Ресторан Космос

Шел незабываемый одна тысяча девятьсот семьдесят пятый год. Незабываемый по очень простой причине. Это был первый год моей летной работы после окончания училища в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. За интенсивными полетами как-то незаметно подошло лето, и в начале июня мы всем составом третьей авиационной эскадрильи убыли на недельный отдых в профилакторий на берегу Черного моря при авиационном санатории «Адлер».

В первый же день пребывания в этом замечательном уголке нашей необъятной родины мы были ознакомлены с не менее замечательными традициями, исторически сложившимися за много лет существования райского объекта под названием «Профилакторий летного состава авиации Северо-Кавказского военного округа». Почему – «мы»? Потому что нас, лейтенантов, свежеиспеченных летчиков-инструкторов, в эскадрильи подполковника Мансурова Юрия Вениаминовича было трое. Остальной летный состав был в звании от капитана и выше, все они были военными летчиками-инструкторами первого класса. И нам, лейтенантам, было, с кого брать пример не только в профессиональной деятельности, но и в повседневной жизни, включая участие в проведении коллективных мероприятий.

Я не напрасно упомянул коллективные мероприятия в предыдущем абзаце, поскольку в первый же вечер убедился на собственном опыте в том, насколько важно не отрываться от коллектива, в особенности на незнакомой местности, чтобы не оказаться в гнусной, не побоюсь этого слова, ситуации. Да, прежде чем продолжить рассказ, я должен сказать еще пару слов о традициях, раз уж затронул эту тему.

Первая – с собой привозилась канистра антиобледенительной жидкости, то есть – чистого спирта (это легко было сделать, поскольку прилетали в Адлер военным транспортным бортом), но в течение двух-трех дней к ее содержимому личный состав относился бережно, оставляя на остаток недели, когда заканчивались деньги, и приобрести более благородные напитки становилось проблематичным. Ну, и попутно остановлюсь на способе употребления антиобледенителя – мы разбавляли его не водой, как было принято, а Пепси-Колой, которую в то время производили уже в СССР на заводе, построенном в Новороссийске. Я тогда впервые познакомился с этим буржуйским напитком, поскольку в семьдесят пятом году его можно было свободно купить только на черноморском побережье Кавказа. В принципе, неплохой получался коктейль при условии, если канистра находилась в прохладном месте. До тех пор, пока по небрежности ее оставляли на солнцепеке. В этом случае при смешении с Пепси получалось такое тошнотворное пойло, что хуже мог быть только напиток, образованный в результате разбавления спирта теплым Боржоми. Но этот факт моей биографии происходит совсем из другой истории.

Вторая традиция заключалась в том, что, бросив чемоданы в своем домике, мы всем составом направлялись в кафе «Минутка», расположенном буквально в пяти минутах ходьбы от профилактория на живописном берегу речушки с не менее живописным названием «Херота». Впрочем, даже речушкой ее можно было назвать с большой натяжкой. Просто ручей, впадающий в море. В этом кафе в течение часа-двух мы наслаждались на открытой террасе распитием вин «Совиньон», «Фетяска» и «Улыбка» с изображением на черной этикетке профиля улыбающейся красивой девушки. Впоследствии выяснилось, что это был портрет актрисы Евгении Белоусовой.

А вечером – банкет в ресторане «Космос» на улице Ленина. Так сказать, заключительная часть торжественной церемонии по случаю прибытия на морское побережье. Ресторан находился тоже относительно недалеко от профилактория, поэтому запомнить дорогу я не пытался, полагая, что возвращаться буду не в одиночестве.

Вечер прошел великолепно. Официанты сдвинули нам столы, играла живая музыка, было много спиртного и шикарной закуски, в том числе – черная икра, которую мы попросили подать на всех в одной посуде к концу вечера. Вот с этого места с моей памятью что-то произошло, поэтому в подробностях не могу изложить события, предшествующие финальной части этой истории. Очевидно, что на некоторое время я куда-то отлучился. Может быть, в туалет. Может, вышел на улицу подышать свежим воздухом, не рассчитав количества спиртного, принятого на грудь. Но хорошо помню тот момент, когда вернулся к столу и с немалым удивлением обнаружил, что из всей эскадрильи остался в ресторане один. В том смысле, что за столом никого из личного состава не было. Оглядевшись, понял, что ресторан с минуты на минуту будет закрываться, поскольку зал был практически пуст, за исключением двух-трех экзотических персонажей, мирно дремавших каждый за своим столиком.

