Би-жутерия свободы 312

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 312
 
Ни спать, ни есть после «Вечера вальса надувных кукол» Даник уже не мог. Он и до этого события не очень-то был разборчив в области любовного ремесла, а после пылких обжатий с куклой № 6 Рафинидой Встряски (Made in Hungary) пришёл к  выводу, что место заточения – это электронный брак, сопровождаемый медово-резиновым привкусом во рту.
В холодильнике чувств Даника Шницеля и без того после кончины Арика Энтерлинка было пустовато. За неимением соответствующей духовной пищи, он переваривал информацию, получаемую от Муры, состязавшейся в диете со скелетом Эйфелевой башни.
Спичка так и не смогла окончательно его забыть, потому что не осуществился их брак, в долговременной перспективе замачивания чёрствого мужа в виде Божьего наказания.
Седьмым (несущественным) чувством он ощутил, что Мура, которую он мечтал заграбастать как охапку дров, уже разрисовывает яйца мини-динозавров взаперти под неусыпным оком Амброзия. Возможно, он дарит даме чайную розу, а та спрашивает: «Где заварка?»
Правда расторопный Даник предварительно успел выведать у ни чего не подозревающей Мурочки место, где возглавляющий нашествие бездарей на поэзию Амброзий Садюга раскопал залежи яиц. По невразумительным Спичечным рассказам Шницель составил общую картину места скопления яиц и их расположение и нарисовал приблизительную схему пещеры, сырой и мрачной как у бывшей Мурочкиной партнёрши...
Оставалось воплотить дерзкую задумку в жизнь. На это требовались если не сообщники энергии, то помощники, это уж точно. А где их взять – надёжных?
После увиденного по телевизору НАССАпырного любопытства зевак к запуску на мысе Канаверал (Кеннеди) во Флориде в голове Даника закопошились мысли, мыслишки и мыслюги. Между тем ящик успел показать лихого фигуриста, выплёскивающего в воздух зависшую на вытянутых ногах партнёршу, напоминавшую пушистую белку, подвергнутую колесованию.
Через минуту экран зарделся румянцем новостей из будуаров знаменитостей, в которых промелькнула по-девичьи смазливая физиономия хоккеиста Финти Клюшкина. Дабы не промахнуться, Шницель набрал телефон своей старой консультантки Доталии Отлистало, как-то заказавшей ему женщину под фамилией Зиппер-Чекова на четыре персоны.
Автомат, отреагировавший на звонок голосом Доты, прискорбно сообщил, что она отбыла в круглосплетническое путешествие с заезжим японским мотом-магнатом Чтото Сумами Стало, чьи познавательные наклонности время от времени выходили за пределы страны «Заходящегося Пончика». В конце записи автоответчик (ни за что) поделился личными предположениями и отношением к начитанному Доталией прискорбному тексту: «Сумами принадлежит к разряду пожилых мужчин, балующих своих избранниц по ночам без конца. Вот такие они – восходящие с Солнца».
Оставшись в информационном неведении, Даник не на шутку призадумался. Обрывочные данные, полученные о Дотиной относительной верности в прохладных отношениях с ним, облегчения не принесли. Он толком так ничего и не понял из телефонного послания, оставленного в одиночестве на автоответчике, кроме того, что совета ему с его перекосом в воспитании ожидать не от кого и не откуда. В какой-то момент у него появилось представление о себе как о куске желе, беспомощно плавающем в компании жалящих медуз. И одна из них – образ Медузы Гаргоны, наводящей порчу на его репутацию хронического должника в барах, кафе и забегаловках, терзала невыносимо.
Как эта Медуза выглядит, узнать ему не дано, а опознать её, по нашитым для побочного эффекта пуфикам на рукавах, по всей вероятности, так и не удастся, рассуждал Даник. Хватит с него мистической казуистики, должен же кто-то сопровождать его в роли носильщика или вьючного животного к горе Митчел в Аппалачах, изобилующей залежами минидинозавровых яиц, чтобы таскать на себе снаряжение и грузы. Лучше, чтобы в отряженную экспедицию с ним отправились двое. А не попробовать ли братьев Жалюзи, подумал Шницель, они на свободе, и, в общем-то, ребята услужливые. Ну что такого, что за ними числилось несколько убийств? Ведь взял же их Лёлик на поруки – человек не глупый. Исходя из достоверной информации, полученной от Муры о сделке с близнецами Амброзия, позаимствовавшего у них кайло и лопаты, Даник решил, зачем открывать Гомерику, когда можно пойти по проторённому пути – скопировать Садюгин вариант.
Правда возникала раздражающая проблема. У Даника разрослись аденоиды, и запах места, которое Амброзий, не скупясь на жёлтые краски, оросил в пещере жидкостью, пригодной только для анализа, становился для Шницеля недосягаемым.
Боясь быть посрамлённым в своём начинании, Даник позвонил в отоларингологический офис-варьете «Ваша носоглотка» всемерно известному  фармакологическим уклоном доктору Вольфгангу Запонки – лекарственной посредственности, лечившей людей нагими истинами, отличающимися от наглой лжи, и спросил, сколько времени займёт обретение нюха после радикального вмешательства на гландах.
