Кусок мяса 3. Часть 2

«Если твой отец убийца, каков будешь ты?

Ведь ты не можешь не знать про то, что случилось. Что-то же должны были тебе сказать, как-то объяснить внезапное исчезновение отца... Что-то ты должен был понять, возрастая.

Самое страшное, - что твоя мать, явно «прогрессивно настроенная», могла наговорить тебе, как могла она восхищаться и обелить мерзость совершенного твоим отцом поступка, - теперь это делается повсеместно... Да, она сбежала, но ведь так просто представить трусливое бегство в виде прекрасной по своему революционному смыслу опалы...

Хотя мой отец погиб, когда мне было восемь, и я большую часть жизни не знал его, - я, как мне кажется, вырос похожим на него. Что это? Некий наследственный код, изменить который не может ни среда, ни воспитание? Я много об этом думал, уверял себя, что «сын за отца не в ответе», но сама жизнь постоянно как будто подкидывает мне идею о некой бессознательной памяти своего родителя.

По моим наблюдениям выходит, что что-то стереть из этой памяти весьма сложно, подчас невозможно. Сначала мне показалось, что это очень страшно. А потом подумалось, отчего же страшно? Ну есть она, связь рода, некая пропитка, плохая или хорошая, которой родители напитывают своё чадо, - ведь так это и должно быть!

Да и деление на плохое-хорошее весьма условно, потому что одни напитывают своего ребёнка кротостью, - с первого взгляда, добродетелью, но которая при определенных обстоятельствах может вылиться в слабохарактерность и даже трусость. А наглость, с другой стороны, может, когда нужно, превратиться в смелость, храбрость, отвагу...

И тогда я подумал, что, может быть, наследственная память, при всей своей важности, не так значима, как значим критический момент. Я назвал критическим моментом наивысшую точку кипения, когда разные события вдруг сливаются в одно, очень масштабное, время сжимается, перед тем как «взорваться», - и создаётся момент, когда человек может переломить себя - и всю свою наследственную память.

Да-да, трус может стать героем, безбожник - уверовать, убийца - спасти кому-то жизнь. Поэтому и у священников дети могут стать ворами, в у пропойцы - великими учеными и гуманистами. Важно испытание, которое даруется нам от неба. От того, как мы пройдём это испытание, будет зависеть вся наша последующая жизнь, - и, возможно, наследственная память наших детей.

Я часто задавал себе вопрос: если твой отец был завистливым фанатиком, - а он, по всей вероятности, был им, - просочились ли его идеи в твою душу? Поглотила ли их твоя безмерная душа, подобно земле, которая поглощает семена, чтобы в свой срок взрастить их? И я с грустью думал, что вряд ли ты осудил его поступок... Ну, просто потому, что это было бы слишком великодушно и поэтично. Ну просто потому, что ты - сын своего отца. С большей долей уверенности могу сказать, что обида могла заглушить в твоём сердце ростки здравого смысла. Эта «безадресная» обида, она самая страшная из обид. Потому что, когда гордые души не знают, кому посылать свои проклятья, они начинают посылать их Богу. А тут и до богоборчества рукой подать.

Это как раз то, что происходит сейчас в нашем больном, агонизирующем обществе. А все началось с маленькой обиды непонятой гордой души. Таким был твой отец, Ваня, - кто знает, может быть, таким стал со временем и ты. Возможно, даже против твоей воли, ибо наследственная прививка очень сильна. А критический момент наступает только по благодати Божией. Есть ли теперь для неё место в твоей жизни?»

Петр кончиками пальцев потянулся к детскому портрету, на котором светилось два ангельских личика, погладил прохладный глянец. Детство, - это такая грустная из-за своей давности песня, а слова из неё, некогда звучащие такой шумной, веселой бравадой, блёкнут и, увы, потихоньку стираются из памяти...

Продолжить чтение http://www.proza.ru/2019/01/16/772