Жизнь поэта 9-я книга начало стр. 1-20 пр. 1 след
-Одна?
-Да, муж, Миша на работе.
-Всё нормально!
-Сейчас, да! А тогда ты привязал меня настолько к себе, что хотелось всё бросить и убежать к тебе. Но он оказался умным мужиком и быстро сделал мне пузо, а потом я успокоилась и перестала рыпаться. А тебе всё равно спасибо за те праздники, что ты устраивал мне.
-Скучаешь по Елабуге?
-Ещё бы, моя родина. Не встретился со своей красавицей Людмилой?
-Нет.
-А я несколько раз заставляла нюхать свои волосы Мишу, но он всегда говорил, что они пахнут тем шампунем, которым я их мыла, а не полевыми цветами. Ты, тогда, меня обманывал, вернее себя, заставляя себя думать, что это так. Ты её ещё любишь?
-Любовь – не умирает! Потихоньку вянет, цветком.
-А я, похоже, начинаю влюбляться в Мишу. Жду с нетерпением его возвращения. Ты постарел?
-Конечно! Года же идут!
-Баб ещё водишь?
-Бывает.
-Если стоит, значит ещё не старик! Ты его постоянно тренируй на бабах! Ху...й, как крылья у курицы, она, дура, их не тренировала и перестала летать. Если бы ты оказался рядом, бросилась бы тебе на шею. Знаешь, не бери у мамы мой телефон и не давай мне свой. Пусть всё останется в прошлом, как хорошая сказка. А тот, наш праздник, всегда будет со мной. Целую тысячу раз. Пока! Дай маме трубку! Я скажу, чтобы не давала мой телефон!
Через десять минут я ушёл, отказавшись от чая.
Конец 8-й книги.
Автор – Иван Капцов.
1
МЫСЛИ о КНИГЕ.
Так закончилась моя 8-я книга о себе, о ней, ЖИЗНИ, которая ещё била ключом, то меня по голове, то взмывающим вверх, падающим с высоты водопадом, а затем бе-гущим по тем местам, куда ей указывала судьба.
Я вернулся в Челны, поставил машину, зашёл в магазин, взял свою постоянную пищу: колбасу, сыр, сельдь в масле и бутылку водки. Горячая пища у меня была только в обед, если поблизости была столовая.
Надо было, дураку жениться, а я не хотел разбавлять или засорять, старую свою семейную жизнь – новыми ощущениями. Одно дело привести женщину для любовных утех и вести с ней себя вольно, как с товаром на рынке, не понравился – возвратил, другое дело, постоянно ей уделять внимание и находить общие разговоры.
Один, знакомый, у которого жена умерла от рака, с которой он прожил двадцать лет, рассказывал за бутылкой:
-Знаешь, Игнатьич, с той, бывшей женой, которая умерла, я, молча, разговаривал, а с этой, новой, без конца болтаем и не понимаем друг друга.
У меня было также, если женщина задерживалась на некоторое время у меня. Когда приходила и уходила, всё было ясно и понятно, а когда оставалась, то на следующее утро я не знал о чём с ней говорить. Если вставал хер, то тема сразу находилась, а если нет, то – нет. Правда, всегда была под рукой замызганная, затасканная тема погоды, но говорили мы о ней оба, зевая.
Но это было, некоторое время назад. Тогда была ещё зима, а сейчас, была весна. Цвела сирень. Боже, как было красиво! Разве можно было усидеть дома в такую погоду?
Я вышел из дома и сразу упёрся в бочку, на которой было написано такое красивое слово ПИВО. А внизу – приписка. СВЕЖЕЕ.
Стояло четыре мужика. Спешить было некуда, и я выпил три кружки.
2
Но мой мочевой пузырь – не резиновый.
Рядом, в парке, мужики (да и дамы), у которых мочевые пузыри тоже не резиновые, сами сделали общественный туалет, если власти города этим не занимаются.
А, потом мне стало так хорошо, что пошёл гулять по скверу. В сторону сирени. Потому, что там давали бесплатный концерт соловьи. Похоже, их было трое. На раз-ных, рядом стоявших, сиреневых деревьях.
Их подруги, соловьихи, любопытные, как все женщины, незаметно сидели в кустах и обсуждали между собой, кому какой из них первой отдаться лучшему певцу.
Солисты даже не обратили внимания, на то, как я сел на скамейку, под одним сиреневым деревом и продолжали петь. Деревья стояли в самом удалённом уголке парка.
Вдруг на дерево опустились две яркие красивые птички, таких я никогда не видел.
Соловьи сразу притихли и я вместе с ними.
И только листочки сирени шелестели, лаская слух.
Раздалось тихое хихиканье.
