Пою Богу моему доньдеже есмь

ПОЮ БОГУ МОЕМУ ДОНДЕЖЕ ЕСМЬ

Только что закончилась воскресная Литургия, и на монастырском дворе восстановилась тишина. Ласково пригревало  осеннее солнышко, протягивая свои золотые лучи к морщинистому лицу сухонькой старушки, сидевшей на лавочке и замершей в молитвенной сосредоточенности. Было тепло и уютно.  Ничто не нарушало ее покоя.  Лишь  стая  голубей время от времени взрывалась в синеву не по-осеннему чистого неба и, покружившись в каком-то только ей известном ритме, снова чинно садилась на конек длинной монастырской галереи. Когда голуби в очередной раз вспорхнули, раздался звонкий голос восхищенной девочки лет пяти:
- Мама, мама, посмотри, голуби танцуют! Старушка тоже подняла голову и невольно проследила взглядом полет птиц. Действительно, картина была потрясающей. В своем движении стая голубей казалась то серебристым облаком, то превращалась в кем-то мудро организованное единое целое, когда так и хочется попросить: пусть и мне найдется местечко среди вас, чтобы петь эту немую песнь Любви и Согласия.
 Она  перевела взгляд на двух важно прохаживающихся в сторонке голубей.  Один из них прихрамывал, другой, прилаживаясь к «шагу спутника», казалось, о чем-то ему рассказывал. Рассеянно скользнув по ним взглядом, она снова хотела погрузиться в глубину своего сердца, по привычке творя Иисусову молитву. Но что- то ей мешало.   Она  прислушалась: все так же мелодично звенели часы на колокольне, отбивая очередные четверть часа;  все так же вспархивали голуби;  все так же прохаживалась степенная парочка двух птиц. И вдруг она поняла, что помешало ей воркование одного из них:
- Ты правильно сделал, что добрался сюда. Наш монастырь еще с пятнадцатого века славится гостеприимством и надежным заступником нищих. Сам преподобный Пафнутий был милосердным к ним и братии завещал нищелюбствовать.  Нам тут по шесть мешков зерна ежедневно сыплют, поэтому нашего брата  здесь так много. Нам нравится это место. Здесь живет Любовь.
- Как это она здесь живет? – заинтересовался вновь прибывший голубь.
- А ты сам посуди: было бы столько  много людей на монастырских службах, если б они сердцем не чуяли любовь и благодать, разлитые здесь чуть ли не в воздухе? Рыба стремится туда, где глубже, а человек – где лучше. Я слышал, люди рассказывали такие чудеса про преподобного, что я прям горжусь, что здесь обитаю. Например, в давние времена не случилось к Пасхальному  дню рыбы, даже разговеться нечем было. Так преподобный помолился, и на реке бесчисленное  множество рыбы прибилось к берегу, так  что  всю Светлую седмицу вся округа ею питалась. Не только разговеться, но и досыта всем наесться хватило. Надо тебе сказать, преподобный Пафнутий  к тому же строгий постник был, его пищей было, как говорил ученик преподобного, угождение братии. Себе выбирал все самое худшее и в пище, и в одежде. Его мантия, ряса не годились ни одному нищему. Да и в молитве был первым. Вся его жизнь была в страдании, непрерывном труде.  Вот  и в наше время непрерывные чудеса происходят по его молитвам. Одна женщина говорила, что ездит из Москвы каждую неделю за  целебной водой. Ей врачи запретили даже палец окунать в холодную воду, а она не только пьет, но и обливается ею. Доктора удивляются – выздоровела! А еще одна рассказывала, что  помогала как-то цветник на источнике пропалывать, земля твердая была и набила она себе лопаткой мозоль на руке. Кожа стерлась, кровоточит, а работать-то надо! Она возьми и дерзновенно так и скажи преподобному, прямо вслух, дерзко так, мол,  не надо ей, чтобы мозоль болела! Полоть надо…  Глядь, а мозоли-то как и не бывало! Даже и следа не осталось, будто и не было ее.
- А еще…, а еще, - разгорячился «рассказчик». – Здесь старец живет, схиархимандрит Власий.
-  Погоди, погоди, что – то я про него уже слышал. Это тот, который на Рябушках в церкви святого Димитрия Солунского служил? Его еще чуть не убили грабители, когда он на колокольне  зимой жил.
- Да, это было на самом деле, давно, правда – в 1982 году, когда он приехал на Боровскую землю. А вот и в его приезде сюда тоже чудо заключается. Задолго до этого в далеком Тобольске видел он в тонком сне монастырь, да только не знал, где он находится, как называется. А как вошел в ворота монастыря, так и ахнул: тот монастырь-то -  из сна! Наш монастырь – Свято-Пафнутьев Боровский, - гордо заключил «рассказчик».
- Ух, ты! – взволнованно заворковал пришелец. – Чудо-то какое.
- Дааа, поживешь здесь, не то еще узнаешь, еще чаще удивляться станешь: чудеса у нас на каждом шагу. Ты видишь вот эту старушку, на скамеечке которая сидит? Думаешь, она всегда такой молитвенницей была?
