Бугаз - Токай. Глава 3

Глава 3. Восток-и-Ориент. (Неделя тому назад.)

     Чкалова - угол Советской Армии, трамвайная остановка, где тоже плавится асфальт, тротуар и вся проезжая часть. Выдерживают только каменные бордюры и трамвайные рельсы. Бордюры гранитны, шершавы и незыблемы. Трамвайные рельсы от жары выгибаются в разные стороны и скручиваются винтом. Проходящие трамваи дребезжат и подпрыгивают на этих рельсах так, что грохот и дребезг слышен дальше Молдованки. В то же время, на Молдованке - свой дребезг, свой геволт и свои трамваи.

     До романтической встречи с моей новой и очень хорошенькой знакомой остается десять минут и три остановки, до Соборки.
     Мой трамвай, видимо, застрял навсегда где-то между Вокзалом и Привозом. Спешу и опаздываю. Этот факт беспристрастно фиксируют сильно позолоченные наручные часы «Восток» с перламутрово-гранатовым циферблатом и неутомимым механизмом на 18-ти рубиновых камнях. Часы покоятся в нагрудном кармашке рубашки, по причине сломанного браслета. «Бежать, чтобы не опоздать», – принимаю волевое решение, но как только начинаю перебегать на другую сторону улицы Чкалова, появляется долгожданный трамвай.      
     Торможу и возвращаюсь. Покуда преодолеваю улицу обратно, рискуя попасть под машины или быстрые синие троллейбусы, трамвай уже собирается закрывать двери и уходить. «Стой!» – машу со всех рук и ног отходящему трамваю. Трамвай, кажется, видит мои сигналы. Комсомолка-вагоновожатая приостанавливает движение. Успеваю! Запрыгиваю с ходу на ступеньку вагона. Прямо со ступенек благодарно обращаюсь к вагоновожатой: "Медаммм, позвольте вам ручку п-поцеловать!!!" Розовощёкая комсомолка заразительно смеётся, отпихивает меня от своей кабины и требует "не отвлекать водителя во время езды", "компосссировать" за проезд" и "ОЙ!... не морочить ей одно место...".
    - Шо за дела, медаммм? У меня месячный!!!
   -- Месячные??? У кого? - Продолжает смеяться комсомолка...
    - Проездной! Студенческий! Постоянный!
   -- Студенческий??? Тем более не морочь! Но можешь постоять...
Не морочу и остаюсь стоять тут же на ступеньках, чтобы сразу выскочить там, куда я так спешу, как только доеду.
 