-Что ты хихикаешь, Мельпомена?
-Эвтерпа, я тебе давно говорила, что нужно, иногда сбегать с Олимпа и посещать Землю. Здесь, даже эти соловьи, придурки, поют не так, как у нас. Красивее.
Я посмотрел во все стороны, но никого не увидел. Неужели галлюцинация? Глянул вверх, на ветку, а птички – разговаривают.
А соловьи, видимо, тоже слушали разговор и, услышав похвалу в свой адрес, запели ещё лучше. К тому, кто пел красивее всех, подлетела серая пичужка и подняла хвост.
Соловей перестал петь и стал раз за разом запрыгивать на неё, а она после каждого раза ещё радостнее трепетала крылышками, от счастья, что её трахают.
-Давай, позвоним Эрато, пусть прилетает, посплетничаем!
-Она, даю голову на отсечение, сейчас, у Афродиты и
3
они занимаются лесбийской любовью.
-Эвтерпа, Афродита, хоть и трахается с Эрато, но больше любит мужиков. Я уверена, что она, сейчас, у кентавра Хирона и облизывает его карданный вал. Посмотри, смотри на этого соловья, он уже запрыгнул на свою подружку – раз сто. Как ты думаешь, сколько раз, наш красавец Аполлон, максимально смог бы проделать этот трюк?
-Со мной – два раза. А потом прогоняет, потому что, у него, тогда, не карданный вал, как у кентавра, а половая тряпка, как у кролика, работающего техничкой.
-И со мной он только - два раза. Редко бывает – три.
-Давай, всё-таки, позвоним Эрато!
-А, может, лучше Клио?
-На хер она нам нужна, эта истеричка! Сразу потащит, в местный музей и начнёт рассказывать, как строили этот КАМАЗ или плотину через реку Кама.
-Ты всё время путаешь. Она не истеричка, а историчка. Муза – истории.
-Нет, я звоню Эрато.
-Трубку не берёт. Или занимается с кем-то из красавиц богинь грозного Олимпа, лесбийской любовью или сочиняет эротические стихи для песен.
-Может, ещё кому-то позвонить?
-Кому?
-Терпсихоре. Этой страстной танцовщице и веселячке.
-Эвтерпа, а из современных танцовщиц на Земле, кто нибудь похож на неё?
-Немного, эта российская балерина Волчкова, или же Собачкина, я плохо запоминаю земные имена. Она ещё делает шпагат на лодке, демонстрируя свой пирожок, между ног.
-Не, Терпсихора это делает не так. Она усаживает всех Богов Олимпа на пол. Полуголыми. Аполлон слева, а Зевс – справа. Раздевается догола, а затем кладёт одну ногу одному из них на плечо, а другую - другому. Получается подвесной шпагат. Но больше всех кайфа, от этого получает
4
Эрато. Она лежит под шпагатом, любуется красивой пташкой Терпсихоры и сочиняет стих, одной рукой записывая, а другой, лаская себя.
-Мельпомена, наверно, такого разврата, как у нас, на нашем прекрасном Олимпе – нигде нет?
-Бардак и разврат везде. Я, однажды, подслушивала, как Клио рассказывала о древнем Риме. У меня даже уши намокли.
-У тебя не уши, а манда, наверно, намокла.
-Это, в первую очередь. Три раза меняла трусики и тунику.
-Но, всё равно, тогда был тёмный народ. Все императоры Рима, трахали рабынь и знать, все шейхи, многочисленных жён и наложниц, все бедуины верблюдов и верб-ля...дей, все среднеазиаты ослиц и ишаков, и только там: в Китае и Индии, мужики трахали баб и население быстро росло. А, знаешь, кто подкинул в Индию КАМАСУТРУ?
-Кто?
-Эрато.
-Давай, ей всё-таки позвоним ещё раз! Может, она сама нам расскажет об этом подробно?
-Звоню!
-Эрато слушает.
-Это я, Мельпомена.
-Душечка, Мельпоменочка, приветик! А ты где, милая? Тебя тут обыскался Аполлон. Хочет, кому нибудь воткнуть, а все Музы смылись.
-Лапочка, ты же там! Дай ты ему! Пусть воткнёт.
-Знаешь, же, что я мужиков не люблю!
-Ты, сейчас, с Афродитой.
-Рядом.
-Она, лежит обнажённой на ковре, в твоём дворце, на Рублёвке, а ты вылизываешь ей киску.
-Не угадала. Я во дворце Зевса, вернее в его конюшне, на Рублёвке, где он держит кентавра и своих многочисленных кобыл, которые все в шкурах из норки и песца.
5
-И что же ты там делаешь?
