Стоик

Язык доброты настолько внятен,
что даже глухонемым понятен.

Стоик

Дядька Мыкола.
Крепкий, статный, словно столетний дуб, вросший всеми корнями в родную землю, он был всегда образцом настоящего мужика для многих поколений людей, живших и живущих рядом с ним. Ничто не сломило его: ни годы Гражданской братоубийственной войны, когда подростком, он впервые познал горечь потерь – гибель отца и старшего брата; ни каторжный труд двадцатых-тридцатых годов во времена построения но-вой Советской державы; ни мор, постигший родной   край  и  смерть от голода всей его родни; ни сталинские застенки накануне войны за его антисоветские настроения; ни фронт; ни концлагеря; ни побег; ни партизанская война в тылу врага; ни снова фронт, аж до самого Берлина.
С четырнадцати лет и до Хрущёвской «оттепели», покуда ему не исполнилось полста лет, он трудился в кузнечно-прессовом горячем цеху машиностроительного завода, а в свободное время, нас, местную шпану, 50-х годов рождения, спасал от жестокой и коварной улицы, соорудив в своём дворе спортплощадку.
Многие из соседей принимали его возню с нами за чудачество, но, когда в стране чуть ли не каждый мужик прошёл через тюрьмы, Бог нас, более тридцати сорванцов, миловал – все мы «вышли в люди».
Однажды, совершенно случайно, я услышал разговор своего отца, главного инженера завода, с дядькой Мыколой:
– Я тебя не понимаю. Тебе всего лишь пятьдесят. На что ты надеешься? Само собой пройдёт? У тебя ведь пенсия в кармане! Нужно немедленно брось курить. Сам погляди – на кого стал похож. Ребят на время оставь в покое.  Побереги себя. Пусть сами тренируются, не маленькие. Хочешь трудиться – переходи на лёгкую работу, я помогу. Восстановишься, вылечишься, тогда и решишь, как жить дальше. Иначе и года не протянешь – таково заключение врачебной комиссии.
Дядька Мыкола только в усы усмехался.
Следует заметить, что многие из нас позабыли, или не знают, что в период с 61 по 64 годы вся страна переживала трудности с продовольствием, в том числе был дефицит табачных изделий. Как сейчас помню на Украине взрослому населению по карточкам продавались сигареты и папиросы по одной пачке. Однако, дядька Мыкола, куривший по три-четыре пачки в сутки, умудрился ещё и увеличить свой неприкасаемый запас, который складировал на шкафу, заполнив пачками всю поверхность, аж до потолка.
На следующий день, рано утром, он всех удивил тем, что на спортплощадку притащил огромный ворох сена. Затем со шкафа в два мешка сбросил все до единой, несколько сот пачек папирос и сигарет. Вывалив пирамидой их на сено, облил керосином и поджёг.
Под гробовое молчание соседей, в течение получаса, неспешно вороша длинной палкой горящие пачки, он прощался со своей пагубной привычкой.
А вскоре с помощью отца перешёл на лёгкую работу, но нас всё же не забросил.
Прошло более сорока лет. Редко навещая город своего детства, я никогда не забываю навестить дядьку Мыколу.
Какая сила воли и духа. В свои, более чем девяносто лет, он всё такой же непоседа. Прожив почти всю свою жизнь в одиночестве, никогда не был одинок, ибо всего себя всегда отдавал окружающим.
И сколько бы я ни слышал в своей жизни вокруг «ахов» и «охов», что, мол, бросить курить невозможно и не всегда полезно, я всем сомневающимся привожу пример из жизни удивительного стоика – дядьки Мыколы.