11. Муха на льду

      Получилось, что именно так Танюша и представляла себе бал, когда в детстве практически до дыр засмотрела старые кассеты с любимыми Золушками, Спящими Красавицами, Белоснежками и другими продуктами глобализации, по мнению современных психологов наносящие непоправимый вред неокрепшей детской психике. Играла живая классическая музыка, пары кружились в венском вальсе, гирлянды из живых цветов, переплетённые белыми шёлковыми лентами, свисали со стен и потолка, вдоль дальней стены залы с колоннами были выставлены фуршетные столы, уставленные ледяными скульптурами и дивными, даже на вид безумно вкусными, засахаренными цветами и фруктами.

      А гости… Таких роскошных, респектабельных гостей были бы рады принимать и в Букингемском дворце!

      Тем более нелепо на фоне всего этого великолепия смотрелась Татьяна Сергеевна Мухина, переводчица из второразрядного столичного издательства, полноватое славянское тело которой было упрятано в позорный латексный костюм женщины-кошки.

      Громко подумав все известные ей отечественные и заграничные ругательства (не смотря на работу с текстами разной тематики и направленности, в том числе и с триллерами-детективами, список получался коротким), Танюша прежде всего бравурно улыбнулась примолкшим, было, музыкантам и рассматривающей её во все глаза шикарной публике.

      Отступать было поздно и некуда, так что, увидев, что все взгляды устремлены к открытой двери и ей, несмотря на улыбку, активно краснеющей от повышенного внимания к своей скромной нескромно одетой персоне, чародейка, пару раз глубоко вздохнув и позволив всем присутствующим уже вдоволь насмотреться на свой нелепый наряд (хуже уже не будет, хуже уже не будет…), она ещё и, для усиления эффекта, жизнерадостно помахала гостям вечера рукой.

      — Хай, пипл! – вовремя вспомнив, что вежливость – главное оружие интеллигента, улыбаясь во все тридцать два зуба, сказала Татьяна Сергеевна, делая шаг вперёд.

      Хуже уже не будет, хуже уже не будет...

      Хуже будет! Ох, ещё как хуже!

      Конечно, это же классика комедийного жанра: на глазах у честной компании поскользнуться в заляпанных землёй и травой туфлях и, нелепо размахивая руками, приземлиться, притом ещё и стукнувшись, на колени.

      Рабочая поза женщины-кошки, так сказать!

      На глаза навернулись слёзы – хорошо хоть, что больше от обиды, чем от боли. Танюша затрясла головой, прогоняя ненужную влагу, и уже было хотела с удалой ухмылкой вскочить, вскинув вверх руки – мол, всё в порядке, клоунов заказывали?

      Да только взгляд упёрся в пару элегантных мужских ботинок, остановившихся аккурат напротив раскорячившейся на белом мраморе пола переводчицы.

      В зоне видимости тут же появились и две сильные руки, потянувшие инстинктивно ухватившуюся за них Муху вверх – назад в вертикальное положение.

      — Ты?

      Естественно, по закону подлости (Таня задумалась, уж не проклял ли её кто ненароком – а хоть бы и та же Клавдия Матвеевна, ну, мало ли, сэр Ричард свой тест-драйв не прошёл), перед ней стоял… без вести пропавший дракон с чердака.

      Стоял и, почему-то не выпуская её рук, нагло ухмылялся.

      — Я.

      — Решил одеться? – ядовито поддела дракона чародейка, выдёргивая руки. А нечего пропадать, не попрощавшись!

      — Да и ты, я смотрю, приоделась! – плотоядный взгляд ящера скользнул в декольте костюма из латекса, так, что Таня аж инстинктивно прикрылась рукой.

      — Должен же кто-то соответствовать заявленному формату мероприятия! – огрызнулась Муха, но, объективности ради, хамила она, скорее, по привычке: дракон с аккуратно расчёсанными русыми с рыжинкой волосами, в идеально скроенном чёрном смокинге выглядел сногсшибательно.

      Почти так же сногсшибательно, как и без смокинга, подумала чародейка, опять заалев аки маков цвет.