-Ты же, миленькая, знаешь, как Эрато любит всё эротическое: поэзию, танцы, особенно танец живота, порнухи, совокупления. Когда, эта сучка, Афродита, трепалась из моей спальни по мобильнику, сказала, что вызывает Зевс, а я проверила у оператора, МТС, мне сказали, что звонил этот урод, мудак, полуконь-получеловек – кентавр Хирон. И она, даже не позволила мне долизать её, сбежала. Я ринулась следом. А Хирона. в это время вызвал сам Зевс. Он же полуголубой. Не знаю, может, это враки, сплетни. А эта сука, Афродита, стала заигрывать с детьми Хирона, недорослями – Пони. Встала раком, а мальчики Пони, подходят, понюхают, а от её зада прёт самыми дорогими парижскими духами, ну, они и отворачивают морды. Тогда одна из кобыл обосала свой хвост, сняла и привязала Афродите. И теперь у её задницы выстроилась очередь из Пони. Вначале она сама себе делала селфи, а потом попросила меня снимать её на камеру.
-Ты ещё долго будешь заниматься этим?
-Осталось два Пони. Но они кончают быстро.
-Прилетай к нам, на Землю. По - Джи Пи Эс. А, лучше по ГЛОНА;ССу. Надёжнее. Погода отличная. И для тебя интерес. Ты давно хотела подсчитать сколько раз соло-вей сможет запрыгнуть на соловьиху. А ещё сможешь сочинять здесь, эротические стихи.
-Тёлки, девки там, в том месте, где вы, красивые есть?
-Полно! И у всех пупки наружу. И платья выше колен. А некоторые, даже без трусиков. Сейчас, мода такая.
-Афродита, всё, скину на твой мобильник позже. Вызывает, шеф, Аполлон.
-Не говори, ему, что я в конюшне Хирона.
-Я же не дура!
-Мельпомена, лечу к тебе, на Землю. А ты с кем?
-С Эвтерпой.
6
-Нормальная баба, как и я. Тоже любит лирику. Но и мужиков. Сразу предупреждаю, к мужикам с вами не пойду!
-А мы с тобой – к бабам.
-Включила ГЛОНА;СС. Вижу, вы в парке.
-Да, лети к нам.
-Привет, девочки!
-Привет, говори тихо! А то спугнёшь любовные игры соловьёв. И алкаша, под деревом. Спит.
-Что-то его морда - знакомая?!
-У них, на Земле, у всех морды одинаковые. Особенно у китайцев и японцев.
-Японцев можно отличить от китайцев, все в очках. А вьетнамцы – все низкорослые. И смотрятся, как пони перед мустангами, дикими жеребцами.
-Хер с ними, со всеми. Покажи лучше снимки, где, пони трахают Афродиту!
-Вот, смотрите, а я буду вспоминать, где видела этого мужика, который спит на лавке.
Эрато закрыла глаза и стала перелистывать книгу своей памяти. И, наконец, вспомнила.
Это было несколько лет, а может, десятилетий назад.
Они лежали с Афродитой валетиком и наслаждались друг другом. Зазвонил телефон.
-Не бери трубу! На хер они нужны! Давай насыщаться друг другом!
-Афродита, надо хотя бы узнать, кто это. А вдруг – он, Зевс?
-Включи громкую связь. Послушаем вместе, что ему надо.
-Включила. Нет, это звонит Аполлон. Слушаем.
-Эрато, эта олимпийская красавица, моя любовь, лапочка, Афродита, не у тебя?
-Нет, откуда! Наверно, пошла в лучший бутик нашего Олимпа, к греку Абрамовичусу. Собиралась купить самые
7
модные трусики, чтобы очаровывать тебя.
-Болтают, что она навещает урода Хирона, в конюшне Зевса. Не слышала?
-Нам, Богам и, особенно Богиням, делать не хер, не работаем, вот мы и распространяем, а затем собираем сплетни. Ни кому не верь! И мне – тоже. Люблю сплетни.
-Может, и хорошо, что её нет, сейчас, у тебя!
-Если решил порезвиться со мной, то будет – облом. Мужиков – не люблю!
-У меня тут в руках книга, какого-то землянина, поэта – Капцова, «Олимп» - называется, не читала?
-О сексе?
-Нет, о нас, Богах и Богинях, с Олимпа. В стихах. Этот малый забавно пишет.
-Мне о Богах и Богинях, с Олимпа читать не интересно. Я о них всё знаю. Мужики – взяточники, воры и развратники. А бабы – сплетницы, проститутки и бля...ди!
-Моя Афродита – не такая! Она – святая! Она никогда мне не изменяла. Говорит об этом, приходя под утро.
