Общество Ласкового Жирного Кота
Как ни удивительно, к обществу Песикова не присоединилось ни души, ни тела. Его страницу посетили тысячи людей, и некоторые даже поставили лайки, но от вступления воздержались. Вероятно, одни не разделяли его воззрений на физические взаимодействия с ближним. Зачем было гладить соседа, если в контактном арсенале имелись тычки, щипки, щелбаны, укусы, пинки, затрещины, подзатыльники и удары наотмашь. Ибо сказано: если человек не пребывает в постоянном страхе, он мгновенно наглеет и расставляет локти, чтобы захватить и удержать не принадлежащую ему территорию. Иными словами, они отнеслись к воззваниям Песикова как к социальной утопии – вредной тем, что она сеет семена иллюзии в бесплодные души людей.
Вторые вполне согласились с провозглашенными ценностями общества, однако отнеслись к его организатору с подозрением. Потому что человек, созывающий других гладить друг друга, очевидно, извращенец и вскоре полезет с домогательствами, предполагающими глубинное проникновение в сокрогенные зоны тела. Они привыкли ласкать друг друга в домашних условиях, наедине с родными и близкими, а публичная акция глажки настораживала и пугала их.
А третьим было все равно, и они ошивались в социальной сети из любопытства и скуки. В равной степени они могли погладить и дать в морду, влепить пощечину и подставить правую щеку. А вообще они предпочитали не прикасаться к ближним, поскольку не обладали принципами и не верили ни в бога, ни в черта, ни в Марка Цукерберга.
Песиков тяжело перенес дефицит единомышленников. Он надеялся, что присоединившиеся к его обществу сперва будут гладить друг друга словами, а затем перейдут от слов к делу. У самого Песикова не было ни семьи, ни друзей для реализации затаенной нежности. Гладить куклу было смешно, а самого себя несподручно, поскольку Песиков все время сбивался, чувствуя себя то субъектом, то объектом ласки.
Осознав, что социальные сети не созданы ради утоления сердечной боли, но для попустительства эксгибиционизму и хвастовству, Песиков в отчаянии забрел в книжный магазин и увидел там огромного кота, занимавшего половину подоконника и теснившего горшок с геранью.
– Я хочу купить этого кругленького котика, – обратился он к продавщице, украдкой делавшей маникюр под прилавком.
– Котяру? – удивилась та. – Он у нас не продается, потому что мы торгуем только книгами.
– В виде исключения, – объяснил Песиков. – А читать я не люблю, потому что у меня слабое зрение.
– У нас есть детская книга с картинками и крупным шрифтом: про короля, который забыл корону у куртизанки, и что из этого вышло.
– Книги сеют в душах сомнения, – вспомнил Песиков, – и развращают молодые умы. А нобелевскую премию выдают по блату.
– От этого кота одни неприятности, – предупредила продавщица. – Может, лучше сиамскую киску? Она у нас в секции детской литературы ночует.
– Нет, – заупрямился Песиков, – сами гладьте свою киску. Мне нужен толстый кот на подоконнике!
– Ладно, – согласилась женщина, а сама подумала: «Как все осточертело! Вот бы заснуть и проснуться в далеком будущем, где нет ни книг, ни котов, ни помешавшихся на них кретинов», – только учтите, мы его обратно не примем. Конечно, в том, что кот так разжирел, есть и наша вина: не усмотрели. Но он и сам хорош – не у всякой лошади такой аппетит.
Песиков мечтательно представил лошадь, на поглаживания которой мог уйти целый день. Его вернула к реальности расчетливость продавщицы.
– Заплатите наличными, как за собрание сочинений Льюиса Кэрролла, – придумала она. – Нет, лучше Булгакова в твердом переплете и с иллюстрациями.
– Дороговато, – не стал торговаться Песиков.
Он бы охотно приобрел полное собрание Толстого, если его выдавали в виде пушистого и мягкого животного. Он не случайно назвал досрочно распавшееся общество «Жирным ласковым котом». Из всех животных он питал наибольшую слабость к кошкам: по причине их гордого нрава и восприимчивости к ласкам. Придя домой, он тут же принялся наглаживать свою покупку.
Поначалу кот дичился, потому что в магазине к нему обычно прикасались в целях нанесения телесных повреждений, но вскоре привык к знакам внимания. Завидев Песикова, он сразу ложился на спину и доверял ему нежное белое брюшко, перекатывавшееся от глажки, как штормовое море, а затем переворачивался и подставлял спину. Вопреки расхожему мнению, спина еще более чувствительна к ласкам, чем живот. Будучи обращенной к враждебному мира, она сжимается в предвкушении недоброго. Поэтому всякое нежное прикосновение застает ее врасплох приятным сюрпризом милосердия.
Кот долго безвозмездно наслаждался халявой. В магазине ему давали обидные прозвища, гоняли с кухни и заставляли читать скучные книги. А здесь была не жизнь, а лафа, и широкий подоконник не был заставлен бесполезными растениями. Но постепенно коту стало стыдно за собственный эгоизм. Преисполненный благодарности, он старательно погладил спину своему хозяину, разодрав ее когтями до крови. И тогда Песиков схватил кота за шкирку, запихнул его в хозяйственную сумку на молнии и понес обратно в книжный магазин. Но вовремя вспомнил о предупреждении продавщицы и повернул в направлении реки.
Свидетельство о публикации №218121000199