После дождя

После дождя.

- Нет, нет, эта игра всё-таки стоит свеч… - услышался голос пожилого академика с седой головой. Он шёл от берега реки к нашему костру.
Приближался рассвет, небо уже постепенно принимало голубой белёсый оттенок. Заря на востоке предвещала тёплый погожий денёк. В предвкушении рыбалки мы не спешили, ожидая, когда вскипит на костре чайник и когда утренние туманные сумерки озарятся лучами.
Пожилой академик вернулся от берега, от лодки. На лодке выезжали рыбачить двое – учитель Пенкин и «Профессор», как мы именовали нашего академика, а я оставался на берегу, бродя с поплавочной удочкой и возвращаясь к стоянке, к своим донкам с колокольчиками, заброшенным в конец ямки омута ближе к перекату, по звонкам которых бросал я свою поплавочную снасть на прибережную траву и «мчался» легким быстрым шагом за очередной «добычей».
Разговор у костра, в продолжение ночного, имел политически-философскую окраску: учитель разговаривал-рассуждал с Профессором, не забывая готовить снасти к предстоящей рыбалке.
- Вообще-то вы правы… -

До рыбалки ещё можно было не спешить. Когда ещё бывшие одноклассники смогли бы выбраться на природу. Мы просто лежали у костра на берегу и смотрели, как восходило солнце: как оно зажигало светом водную гладь и золотило верхушки деревьев; слушали утреннюю перекличку птиц.

- Объективно учёные сделали всё для обеспечения вселенской катастрофы – задумчиво говорил Профессор. – Правда, есть одно обстоятельство обнадёживающее. Как говорит один мой коллега, трагедия человечества в том, что оно разбито на два политических лагеря, а счастье его в том, что в этих двух лагерях существуют военная ядерная энергия. И там и там знают, что выяснять практически, какая лучше, - опасно. Но представьте себе, что эта энергия была бы только у них. Тогда вы не успели бы даже сделать из этого выводов….

- Но какой же может быть выход из этой опасной ситуации всечеловеческого баланса? – спросил Пенкин.

- Для нас, учёных, - пока один: безжалостно выкидывать дураков из науки и неустанно двигать её вперёд, чтобы баланс не стал опасным для нас. Но политики пусть тоже ищут выход. Я вижу пока только одно – мой друг, лодка готова… -
Чай был разлит мной по кружкам, и мы приступили к завтраку.

- Я сейчас установил (как «учёный», Профессор употреблял слова своего лексикона), что со времени своего детства я первый раз вот так безмятежно встречаю утро, - прихлёбывая горячий чай сказал Профессор улыбаясь.

- Смотрите, не увлекайтесь этим настроением, - рассмеялся Пенкин, – а то кругом жульё, мошенники и коррупция в науке, того и гляди обманут вас. –
Поворот разговора не был неожиданностью, ещё во время розовой зари, до рассвета, так и перескакивали они в разговоре от темы к теме.

- Я педагогический кончал, - продолжал Пенкин. – Мечтал о сельской школе в сибирской тайге, а попал вот сюда на село в своём районе. И на реку ходить мне не новость. А вот ты, дорогой Профессор, случайно встретился – объясните-ка мне научно. Что было бы, если бы не было лужи и не было бы в ней острых предметов, которые проткнули вам шины машины?…. – и он снова рассмеялся.

Действительно. Встретились мы почти случайно. Я приехал на «побывку» в родную деревню, и с учителем Пенкиным мы встречались давно. А вот Профессор был случайным гостем. У них машина с проткнутым колесом в автосервисе задержалась, и решил он за 20 км от родного села – съездить-таки на родину. Решение для него неординарное, - это отказ от всех своих дел…, и на автобусе он добрался до деревни. Автобусы только пустили не так давно в наш район.

Пенкин долго невнятно хмыкал, подхохатывал, а потом сказал:
- По теории вероятности – не мы, так кто-нибудь другой.

- Нет, нет! Про «кто-нибудь другой» мне не надо. Я сказал бы лично про себя. Так вот. – и Профессор поддержал им одним известный смех (то, над чем смеялись было из ночного предрассветного разговора, где теория вероятности тоже служила предметом обсуждения).

После завтрака и чая все замолчали, охваченные блаженным ощущением своей близости к природе, к тихому летнему утру. Неподалёку, точно спросонья, зацокал и принялся за рулады соловей. Профессор лежал с закрытыми глазами, по его лицу блуждали солнечные пятнышки, они точно ласкали его, и он по-детски улыбался.
Вдруг, Профессор резко поднялся и опёрся на руку. На лице его было такое выражение, будто он прислушивается к чему-то одному ему слышному и явно тревожащему его.