-Знаю. Только она – святая! Когда забегает ко мне в гости, на часок-другой, предлагаю ей чай с сахаром, вприкуску, а она отказывается и только лижет её.
-Кого?
-Не кого, а что. Мою тарелку, на которой лежит сахар.
-Эрато, мне пришла в голову мысль. Хочу, чтобы ты написала книгу о нас с Афродитой. Описала нашу любовную историю.
-Аполлон, я не смогу так врать, как эта болтунья историчка Клио. Она из тебя может сделать Зевса, а твою красавицу Афродиту, этой сучкой Афиной, женой, но не его, Зевса, а твоей.
-Это – не романтично. И я хочу, чтобы события происходили не у нас, на горе Олимп, а на Земле. И герои были бы не Боги, а простые люди. И чтобы Афродита была бы там самой красивой женщиной. Самой, самой!
-И самой развратной.
8
-Я этого не говорил. Самой преданной и любящей. И чтобы этот роман был на века.
-Аполлон, ты мне даёшь непосильную задачу. Я не смогу описать всё это без секса. Не смогу всё описать в стихах и мне нужно постоянно консультироваться с ней самой, Афродитой. Значит, основное время она должна жить у меня.
-Эрато, идиотка, ты никогда меня не выслушиваешь до конца! Я не хочу, чтобы писала ты. Там, тогда, будет одна лесбийская любовь. Ты найди этого поэта Капцова Ивана, с России, и дай ему задание.
-Я же не Арес или Гермес, с КГБ, или ФСБ, чтобы ему приказывать. Так он меня и послушает!
-А ты пошли свою помощницу Лиру, чтобы она его, вначале, охмурила, а затем вдохновляла и подбрасывала идеи.
-Афродите сказать об этом?
-Не нужно. Пусть будет для неё сюрприз.
-Аполлон, странный ты мужик! Если этот, мудак, поэт, Концов или Капцов, будет писать только от себя, то книга получится скучной. Значит, он должен писать и от её имени, Афродиты или девушки, под которой она будет выведена.
-Сделай, чтобы она описывала свою жизнь в дневнике.
-Она, Афродита, ни хера не пишет ничего в дневнике. За неё пишет Клио, муза истории.
-А в книге, пусть героиня будет писать сама. Кто у тебя там хохочет? Смешок – Афродиты. Это она у тебя?
-Аполлон, ты вроде умный мужик, а звонишь по телефону. Нас подслушивают. Отключаемся.
-Афродита, а почему ты захихикала?
-Какая, нахер, любовь с Аполлоном? Нет, на Олимпе Бога, которому бы я не дала! Выброси эту идею из головы!
-Тебе хорошо так говорить, а мне этот мудак, не даст
9
спокойной жизни. Давай, завершим наш любовный процесс и я полечу в образе бабочки или Лиры на Землю искать этого Концова.
-Эрато, память у тебя дырявая. Капцов. Капцов Иван.
-Ладно, хер с ним, с Капцовым! раздвигай ножки шире!Буду лизать.
-Эрато, душечка! Вот, сейчас, когда мы лежим, обнявшись, довольные и удовлетворённые, хочу спросить тебя, ты, правда, решила написать книгу в стихах обо мне и этом придурке Аполлоне, который при любом удобном случае бьёт по морде, вас, муз?
-Зато тебя не бьёт, любит.
-Не любит, а лупит, особенно, когда я прихожу от этого настоящего жеребца Хирона и пахну им и конюшней. Он, красавчик Аполлон, хочет прославиться.
-Зачем ему это нужно? Его, итак, весь Олимп знает.
-А он хочет, прославиться ещё и среди простых землян. Давай сделаем так. Ты находишь того, кто сможет написать такую книгу, и будем думать, как нам дальше поступить. А как Аполлон решил назвать книгу о себе?
-Как, как?! Конечно, как «Ромео и Джульетта»! Но только, чтобы он и ты, Афродита, в конце не умирали, как они. Вы же Боги! Бессмертны. Он хочет назвать книгу своим и твоим именем! «Аполлон и Афродита».
-Идиот! Надо отговорить его от этого. Предложи ему назвать книгу «Жизнь Аполлона».
-А тогда, тот поэт не станет писать книгу. На хер ему нужен Аполлон! А если будет писать, то всякую дребедень. Ну, разве сможет человек или Бог, написать то, что он не пережил?
-А ты, любительница баб, сможешь описать состояние влюблённого мужика?
-Нет, конечно! А бабы – смогу! Например: и тут я увидела её, юную, обнажённую в гроте, когда её раздевали служанки. Её тело...
-Подожди, ты, сейчас, милочка, начала описывать юн-
10
ное тело Артемиды, сестры Аполлона и такой же красивой, как он?
