Командир

                В квартиру позвонили. Александр открыл дверь. На пороге стоял его брат, Владислав, смуглый, с курчавой чёрной бородкой, в рясе и шапочке священника. За его руку держалась супруга, Алёна, певица церковного хора. Женщина крепкого сложения, белокурая и розовощёкая, про каких говорят «кровь с молоком»,  могла бы и коня на скаку остановить, если б потребовалось, и в горящую избу войти, будь на то причины.

                - Где тут наша именинница? – спросила она поставленным альтом. В прихожку выскочила девчура в розовом нарядном платье и с модной причёской. Тёмно-русые локоны спускались ей на плечи. Видимо мама проявила своё умение, и дочь стала выглядеть немного старше. Как- никак, ей исполнилось восемь лет.

                Алёна чмокнула именинницу в щёку и вручила ей огромную коробку с тортом.
 - Какая элегантная у тебя причёска! А платье! Это же шедевр!.. – воскликнула она. Влад раскатистым низким баритоном поздравил племянницу и подал ей пакет с подарком. Алёна произнесла, краснея, обращаясь к Александру:
- У нас тоже скоро маленький будет, – и прижалась к мужу. – Как учится Настенька, Саша? – спросила она.

                - Настя хорошо учится. Пятёрки в основном. Редко, когда четвёрка проскочит. В спорте преуспевает. Она у нас гимнастка. Ездила недавно на зональные соревнования в Новосибирск, диплом II степени привезла. Правда, недавно конфликт с учительницей произошёл. Та ей толкует, что ноль через «у» пишется, а эта успоряет, что через «о». Да такой спор затяжной получился, что нас со Светой в школу вызывали. Ну а мы что можем поделать? Интернет гласит, что обе буквы в этом слове равнозначны. Я и сказал учительнице, чтобы в интернет заглянула. Отстала, слава Богу. А дитя, это здорово! Молодцы! В этом деле тянуть резину не надо.

                Он погладил Настю по голове и привлёк дочь к себе.
 - Видать, учительница молодая. Они же, молодые, не все толковые, – поддержал разговор Влад.
 - Недавно из «педа». Максимализм ещё не выветрился. Хотя пора бы,  – ответил Александр. – А что мы у порога разговоры ведём? Давайте быстренько за стол! Света! Ты готова? Гости уже пришли!
Вышла сияющая Света.

                - Ой, здравствуйте! А я тут закрутилась. Ничего не вижу и не слышу. Проходите в комнату, не стесняйтесь, будьте, как дома…
 - Сначала, к отцу зайду, – произнёс Влад.
Павел Алексеевич лежал в кровати, накрытый лёгким одеялом, и дремал.
Напротив, на другой кровати, лежала, поверх заправленной постели,  бабушка Александра и Влада. Худенькая старушка преклонных лет, Анна Иосифовна, главная прислуга своего сыночка-инвалида.

                Услышав, что к нему (Павлу) кто-то приближается, он вскинул глаза:
 - Это ты, Влад? – хриплым голосом произнёс он. – С Алёнкой пришёл или один?..
В комнату зашла Алёна. Скривила нос от запахов нечистот, и быстро вышла.
 - Здравствуй, папа. Как твоё здоровье? Алёна в зале. К Насте пошла...
- Одна нога, как видишь, ещё не отросла, вторая не шевелится, а в остальном всё прекрасно! А как у тебя дела?..

                - Служу помаленьку, в Покровском соборе, как и всегда, – ответил уклончиво Влад. –  Я вот церковного кагорчику принёс. Вмажешь, за здоровье Настёны? У неё ведь сегодня День рождения!..
 - Ну, за неё можно! – ответил Павел Алексеевич. Мать, тащи стаканы!..
Влад налил отцу вина. Тот выпил, крякнув от удовольствия.
 - А что я один, словно алкаш какой?..
 - Да мне ещё предстоит. Ты уж, пап, извини…
 - Да ладно. Чего там! Но хорош кагор, зараза! Однако водочка лучше. Закусывать не буду. Пусть организм прочувствует. Дай Бог Настёне здоровья, успехов во всех её делах и хорошего жениха…
Он откинулся на подушку и снова закрыл глаза.

