Без эксцессов

I. Без эксцессов или как это по-разному понимается.

Итак, продолжим рассказ о приключениях бравого военного врача Ивы Шенкенберга. Нашему однокашнику сообщили, что его разыскивает командир.
– Доктор, не пора ли тебе прочитать лекцию нашим офицерам о вреде пьянства, пьют безбожно, – начал полковник, даже не ответив на приветствие.
– Такой лекции читать не буду, – ответил Ива и стал мысленно считать, глядя на полковника … После слова «шесть» опустившиеся уголки рта и раскрывшиеся глаза командира снова вернулись в исходное состояние.
– Не понял, объясни, – наконец опомнился полковник.
– Вы слышали что-нибудь об алкогольдегидрогеназе? – и не получив ответа, лейтенант продолжал, – а вы знаете, сколько лет существует традиция винопития, – и, поняв, эта тема командиру ближе, снова спросил, – а знаете ли вы как подготовить организм к алкогольному абузусу, как сделать так, чтобы не напиться?

Последние слова командира заинтересовали, и он оживился, лицо его расслабилось.
– А вы знаете, как выйти из запоя без эксцессов?
– Я всегда советую офицерам, если запил в пятницу, закрой дверь на ключ и выброси его в форточку, чтобы без этих самых эксцессов, – с мудростью профессионала вставил командир.
– Ах, это не то! – махнул рукой молодой лейтенант.
   
Вечером в клубе части для офицеров и прапорщиков состоялась лекция: «Культура пития».
 
II. История о том, как в жару потеют ноги, про строевой смотр, и как лейтенант генерала разозлил.

Летом в Казахстане всё потеет, особенно ноги. Для строевого смотра есть более благоприятное время, чем лето. В этот день в части должен был состояться праздник – строевой смотр. А к празднику, как известно, принято готовится. В части только один офицер не был в парикмахерской, не готовил обмундирование и обувь – лейтенант Шенкенберг.

Он в белом халате на голое тело вёл приём в медпункте, когда появился посыльный со словами: «Вас вызывают на плац». Доктор всегда должен быть готовым к вызову. Лейтенант снял халат, накинул рубашку, взял медицинскую укладку, мало ли что могло случиться в строю, и быстро, не теряя ни минуты, вышел из медпункта.

На плацу стройными рядами стояла часть и по отдельным, знакомым любому строевику деталям было понятно – строевой смотр уже начался. Наш однокашник был тут же поставлен в строй. Смотр проводил начальник управления. Он двигался вдоль фронта строя приставным шагом и остановившись около очередного офицера, осматривал его с головы до ног, выслушивая:
– Начальник продслужбы капитан Пупкин, жалоб и заявлений не имею. При этом начальник управления, наполовину повернув голову к записывающему начальнику штаба, произносил, как правило:
– Стрижку обновить, погоны старые, когда последний раз гладили брюки, капитан? - и делал ещё один приставной шаг, поигрывая генеральскими лампасами.
– Начальник медпункта лейтенант медицинской службы …
– А это что такое? – прервал лейтенанта генерал, при этом начальник управления смотрел на ноги Шенкенберга.

В то время лазареты медпунктов снабжались госпитальными кожаными тапочками, иногда они были в дырочку для вентиляции, но всегда легкими и прочными, носили их не только больные, но и врачи. Судя по вопросу, начальник управления никогда госпитальных тапочек не видел.
– Снять немедленно! – последовала команда.
Иво сделал несколько шагов назад за строй, снял тапочки и снова занял своё место в строю.
– Ваше приказание выполнено, товарищ генерал! – бойко доложил лейтенант. Он и не думал о поощрении, в армии быстрота выполнения приказа ценится особо, а буквальное выполнение приказа ценится особенно. Не надо думать, надо выполнять, всё очень просто. Но, вероятно, это был не тот случай. Генерал, глядя на лейтенантские ноги в форменных носках, заорал: «10 суток ареста!»

III. Караульный устав писан для всех и кровью, или, где на нашего однокашника сядешь, там с него и слезешь.

Итак, лейтенант Шенкенберг прибыл на гауптвахту с запиской об арестовании и был помещен в офицерскую камеру самим начальником гарнизонной гауптвахты майором Незалыбко, который уже по дороге предупредил лейтенанта:
– Командир твой звонил, будешь выдрючиваться, накинем ещё.
 
Майор не ожидал услышать в ответ лаконичное:
– Буду.
Откуда мог знать начальник гауптвахты, что ещё на 1 курсе Иво случайно добросовестно прочитал «Устав гарнизонной и караульной службы», не знал майор и того, что память в 17 лет имеет особенность запоминать всё подряд, не разделяя ничего на главное и второстепенное.

Первое, что сказал лейтенант, зайдя в камеру было:
– Принесите бумагу.
– Это ещё зачем? – поинтересовался майор Незалыбко. – Рапорта на вас писать буду начальнику гарнизона, у вас в камере даже плевательницы отсутствуют, плюнуть некуда, – и как бы в подтверждение этих слов Шенкенберг сочно сплюнул на пол.

Благодаря его ежедневным рапортам заурядная гауптвахта превратилась в образцово-показательную, всё в ней было приведено в соответствие с «Уставом гарнизонной и караульной службы». В камерах появились свежие газеты и постельное бельё, стали кормить лучше.

Ни один рапорт арестованного лейтенанта медицинской службы начальнику гарнизона не остался без резолюции начальника космодрома генерала N. На первом было написано: «Что за чушь?» Второй рапорт нашего однокашника начинался словами: «Несмотря на то, что мною не получен ответ на предыдущий рапорт, мною выявлены нижеследующие недостатки … – и заканчивался. – Арестованный лейтенант медицинской службы Шенкенберг». На третьем рапорте появилась резолюция начальника космодрома: «Соответствует ли майор Незалыбко занимаемой должности?», а на последующих рапортах: «Устранить недостатки», «Долго ли это будет продолжаться?», «Да угомонится ли, наконец, этот лейтенант?»

Уже через неделю начальник гауптвахты не знал, как избавиться от лейтенанта. И когда до окончания срока оставалось 3 дня, между сокамерниками состоялся следующий разговор.
– Ты сколько уже сидишь? – спросил Иво старого капитана, и тот ответил:
– Девятые сутки.
– Тебе не надоело? Спорим, мы завтра с тобой пивка попьём.

Они поспорили, и на следующий день старый капитан стал ждать, когда принесут пиво. Шенкенберг через начкара (начальника караула) вызвал майора Незалыбку и, словно читая «Устав гарнизонной и караульной службы», сообщил:
– По истечении 10 дней находящиеся на гауптвахте офицеры имеют право на помывку, для чего следуют в баню и возвращаются на гауптвахту самостоятельно. Так что, товарищ майор, сегодня мы с капитаном Запивайкиным идём в баню.
– Капитан Запивайкин, понятно, он уже 10 дней, а вы только неделю, – съехидничал Незалыбко. Но у Ивы всё было продумано.
– А вы внимательно читали мою записку об арестовании?

Незалыбко не знал, что оформляли её заранее и 4 дня не могли отправить лейтенанта на гауптвахту, а в ней была записана дата его помывки и осмотра врачом.
– Так что я уже вчера должен был мыться, товарищ майор Не-Залубко!, – смачно произнёс фамилию начальника гарнизонной гауптвахты лейтенант.
 
Вечером, хорошенько распарившись, офицеры Шенкенберг и Запивайкин пили холодное жигулёвское.