, который способен дать духовный совет, способен открыть Божью волю и помочь её исполнить. Он сообщал решимость, создавал ясность, придавал всякому благому начинанию бодрость и уверенность. Он говорил и действовал с большой духовной энергией. И в этом была причина безусловного его влияния на Царя и Царицу. Во всяком случае, с его мнением они не могли не считаться.

Самарин и его сподвижники вели борьбу не с Варнавой, и не за принцип в вопросе прославления, но боролись с ненавистным им Григорием Распутиным. В то же время, борьба велась и против Царицы Александры Федоровны, как покровительницы Распутина, а значит, как верно подмечает Государыня, и против Царя, ведь Он и Она составляли одно целое. Их единство, и прежде всего, духовное единство, явилось решающим фактором победы. В деле прославления святителя Иоанна Тобольского Григория Ефимовича можно рассматривать третьим составляющим звеном царственного союза, неотъемлемой духовной скрепой. Он был вдохновителем, главной пружиной всего дела. Его инициатива, его энергия, твёрдость, убежденность, его терпеливое разъяснение вопроса, своевременный совет, духовная поддержка и молитва решили исход дела. По слову старца Григория, «бес оказался ни с чем». Прославление святителя Иоанна Тобольского состоялось. И этим великим духовным событием навсегда прославлено царствование Императора Николая II.