                Семья собралась за столом. Позвали Анну Иосифовну. Та принесла бутылку самогонки.
 - Алексей, покойничек, шибко любил её. Давайте, по рюмочке, для начала…
 - Нет, баба Аня! Мы тут все непьющие собрались. Так что, прибереги самогоночку для других гостей…
 - Дело ваше. Как хотите…
Она унесла бутылку в свой «загашник», нисколько не обидевшись на внука.

                Влад разлил кагор. Выпили. Закусили салатом. Потом, продолжали произносить тосты за именинницу, пили чай с тортом. Настя, совсем взрослая девочка, гордо на всех поглядывала и уплетала торт, измазав рот кремом.
 - Мы вот, вроде недавно с Владом поженились, – завела разговор Алёна. – Однако, он мало рассказывал о жизни вашей семьи. Может, ты, Саша, как-то просветишь?..
 - Я, конечно, могу. Это надо заглянуть в самые истоки нашего сознательного детства. Но воспоминания оборотятся в маленький рассказ, если не возражаете…
- Ничего! Давай, начинай. Интересно, ведь. Да и Насте не грешно послушать. Не маленькая уже.


                «Неприятель всё напирал и напирал. Я и Влад отбивались от него бутылками с зажигательной смесью. Ящик за ящиком боеприпасов уходило, чтобы враг не продвинулся ни на полшага». 
 - Влад! Бутылки кончаются! – кричал я. –  Неси ещё ящик!..
 - Есть, товарищ командир! – отвечал он и бежал за очередным ящиком. А фашисты всё лезли.
 - А что за фашисты? Да ещё в Сибири? – спросила Алёна.
- Это наше детское воображение. Мы любили играть в войнушки…

                «В чёрных полушубках и ватных штанах, в унтах из чёрной шерсти и рогатых касках, надетых на какие-то шлемы, фашисты походили на чудовищ. Показывая автоматами в нашу с Владом, они говорили между собой не по-русски. Их авангард с озлобленными морщинистыми лицами сидел за сугробом и поджидал подкрепления. А вокруг, в разных позах, лежали искорёженные трупы неприятеля. При каждом взрыве старое, сваленное неизвестно кем, дерево, за которым тоже прятались фашисты, подпрыгивало, словно норовило оторваться от земли и улететь высоко в небо».
- Сколько там осталось ящиков? – интересовался я.

                - Штук семь, товарищ командир! – браво отвечал Влад.
 - Ничего, отобьёмся!..
«Мы умели считать. А Влад — даже до тысячи. И последняя бутылка со смесью досталась последнему фашисту. Больше отбиваться от врага  было нечем, но и фашистов всех перебили.


                Хранились ящики с бутылками у стены огромного бревенчатого сарая, откуда доносилось хрюканье свиней и кудахтанье кур. Мы со счёту сбились, глядя на пустую тару. В каждом ящике находилось по двадцать бутылок. И на всех  красовались этикетки с надписью: водка особая, московская. Но, как зажигательная смесь, она годилась. И в этом мы с Владом убедились во время сражения.

                Тот день был воскресным. Ничто не предвещало агрессий со стороны фашистов. Но вдруг я заметил на выходе из тайги шевеление. За  старым деревом я увидел движение врага в нашу сторону. Решение принять бой возникло сразу, и мы с Владом решили стоять насмерть.

                Вон сколько бутылок с зажигательной смесью возле сарая. Ей танки поджигают, а тут какие-то фашистишки, — говорил я Владу, и тот со мной соглашался. Тем более что из мужиков мы одни и остались, если не считать «зэков». Но им по закону нельзя было воевать. Одноклассники в счёт брались. В единственном немногочисленном классе, где я учился, в большинстве девчонки остались. Но это не боеспособное население, а медсёстры на фронте пока не требовались.

                Я считался  общепризнанным командиром у детворы, поскольку мой батя, капитан Негода Павел Алексеевич, был начальником лагеря. В то время он с группой офицеров уже несколько дней ловил в тайге беглецов. Ни в лагере, ни в посёлке его не было. Поэтому я принимал решение самостоятельно.

                С воодушевлёнными лицами, после боя, мы с братом пришли домой. Тётя Глаша, полноватая, добродушная соседка с крашенными в рыжий цвет волосами, лет двадцати пяти от роду, накормила нас горячим борщом, потом дала по куску свиного окорока, обваленного в чесноке.