Испугавшись, что не найду в это позднее время дорогу в профилакторий, я кинулся было к выходу, считая, что вся компания отправилась восвояси, не заметив потери одного бойца, и даже где-то в глубине души оскорбился таким проявлением невнимания старших товарищей к своей персоне. Но тут вдруг взгляд мой зацепился за нечто любопытное посреди нашего стола. Наведя резкость, я пришел в некоторое замешательство – в большой продолговатой посудине, то ли селедочнице, то ли салатнице, – с приличной горкой была выложена черная икра. Я также понял, что в считанные мгновения мне предстояло принять решение – догонять личный состав, оставив деликатес на съедение гостеприимному персоналу «Космоса», либо, рискуя в одиночестве заблудиться в ночном незнакомом городе, съесть эту чертову икру. Я выбрал второе.

Расположившись напротив призывно манящего к себе аппетитного блюда, я сделал пару бутербродов, тут же уничтожив их, запивая минеральной водой. Но в голову сразу же пришла до удивления трезвая мысль о том, что такими темпами с предлагаемым объемом деликатеса управиться до закрытия заведения будет проблематично. При виде столовой ложки решение пришло само собой.

Трапеза была в самом разгаре, когда я обратил внимание на подозрительно качнувшуюся дверь в стене, вдоль которой были сдвинуты наши столы. Еще не осознав до конца всей глубины своего падения, я ощутил, как во мне шевельнулась смутная догадка, что эта дверь мне знакома, но она не ведет к выходу из зала на лестничную площадку. А куда? С трудом от внезапно подступившего к горлу спазма проглотив очередную порцию отправленной в рот икры, я медленно поднял голову. Передо мной стоял командир эскадрильи в своей излюбленной позе в распахнутом пиджаке, засунув обе руки в карманы брюк, только без любимого им «Казбека» в зубах. А из открывшейся двери, которая вела из внутреннего помещения на террасу под открытым небом, предназначенную, очевидно, для коллективного курения (как я забыл о ней, будь она неладна?), медленно выходили остальные летчики.

Юрий Вениаминович стоял молча, может быть, самую малость вскинув брови от удивления, и где-то даже с любовью взирая на одиноко сидевшего за столом лейтенанта своим вечным иронично-веселым взглядом, известным всему личному составу эскадрильи. Выходя из-за спины комэски, каждый сразу же врубался в ситуацию. При этом кто-то слегка присвистнул, кто-то озадаченно начал чесать затылок. А кто-то весело хихикнул. Где найти слова, чтобы описать ту бурю чувств, внезапно нахлынувших на меня, когда я представил, как выглядела со стороны эта немая сцена? Видя с укором обращенный на меня взгляд пятнадцати пар глаз, я от стыда готов был провалиться сквозь перекрытия между этажами ресторана, и даже глубже.

Но никто не проронил ни слова до тех пор, пока не раздался чей-то голос: «Ни хрена себе!». После этого вся толпа дружно принялась усаживаться на свои места, разливая по фужерам и рюмкам остатки спиртного, а самые сообразительные начали размазывать остатки икры на хлеб. Впрочем, еще добрая половина деликатеса оставалась нетронутой. Я пытался бормотать в свое оправдание что-то бессвязное о том, будто бы подумал… будто бы не понял… и так далее… Но к этому времени все уже забыли о происшествии, и разговор авиаторов в остаток времени банкета происходил в обычном своем ключе: на полетах – о женщинах, за столом – о полетах.

На протяжении последующих лет, когда удавалось собраться за столом хотя бы частично в составе той компании, в обязательном порядке кто-нибудь, подвыпив, в особенности – замполит эскадрильи, со смехом спрашивал у меня: «А помнишь?..». Конечно, помню, дорогой Виктор Яковлевич, говорю я, вспоминая спустя много лет этот малозначительный эпизод, произошедший на заре туманной юности! Давно уже нет на этой грешной земле ни Юрия Вениаминовича, ни тебя, ни многих других из летного состава третьей авиационной эскадрильи семьсот девяносто седьмого учебно-боевого авиационного полка, первой в училище освоившей легендарный МиГ-21БИС. Но я бы дорого заплатил за то, чтобы оказаться, пусть – на несколько мгновений, в то же время и в том же месте, теплым июньским вечером в зале на втором этаже ныне также не существующего ресторана «Космос».