Любовь в огне

         Его привязали к ней плотно, грудь в грудь. Без сознания, с неестественно вывернутыми руками, растрёпанная, со следами ожогов на лице, - она по - прежнему оставалась его Мартой.
         Инквизиция свершила свой суд, и её вердикт был однозначен, - ведьма!  Он не отказался от неё. И такая любовь, чтоб вот так, за неё на смерть, - для них была непонятной, невозможной, а значит и он, - колдун, и для них единый приговор, - обоих в костёр, в огонь!
         Теперь дело было за палачами. Подручные почти по самые его плечи засунули их в один большой видавший виды, холщёвый, дровяной мешок. Они запрокинули её безжизненные руки на его шею и слегка связали, чтобы народ видел этот греховный союз ведьмы и колдуна. Затем, кряхтя, почти волоком, понесли тяжёлый мешок и бросили его в телегу. «Трогай!», - и молчаливая процессия двинулась к площади.          
         Католическая церковь умела обставлять свои кровавые ритуалы с человеческими жертвоприношениями. В этом театре главные герои не встают после смерти, и не раскланиваются перед ликующей публикой.
        Их затащили наверх, на помост, не вытаскивая из мешка. Марта не подавала признаков жизни.  Богдана с обмякшей и повисшей на нём Мартой подняли на ноги, прямо через мешок разрезали путы, связывающие их ноги, и наспех привязали, приставив спиной, к столбу.
        Толпа улюлюкала! Для них с Мартой это был незнакомый, чужой город. Сколько их, больших и малых,  перевидели они  в своей бродячей жизни артистов.  Богдан упёрся ногами в грубо сколоченный,  деревянный помост, - ему нужно было устоять за них обоих. Верёвки сдавливали его тело, но он был уверен в себе, благо силой и статью не обижен.
         Брызгнул солнечный дождь, - мы называем его грибным. Марта приходила в себя. Их глаза встретились, и она всё поняла.  Дышать стало легче, её руки ожили и, теперь уже по – настоящему, обнимали его шею. Загремели барабаны. Факельщики деловито делали свою привычную работу. Марту лишили её красивого голоса, безжалостно вырвав язык, но глаза, глаза любимой женщины ласково шептали, - люблю!
         Пламя занималось не охотно. Поднесли бурдюки с вонючей ворванью и смрадный густой чад поплыл над площадью. Марта перекинула свои руки через его голову, и разбитыми пальцами вытащила из под корсета  «хранителя чести»,  небольшую  женскую  наваху. Она зажала рукоять кривого ножа зубами и перерезала верёвки на её руках, а затем, не без труда, обрезала остальные, связывающие её и Богдана. Поднимавшийся чёрный дым и старый дровяной мешок  укрывали влюблённых.
         Вот она, их последняя пьеса. Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Пламя наконец – то занялось, жадно пожирая поленницу и подброшенный, сухой хворост. Едкий дым развеялся и уже не ел глаз, а перед недоумённым взором толпы красивый мужчина обнимал хрупкую, едва стоявшую женщину!
        Гримаса бессильной злобы исказила лица папских судей и палачей. Марта прижала остриё ножа к своей груди. Богдан понял. Он знал, что не сможет не выполнить этой последней просьбы её молящих, плачущих глаз. Прощай любимая!
        Короткий взмах, удар и окровавленный нож полетел в папского легата. Богдан крепко поцеловал мёртвую Марту в губы и высоко поднял её над собой. Толпа охнула, и огненный занавес скрыл финальную сцену.

                июль 2018 г.


Рецензии