Пушистая красавица
на фоне утренней зари, синие тени высоких сосен, словно с медной корой,
в гулкой тиши белого безмолвия как бы вписывались в красоту лесную, дополняя её.
Весело тинькали синицы, вскрикивали сойка. Звонко раздавалось в гулкой
тишине деловитое постукивание дятла-дровосека. Из ближней чернеющей стенки сумрачного ельника слышался резкий покрик клеста:
«Цок-цок-цок». Клест-еловик добыл семечко и перепорхнул на другую
ёлку. Там у него с подругой и было гнездо, тёплое- из пуха да перьев. Вот
он снова очутился на новой шатровой ёлке, расклевал висящую шишку,
просыпал чешуйки на белый снег и улетел. Шишек ныне изобильно, только
летай, только промышляй.
Сдерживаю восторг, шепчу:
-Удачи тебе, клест-еловик!- и трогаю лыжи.
Еду вдоль снежной опушки, гляжу на чернеющие ельники с проседью снегов. Снег под лыжами повизгивает, хрустит. Морозно и солнечно.
Тихо-тихо в лесу. Ёлки одна другой краше, пушистей. Пуховые шали наброшены поверх ветвей. Стоит себе высокое, разлапистое, пушистое
творение природы и тихо дремлет.
Это смолистое, пушистое, вечно зелёное дерево в старину ласково именовалось народом «ёлушкой», «ёлочкой», «елинкой». Иногда люди
по ёлке делали прогнозы:»Много еловых шишек- жди хорошего урожая»
Смолоду до старости ёлка зимой радует глаз. Приносить домой и наряжать
разлапистую лесную красавицу, под Новый Год!- обычай, дошедший до наших дней с давних времён.
До чего хорошо, до чего же красиво кругом!
В зимнем лесу тихо, только сердито потрескивают берёзы, осины, дубы
от мороза, а сквозь еловый лапник пробивается слабый солнечный свет.
Словно бронзовые стволы сосен вершинами упираются в небосвод. Зимний
лес до краёв наполнен острым смолистым запахом. Загадочная, неброская,
таинственная красота завораживает. Вчерашняя проторенная лыжня просторна от бело-синего снега.
Неторопливо еду, ко всему приглядываюсь, в каждый шорох-шелест
вслушиваюсь. Остановился перед пушистой ёлочкой-подростком, наполовину присыпанной снегом. На этой ёлочке накинут бело-синий
песцовый мех. Сама ёлочка пушистая, зелёная, весёлая, ладная, словно
балерина на белизне снегов, облитая морозным солнцем. Вся-вся опушена
до последней веточки хвоёй, видится так резко, радует глаз.
Я бы ещё долго любовался пушистой красавицей- ёлкой, сорока помещала:
поднялась в солнечное поднебесье, застрекотала, полетела стремительными бросками…. Летела, летела да вдруг сложила крылья,
отвесно, упала вниз, на край ельника. Что-то увидела?
От шатровой ёлке к ёлке тянутся следы: впереди два больших расходящихся отпечатка задних ног, сзади пара меньших отпечатка-
ног передних. Это следы белки. Тут же под густыми лапами шатровой ели
насыпано много чешуек еловых шишек- белка кормилась. Вон упавшие рядом со другой елью комочки снега посыпались, которые указывают,
что белка перескакивает с одной ели на другую, вот и доскакала до своей
вековой ели, где укрылась в своём тёплом гнезде.
Притерпелся к морозу и рад уже тому, что двигаюсь, покоряя зимний
простор леса.
На широкой солнечной просеке нашёл перо тетерева, обронённое при
суматошном взлёте, и старые припасы белки – еловые шишки.
Увидеть в середине поляны ёлку, которая вознесена над бело-синими снегами выше других и своей маковкой целится в небо голубое-голубое,
красиво: увидеть тут же эту же ёлку, к маковке которой вот сейчас на твоих глазах прилип бело-чёрный живой комок- сорока, вдвойне красиво.
Ёлка- модница, в белой снеговой шали, а вместо кистей –продолговатые шишки. Какая всё же приметная среди елового подроста.
На другой пушистой-пушистой ёлке, удалось выследить куницу, которая притаилась в засаде.
На самом краю земляничной поляны попадались ели, высокие, прямые,
необхватные в комле- богатыри. Полосы солнечного света падали на эти ели неровно, иные запутывались в разлапистых ветвях, рассеивались, гасли,
не достигнув бело-синих снегов.
Спускаюсь со склона поляны. На самой половине склона- ещё один передых.
И сразу уловил короткий посвист жёлтоголового королька. На ветках обледеневших рябины качались нарядные свиристели, поклёвывали морозные ягоды.
Спускаюсь дальше и вдруг увидел, что за матёрой, ветвистой старушкой- елью настороженно глядят, ждут свою маму-лисицу, пятеро лисят: лисята
увидев меня замирают на месте от неожиданности, каждый на своём месте.
Головки вверх, опустил я руки-головки вниз. Кончилось представление-
лисята шмыгнули в кусты.
Я огляделся, увидел, под елью на снегу, тёмно-жёлтые продолговатые шишки, с плотно сжатыми чешуйками и слегка заострёнными « носиками»,
набрал целый карман и развесил на соседях- берёзах. То-то придёт плутовка
лисица оробеет, удивится, стоят у шатровой ели берёзы с серьгами…
Вот в глуби ельника что-то затрещало в темноте, в сумраке, выбежал сохатый, следом за ним вылетел рябенький рябчик, крутя маленькой головкой. Лось глядел на меня без всякого интереса, наверное, привык к людям.
Еду дальше к опушке. А здесь кто-то не по-хозяйски обошёлся, с молодой
сосёнкой: средние ветки обрезаны, на стволе свежие метки- содрана нежная ленточка коры, выступили капельки смолки. Рядом с сосёнкой горка
«слив». Всё ясно лось оставил меты.
Зимний лес готовился к долгой ночи. Уже слабее проглядывалась лосиная
тропа, из глубины лесной ельника наплывал сумрак. Слева, в сосняке, что-то потрескивало, раза два принимался долбить сухую ёлку красноголовый дятел, но как-то неуверенно, лениво и тут же смолкал, наверное, его утомила дневная работа, устал.
Свидетельство о публикации №218121101723