      Но поностальгировать и повспоминать голых красавцев ей не дала призывная песня труб. Выглянув из-за плеча отчего-то напрягшегося и тут же посерьёзневшего дракона, Танюша получила возможность и оглядеться, и понаблюдать за развернувшимся спектаклем.

      Что и говорить, устроительница бала –так, пока, и не проявившаяся фея Флора – денег на организацию мероприятия не пожалела. Успевшая пока лишь кинуть беглый взгляд Муха огляделась.
      Высоченные колонны белоснежного мрамора, увитые изогнутыми ветвями живых и гипертрофированно-огромных белых лилий, искрящийся хрусталь настенных светильников и преломлённые в нём зайчики-блики бессчётных канделябров, портреты диковинно разодетых мужчин и женщин в тяжёлых золочёных рамах на стенах между широченными, распахнутыми в душистую ночь окнами, – всё в лучших традициях европейских дворцов, только сильно сдобренное кинематографичным флёром сказочной нереальности.

      Ляпота, да и только!

      И тут неизвестно откуда высыпавшиеся, словно горошины, гномы, как две капли воды похожие на давешнего злюку-дворецкого, затрубили в длинные медные трубы, также изящно украшенные белыми шёлковыми лентами.

      Тут же уже знакомый и помянутый добрым словом дворецкий (нота бене: не забыть пнуть гада перед уходом!) зычным голосом провозгласил:

      — Дамы и господа, мудрейшая, справедливейшая, достопочтеннейшая, прекраснейшая, наиволшебнейшая, единственная и неповторимая, фея Флора!

      Танюша, выглядывающая из-за спины умышленно ли, или случайно прикрывшего чародейку от взглядов гостей дракона, с любопытством подалась вперёд. Ну-ка, ну-ка, и как феи выглядят? Наверное, что-то ростом с пингвина-гнома, толстенькое, улыбчивое, с миленькими прозрачными крылышками на спине…

      Так как весь зал склонился в учтивом поклоне, а Муха помнила японскую мудрость, гласившую, что гвоздь, торчащий вверх, бьют по шляпке, она, не забывая поглядывать по сторонам, тоже в меру своих акробатических способностей попыталась изобразить что-то более-менее элегантно-изящное. Правда, ноги в испачканных туфлях опять начали разъезжаться, как у коровы на льду, но дракон спас её от очередного конфуза, крепко придержав под локоток.

      — А ну, пусти! – зашипела чародейка, тут же закипая и стряхивая с локтя пальцы вероломного ящера.

      Странно, но тот, очевидно, первый раз в жизни, послушался, и, конечно, Татьяна Сергеевна, не рассчитавшая своих сил, тут же принялась угрожающе заваливаться набок.

      Но «низко пасть» почётной гостье и в этот раз не дали.

      — Милая моя! А вот, наконец, и ты! – Таня чуть было не задохнулась в окруживших её ароматах ванили, лилий и ещё чего-то неудержимо-сладкого – наверное, той самой сказки про волшебных принцесс из далёкого детства.

      Лишь когда хватка чуть ослабла, чародейка смогла разглядеть, что же именно её чуть было не задушило.

      Прямо перед ней, ласково улыбаясь, стояла самая прекрасная женщина на всём белом свете: эдакая гремучая смесь из молодой Анжелины Джоли, кинематографичного заката над Багамами и платиновой кредитки с вечным безлимитом, в изумительной работы пастельно-розовом платье – изящно расшитый тугой лиф, многочисленные лепестки-юбки, напоминающие нежную розу, –точь-в-точь висевшее в глубинах гардероба выпускное платье переводчицы! И эта сказка, эта нимфа, эта богиня только что заключила её – заурядно-обычную Муху, Муху – нищую переводчицу со столичных заокраин, Муху в пахабном костюмчике, с кошачьими ушками и в замызганных туфлях, – в объятия.

      Чувствуя себя так, словно её святой водой окропили, Таня с открытым ртом уставилась на фею Флору, тактично истолковавшую её молчание для наблюдающих за картиной гостей вечера.

      — Полагаю, моя дорогая племянница устала с дороги – столько впечатлений! Мы оставим вас ненадолго, – и, подхватив выпавшую в осадок Татьяну под руку, потянула за собой, увлекая в лабиринт бесконечных равнозначно-великолепных коридоров волшебного замка.