 От неожиданности старушка вздрогнула. Крупная слеза скупо скатилась по ее изрезанной морщинами щеке. Да уж…  Пришла в церковь она, считай,  не по своей воле. Брата, нелепо погибшего, вымаливать пришла.  Вымаливать, - усмехнулась она в ответ на свои мысли. – Креститься-то не умела. В храм не ходила, праздников церковных не знала  и не почитала…  А все он, батюшка: «К иконе святого Николая Угодника подойди… Господа проси… Матушку Богородицу моли… .   А какие песнопения Матери Божией с амвона певал! Стихи читал! Сердце отзывалось каждой клеточкой, распахиваясь навстречу той Радости и Любви, которая изливалась из  горящего, поющего его сердца! Казалось, сокровенно каждого присутствующего учил любви к ближним: «Не обижайся…, прости…, не спорь…, больше молчи…  Ешь пироги с грибами, держи язык за зубами… А то и вздохнет тихо так, сострадательно и не нравоучительно: «От осинки не родятся апельсинки»… . Прошло немало времени, когда отнесла эти слова к себе, горькой осине… Старушка еще раз оглянулась: голуби, не шевелясь, рядком сидели на крыше. Их было, наверно, не меньше сотни, а то и двух… Солнце перевалило за колокольню, в тени стало прохладно. Поднявшись, она медленно вошла в тихий и полупустой храм. С давно знакомых образов смотрели лики святых…  С  новой силой хлынули воспоминания: вот длинной цепочкой от иконы Божией Матери Иверская в 2007 году тридцать ветеранов, участников в Афганской войне, потянулись в келью к батюшке… Многие, выходя, плакали, растроганные его приветливым участием. А полковник в отставке вышел и с плохо скрываемым раздражением почти закричал: «Зачем вы рассказали батюшке о Панджшерском ущелье, где погиб наш комбат?» Молчание было ему ответом: никто не говорил. Батюшка духом прознал да еще прозорливо сказал полковнику, что он еще не один раз приедет в Балабаново, да и жить будет. Не поверил он тогда сказанному.  А зря: и приезжал, и  давно здесь живет со своей семьей. До сих пор с трепетом вспоминает храбрый афганец об этом эпизоде.
 Ноги старушки остановились на том самом месте, где за эти долгие годы стояли не раз: перед аналоем, за которым батюшка каждое воскресенье с шести утра принимает исповедь далеко не у одного десятка людей.
- Дай, БОГ, ему здоровья на  многая и благая лета, - перекрестилась она, подходя к раке с частицей мощей  преподобного Пафнутия. А перед глазами встала картина, когда батюшка громко воскликнул, не удержавшись от увиденного им  чуда преображения лица одной из прихожанок, что прикладывалась к мощам. Подходила обычная женщина, а отошла одухотворенная, наполненная Чистым Светом. Так до сих пор и ходит с лицом чуть блаженного человека, вмиг переменив свою судьбу.
 А вот и икона  Божией Матери Умягчение злых сердец, Семистрельная. Поднесла как-то прихожанка батюшке,  тихо стоявшему в стасидии, две большие свечи, купленные на скудную пенсию. Он молча кивнул в сторону иконы,  Ей, мол, поставь. Поставила, помолясь, о муже, о дочке – об умягчении их сердец (уж очень не простые отношения с ними были). С тех пор так и ставит две свечи: одну за батюшку – в благодарность, другую – за своих бывших обидчиков. Тоже – в благодарность: наладились отношения-то!
 А вот и придел преподобного.  Вспомнились службы здесь, когда собор еще был в запустении… И батюшкиных «птенцов» - нынешних священников. Маленькие тогда были, неумелые, неуклюжие…. А сегодня? Сколько?  Уже и не сосчитать их, разлетевшихся по городам и весям. Все пригодились, согласно талантам, данным им от Бога. Кто где, кто какое послушание несет, а нет – нет  да и соберутся под крыло родного отца – любо-дорого глядеть: торжественно-чинные, немногословные – служители Бога в монашеских мантиях. «Ну, чисто голуби!» - заключила она и посмотрела за окно. Там снова кружили они: то ли птицы, то ли ангелы в монашеском одеянии -  «поют Богу моему доньдеже есмь».
 - Завтра батюшка будет принимать народ в своей келье, - подумала она.  Надо бы сподобиться почитать Псалтирь, побывать в атмосфере Любви и Надежды, прикоснуться сердцем к чужой боли, от которой свою забываешь, как однажды выразился батюшка: «Пропуская чужую боль через себя, не чувствую свою». Давно она слышала, что часто служил батюшка Литургию, а в сапогах кровь хлюпала и при малейшем движении возникала нестерпимая боль.  «Дай, Господи, здоровья моему духовному отцу схиархимандриту Власию»,  - опять  повторила старушка привычную молитву-мольбу, кланяясь ростовой иконе преподобного Пафнутия. (Ее она помнила  с первых Рождественских чтений в районе, с девяностых годов).
 Снова вышла на улицу: золото осеннего дня меркло перед наступающими сумерками. Уже нет того блеска, сияния…  А отражение куполов  и стен в темной воде монастырского пруда, вырытого еще руками преподобного Пафнутия, вернуло ее память к давней проповеди отца Власия, в которой он говорил, что Земля - это церковь под небом… Храм, где служится  извечная Божественная Литургия – хвала и слава Богу. Может быть, и правду люди говорят, что монастыри и храмы держатся на Смирении? Оттого и светло на душе, что батюшка, по его словам, «пень замшелый. Где Господь посадил, там и будет сидеть» наш батюшка. С нами будет» - эгоистично подумала она и твердой походкой зашагала в гору. Успеть бы к автобусу.