– Три, четыре недели, – не колеблясь, ответил Вольф.
Слишком долго, отметил про себя Даник и, дёрнув головой как колбой на штативе, отважился на звонок к сиамским близнецам Жалюзи, к этим мутантам человеческого общества и балласту его.
Трубку взял левый Моня, – Вам кого? – спросил он, отложив ножницы для собачьих ногтей.
– Мне уже всё равно, – прохрипел Даник.
Раздались короткие гудки повешенной заживо трубки.
Прищёлкивая языком, Даник чечёточно перенабрал номер. Теперь трубку взял Евдоким Жалюзи правый со своим извечно восклицательным вопросом, – Вам кого?!
– Можно поговорить с Моней в один присест?
– Хоть в два, он десять минут тому назад смертельно обиделся за браваду в луже, в которой я его обвинил, беседуйте со мной.
– Здравствуйте, Евдоким! Мне срочно нужна ваша клондайковская профессиональная помощь эксперта по бытовым металлическим предметам.
– Какая? – всполошился Евдя, скрывая жуликоватую улыбочку.
– Посильная. Требуются кайло и лопаты.
– Это в наших силах. Но учтите, наш покойный папаня был известный аллопат, правда за это ему однажды влепили строгача года на три на химии. Просьба такого рода для нас с братаном песенка знакомая. Мы уже слышали её от мистера Амброзия Садюги. В итоге он жестоко наколол нас, как бабочек на булавку под стеклом. Надул, как лягушек через непростерилизованную соломинку. Если ты, Шницель, думаешь обвести нас вокруг пальца, по крайней мере, заранее предупреди, вокруг какого.
– Не буду кокетничать, я работаю по лекалу. Вы мне оба во как позарез нужны, – разоткровенничался Даник.
– По одному мы уже 35 лет не работаем, – прямой ответ близнецов прозвучал как удар, от которого невозможно уклониться.
– Понял. А как у вас обстоят дела с нюхом?
– Не жалуюсь, – еле сдержался Евдоким (упоминание об оральном сексе вызывало у него бурю возмущения, с гаммой отвращения, испытываемого креветкой перед отправлением её в рот).
– Почти собачий, – отозвался откуда-то из глубины Моня.
– Приглашаю вас в захватывающее путешествие за осиротевшими яйцами динозавров, оставленными без присмотра.
– Нам радоваться, или что? – не удержался от того, чтобы не сострить Моня.
– А ты уверен? – уточнил практичный Евдоким. – Понимаешь, сейчас мы заняты снятием отпечатков копыт и подписанием бумаг о невыезде в заезде жеребцов-пятилеток. Лёлик Пересох любезно взял нас на поруки в личные шофера. Мы не можем насильно подвести его под мало-мальски приличный монастырь. Это идёт вразрез с отсутствием у него религиозных разубеждений.
– Ваша заковыристая фразеология обладает бактерицидными свойствами. Она заражает смехом, исцеляя от глупости, – успокоил сиамцев Даник. – Я беру на себя преодоление неувязок. Заверяю вас, что со стороны Лёлика возражений не предвидится. Мой друг профессор Пиггинс вась-вась с авторитетом в делах смуглого бизнеса судьёй Круасанни, которому маска правоссудия помогает, когда на нём лица нет при даче взятки с высокой заносчивостью.
– Тогда мы согласны, не так ли, Моня? – удостоверился Евдоким. – Мы также не станем возражать, если все побочные расходы, явления и проезд вы возьмёте на себя, мистер Шницель.
– Не беспокойтесь, я взвалю на себя ответственность и позабочусь обо всём. Я не тот, кто рассыпает конфетти зазряшных комплиментов и стреляет пустыми петардами обещаний в виде надбавки к окладам. Спасибо вам, друзья, за то, что выручаете меня в ахово-пиковом положении. Завтра выезжаем. Не забудьте про кайло и лопаты. Считайте, что воздвигнутая между нами бревенчатая стена неприятия сломлена.
– Оказывается, Даник Шницель парень что надо, не то что этот судья Дормидонт Круасанни, так называемый рассадник «Заразы» по тюрьмам и «коралловым» колониям, – подытожил Евдоким, и единое братское сердце ёкнуло от предвкушения приключения.
– Не гневи Бога, Евдя, – цыкнул на него Моня, обшаривая глазами бильярдный стол на предмет шаров и погружаясь в конфитюр воспоминаний, – ты что, забыл? Это он нас выпустил. И  запомни, если нам предоставляется шанс получить моральные увечья бесплатно, глупо упускать подходящий случай. Наша основная цель – способствовать приросту населения к сиденьям, хотя за каждую минуту мнимого удовольствия полагается час расплаты.
– Ну и что? – раздосадовался Евдоким. – Прошу запротоколировать: на кону поодаль стояла наша нелестная репутация, которая потом, спотыкаясь долго плелась за нами. Но сработал элемент внезапности, а доверенные люди сказали: «Ваши фишки-рыбки в казино разобрали, как невест на фейсбуковской ярмарке тщеславия и никто не изъязвил желания вам помочь». Но Моня не унимался, переходя на третью скорость. Он напоминал брату пыжащегося лягушонка с резонаторами у головы, над подёрнутым ряской прудом, вызывающим уважение болотной братии наглым заявлением: «По Фаренгейту моя значимость в два раза больше, чем по Цельсию!»

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #313)