                От печи шёл жар, и разомлевшие от сытной еды мы, сбросив с себя мокрые от пота фланелевые рубашки, остались в майках. Каждый из нас занялся своим делом. Влад, на два года младше меня, что-то мастерил из конструктора, а я, ученик первого класса, засел  готовить уроки.

                Муж тёти Глаши, лейтенант, погиб во время операции по поимке  сбежавших заключённых. А сбегали они часто, притупив бдительность часовых на вышках. На родину ехать она не захотела, да и некуда было. Оказалось, что свекровка подсуетилась и продала квартиру, где жила тётя Глаша, сославшись на то, что жильё принадлежало её сыну. Осталась тётя Глаша в лагере. Работала кастеляншей. Видимо, дела в лагере её не отягощали. Большую часть времени она проводила дома.

                Живя с нами по соседству, тётя Глаша следила, чтобы мы вовремя поели, Влад поиграл и поспал после обеда, а я погулял после школы и вовремя приготовил уроки. Иногда заботливая соседка подстирывала нашу одежду. Своими детьми они с мужем обзавестись не успели. Мама-Настя, умершей весной в местной больнице, и тётя Глаша считались неразлучными подругами».

                - Я так и не поняла. Вы в лагере жили или в посёлке? – снова задала вопрос Алёна.
- Мы жили в посёлке, при лагере. Однако на зону нас пропускали, благодаря должности бати. У него я унаследовал свой высокий рост.  А белое румяное лицо и припухшие девчоночьи губы – у мамы. Я даже походил на неё, и она считала меня своим любимцем.
 
                А Влад удался в нашего деда Алексея, хмурого чернявого и ворчливого. Младший брат постоянно чего-нибудь клянчил у отца. То ему портупею подавай, то пистолет с кобурой, то пряжку блестящую. Какие-то магнитики у него были, железки дефицитные, неизвестно от чего. Он ими гордился,  пытался куда-нибудь примастрячить.

                Вечером пришёл папа с офицерами. В их пайках, рассчитанных на неделю, была и водка. Поэтому компания явилась уже навеселе. Операция  удалась. Беглецы пойманы и посажены в карцер. Дальнейшую их судьбу  должен решить суд, и папа находился в приподнятом расположении духа. Потирая руки, он подмигнул компании:
 - Может, отметим это дело, а? Как вы смотрите, друзья мои?..
«Его предложение, без колебаний, было одобрено сослуживцами».

                - Эй, Санька! –  крикнул он мне. – Ты у нас самый старший. Сбегай к сараю. Принеси ящичек водочки. А то с мороза уши в трубочку сворачиваются да нос пощипывает…
 - Никак не получится, папа, – ответил я.
 - Это почему же?..
 - Мы с Владом от фашистов отбивались, а бутылки вместо гранат пошли. Ни одного ящика не осталось…
 - Ну, ты даёшь, пацан! Весь кайф переломал, – завозникал кто-то из компании.
 - Ремня тебе не хватает! – заметил другой член компании.
- Вот это номер! – потух глазами папа. – Это же месячный запас водки на всю обслугу лагеря!..

                «Как начальник, он был ещё и снабженцем. Заказывал продукты на месяц, запчасти к передвижной технике. Однажды хвастался:
- Нагрузил рюкзак валами и шестернями от трактора. Да так, что он неподъёмным стал. Оставил его на Кемеровском вокзале и пошёл по своим делам. Подхожу и вижу, как к рюкзаку подошли какие-то молодые парни, попытались его поднять, да не тут-то было. Ушли. А мне смешно. Взвалил я его на плечо, и на свой поезд…

                Я опустил голову и развёл руки, показывая всем видом, что выхода больше нет. Офицеры разочарованно глядели на отца».
- Не все же бутылки у вас взорвались, – нашёлся он. –  Хоть что-нибудь да осталось. А ну, иди, Санька, пошукай, да Влада с собой прихвати. А водку мы спишем на бунт «зэков». Поди на базе не откажут обновить партию?..

                «Мы с Владом вышли на улицу. Луна ещё не взошла, а звёзды светили ярко и походили на блестящий горох. Он усеял всё вечернее небо, улучшив видимость.  Возле поваленного дерева мы набрали с ящик неразбитых бутылок».

