Пушистая красавица

Занялись утренним  светом облака.  Багровели берёзы на лесной опушке
на  фоне утренней  зари, синие тени  высоких  сосен, словно с медной корой,
в гулкой  тиши  белого безмолвия как бы вписывались в красоту лесную, дополняя  её.
Весело  тинькали синицы, вскрикивали сойка. Звонко  раздавалось в гулкой
    тишине деловитое постукивание  дятла-дровосека. Из ближней чернеющей  стенки сумрачного ельника слышался  резкий покрик клеста:
«Цок-цок-цок».  Клест-еловик  добыл семечко и перепорхнул на другую
ёлку.  Там у него с подругой и было гнездо, тёплое- из  пуха да перьев. Вот
он снова очутился на новой  шатровой  ёлке, расклевал висящую шишку,
просыпал чешуйки на белый снег и   улетел. Шишек ныне изобильно, только
летай, только промышляй.
Сдерживаю восторг, шепчу:
-Удачи тебе, клест-еловик!- и трогаю лыжи.
Еду  вдоль снежной опушки, гляжу на чернеющие ельники с проседью снегов. Снег под  лыжами повизгивает, хрустит. Морозно и солнечно.
Тихо-тихо в лесу. Ёлки одна другой краше, пушистей. Пуховые шали  наброшены поверх  ветвей. Стоит себе  высокое, разлапистое, пушистое   
творение природы  и тихо дремлет.
Это смолистое, пушистое, вечно зелёное дерево в старину ласково именовалось народом «ёлушкой», «ёлочкой», «елинкой». Иногда люди
по ёлке делали прогнозы:»Много  еловых  шишек- жди хорошего урожая»
Смолоду до старости ёлка зимой радует глаз. Приносить домой и наряжать
разлапистую лесную  красавицу, под  Новый  Год!- обычай, дошедший до наших  дней с давних времён.   
До чего хорошо, до  чего  же красиво  кругом!
В зимнем лесу тихо, только сердито потрескивают берёзы, осины, дубы
от мороза, а сквозь еловый лапник пробивается  слабый  солнечный свет.
Словно бронзовые  стволы сосен вершинами упираются в небосвод. Зимний
лес до краёв наполнен острым  смолистым запахом.  Загадочная, неброская,
таинственная  красота  завораживает. Вчерашняя  проторенная лыжня  просторна от бело-синего снега.
Неторопливо еду, ко всему приглядываюсь, в каждый  шорох-шелест   
вслушиваюсь. Остановился перед пушистой  ёлочкой-подростком, наполовину  присыпанной снегом. На этой ёлочке накинут  бело-синий
песцовый  мех. Сама ёлочка  пушистая, зелёная, весёлая, ладная, словно
балерина  на белизне снегов, облитая морозным  солнцем. Вся-вся опушена
до последней  веточки хвоёй, видится так резко,  радует глаз.
Я бы ещё долго любовался пушистой красавицей- ёлкой, сорока помещала:
поднялась в солнечное  поднебесье, застрекотала, полетела стремительными  бросками…. Летела, летела да вдруг сложила крылья,
отвесно,  упала  вниз, на край  ельника. Что-то увидела?
    От шатровой ёлке к ёлке тянутся следы: впереди два больших  расходящихся отпечатка задних ног, сзади пара меньших  отпечатка-
ног  передних. Это  следы белки. Тут же  под густыми лапами шатровой ели
насыпано много чешуек еловых  шишек- белка кормилась. Вон упавшие  рядом со   другой  елью комочки снега посыпались, которые указывают,
что белка  перескакивает  с одной ели на другую, вот и доскакала до своей
вековой ели, где  укрылась в своём  тёплом  гнезде.
Притерпелся  к морозу и рад  уже тому, что двигаюсь, покоряя  зимний
простор  леса.
На  широкой  солнечной просеке нашёл перо тетерева, обронённое  при
суматошном  взлёте, и старые припасы  белки – еловые  шишки.
Увидеть в середине поляны ёлку, которая вознесена над бело-синими  снегами выше других и своей  маковкой целится в небо голубое-голубое,
красиво: увидеть тут же эту же  ёлку, к  маковке которой вот сейчас на твоих глазах  прилип  бело-чёрный живой комок- сорока, вдвойне красиво.
Ёлка- модница, в белой снеговой шали, а  вместо кистей –продолговатые шишки.  Какая всё же  приметная  среди елового подроста.
На другой пушистой-пушистой  ёлке, удалось выследить куницу, которая притаилась в засаде.
На самом краю земляничной поляны попадались ели, высокие, прямые,
необхватные в комле- богатыри.  Полосы солнечного  света  падали на эти ели неровно, иные запутывались в разлапистых  ветвях, рассеивались, гасли,
не достигнув бело-синих снегов.
Спускаюсь со склона поляны. На самой половине склона- ещё один  передых.
И сразу уловил  короткий посвист  жёлтоголового королька. На  ветках обледеневших  рябины качались нарядные свиристели, поклёвывали  морозные ягоды.
Спускаюсь дальше и вдруг увидел, что за матёрой, ветвистой старушкой- елью  настороженно глядят, ждут свою маму-лисицу, пятеро  лисят: лисята
увидев меня замирают на месте от  неожиданности, каждый на своём месте.
Головки  вверх, опустил я  руки-головки вниз. Кончилось представление-
лисята шмыгнули в кусты.
Я огляделся, увидел, под елью на снегу, тёмно-жёлтые  продолговатые шишки, с  плотно сжатыми чешуйками и слегка заострёнными « носиками»,
набрал целый карман и развесил на соседях- берёзах.  То-то придёт плутовка
лисица оробеет, удивится, стоят у  шатровой ели берёзы  с  серьгами…
Вот  в  глуби  ельника что-то затрещало в темноте, в сумраке, выбежал  сохатый, следом за ним вылетел рябенький рябчик, крутя маленькой головкой. Лось глядел на меня без всякого интереса, наверное, привык к людям.
Еду дальше к опушке. А здесь кто-то не по-хозяйски обошёлся, с молодой
сосёнкой: средние ветки обрезаны,  на стволе свежие метки- содрана нежная  ленточка коры, выступили капельки смолки. Рядом с сосёнкой  горка
«слив». Всё ясно лось  оставил меты.
Зимний лес готовился к  долгой  ночи. Уже  слабее проглядывалась лосиная
тропа, из глубины лесной   ельника наплывал сумрак. Слева, в сосняке, что-то потрескивало, раза два  принимался  долбить сухую ёлку красноголовый дятел, но как-то неуверенно, лениво и тут  же смолкал, наверное, его утомила дневная  работа, устал.