-Афродита, о чём ты говоришь? Ты считаешь этого мужлана, сатира с рогами, которому ты их, в изобилии, наставляешь, Аполлона - красавцем? Вот, Артемида, его сестра, действительно - красавица!
-Ты уже с ней трахалась?
-Несколько раз, спрятавшись, наблюдала за ней. Один раз осталась на ночь, но эта, идиотка красивая, меня выгнала и сбежала на охоту. Свою злость она всегда вымеща-ет на бедных кабанах, говоря:
-На, свинья, получай, получай!
Ранит луком, а затем добивает ножом. Свирепая баба! А знаешь, почему, потому, что её никто не еб...ёт?! Знаешь, почему, лапушка, ты всегда, нежная, ласковая, доб-рая, потому, что трахаешься и с мужиками и с бабами.
-С бабой, только с тобой.
-Не ври мне, лапушка! Ты часами, иногда, сидишь у нашей королевы Афины, жены Зевса. Я подослала к вам моего мальчика, слугу, любвеобильного Эрота, чтобы он проследил. А потом он доложил, как вы вылизывали друг дружку.
-Не говори Зевсу. Тот сразу начнёт метать громы и молнии. А я их всегда боюсь и прячусь под кровать. А после этого, раньше, всегда меняла обосанную тунику, а сейчас, когда изобрели трусики, только их.
-Ты опять мне врёшь! Какие трусики? Ты всегда ходишь без них. Особенно, когда идёшь на балы, где самцы.
-От тебя, Эрато, трудно, что-либо скрыть! Ты всё знаешь, что делается на нашем Олимпе и в мире. Обо всём и обо всех.
-Раньше не знала. Но, однажды подсмотрела, как Клио ходила в туалет, по малому, в одном из скверов Олимпа, и затащила её к себе в постель. И, сейчас, пока, эта истеричка, спит, утомленная после моих ласк, я читаю её записи. А она записывает всё и обо всех. Пишет историю.
11
-Мы отвлеклись. Я подумала и решила, пусть этот поэт напишет книгу о нас, с Аполлоном, но, как бы от себя. Вернее, пусть пишет о своей жизни. О любви к девушке, а она к нему. И пусть он назовёт эту книгу: «Жизнь поэта». Но книгу пусть он пишет не в стихах, а прозой. А раз он поэт, вставляет свои стихи.
-Афродита, а если в книге не будет сцен еб...ли, секса я хотела сказать, то книга будет неинтересная.
-А мы будем подбрасывать ему такие сцены в книгу, но их ему буду давать я. И пусть его девка, будет, похлеще меня! Бля..довитая. Пусть, трахается направо и налево.
-С жеребцами, как ты с Хироном?
-С мужиками. Мужики – все жеребцы.
-А, можно, если мы подсунем ему две три сцены, где ты трахаешься со мной и Артемидой, в гроте?
-Значит, ты узнала об этом?!
-Не я, Клио записала, а я прочитала. Историю не выкинешь и не переделаешь. Это сказал наш великий громовержец Зевс.
-Эрато, а ты бы дала ему, если бы он захотел тебя?
-Он бы захотел меня, если бы я этого захотела, но я не люблю мужиков, моя лапушка! От них всех козлов воняет спермой и отрастающими рогами от измен. Да здравствует любовь между нами, бабами! Прочитала у Клио, что он Зевс, заказал учёному с какой-то планеты, чтобы тот изобрёл силиконовых мужиков и баб. Вот, здорово! Я тогда закажу себе штук десять баб в разных позах, и расставлю их по всей квартире. Всё, я полетела искать этого поэта. Как его фамилия, забыла?
-Капцов Иван.
-Девочки, вспомнила! Это – он!
-Кто, где?
-Это он, немного алкаш, но не бомж. Что, спит, под нашим деревом, на скамейке. Но он, точно, не спит! Хитрый мудак! Просто закрыл глаза и слушает. Это мы ему, с
12
милой Афродитой, заказали книгу: «Жизнь поэта». Написал уже восемь томов. Пишет девятый. Аполлон – без ума. Читает запоем и советует всем на Олимпе. Вы не чи-тали?
-Значит, это в его книгу мы подбрасываем рифмы для его стихов? И даже целые куплеты.
-Может, быть. Прочитайте, что нибудь, что вы подбросили ему?!
-Я ему подбросила вот этот отрывок. Обычно я так и делаю. Брошу, строчку или четверостишие ему, как собаке кость, а потом он её обсасывает и высасывает стих. Иногда хороший, а иногда – говно.
Весны ночной очарованье,
Сирень вовсю уже цветёт,
Бегу к тебе я на свиданье,
А соловей песни поёт.
