Автобиография куклы Лены

Я, кукла Лена, простая женщина из деревни под Рузой. Ко мне ярлык «плохой девочки» прилип в седьмом классе и не отлипает от меня по сию пору.
 В шестом классе, по телосложению и мировоззрению, я была нечто-то среднее между воблой и серой мышкой. Но за лето мои формы так округлились, что в седьмом классе мои сверстники, да и преподаватели, увидев меня, просто ахнули. А кто-то даже и охнул.
 Преподаватели меня позорно клеймили перед всем классом, рассказывая, какая я плохая. Ставили кого-то в пример. Вызывали маму к классному руководителю.  Обращались ко мне: «Ну, «эта» (тут звучала моя фамилия) у нас девочка плохая…» и никак иначе.  «Плохая девочка», фактически, был мой официальный титул с 7-го класса и до окончания школы.
Одноклассники-мальчишки также ежедневно испытывали мое терпение — больно тыкали меня ручкой, писали гадости в тетрадках, дергали за косички. Однажды за шиворот положили огромного жука…
Одноклассницы со мной не только не дружили, но и непрерывно делали мне мелкие пакости и донимали придирками.
Я все это переносила с блаженно-страдальческим видом, и ни разу не дала отпор. Но все без толку — округлость моих форм только нарастала и усиливалась. А к девятому классу мои соски виднелись даже под свитером. Причем явственно.
Соседки в деревне под Рузой сулили мне одинокую жизнь без мужа и семьи «потому как «ТАКУЮ» никто замуж не возьмет». Но замуж меня взяли, кстати, сразу после окончания школы.  Причем с радостью.
Своего мужа я любила и родила ему сына. Но, увы, прожили вместе мы только пять лет. Потом его положили в психушку с белой горячкой. После психушки свой супружеский долг он видел только в том, чтобы меня периодически лупить и выносить вещи из дома…
Мы разошлись, после чего в моей жизни на пару лет наступил период полный разнообразных событий. Когда я билась как рыба об лед, пытаясь помогать больной маме и растить сына.
А потом, на белом УАЗе Патриоте появился этот старый христопродавец (см. картинку над текстом) и лжепредставитель Малых народов Севера. А я, в деревне под Рузой, встретила его в сарафане с цветочным принтом и с пролетарским шаломом — хлебом-солью, народными песнями и неприличными танцами. Это был, наверное, крик моей измученной свинцовыми тяготами жизни души — так меня тогда жизнь в деревне под Рузой достала.
Как оказалось, христопродавец любил балаган с барабанами и хороводами. А, уж тем более, меня. И готов был тратить на меня свои кровные 30 сребреников. Чем я, признаться, была покорена.
Поэтому он, воспользовавшейся моей минутной слабостью, стал называть меня «куклой Леной» и перевез из деревни под Рузой в центр Москвы на Новослободскую. Откуда он же, будучи по натуре евреем морозоустойчивым, непрерывно возит меня в Новый Уренгой на гастроли…
Этот старый сионист, как и все они, диабетик и обормот. Не зря ведь говорят: «Бабник и эрудит? Еврей, что ли?».
Так что я бегаю за ним, роняя тапки, и слежу за тем. чтобы он не забывал принимать лекарства и соблюдал диету. Потому что он диабетик. А потому что он обормот — тут мне приходится снимать не только тапки. Но что делать — не давать может жена. Содержанка не дать не может.
А еще я обязана держать себя в форме: Декольте -— поглубже, каблуки — повыше!  В этом состоят мои должностные обязанности, которые я должна неукоснительно выполнять.  А то он скажет мне: «…Этим ты зверски покусала своего дрессировщика, кукла Лена. И теперь мне мучительно больно. Поэтому я предлагаю тебе одуматься, не доводя дело до серьезных эксцессов!».
После чего подвергнет меня критике. А потом напьётся по самые брови, христопродавец. Потому что я у этого жидо-масона спелая сочная ягодка, а не сморённый высохший сухофрукт!
Впрочем, нарекания по службе мне не нужны. Потому что это моя работа, за которую он мне платит большую зарплату, которая у меня хорошо получается, и которая мне нравится
Поэтому я, конечно, говорю ему в ответ: «А ты сам с какой целью полчаса рассказал старой коммунистке про сотрясение мозга, христопродавец!?». Или что-то в этом духе. Но, при этом, так смотрю на него, что он сразу начинает меня раздевать.
— Не обязательно так пугать человека, чтобы ее терпение окончательно лопнуло. Иногда достаточно просто расстегнуть пуговицу на кофточке, — продолжаю я. И делее: — Опять свой зверский оскал демонстрируешь обормот?
 Но это уже когда я полуголая, понятное дело.  Чтоб не забывался. Потому что женщина я одухотворённая. Так, по крайней мере, он мне говорит. А как он говорит — так оно и сеть. Потому что он мне за это деньги платит и на море возит.
И это правильно, потому что это биология. Женщина, в идеале, должна быть именно фригидна. Что дает ей возможность себя продавать. Иногда оптом — в качестве супруги, иногда в розницу — в качестве проститутки.
В реальной же жизни у меня представлены переходные формы. Я не жена, но и не проститутка. Да и фригидности за собой я особо не замечала.
И еще. Женщиной, ведущей образ жизни тягловой скотины за две копейки в деревне под Рузой, мне больше быть не хочется. От слова «Совсем». Нет, у нас в деревне под Рузой еще, в целом, все хорошо. Это во Франции народ на улицу вышел — небось последнюю лягушку без соли доедают. Но все-таки.
Вспоминаю, как однажды приехала «Скорая» к маме с приступом, и мне сказали, что маму повезут в больницу вместе с утопленником, которого вторые сутки из деревни под Рузой не могут отправить в морг — и такой прилив нежности к своему обормоту засахаренному испытываю...
Правда, он иногда с работы поздно приходит, и выпивший. Я, сначала, злилась, дурочка. А он мне говорил в таких случаях: «Я, кукла Лена, как обычно без страха и упрека борюсь за правду и справедливость. Чем я еще могу заниматься?».
А потом он стал меня на эти деловые переговоры брать. А я полярной ночи боюсь, ничего с собой поделать не могу. Поэтому он стал переговоры у нас дома вести. А так даже лучше: Дома то я умею приятную атмосферу создать — и его переговоры проходят успешнее. Он меня даже хвалит за это, как сотрудника.
На таких встречах я, простая женщина из деревни пол Рузой, представляю собой придаток своего жидо-масона. По его мнению, реклама чего угодно, включая рекламу услуг мужского монастыря, должна сопровождаться видом соблазнительной женщины. Это как машинное масло в крутящиеся шестеренках. И моя функция — этот фон создавать.…
Даже в СССР, говорят, нежно любили партию не все. А уж теперь, когда выросло первое непоротое интернет-поколение…
Тем более, что с ним мне весело и хорошо. А без него мне плохо и тоскливо.  Тут как говориться: «Снежная баба в его руках совсем растаяла, и ей это так понравилось!». Признаюсь честно — я писаю кипятком от счастья, когда мой христопродавец приходит домой. Так с ним мне спокойно, надежно,  весело и интересно.
Так мы и живем.