- Боже ж мой, как я, оказывается, далёк от всей этой сумасшедшей прелести! – растерянно сказал он. – А ведь приехал-то я сюда именно для того, чтобы быть ближе к природе. –

- Мне вас жалко, - сказал Пенкин.
Профессор медленно перевёл взгляд на него:

- Поймите, если я даже перед самыми окнами своего института разведу райский сад, всё равно, находясь в лаборатории, я буду невероятно далёк от этого рая и так же неразрывно близок к аду, в который я, как учёный, лезу. Профессор снова прилёг, подложил руки под голову и смотрел вверх, где шумели пронизанные светом кроны деревьев.

- А зачем вы лезете в ад? – спросил Пенкин.

- Мы уже говорили об этом – баланс не должен стать опасным. – пояснил Профессор.

- Значит, вы всё же лезете туда, чтобы сохранить рай на нашей земле? –

- Статьи в повременной печати о борьбе учёных за мир я читаю исправно, - насмешливо сказал Профессор, намекая, что их нужно читать и учителю.

- А сами в этой борьбе не участвуете? – в тон ему, насмешливо, быстро спросил Пенкин.

- Миру на той стороне интересно не то, что я изреку публично, «с трибуны», а то, про что я молчу, что секретно. – Профессор тихо рассмеялся. – моё молчание тоже входит в расчёт баланса.

Пенкин поднялся и сел, и смотря на Профессора, сказал:
- Извините вы меня за грубость, но вы говорите чушь. Неужели вы не понимаете, как важно людям услышать и ваш голос, - так сказать, для количества: что вы думаете о сохранении на земле мира. –

- Извините и вы меня за резкость, - ответил Профессор, - но и вы ни черта не понимаете, что мы, лезущие в ад, постигаем нечто такое, ещё вчера непостижимое, а это начисто отучает нас от примитивного мышления. –

- Сверхчеловеки? – спросил Пенкин.

- Совсем нет. Но мне иной раз кажется, что между моей наукой и тем, что делаете вы, расстояние в целый век. –
- Не забудем, для порядка в споре, что всё для вашей науки дали мы… - народ, спокойно сказал учитель Пенкин, с любопытством смотря на Профессора.
- Ну, по истории, - тёмный купец Савва Морозов, как известно, финансировал революцию, - мгновенно парировал Профессор.
- Во-первых, не тёмный, - спокойно возразил Пенкин. – Во-вторых, ваше сравнение – из области демагогии. –

Профессор задумался и рассмеялся:
- Согласен. Беру его обратно. И заменяю вопросом конкретным. Объясните мне, пожалуйста, закономерность существования в одной и той же строящей коммунизм стране, - меня, учёного, моей работы – и вот этих мошенников с их жульническими шайками. Объясните. –
 - Легче лёгкого, - ответил, смеясь Пенкин. – Государства в наш век не геометрически закрытые сосуды, они сообщаются, и происходит взаимная диффузия идей. И наши мошенники-жулики, не желающие жить по законам социализма, есть не кто иные, как лазутчики из того, другого мира капитала. Другими словами, как бы вам ни казалось, что вы со своей наукой вырвались в некий непознаваемый космос и обрели там философскую невесомость, - на самом деле вы всё время вместе с нами, людьми, подчинены вульгарному земному притяжению, и вы вместе с нами ведёте старую как мир борьбу – классовую, идейную. Конечно, догма есть догма, но наша мудрая и хорошо видящая даль истории старушка – философия – заботливо ведёт нас вперёд и вас и нас, грешных.
И забудьте о том, будто для вас необходимо выработать какую-то особую философию, помогающую вам чувствовать свою связь с грешной и отсталой землёй.
Это – опасное кокетство своей исключительностью. Вы, наверное, читали книги ваших западных коллег? Посмотрите, как они раскрывают перед нами наипростейшую формулу своего бытия: сначала наивное горение во имя чистой науки, но, как только на этом огне зажарились какие-то конкретные каштаны, начинается вторая биография – рассказ о том, как его купили за чистоган, с потрохами или без, продешевил он или сумел сорвать куш. Но, как правило, все они, возвышаясь в науке, отрывались от земли и своего народа, не случайно многие из них так легко меняли и землю и подданство, слепо идя туда, где им давали деньги а их возвышенные эксперименты. А потом бывало, что они проклинали собственные открытия… - Пенкин встал, и прошёлся от костра к дереву, посмотрел на реку и вернулся к Профессору.

— Вот так, дорогой академик. Извините, что я позволил себе пропагандировать. Но я всё-таки учитель, а все мы «ученые» простыми учителями! –

Профессор молчал. Он в этот момент уже думал о своем, и было непонятно, слышал ли он «пропаганду» Пенкина. Они простились, взяли свои снасти и направились к лодке. И я вскоре, притушив костер двинулся к берегу на свою рыбалку, особенную….
Часть 2.