Мы у сирени целовались,
Смеялась круглая луна,
И звёзды дружно улыбались,
Сверкали все для нас, сполна.
-А я, вот этот отрывок стиха ему подбросила:
Скрипач на сцене плакал скрипкой,
Нет, не плакал. Он, вовсю, рыдал.
Он не одарил её улыбкой,
Любимую, распутную прогнал.
Отдалась она саксофонисту,
А потом, поэту и певцу,
Вскоре отдалась и гитаристу,
Страсть и похоть были ей к лицу.
-И вот это:
Не отделить глаза от слёз,
Они всегда неразделимы,
И как шипы, от алых роз,
Что бабочками так любимы.
Слёзы не плачут. Лишь глаза.
13
Обидчивы. Роняют слёзы.
Алмаз – застывшая слеза,
-Эрато, а что ты ему подбрасываешь?
-А что Эрато может подбросить, кроме чего-то эротического, например:
Я трусики не стала надевать,
Без трусиков мне вечером вольготно,
А, вдруг придётся милому, давать,
С меня снимает их он – неохотно.
Или вот это: Но это я написала, когда ко мне не пришла, а обещала Артемида.
Шагаешь голой по песку,
Я, след ноги твоей, целую,
Мне не прогнать мою тоску,
Я вальс-бостон с нею танцую.
Тоска опутала меня,
Тоска меня охомутала,
Как всадник дикого коня,
-Ты так и не переспала с ней, Эрато?
-Один раз, когда она была в жопу пьяной. Грустила и плакала о красавце Актеоне, простом смертном, который во время охоты, случайно забрёл в её грот и нарушил покой. А эта дура, в своей злобе превратила его в оленя и его же, охотничьи собаки, загрызли его. Когда я ласкала её пьяную, она орала, как сумасшедшая:
-Актеончик, милый, прости, прости, что я превратила тебя в оленя! А, сейчас, ты вновь вернулся в образе красивого юноши и ласкаешь меня. Но скорее это сон. Проснусь, и тебя не будет!
-Это не сон, милая, это я, твой Актеон, в образе Эрато. Ставлю тебе на заднице два засоса и два на титьках, чтобы ты помнила меня и приходила к Эрато. Я всегда буду любить тебя там, у неё, и в её образе. Но, она, видимо, всё поняла и так больше, ни разу и не пришла. Красивая баба. Вот, суки, и что им здесь нужно?
14
-Кому?
-Вон, юнцы прутся сюда с гитарой. Сейчас, будут бацать свой рэп и всех вокруг разгонят.
-Полетели домой, на свой Олимп.
-Полетели, только я попрощаюсь с Поэтом.
-Вань, это я Эрато. Давно тебя не видела. Мы, с кобылой Афродитой, притащим тебе кое-какой материал. Пиши, хоть, у тебя парализована левая рука, и мозги немного нарушены. Если бы тогда не Асклепий, мандец бы тебе был! Прислал Асклепия Аполлон, чтобы удалить тебе тромб. А ты, обещал ему, что напишешь десять томов этой книги «Жизнь поэта». Восемь, ты написал, девятую – наполовину, осталось немного. А насчёт мозгов – не беспокойся! Уже половине тех, кто сидит в интернете, заменили нормальные мозги на силиконовые. Тебе тоже заменим. У меня, сейчас, все бабы, кроме Афродиты, тоже силиконовые. Благодать. И этому красавцу Аполлону, тоже кругом, во дворце наставили силиконовых баб. И трёх мужиков. Одного пассивного и двух активных. Он уже ко мне не пристаёт. Но ты, в своей книге об этом не пиши. Пока! Я полетела. Да, чуть не забыла. Вот строчки, что тебе передала Эвтерпа. Хочешь, продолжи.
Осень красит клёны кармином,
Листья жёлтыми уже стали,
Мы простились с родным камином,
Греться рядом, мы там, устали.
Разбрелись, разлетелись, как птицы,
Стали сумрачными и чужими,
И ночами уже не спится,
Сны чугунными стали, литыми.
-А это четверостишие, подарила – Полигимния - муза серьезной поэзии,
Бабочки в неволе – не живут.
Бабочкам нужна всегда свобода,
А в неволе, хоть красивы – мрут,
Нет свободы – нет у них полёта.
15
Я встал со скамейки, дошёл до общественного туалета, освободил мочевой пузырь и пошёл снова пить пиво.
А, после, снова сяду за работу. Надо же выполнять обещание, которое я дал этому красивому мудаку - Богу Аполлону. Он, как-никак – покровитель всех девяти муз. Жаль, только, что мне не передала, хотя бы четверостишие – Урания, муза астрономии, олицетворение возвышенной, небесной любви. Её стихи, начало, что она мне подбрасывает, потом получаются такими красивыми, как звёздное небо в лунную ночь.