                - Вот это другое дело! – повеселел папа. –  Значит, отметим мероприятие. Глафира! Мечи закусь! Гулять будем! А вы с Владом спать. Ночь на дворе. Завтра поутрянке  продолжите поиски. Может, ещё сколько-нибудь бутылок найдёте, хотя бы на похмелку…

                «Офицеры расселись за столом, и каждый из них старался умастить начальнику лагеря»:
 - А здорово вы, товарищ капитан, придумали с тараном. И лесина в самый раз попалась…
- Штабели леса по всей тайге разбросаны. «Зэки» постарались. Выбирай любую, – поддержал разговор папа.
- И куда они против нас со своими заточками. Мы-т на лыжах да с автоматами…
- Один из них был с автоматом, даже стрелять пытался, но я его срезал. Дал очередь по ногам. Тот и завалился. Зато, его приятелям не удобная ноша досталась…

                «Ладно, мужики! Не первый и не последний раз мы такие операции проворачиваем. За это и выпьем, – произнёс папа. Офицеры чокнулись заиндевелыми стаканами и выпили. Закусив солёными огурчиками они принялись за холодец.
 
                Тётя Глаша тоже не отставала от офицеров. Она пила с ними наравне, даже курила. Дым сизым облаком стелился по потолку, пригасив свет от лампочки. Тётя Глаша прислонилась головой к папиному плечу. Тот обнял её за талию и прижал к себе.

                «А не спеть ли нам, мужчины? – предложила она, и не дожидаясь согласия офицеров, запела звучным голосом:

               Сронила колечко со правой руки,
               Забилось сердечко о милом дружке…

Нестройный мужской хор подхватил песню, но уставшие офицеры были настолько пьяны, что потихоньку начинали подрёмывать. И после нескольких песен в комнате раздавался дружный храп. Не спали только папа и тётя Глаша. Они глядели друг другу в глаза и о чём-то беседовали.

                Ну что, товарищ капитан! Пора и нам на боковую! – томно сказала тётя Глаша, потянувшись. И они с папой пошли на её половину. Папа не снимал  руки с талии тёти Глаши. А её голова снова улеглась на его плечо.

                Из-за жары в комнатах я долго не спал. Зато Влад, раскинувшись на своей кровати и спинав одеяло на пол, видел, наверное, не первый сон. Занавеска, служившая дверью между залом и спальней, была откинута, и всё происходящее  виделось мне, как на экране телевизора.

                Я давно заметил, что папа неравнодушен к соседке. Бабушка, папина мама, седовласая старушка небольшого роста, возрастом — лет за шестьдесят, приезжавшая на похороны снохи, плюнула папе под ноги и сказала с укором:
 - Не захотел третьего, вот и майся теперь бобылём, кобель неугомонный. Какая баба возьмёт тебя с «приварком»?..
 Замочи, старая! – прикрикнул на неё папа. –  Сам как-нибудь разберусь!..
Бабушка в сердцах хлопнула дверью и ушла на автобус.
 
                Мне  вспомнилась мама. С мыслями о ней, замочив слезами подушку, я не заметил, как уснул. И всю ночь разговаривал с мамой, чувствовал тепло её рук, слышал ласковый голос.
               
                Пробудившись утром, я глянул на Влада. Тот спал «без задних ног», обнажив зубы, и мне было жалко расталкивать брата. «Что я сам не смогу отличить разбитую бутылку от целой?», – подумал я и решил идти к поваленному дереву один. Ещё не рассвело. В окна светила луна, и стёкла их были покрыты зимними узорами.
 
                Морозное утро середины декабря отличалось холодом. Особенно после жаркой спальни. Но душа трепыхалась от какой-то необъяснимой радости.
 
                Заснеженная  тайга по-прежнему пугала своими чащами. Толстые корни хвойных деревьев прятались глубоко под снег. Рядом с поваленным деревом я наткнулся на россыпь битого бутылочного стекла. Кое-где попадались не разбитые бутылки. Вчера мы с Владом в темноте их не увидели. Я начал собирать бутылки в ящик и зашёл за дерево.

                Но что это? За ним не было никаких признаков зимы. Снег видимо давно  растаял. Сосны и  ели выглядели по-весеннему живо и даже покрылись налётом зелёного пуха. Между ними цвели жёлтые и голубые подснежники.

                Я вздрогнул от какого-то близкого шороха и оглянулся. Из-за куста малины вышла женщина, одетая в толстый бежевый больничный халат. На босых ногах у неё были матерчатые щлёпанцы. На руках женщина держала маленький розовый свёрток из пелёнок, заканчивающийся кружевным уголком.