     Едем. Вагон идет медленно. Вагон трясется, шатается и мотается на кривых рельсах. Вагон звенит и громко делает остановки, потом мучительно долго стоит, потом так же долго закрывает двери и еще медленнее трогается... 
     Комсомолка, как мне кажется, подсматривает на меня через зеркальце заднего вида, чему-то или кому-то улыбается, подозрительно привлекает к себе внимание своим очень легкомысленным летним платьем, которое рельефно выделяет те места, которые она требует ей "не морочить", и явно хочет помешать предстоящей мне счастливой встрече!
     Когда вагон подходит до Соборки, достаю из кармана часы, чтобы знать, как я опаздываю. Точнее, я лезу за часами себе в карман, но их там не лежит…
     Обшариваю все свои карманы и начинаю опять плохо думать за одесских щипачей, которые прошлой зимой поперли у меня из пальто новые, шикарные, рыжие, нежной телячьей кожи перчатки, подарок моей мамочки. А сегодня вот – часы, подарок моих дедушки и бабушки. Восстанавливаю картину: на остановке часы еще лежали у меня в нагрудном кармане, а всю дорогу сюда, рядом со мной никого не стояло. И я начинаю думать за одесских карманников немножко лучше. Отчетливо вспоминаю, что когда прыгал с остановки на подножку трамвая, в кармане рубашки что-то тоже прыгнуло. Начинаю понимать: «Это они и были – мои часы!»
     Наконец-то комсомолка-ватманша звонко объявляет долгожданную остановку: "Карла-Либкнехта - Дерибасовская!" Желаю ей "дальшего" счастливого пути и выхожу. Перехожу через улицу к дому Папудовых, на цветочный базар, где покупаю за целых три рубля "пучок цветов шикарных роз". «Удачи!» – говорит мне цветочница вдогонку. А я уже мчусь вдоль Соборки, в сторону фонтана.
     Возле фонтана никого нет. Точнее возле фонтана много кого есть, но нет именно той, ради которой я сюда спешил.
     От фонтана пахнет брызгами и мокрой пылью.
     «Или она уже ушла, или, может быть, еще не пришла?» - спрашиваю я себе.
     Повышенная плотность симпатичных девиц вокруг фонтана отвлекает от ненужных сомнений. Красотки слетаются сюда к свежему пению фонтанных струй. Время от времени они образуют пары с мужскими особями и исчезают в глубине аллей.
     Вдруг мои глаза закрывают чьи-то прохладные ладошки, и я понимаю, что пришла Она. «Она все-таки опоздала!»
     Цветы - ей! Мимолётный поцелуй и лёгкий аромат её духов - мне. Хорошее начало для начала вечера. Идем, чуть обнявшись, вперед по тенистой парковой дорожке. Все скамейки под платанами и каштанами уже заняты.
     Идем до кинотеатра «Одесса». Это совсем рядом. Это в конце аллеи и прямо, и ещё левее, по переулку. Сегодня, во всех четырёх залах дают «Укрощение строптивого». Челентано и Орнелла Мути во всём своём итальянском великолепии, без купюр. Все билеты проданы еще две недели назад.
     Дарим наши розы и один рубчик билетёрше и она устраивает нас в самом удобном последнем ряду.
     Неукротимый Челентано. Неподражаемая Орнелла Мути. Несравненная новая подружка. Авантюрные истории про зарождения авантюрной любви.  Страсти и нежности. Долгие поцелуи, жаркие объятия, шёлковые густые волосы, запах вереска и "Lancome",  податливая и гибкая талия, упругая грудь, точёные ножки и стройные бёдра, ещё более шёлковые коленки и ... такое же бельё. Ох уж это Итальянское кино, ох уж мне эти фильмы "до 16-ти" и старше! Вы слышите, как бьётся сердце? Если бы я курил, если бы у меня была папироска, я бы уже-таки да закурил...
    - "Я так хочу! Чтобы лето не кончалось..."
    -- И я хочу! Это Пугачёва?
    - При чём здесь Пугачёва? Где мы, а где Пугачёва? Это я только что сам себе придумал!
    -- А после?
     После кино: постепенная неторопливая вечерняя Дерибасовская; везде пломбир сливочный, сироп клубничный и уютные кафе-с-мороженым; полусладкое искрящщее-шипящщее-шипучее-прохладное Одесское шаманское и разговоры, только об одном и только оБ прекрасном…
     -- Почему "об"?
     - Ну хорошо, ладно - "О! прекрасном"!
     Невероятно! Нам нравятся одни и те же фильмы, одни и те же актеры, и книги, и их герои, одни и те же песни, певцы и художники! Особенно фламандцы! Особенно Шишкин, особенно утром в сосновом лесу!
- Как? Шишкин не фламандец??? Вот уж странное дело? Никогда бы не подумал! Шишкин - чисто фламандская фамилия. А Иванов??? Александр Андреевич!?
-- Лучше - Рубенс! Питер Пауль Рубенс! Три грации. "Похищение дочерей"... - моя подружка демонстрирует серьёзные познания во всех областях искусства...
- Хорошо! Пусть будет Рубенс. "Завтрак на траве."
-- "Завтрак на траве" - Мане, Эдуард МАне! Француз. Не путать с Клодом МОне!
- Да! Я хочу как у Мане! Ужин на тёплой и мягкой траве... , без лишних деталей из одежды, в самом дальнем уголке парка Шевченко, над обрывом, с видом на вечерний рейд и огни теплоходов. А после - в Музей Западного и Восточного искусства! Ещё дальше - любоваться картинами великих мастеров!

     И композиторы - Дунаевский, и музыканты, особенно Моцарт! Да! - дуэт для скрипки и альта! И конечно же Чайковский! И ещё: уже пусть будет Пугачёва! И ещё: мороженного, и ещё по чуть-чуть шампанского! Ученые и путешественники! Дальние дали! Джомолунгма и Килиманджаро! Цветы и картины. Невероятное совпадение вкусов и взглядов. И может быть это судьба?!!!
 
     Близится ночь. Внизу Лонжерон. Как мы оказались на Лонжероне? Тут днем так людно, а сейчас почти никого, пусто. Скоро появятся пограничники. Чем ближе полночь, тем больше становится ясным, что это-таки - судьба! Но у Неё завтра экзамен. Нужно спешить. Но спешить нам вот совсем и вовсе не хочется! И это больше чем судьба...
     А пограничники нас не заметили! Пограничники, влекомые за поводок дурной овчаркой, шумно и часто дыша кирзой и потом, промчались мимо, они спешили поймать каких-то голых, поздних купальщиков и сурово допросить их на предмет ночного нарушения формы одежды и государственной границы СССР...