И она, видимо, услышав меня, тут же прислала мне начало шуточного стиха:
Однажды, помню, тыщу лет назад,
Я пьяным пёрся к звёздам на парад,
Я возвращаться не хотел назад,
Мне Вега показала голый зад.
И я, алкаш, босяк и обалдуй,
Послал, в сердцах, воздушный поцелуй,
Она сказала: -Ты Поэт – холуй!
Смеясь, по-пьянке, показал ей фуй,
-Нет, это я продолжать дальше не стану. Я улыбнулся музе Урании и посмотрел на небо. И хотя светило наше вертлявое Солнце (так считаю я, а все безумцы, считают, что вертится Земля, на оси, как баба на ху..ю) – всё небо было утыкано звёздами и каждая из них приглашала меня в полёт. Выпью ещё пару кружек, может, всё брошу и рвану туда, в Космос. Жизнь – прекрасна!
Идиотская моя натура. А, главным балом, там заправляет Душа. Как она решит, так и будет.
Я выпил пару кружек и сразу рифмы посыпались с неба. Значит, мне все музы помогают писать, эту книгу о любви Богов с Олимпа – под земными именами. Ну, и чёрт с ними, пусть помогают. И пусть присылают подсказки, с ними мне легче писать.
Я стал ловить летающие вокруг себя рифмы, соеди-
16
нять их и шлифовать.
Когда я упаду в твои объятья,
Меня, любимый, ты не отпускай,
Дари, цветы, дари духи и платья,
И все мои измены ты прощай!
Я изменять тебе, конечно, буду,
Какая женщина, на свете, без измен?
Как кошки все, подвержена я блуду,
И в этом мире всё без перемен.
А в век шальной ПК и всех смартфонов,
Когда мир паутиной оплетён,
В нём кабаков так много и притонов,
Телами женщин и мужчин сплетён.
* * *
Уходит день беспечной синевой,
Уходит жизнь, вся к небесам стремится,
Ушли в тупик порознь тогда с тобой
И не тебе, да и ни мне не спится.
Вместо любви лишь пропасть, пустота,
Дожди нас хлещут. Грозы все жестоки,
Галактика над нами – высота,
Да, гравитации убийственной потоки.
* * *
-Вань, сказала Лира, - я подбросила тебе строчки не для того, чтобы, ты с головой ушёл в поэзию. Меня дерут из-за тебя, чтобы ты писал книгу.
-Но, я уже устал её писать!
-Козёл! Ты, даже не дочитал её Людмилин, дневник до конца. Почему?
-Потому, что уже всё понятно. Она угомонилась. Пресытилась мужиками и перешла на баб.
-Не делай поспешных выводов. Дочитай спокойно её дневник, а затем решишь, как поступить дальше.
-Но у меня сейчас желание сочинять стихи.
-А кто мешает? Сочиняй. Надоест – перейдёшь на
-Пиво!?
17
-На прозу. А пиво пей попутно. Сделал глоток – написал пару строк.
-Лира, ты, даже тут подбрасываешь мне шпаргалки. Сука, же ты, однако! В школе, я не просил подсказки, а мне все старались подсказать. Особенно маленькая, кра-сивая Ася Гулая, с большими сиськами. Она всегда и всем позволяла их трогать. Я тоже трогал несколько раз. Но я тогда сильно любил, как мне казалось, Любу Таргамадзе и млел от одного её вида.
Однажды, в девятом классе, в конце сентября, когда ещё стояла сильная жара, я ждал возле школы друга Резо, мы договорились, что он приедет за мной на велосипеде, и мы, не заезжая домой поедем на речку купаться. Но его всё не было и не было. Я сидел на корточках и играл с чёрными муравьями. Они строем шли куда-то, а я соломинкой расстраивал их ряды. Они злились и обещали меня сожрать сразу, как только я умру от жажды.
Не вытерпев, я решил зайти к Асе, которая жила в доме, примыкавшем к школе.
Постучав, и не услышав, как обычно – входите, я вошёл. Двери ни у кого не запирались. Её большие, чёрные удивлённые глаза я помню до сих пор. Нет, большие титьки - тоже. И, хотя, они были большими, но не свисали, а стояли торчком с красными сосками, похожими на крупную землянику. Она была в ситцевом халатике, который был распахнут. Из-за жары.
-Капцов?
-Ась, хочу пить, умираю. Напоишь?
Она, застёгивая халат, говорила:
-А почему, не идёшь домой?
-Жду Резо. На Велосипеде.
-Проходи, садись!
