Путь Аграфены 19

Глава 19. БОГИ

То же самое следует заметить
и относительно всех человеческих верований вообще.
Как бы ложны они ни казались,
сущность состоит в том,
что, коренясь в данных опыта,
они первоначально заключали,
а может быть, и теперь ещё заключают в себе
некоторую, хоть и маленькую, долю истины.
Герберт Спенсер.  «Система синтетической философии»

Заяц танцевал, забавно, выше головы, вскидывая задние лапки. Казалось, что он вот-вот завалится набок, но зайцу чудом, не без помощи длинных ушей, всякий раз удавалось соблюсти баланс и ловко перейти из одного танцевального па в другое. Его лунная тень то сжималась в точку, то покрывала темным дерганым пятном всю поляну.
Ведьма любила полнолуние, любила это трогательное представление на поляне – представление для одного зрителя с участием одного актера. Заяц старался, и Ведьма так увлеклась зрелищем, что не сразу заметила, как одна тень наслоилась на другую, не сразу услышала плеск огромных крыльев.
Аист широко спланировал, огладив оперением макушки деревьев. И пусть птица коснулась лапами земли где-то меж вековых стволов, но Ведьма все же тактично отвернулась: птица летит, человек идет. А встреча в эту ночь предстоит не с птицей - с человеком. Стоит подождать. И не обязательно видеть, как птица станет человеком. Ведьма, беззвучно шевеля губами, читала заклятие:

На пленительной ноте трепещущей
Оборвется соната усталости,
И высокие птицы крылатые
Лягут на море, очеловечатся.
Будет праздник!.. Нельзя, чтобы не было…