     Потом мы долго прощались возле её дома, мы держались за руки, мы договаривались о новой встрече через день, в библиотеке...
     Да, мы встречались с девчонками даже в библиотеках и вместе читали книги. Мы сидели рядом, касаясь друг друга плечами, руками, коленями, склонившись над раскрытым романом или повестью, мы путешествовали в новые миры, которые возникали тут же, строились из слов, строчек, предложений, из мыслей и образов, которыми наделил автор своё произведение, своих героев, свою собственную ойкумену... Ещё одно "Спасибо!" Ивану Ефремову! Мы читали "На краю Ойкумены", "Письма из Русского музея", "Микеланджело", и "Три товарища", и-и-и ... Других разных хороших книг...
     Когда она положила свою почти невесомую и удивительно изящную руку на моё плечо и сказала: «Мне всё же пора идти!» Я хотел возразить. И я возразил! Но она тут же приложила свой пальчик к моим губам: "Ничего больше не говори! Послезавтра!"... И я подумал: "Как же всё-таки быстро бежит время! И где теперь лежат мои часы?"
 
     И я решил вернуться. Я решил вернуть и повернуть время, совершить переход, бросок через пространство.
 
     Возвращаться пришлось пешком. Через пространство. Трамваи уже давно не ходили. Троллейбусы тем более. Такси не останавливались. Я дошел по Пушкинской до Железнодорожного вокзала, до Старосенной, и тут мне явилось чудо. Чудо представляло из себя грохочущий открытый трамвайный вагон. Вагон был густо оснащен какими-то бочками,  канатными бухтами, подъёмными устройствами, прожекторами, загружен рельсами, шпалами, кучами гравия, весёлыми, изрядно поддатыми дядьками в оранжевых жилетках, и назывался "пескопосыпальный"! Нет! "Песко-посыпательный!"
     "Пескопосыпальный" посыпательный посыпатель громко прозвенел, шумно притормозил и взял меня на свой борт, а я его на абордаж: "Где идёшь, студент? В такую рань." Я ответил, что раньше - это вам не позже, и что нам всем по пути. Дядьки тут же, одним махом, налили в граненый стакан коньяку "ОСВ" (коньяк Одесский Свеже-Ворованный) и предложили выпить. Я смело выпил целый глоток, и мне дали закусить конфетой "Гуси-лебеди", того же ОСВ качества. (Как оказалось, с нами, кстати,  едет рабочий с кондитерской фабрики, сразу после третей смены, случайно с полными карманами конфет, шоколада и сэкономленного на этих конфетах шикарного кондитерского коньяку...)
     "Песко-посыпательный" взвыл электромоторами, вспыхнул прожекторами, ещё зазвенел, загремел и помчался по Эстонской, увеличивая центробежную силу и огибая "Привоз"!
     Через пять минут мы были уже на месте. Я вернулся на ту самую трамвайную остановку, что на углу Чкалова и Советской Армии.
     В темноте одесской ночи я нашел то место, где стоял несколько часов назад, ожидая свой трамвай. В тусклом свете уличного фонаря осмотрел тротуар и гранитный бордюр. Осмотрел дорогу и рельсы. Увы - темно и пусто.
     Вдруг в свете автомобильных фар одинокого такси что-то блеснуло. Такси проехало. Я подошел где блеснуло, наклонился и увидел мои часы. Они были вкатаны колёсами прошедших мимо здесь за целых полдня множества машин в мягкий, тёплый летний асфальт вровень с его поверхностью. Ключом от квартиры я выковырял свою находку. В часах треснуло и рассыпалось стеклышко, погнулась секундная стрелочка, но часы тикали! Они шли как ни в чем не бывало!
 
     Новое стекло и секундную стрелочку на часы мне установил пожилой мастер-часовщик в опять же часовой мастерской возле «Привоза», при этом он вежливо спросил: "Млодой чловэк, и шо Ви делали етим вашим часам? До чего ви их так довели? Ви вскрывали ими сейфы, бутылки, замки или консэрвные банки?"
     И я рассказал ему историю за эти часы, за трамвай и за то, как я их потом выковыривал из асфальта.
     А он мне в ответ рассказал несколько своих историй за другие часы, за своих девушек, за своего дедушку, который перед смертью успел-таки продать ему свой золотой "Брегет", который он, дедушка, в свою очередь, сумел-таки купить у одной знакомой Английской Королевы Виктории, по знакомству, с дарственной надписью тонкой иглой на золотой крышке - "Дорогому Яше от любящей его королевы" - и за очень большие деньги...
     Ещё мы поговорили за другие времена и вообще за тамошнюю и эту жизнь, и разные чудные мгновения, и мы расстались довольные всем и друг другом. "Приходите ещё! Если у вас есть что или будет что чинить. Приходите просто и без ничего, приходите, ходите себе и не теряйте себе голову и баланс, когда бегаете до девушек! Девушек много, а мы одни, и жизнь не такая уж и длинная, как кажется в начале циферблата...! Поэтому своё собственное время и свою голову как-то нужно ещё очень ценить, и если их обоих куда-нибудь всовывать, всё же неплохо сначала посмотреть - куда всовывать и во что!" - сказал он мне на прощанье.

     Часы ходят по сей день, хотя и выглядят как музейный экспонат, и их не нужно подводить, ежегодно чистить и смазывать, как какой-нибудь дорогой, хвалёный, швИцарский «Ориент».