                Мама? – воскликнул я удивлённо. – Откуда? Ведь ты умерла…
Да сынок, это я. Пришла на тебя поглядеть. Какой ты у меня стал взрослый. Я всегда любила тебя. Конечно и Влада тоже, но ты первенец, принял на себя все наши семейные противоречия. Я ушла от вас в апреле. Потому и весна вокруг. И на душе твоей всегда должна быть весна…

                Что за свёрток ты держишь, словно дитя? – спросил я.
 Это ваша с Владом не родившаяся сестрёнка. Я её Светой назвала…
 Но почему не родившаяся?..
 Ты ещё мал и многого не знаешь, но я скажу тебе. Меня ведь в больницу положили с лялькой в животике. Сестрёнка ваша долго не могла родиться. Я мучилась несколько суток. Давление крови подскочило настолько, что сосуды полопались, и я умерла. Сестрёнку достали врачи из животика уже мёртвую. Но в своём мире мы живы. Правда, Светунечка?..
Дитя заулыбалось и потянулось к маминой тите.

                Плохо, что расти и стареть мы не будем. У нас безвременье, но, зато, вечная весна.
 Ты наверно назвала девочку именем той, которую я любил и люблю до сих пор?..
 Ты угадал, сынок. Но если бы на месте Светы оказался мальчик, я назвала бы его твоим именем. И прошу тебя. Никогда не забывай свою первую любовь…

Но у нас со Светой ничего не получилось. Я завёл её в тёмный угол школьной раздевалки, поцеловал и предложил выходить за меня замуж, а она ответила, что я ещё маленький и в мужья не гожусь. Я заявил ей, что раз она мне отказала, то я набью ей морду. Ты помнишь, я с тобой поделился? А ты мне сказала, что девочек обижать нельзя. Потом, папу Светы перевели в Барнаул, и её семья уехала…

                Всё это я помню, сынок. Ты у меня ещё глупенький и многого не понимаешь. Но у вас со Светой всё получится. Какие ваши годы! – грустно улыбнулась мама и свободной рукой взъерошила мои волосы.
 А помнишь, как я запрыгивал тебе с дивана на спину, когда ты, склонившись над полом, тёрла его мокрой тряпкой? А я кричал: но, коняжка!
Конечно, помню. Я всё помню, что связано с тобой, Владом и нашим папой…

                А может мне позвать Влада? А то обидится…
 Конечно. Разбуди его и позови. Я хоть  полюбуюсь на младшенького, а он меня вспомнит…
Вспомнит. Обязательно вспомнит. Тётю Глашу мы оба недолюбливаем, хоть она и добрая…
 Это из-за папы?..
Да, из-за папы. И что он в ней нашёл? Ты была на много лучше и роднее. Ты же наша мама…

                Я знаю, сынок, про связь папы и тёти Глаши. У них ещё при моей жизни начались обоюдные симпатии. Но ведь папа хотел тебя отдать после четвёртого класса в суворовское училище?..
Это он хотел от меня избавиться. Теперь я понимаю, что имела ввиду бабушка,  сказав о третьем ребёнке. Да и Влада, мне кажется, ждала та же участь…
Ну ладно, сынок, беги скорей, буди брата…

                Я бросил ящик и снова ринулся в зиму. Когда мы с Владом забежали за дерево, то ни мамы ни весны там уже не было. А на стволе лежал букет из жёлтых подснежников.
 
                Мне было обидно за папу. Он так много пил. И если бы не его связь с тётей Глашей, то мама осталась бы живой. И сестрёнку Светочку всей семьёй бы любили. Глотая слёзы, я находил среди стёкол не разбитые бутылки с водкой и колотил их об дерево.
                Я помню этот случай, – вмешался Влад. – Ты вбежал, бледный, и с порога крикнул: «Влад! Одевайся скорее! Нас мама ждёт!..
Я плохо помнил маму, но знал, что она самая добрая, самая внимательная и самая заботливая. И нас очень и очень любила…

                Мы с Владом принесли букет домой. Тётя Глаша удивилась, что зимой такой букет, но поставила его в кувшин, а он треснул и развалился на две части. Цветы тут же стали вянуть. Тётя Глаша вытерла пол, однако ни слова не обронила. А я поклялся, что рано или поздно, под любыми предлогами, мы уедем из тайги. И главной моей заботой стал маленький Влад. Над ним я взял шефство. Обстановка в посёлке могла повлиять на него. А уж лагерная жизнь и подавно. Мне до ужаса не хотелось, чтобы братан спился, как отец.
 
