В плену

Мой папа, Николай Васильевич Мурзайкин, все четыре года был в плену и ему удалось бежать из неволи только в самом конце войны перед приходом наших. Об испытаниях , которые выпали на его долю, он по врожденной скромности не любил рассказывать, а мне чего греха таить, его война с голодом , побоями , по молодости лет как -то не особо привлекала .
Мне больше нравилось, где наши шли в наступление и обязательно побеждали.
Теперь , спустя годы, я наконец - то осознала, с каким прекрасным и мужественным человеком я жила, который несмотря на горькую долю, которая выпала ему, остался до конца верен воинской присяге и не смотря на щедрые посулы, не предал своей Родины и не перешел на сторону врага.
Где - то я недавно прочитала, что англичане открыли свой первый Парад Победы прохождением колонны военнопленных, отдавая тем самым дань мужеству и героизму своим солдатам, которые по стечению роковых обстоятельств оказались за колючей проволокой.
У нас, к сожалению, все происходило все по другому, еще в ходе войны, особенно в самом ее начале, когда по вине бездарных военоначальников и отсутствия какого - либо руководства, тысячи наших бойцов оказались в плену , то они Сталиным были объявлены предателями и трусами, которые заслуживали самого строгого наказания.
Мой папа попал в плен оглушенным и контуженным недалеко от Киева, на одной из переправ, которую он, будучи зенитчиком, защищал от фрицевских налетов.
- Самолеты налетали так часто, - рассказывал он, - что мы не успевали подтаскивать снаряды к раскаленным орудиям.
Потом нас стали обстреливать танки.
В том бою зенитная батарея, которую бомбили с воздуха и обстреливали с земли, буквально была растерзана.
- Когда я очнулся, в ушах все звенит, земля плывет перед глазами - рассказывал отец. - И вдруг получаю удар в голову сапогом. Оборачиваюсь, а рядом стоит молоденький немец и целится в меня из автомата.
Его остановил от смертельного для меня поступка немец постарше, который, на мое счастье, оказался рядом. Он что -то стал говорить своему молодому напарнику, мол у него наверное детишек много дома.
Хоть я не владел языками, но в минуту смертельной опасности по интонации угадываешь , о чем говорят враги .А детей у меня было как гороха - аж целых пять ртов! Меня даже сначала призывать не хотели, но через месяц повесткой вызвали в военкомат ,и я попал в самое пекло боев.
И оказался мой отец в самом страшном лагере смерти - в Дарнице.
До войны это был обыкновенный рабочий поселок, расположенный за Днепром, напротив Киевско - Печерской лавры и в названии имеет корнем хорошее слово дар.
Немцы недалеко от поселка обнесли огромную территорию колючей проволокой и каждый день за нее стали загонять огромные партии пленных. С одной из таких партий попал и мой отец.
- Что мне сразу бросилось в глаза - рассказывал он, - это была огромная загородка, которая образовала лагерь в лагере.
Туда, в эту загородку, по словам отца, отобрали командиров, политруков и евреев, каких удалось выявить.Многие из них были тяжелораненые, их заносили и клали на землю. Эта загородка была под усиленной охраной, так как немцы были большими любителями до всевозможных экспериментов.
- Им не давали нечего - тяжело вздохнув, вспоминал отец. -Они перепахали и съели все, что можно. На пятый - шестой день они грызли свои ремни и сапоги. Помочь мы им ничем не могли.
Этот мор был запланированным.
Как удалось выжить отцу в этом аду, я просто не представляю, так как человеку в сутки полагался всего один черпак свекольной баланды, к котлу с которой надо было ползти на локтях и коленях.
- Нам хоть что - то давали - продолжал он.- Мы рядом ходим, голодные, озверевшие сами, смотрим на них, обезумевших от голода, а часовой стоит, наблюдает , чтобы мы им нечего не бросили.
Из всех лагерей, в которых отцу удалось побывать за годы войны, подобного он больше нигде не видел, так как немцы были опьянены своими первыми успехами и делали все, чтобы как можно больше истребить своих недавних врагов.
Еще он рассказывал, как по ночам, спасаясь от холода, все более теряющие человеческий облик люди, сбивались в огромные кучи и клали головы на колени, стараясь согреться. Утром, когда кучи расползались , на их месте оставались трупы умерших за ночь людей.
Потом начал создаваться какой - то режим.
Стали гонять на работу и партиями отправлять пленных в Германию.
С одной из таких партий и уехал мой отец.
Повторяю, что он о своих страданиях не любил рассказывать, поэтому я перенесусь к последнему месту его пребывания лагерю Равенсбрюк, откуда ему удалось совершить спасительный побег в конце войны.
Я иногда спрашивала у отца, как ему удалось ему выжить в таких нечеловеческих условиях.
- Немцы нас подкармливали - отвечал он мне. - Среди охранников были немало таких, кто проявлял к нам сочувствие и они незаметно от окружающих совали нам немудреные припасы. Так что не все немцы были оголтелыми фашистами, были и среди них порядочные люди.
Все ближе по округе слышался грохот советских батарей и однажды немцы решили загнать пленных в бункер и пустить туда газы.
- Николай Васильевич - окликнул утром моего отца лагерный священник отец Константин после развода. - Можно я с тобой переговорю.
Как вспоминал мой папа, отозвав в сторону, отец Константин сообщил ему, что их сегодня погонят к смертельному бункеру, в котором есть тайный лаз на свободу .
Отец Константин в начале войны сам в качестве военнопленного строил этот бункер и все в нем знает до мелочей. Это потом немцы, узнав о его священническом сане, дали ему рясу и заставили читать проповеди.
Он объяснил отцу как найти спасительный лаз и оказавшись в бункере, последний кинулся в указанном направлении. Батюшка не обманул.После блужданий по запутанному ходу с группой товарищей мой папа очутился на свободе.
- Мы очутились на опушке леса, среди первозданной тишины, рядом щетинится прошлогодняя стерня , - вспоминал час освобождения отец. - Мы как были босиком, так и пошли прямо по стерне.
Советские части стремительно наступали, так что беглецы вскоре оказались у своих, и даже рассказали, как лучше захватить ненавистный лагерь.
Свой рассказ я хочу закончить тем, что дорога с войны у моего отца.
Николая Васильевича заняла еще два долгих года и ему чудом удалось избежать сталинских репрессий, во время которых узников фашистских лагерей отправляли на Колыму, в край лагерей и тюрем.
Пока Николай Васильевич томился в неволе, во время войны умерла его жена, мать пятерых детей.
Дети оказались сиротами, бродили по окрестным деревням в поисках куска хлеба. Не однажды им подавала милостыню моя мама, которая с тремя детьми жила в Ямане.
Мужа у ней убило на фронте. И вот в сорок седьмом году Николай Васильевич стал свататься к моей маме, Клавдии Григорьевне, которая несмотря на выпавшие страдания, по прежнему слыла в округе первой красавицей.
И она его предложение приняла. А через два года родилась я - единственная дочь их счастливого брака!

Рассказ записан со слов Веры Николаевны Колесниковой