- Праздник здесь! – весело объявил Босоркун.
- Не скажу, что звала, - Ведьма повернулась навстречу гостю.
- Звала-звала, - Босоркун двинулся к хозяйке леса, широко раскрыв объятия. – Лес гудит, скалы стонут – все в этом мире передает твой зов. И я услышал – вот я здесь. Обнимемся на радостях?
- Велика радость, - пожала плечами Ведьма, но покорно дала крепким мужским рукам обвиться вокруг талии, а влажным губам – прижаться к щеке.
- Что шептала-то? – Босоркун вытер губы тыльной стороной ладони, будто глотнул вина из кувшина.
- Так, безделица, - отмахнулась Ведьма. – Слова-слова, ничего не значат…
- Тебе ли так говорить? – прищурился Босоркун. – Что ж еще так значимо, как не слово? Слова творят миры, связывают их между собой, очерчивают границами, и слова же позволяют эти границы пересечь!
- Не всем, - заметила Ведьма.
- Нам-то позволяют, - Босоркун подмигнул заговорщицки. – Со словом нужно дружить. Слово за любые пределы дорогу откроет. И тебе самому, и твоим любимцам. Не так ли, милая искусница? Куда там, говорила, «лягут высокие птицы крылатые»? На море?
- На море, - Ведьма вскинула голову, выдержала взгляд колдуна.
- Уж не на борт ли «Морской ведьмы»? – уточнил Босоркун.
- Я только помогла ей добраться до ворот, - ответила Ведьма.
- Санки-самоходы, серебряные ворота, присказки-частушки, - поморщился Босоркун. – Декорации для простаков. Так и слышу скрип колес бродячего театра.
- Да, я выросла среди менестрелей, - гордо подтвердила Ведьма. – Девочка была напугана. Нужно было подарить ей сказку.
- Вон зверушка, - Босоркун махнул рукой в сторону лунного зайца. – Пляшет себе без всяких декораций. И с той же пользой – тоже дорога из мира в мир. Просто и надежно.
- «Надежно», - тихо передразнила Ведьма. – Путь из лунного пятна – невесть куда. Заяц – шутник. Бросает в пропасть да вдобавок лишает разума. Куда уж проще? Куда уж надежнее?
- А может, так-то и лучше? – Босоркун улыбнулся особо нелепому финту ушастого танцора и даже хлопнул пару раз в ладоши. – Незачем людям шастать туда-сюда, рвать тонкие ткани, мутить времена и пространства. Не зря же им отвели подобающие места.
- Кому им? – строго сказала Ведьма. – Людям? Мы разве не люди? Не такие же, как они?
- Им! - настаивал Босоркун. – Тем, кто не видит дальше дыма на сигнальной башне; кто слышит только то, что говорят всякие Анастасии Егоровны на площадях; кто понимает только то, что способно уместиться в границах их маленьких городов.
- Да, мы знаем больше, смотрим шире, понимаем глубже, - согласилась Ведьма.
- Летаем выше, - Босоркун издал аистиный клекот и раскинул руки.
- И кто из нас бродячий менестрель? – усмехнулась Ведьма. – Наводишь страху на наивных горожан незатейливыми фокусами. И зачем только? Что тебе проку в этой нелепой сделке?
- Знаешь уже? – совсем не удивился Босоркун.
- Велика тайна! – Ведьма снова пожала плечами. – Зачем ты используешь чистые мечты семилетней девочки в своих мудреных целях?
- Семилетние девочки с чистыми мечтами носят отцам в поле хлеб с сыром да мехи с вином, а не сбегают из городка в лес, - заметил Босоркун. – Каждому из нас отведена своя роль. Негоже полевой мышке в драконью шкуру лезть.
- Кто бы говорил! – усмехнулась Ведьма. – Уж ты-то шкуры мастер менять! И кем, скажи, роли нам отведены? Не твоими ли богами?
- Не мои это боги, - голос Босоркуна зазвенел сталью. – Наши. Всех и каждого. Шутишь ты с вещами, о которых и представления не имеешь.
- И хорошо, что не имею, - совсем уж развеселилась Ведьма. – Своим умом живу, на свои силы рассчитываю.
- Не слишком ли самонадеянно? – засомневался Босоркун. – Есть такие горизонты, за которые даже твой, пусть и ведьмин, взгляд не достанет. Есть такие задачи, которые решить можно только сообща, только под покровительством более сильных. Потому и служу богам.
- Так не ставь перед собой такие задачи! – раздосадовалась Ведьма. – Это все равно что в долг брать: раз чужое взял – на время, сразу все твое чужим стало - навсегда. Чем больше тянешь, тем с большей частью себя расставаться приходится. Живи по средствам, твори по силам. Или сам богом становись – для себя же.
- И стану, - вкрадчиво пообещал Босоркун. – К тому и путь лежит.
- Что ж тебе неймется? – развела руками Ведьма. – Над городом стоял – главный среди равных. Не устроило. Теперь все горы твои, все живое от подножий до вершин под твоею рукой – сокровища веков и их хранители в полной твоей власти. Завидное могущество!
- Разве это могущество? – Босоркун отмахнулся от слов Ведьмы пренебрежительно, как от мухи. – Лед и пустыня. Ничтожная часть одного ничтожного мира. Боги правят мирами, вершат их судьбы. Одни миры стирают из времен и пространств, другим – дают жизнь и устанавливают законы.
- Знаю-знаю, - кивнула Ведьма. – Один черный, другой белый, два веселых бога.
- Зря ты так, - вздохнул Босоркун с неким проникновенным участием. – Твое счастье, что мала и слаба, что нет им до тебя дела. А хочешь, - вдруг оживился колдун, - я представлю тебя вседержителям?
- Нет уж, уволь! – горячо запротестовала Ведьма. – Жила без них - и дальше проживу. Тихо. В своем лесу.
- Тихо не получится, - предупредил Босоркун. – Из дома твоего твои же горожане тебя и выгнали. Неужели не хочешь вернутся в город судией карающим?
- Вернусь я в город, - дала обещание Ведьма. – Собой вернусь: помощницей, целительницей, повитухой. Пусть только историю с Гарафеной подзабудут.
- Не надейся! – отрезал Босоркун. – Гарафену отдам отцу и матери. Во всяком случае, все старания для этого приложу. А стараний у меня – сама знаешь – в достатке.
- Знаю, - не стала спорить Ведьма. – Только зачем тебе все это?
- Обещание дал, – ответил Босоркун. – Хотя для горожан теперь все равно нет назад дороги. Только к богам, под их крыло.
- Почему это? – засомневалась Ведьма.
- Девочка сбежала, - пояснил Босоркун. – Если вернется, то будет рассказы рассказывать, других подбивать на дерзкие поступки.
- Так может, лучше и не возвращаться ей? – предложила Ведьма. – Пусть Га идет своей дорогой, а город идет своей.
- Не выйдет, - покачал головой Босоркун. – Не вернется девочка – будет других загадочным маяком манить. Так и так – не будет больше горожанам покоя. Так и так – городу конец. Без богов, без религии – конец городу.
- Злой ты, - упрекнула Ведьма.
- Справедливый, - исправил Босоркун. – Не меня – себя вини. Возомнила себя богом, провела дитя через запретную границу, дала ход событиям, которые давно я в пещере своей предвидел.
- Опасно, ох, как опасно играть в богов, - вздохнула Ведьма – то ли в согласие, то ли в противовес, то ли предупреждая, то ли жалея.
Агатовый заяц глянул на зрителей, помахал им лапкой на прощание, высоко прыгнул и растаял в пятне лунного света.