Пересеклись

Надя вышла из гримёрной, постояла несколько минут в раздумье, а потом начала спускаться вниз по старой, с облупившейся краской, шаткой лестнице. Конца ей не было видно, всё тонуло в зелени. Кусты со всех сторон тянули свои разросшиеся ветви. Сквозь ветхие ступени пробивалась зелёная трава. Видно, этим спуском давно никто не пользовался. И тут она увидела Ларису – та собирала на склоне цветы.

– Хочу попробовать сделать из них крем, – пояснила она, снова забираясь на лестницу.

И вот посреди этой самой лестницы, где не было видно ни начала, ни конца пути, они простояли целый час. И всё говорили. Так долго молчавшие и игнорировавшие друг друга, ещё пару минут назад совсем чужие и далёкие, они вдруг обнаружили, что стремятся к одному и тому же, что их жизни, мечты и планы движутся в одном направлении по параллельному руслу.  И вот вдруг пересеклись.

Оказалось, Лариса, как и Надя, мечтает стать режиссером. Как и Надя, она уже пыталась кое-что поставить в своей компании; как и Надя, пару раз поступала в институт и не прошла по конкурсу, хотя ей и удалось уже добраться до третьего отборочного тура (она поступала на актёрский). Как и Надя, хорошо рисовала и кое-что писала.

Открытие собственной схожести поразило обеих девушек. Они говорили и говорили – о своих мечтах, о будущем.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Надя.
– Двадцать.
– Да? На год моложе? А я всё время думала, что ты меня старше.
– Да ты что?! И я также думала… Таска!

Наде пришлось привыкать к Ларисиным слэнговым словечкам, которыми изобиловала её речь, к её быстрым и резким гримаскам, таким несовместимым с Надиными представлениями о ней, как о спокойной и серьёзной девушке; к её притворно–скучающему виду и наигранному безразличию, которые поначалу она принимала за чистую монету.

Они подружились – сразу, в этот час, одним махом преодолев разделявшее их доселе расстояние, хотя короче сошлись нескоро, а совсем близко – лишь мгновениями. Обе ревниво оберегали в своей душе друг от друга нечто, чем не хотели делиться пока или не хотели вообще. Это ещё предстояло выяснить.

Надя, обычно очень откровенная и открытая, наткнувшись на Ларисино равнодушие, замкнулась, решив, что ей не нужна эта дружба. Она полна собой и своими переживаниями.

Так что после того первого разговора их отношения поначалу держались на том, что Лариса сама звонила к ней в номер и предлагала куда-нибудь пойти. Она уставала от общества своих назойливых матрон и стремилась вырваться из-под их надоевшей опеки; уставала от их постоянных нравоучений, советов и призывов к осторожности.

Матроны частенько осуждали Надю – за флирт, легкомыслие и пренебрежение своими обязанностями, и гордились своей Лорой. А та в душе мечтала быть такой же – беспечной, весёлой, окружённой вниманием. Хотя многого в своей новой подруге она не понимала. А многого просто не могла принять – например, её небрежного и лёгкого отношения к работе. Сама Лариса всё делала от и до, со всем возможным старанием и тщательностью. Небрежность в работе для неё была также немыслима, как грязное бельё или порванные колготки. А Надя только беспечно смеялась:

– Для меня всё это – как игра. Я не могу принимать всерьёз всё, что вокруг происходит. Для тебя это работа, да, ты всё делаешь так важно, с таким сосредоточенным лицом. Не знаю, может быть, это и в самом деле важно. Но если в моих фильмах зрители заметят, что у актёра не того цвета усы или парик не причесан с должной тщательностью, то к чему такие фильмы? Не стоит труда и снимать!

– Тише, не кричи.
– Почему?
– Мы же на улице. Все на нас оборачиваются!

Они шли по центральной улице Винницы, мимо мединститута.

– А мне на это наплевать. Пусть смотрят. Что ли жалко?

Во время таких прогулок – за мороженым, за семечками, – Надя что-нибудь весело рассказывала. А Лариса молчала. Ни слова. В конце концов Наде это надоело, и в следующий раз она шла рядом и помалкивала, точно воды в рот набрала. Лариса, не выдержав, спросила:

– Почему ты молчишь?
– А ты?
– Я не умею рассказывать… так.
– Учись. Учиться никогда не поздно. А если не хочешь научиться, то довольствуйся молчанием.

«Буду я тебя развлекать! Сто лет ты мне нужна», – проворчала она про себя. А Лариса вдруг произнесла – совершенно искренне, не жалуясь, а просто констатируя факт:

– Со мной всем скучно.

Искренность всегда глубоко воздействует на сердце человека. В тот же момент Надя прониклась к ней симпатией, и спустя минуту уже вновь рассказывала что-то весёлое. Обе смеялись, забыв все разногласия и не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.

Дорога-29