Детство

  Я дитя войны. Рожден в переломный 1943 год, год первых победных салютов.
Как только они отгремели, и вот он я. А до этого ни ... ни...  .
Жили мы тогда на территории ныне Марьиноро-щинского, а в те годы Дзержинского района г. Москвы, на перекрестке Октябрьской а ранее (Александровской) и Трифоновской улиц, на са-мой границе с знаменитой, прославленной в веках Марьиной Роще.
    В достопримечательностях квартала значились: Центральный Театр Красной Армии, музей и центральный дом офицеров Красной Армии и примыкающий парк ЦДКА, МИИТ, Марьинорощинский Мосторг, Детский парк Дзержинского р-на, Лазаревское (тогда заброшенное) кладбище, ну и главное: это сама Марьина Роща.
    Примерно до 1947 года оттуда нам приносили молоко, и разные молочные продукты, птичницы со своим товаром, В Роще тогда держали самую разную живность, вплоть до коров. Чему удивляться – «Край Света» дальше Останкино, пригород, ВСХВ тогда не работало. «Шурум Бурум» (старьевщик, источник наших детских радостей), точильщики, стекольщики целый день во двор приходили самые разные мастеровые, предлагавшие всевозможные услуги.
    Я хорошо помню продовольственные карточки, и очень остро ощутил, хотя, конечно, не понял отношение взрослых к денежной реформе 1947 года. В жизнь вошла непонятная мне озабоченность.
    Должен отметить, что хоть и «Край Света», но для жизни наш микрорайон был очень комфортен. На нашей улице было все нужное для человека: любые магазины, юридическая консультация, разные студии и мастерские, на улице сидели «холодные сапожники», точильщики, словом любую услугу можно было получить в какие-то полчаса, включая покупку продовольствия. С продовольствием в Москве (пока за прилавок не встали бывшие крестьяне) было просто прекрасно, было все, даже фазаны.
    Хотя продукты на прилавках магазинов появлялось сезонно, снабжение было продуманно и организованно великолепно. Да и отношение людей к покупкам было совершенно иным: мандарины и яблоки никто не покупал авоськами, колбасу брали, чтобы поужинать и позавтракать, батонами не хватали, мясо приобретали для определенного блюда, а не просто мякоти побольше. Хлеб в те годы продавался на вес, и мы, детвора, стайкой ходившие за хлебом обязательно по дороге домой съедали самую сладкое: довесок.
В дефиците были только мука (давали к праздникам по килограмму или два в одни руки, и потому детей взрослые брали в очередь, распределив нас между собой, на целый день Кому мука; а кому - му;ка.) и вобла.
    К слову сказать, детей было много. Некоторым школам приходилось работать в три смены. Учились шесть дней в неделю, в среднем по 5 уроков, завтраками и обедами нас никто не кормил, и ничего, не умирали и не пищали.
    Рабочий день начинался с заводского гудка. Фабрично-заводской люд, уже в рабочем (спецо-вок тогда не полагалось) спешил на работу.
    Взрослые работали как черти. Радовались если удавалось за смену выполнить две а то и три нормы. Трудно жили, но были спайка и взаимное радушие. Еще не выветрились из памяти людской трудные военные годы. (Кстати, если предлагали тогда на выбор премию или грамоту, то выбирали грамоту.)
    Где-то в середине пятидесятых годов прошлого века жизнь начала изменяться. Вначале изменилась наша Октябрьская – заасфальтировали мостовую, исчезли трофейные автомобили и гужевой транспорт. По улице пошли троллейбусы и автобусы. Затем позакрывали многочисленные артели и мелкие частные мастерские, перестали заходить во двор мастеровые, был взят курс на уничтожение многоукладной экономики, над страной зани-малась заря хрущевских преобразований. (Странная штука эта жизнь. Человек искренне и глубоко веривший, страстно желающий осуществления идей марксизма – ленинизма, своими собственными руками закопал какую-либо возможность их претворения в жизнь.)
    Перенаселенная Москва начала активно отстраиваться, и Марьина Роща запылала, запылала в самом прямом смысле этого слова. Тогда существовал закон, по которому погорельцы получали жилье без очереди.
   Быт еще сохранял многое от старой патриар-хальной Москвы, хотя и постепенно но разруша-лась прежняя система отношений. По-прежнему в выходной день, надев синий бостоновый костюм и коричневые полуботинки, народ выходил на улицу себя показать и на других посмотреть.
В садах и парках играли духовые оркестры военных, люди чинно прогуливались по усыпанным толченым кирпичом дорожкам, старшие все также драли нас за уши, если провинимся,  родители говорили им спасибо а нам добавляли. В фойе кинотеатров перед сеансом выступали эстрадные певцы под аккомпанемент унылой «еврейской» скрипки. Но уходили прежние радушие и спайка, отношения между людьми  неуклонно менялись.
   Старая Москва постепенно растворялась в потоке лимитчиков, пока в восьмидесятых годах минувшего века не исчезла совсем. «Исчезла» и Марьина Роща.
   Думаю, что на этом уместно завершить. Един-ственно чем хочется поделиться с читателем так это тем теплом, которым согревает меня воспоминание о нашей печке. До 1964г. топили «шведку».
    Бывало, придешь домой в морозный зимний день, дома холодно. Принесешь дровишек, разведешь огонь, сядешь перед ним на скамеечку, рядом жмурится от удовольствия киска, и покойно и уютно становилось на душе.
    Не один десяток лет миновал, вознесся и исчез СССР, но огонек тот согревает меня и сегодня.

                Александр Десницкий 2016г.