-Не, напьюсь и побегу. А то, вдруг, Резо, увидев, что меня нет, смоется.
-Будем смотреть в открытое окно. Приедет, крикнешь. На улице такая жара. А в комнате – прохладно.
18
-Можно, ещё кружку водички?
-Хоть, ведро! Есть хочешь? Только мамалыга, кукурузная.
-Она мне дома надоела.
-Другого ничего нет. Всем трудно после войны.
Я пил вторую кружку, а она стояла рядом, чуть ли не задевая своими титьками. Было огромное желание вцепиться обеими руками в них. Но я вёл себя, как настоящий грузин-горец. В чужом доме нельзя было нарушать закон гор. Трогать женщину.
-Третью кружку будешь?
-Была бы холодной – выпил.
-За холодной нужно идти к колодцу. Он недалеко. Подождёшь – сбегаю, принесу.
-Ради меня бежать в такую жару за водой?
-Дурак, ты? Я, ради тебя побежала бы к роднику за полтора километра. Ты для меня, самый родной в классе. А вы все мальчишки, сохните, по этой Любке.
Теперь у меня, наверно, были удивлённые глаза.
-Ась, а почему ты всем и всегда разрешаешь трогать себя за груди.
-Всем, но не всегда. А только тогда, когда ты рядом. Потому, что хочу, чтобы и ты потрогал. А ты – стеснительный и только брал меня за груди три раза. Тогда для меня это был праздник. А если, тебя рядом нет, я сразу бью по морде тех, кто ко мне лезет.
-Ась, это, сейчас, как признание в любви?
-Да, только не Татьяны к Онегину, а Аси к Капцову. Ванечка, возьми меня за груди! Нет, лучше дай твою руку, и я сама положу её на свою грудь.
Она схватила мою руку и положила её на грудь поверх халата, а затем расстегнула верхние пуговицы и вывалила сиськи наружу. Я не знаю, но почему-то у меня, сразу возникло сравнение с тем, как Заур, на рынке, в Кобулети, когда мы, пацаны, толпой, подходим к нему, сразу достаёт из-под прилавка две дыни отдаёт нам и говорит:
19
-Они немного подпорченные. Но есть можно. Лучше возьмите эти, чем украдёте – хорошие.
А, может, у Аси тоже титьки подпорченные?
Я мял ей сиськи, а она закатила глаза, приоткрыла рот и дышала так, как будто бежала стометровку. Затем, обхватила мне шею руками и прилипла к моим губам. Я не знаю как, но её халатик оказался на полу, а моя рука стала гладить её красавицу между ног.
-Привет, Коте?
-Привет, Резо? Приехал за Капцом?
-Да, но, наверно, зря! Видимо, он с кем-то уехал?
-Не, минут десять зашёл в этот дом. Скорее всего, к Аське, чтобы не ждать тебя на жаре.
-Как Кэто, сестрёнка? Такая же нежная и скромная?
-Я так и знал, что ты меня о ней спросишь. Любишь до сих пор?
-Она мне просто нравится. Не шалава, как другие.
-Ты ей тоже нравился. Но у неё уже есть парень. Грек. С нашего села. У них всё серьёзно. Она, после уроков, в Очхамури не остаётся, а торопится домой, в село. К нему.
-Всё, Ась, Резо приехал за мной! Я пойду!
-Ванечка, возьми меня! Мне от тебя ничего не нужно, только, чтобы ты был первым моим мужчиной.
-Ася, не делай глупости! Потом будешь жалеть!
-Я тебя хочу!
-Я – тоже! Давай в другой раз.
-Нет, сейчас! Сейчас! Снимай штаны!
-Угомонись! Резо может прийти. Накинь халат!
-Резо, крикни Капцу, а то они долго будут болтать!
-Котэ, а, может, они не болтают, а Капец держит её за сиськи? Эта маленькая бози всем даёт держаться за них.
-Аська, стала бить по морде, того, кто её хватает.
-Подержи велосипед. Поднимусь. Заодно и напьюсь.
20
Продолжение 1 следует.
Уважаемые читатели, писатели и поэты, заглядывающие ко мне на огонёк, я вам оставляю свой адрес электронной почты, кто хочет, иметь мою книгу, СТО (100) руб-лей в мой кошелёк. Всего СТО рублей. 300 грамм, колбасы, или 800 грамм бананов. Только вы колбасой, водкой и бананами – не присылайте!
Присылайте на мою электронную почту:
ivan.kapczoff@yandex.ru письмо, что желаете купить книгу, и мы станем договариваться. У меня 11 книг стихов. Несколько романов. Все оформлены очень красочно.
С уважением И. Капцов.
Свидетельство о публикации №218121301173