                Мы с ним ходили в местную церковь. Служили молебны. Влад начал учить молитвы. И целью жизни для него стала религия, со всеми её постами и воздержаниями».
 Так что, братец, это из-за меня ты стал священником…
 Я благодарен тебе, мой командир…

                Однако недолго мы прожили в глухой тайге. Во время очередной операции по поимке беглецов «зэки» прострелили папе поясницу. У него стали бездействовать обе ноги, и он на долгие годы оказался прикованным к постели. Мы переехали в город, к бабушке.  Родители нашей мамы жили в деревне, и мы с ними почти не общались. Только на похоронах.

                Тётя Глаша ни разу не приехала проведать отца. Но я не переживал, а даже радовался этому. Одну ногу из-за начавшейся гангрены ему ампутировали, и остался отец с одной недействующей.

                Влад уехал в Москву. Там отучился в духовной семинарии. Став священником, он вернулся к бабушке, женился на прекрасной девушке Алёне. Живёт у неё».
Супруга Влада засмущалась и опустила глаза.

                «Под убеждающим давлением младшего сына, папа принял крещение. До этого он не верил ни в бога, ни в дьявола, ни в грядущее светлое будущее. Да и сейчас не особо-то верит, только крестик на шее носит. И то, слава Богу.  Но когда смотрит фильмы о войне, о зверствах фашистов, у него наворачиваются слёзы. Мы его кормим. Я на унитаз ношу. Бабушка обстирывает, бельё меняет. Ей уж около девяноста. Скоро и сама уйдёт за горизонт».
                - На что же вы живёте-то? Вас же много, – снова задала вопрос Алёна.
 - У бабушки пенсия. У отца то же, и не маленькая, офицерская. Света зарабатывает в детском саду. Она там воспитатель. Я не работаю, хотя надо бы. Но за отцом кто ходить будет? Бабушка старенькая. Ей покой нужен. А отец у нас до сих пор не подарок. Слишком капризный…
- Уж капризный, это точно!..

                «Когда я поступил в школу, встретил там Свету. Мы даже сидели  за одной партой. В классе я стал командиром октябрятской звёздочки. Потом — председателем Совета отряда. Меня призвали в армию. Там я закончил учебку, как автомобилист, и меня назначили командиром отделения, а после демобилизации «старичков» – заместителем командира взвода.

                Света меня дождалась, и мы поженились.  Правда, её папа,  начальник лагеря ещё до моего родителя, был против, но я пригрозил, что увезу его дочь без благословения. И образование я получил, как автомобилист.   А сейчас у нас Настенька подрастает».
 
                Из комнаты отца донёсся слабый голос:
 - Влад! Подойди ко мне, сынок…
 - Я здесь, папа! – сказал вошедший сын.
 - Ты знаешь, Влад! Что-то у меня пятка зачесалась на отрезанной ноге. А ночью её судорогой свело. К чему бы это? У тебя ещё остался кагор? Во рту что-то пересохло…
Он глядел на сына по-собачьи просящим взором.
 - Это у тебя фантомные явления. А кагор остался…
 - Ну, тогда налей, сколько сможешь, – сказал отец и пригладил в предвкушении лысину.
Влад сходил за полторашкой и налил отцу полный стакан. Тот выпил и с благодарностью поглядел на сына.

                - Хороший ты человек. Ко мне благосклонно относишься. А у Саньки и зимой снега не выпросишь, не говоря о том, чтобы отца ублажить, да выпить ему дать. И Свету с Настей он так же настроил. Ходят, нос воротят. А ведь я всех кормлю. На мои деньги живут-то…

                - Ладно, папа, хватит сына грязью обливать. Санька, ради тебя, в жертву себя принёс. Без него ты бы и дня не прожил…
 - Да я понимаю, но всё равно обидно…
 - А не обидно было, когда мама умерла, а ты с соседкой путался? Ты же нам жизнь испортил и себе тоже…
Отец закрыл глаза и снова замер на подушке.

                06.10.18г.