Поэзия народной речи

       В окру/ге  нашего села Усть-Пит на протяжении примерно ста километров по берегам Енисея стояло, только на моей памяти, десять деревень. Сейчас остались  три на ладан дышащие  поселения. Это Анциферово, Усть-Пит и  Колмогорово.  Исчезли Баженово, Михалёво, Пятница, Гурино, Савино, Остяцкая, Пономарёво. Такой вот пример раскрестьянивания. И дело не только в приходе в Россию в конце 20-го века капитализма, который, по словам поэта Маяковского,  «некоронованный, невенчанный, объявляет покорённой силу деревенщины». Часть этих деревень погубили реформы Н.С. Хрущёва, связанные с укрупнением колхозов и совхозов в условиях сибирского бездорожья.
     Не стало деревень, и обеднела наша народная речь.  А  народная речь – это часть нашей национальной культуры.  Ею восхищался Виктор Петрович Астафьев, тоже родившийся в сибирской деревне.  Как любовно называл он в «Последнем поклоне» крапиву «жа/лицей»!  Именно так метафорично, поэтически  называли это больно жалящее растение  предки Виктора Петровича.  Поэзией народной речи  сибиряков восхищался и наш енисейский писатель Алексей Маркович Бондаренко.
    Удивительно разнообразны сибирские диалектизмы! Ведь их принесли в Сибирь и отшлифовали  здесь, дополнив лексикой сибирских аборигенов, люди  «с разных концов государства великого». Так, в нашем селе Усть-Пит преобладают севернорусские говоры. А вот в речи жителей соседней деревни Савино мы встречали такие слова, как «куть» (кухня), «карпе/тки» (шерстяные носки). Эти южнорусские диалектизмы можно встретить в произведениях М.А. Шолохова.
     Я со студенческих лет собирала диалектные слова моей родной деревни Усть-Пит. Предоставлю вашему вниманию, уважаемые читатели, только часть тех слов, которые несут в себе явную образность, поэтичность. Здесь попутно замечу, что российские писатели-имажинисты начала 20-го века утверждали, что генетически в основе слова лежал именно образ, но он постепенно стирался, забывался. В результате слово-понятие как орудие логики стало доминировать над словом-образом. С чем я тоже согласна. Об этом же говорят мои наблюдения над диалектизмами Усть-Пита. Возьмём, к примеру, диалектизм "кры/льца", то есть лопатки у человека. В нём явно запечатлена память людей о том, что предшественниками млекопитающих, а затем и человека были птицы с их крыльями. А по словам Сергея Есенина, "в нашем языке есть много слов, которые запирают в себе целый ряд других слов, выражая собой иногда весьма длинное и сложное определение мысли".
     Метафоричность, а значит и образность несут в себе названия некоторых местных растений. Возьмём мышиный горошек – вьющаяся луговая травка.  Она обвивает, связывает другую траву. Поэтому у усть-питчан это не мышиный горошек,     а "вязе/ль". Во время сенокоса траву, где много вязели, легче собирать в копны.   Или «дорога/   трава». Это полевая гвоздика.  Такого растения в окрестностях Усть-Пита было мало, но оно считалось хорошим средством для лечения сердечных заболеваний,  поэтому ему и присвоили название дорогой травы.  А растение-первоцвет  хохлатка жёлтая у усть-питчан -  «петушки», ведь яркий цветок этого растения похож по форме на гребешок молодого петушка.(Хотя, надо заметить, что и в научном названии этого растения есть метафора).  Кукольник – это ядовитое растение чемерица белая. На начальной стадии роста оно образует из листьев подобие укутанной куколки, отсюда и её местное название. 
    Метафоричны и названия некоторых грибов. Это разных цветов  сыроежки: белянка (беляна), синявка,  красулька... (Слово «сыроежки»  моими односельчанами  не использовалось).  У усть-питчан не валуи, а бычки, не подосиновики, а красноголовики. Есть и губки – растущие около болот очень тёмные трубчатые грибы, напоминающие своей рыхлостью губку.
    Да и многие другие предметы окружающего мира, явления природы имели у моих односельчан свои образные, поэтические названия.  Так, западная сторона горизонта – это гнилой угол, а затяжное ненастье – сеногной; большая гладкая льдина на реке – гладу/ха, а «ути/на» - это большая лужа на лесной дороге. Понятно, что названа лесная лужа так потому, что в ней плавали утки.
     Всем нам известно, что картофель появился в России лишь в 18 веке, а в Сибири – и того позже. До появления картофеля его заменяла репа. Поэтому в Усть-Питу до сих пор яма, в которой хранят зимой картофель, - это «ре/пна яма». Или заяц в У-Питу –«ушкан»(животное с большими ушами).
          Много образных слов называют качества личности, действия и поступки человека. Многие из этих диалектизмов несут в себе экспрессию.   Возьмём глагол «хайва/ть». Хайвать, то есть громко орать, может и скотина, и скандальный человек. Киргизское слово «хайван» (скотина)  мы встретили в романе Чингиза Айтматова «Буранный полустанок».  (Не секрет, что среди аборигенов Сибири были и «кыргызы»). По-видимому, и в нашем, и в киргизском языках эти слова имеют общую, звукоподражательную основу.   Глагол «милитри/сить», то есть говорить глупости, нести чепуху, восходит, по-видимому, к  персонажу из русской литературы 17 века Милитрисе Кирбитьевне. Здесь пример того, как слово внедрилось в народную речь из произведения старорусской литературы и стало в ней (в речи) органичным.
Прилагательное «ёмкий», то есть очень бойкий и ловкий, предположительно, образовано от бурятского  «яма/н», или «ема/н» - горный козёл. А "емануха" в Усть-Питу - это ловкая, проворная девчонка.
       В заключение назову ещё несколько диалектизмов-метафор: домовина (гроб), широколобка (речной бычок), волосогрыжица (чёрный сосновый жук-усач. Он на лету может сесть на голову человека и выстричь часть волос), кобы/лина (приспособление в виде "гимнастического коня" для обработки шкур животных).
       Я попыталась осмыслить малую часть диалектизмов только одного сибирского поселения.  Хочу ещё раз напомнить читателям, что в родном слове народ бережно сохранял и сохраняет свою материальную и духовную культуру.  Мне деревенская, диалектная лексика, слова такого рода представляются многочисленными ценными экспонатами в большом музее под названием «История национальной культуры России».