4. Сознание и его мышление. Продолжение

Коснёмся теперь библейского стиха: - «Дух Божий носился верху воды»…
Частично мы уже затрагивали её, когда рассуждали о «Духе Божием» и о «тьме»! Но теперь, когда определяется символическое месторасположение и пребывание, а так же, действия, Духа Божия - «верху воды», символическая перспектива восприятия и понимания этого словоопределения - Дух Божий – значительно изменяется, расширяясь до мировоззренческих пределов в их полноте и цельности. Проясняя нам то, что имеет отношение к взаимообщению Бога Троицы и «сознания».
Как мы помним, «тьма» – это образ состояния «сознания», находящегося в состоянии «молчания». Не мысли, но слова – «ума». Этот образ является, если можно так выразиться, символом внутренней психики «сознания». «Вода» же – это несколько иной символический ряд библейской поэзии. Его следует увязывать с той психикой «сознания», которая направлена вовне. Эта та энергийная среда или среда действования, в которую имеет намерение исходить и совершаться действие – поступок, после того, как в «сознании» мысль  родит слово.
Творческие усилия Духа Божия и составляют начало и движущую силу этих возможностей «сознания» по психологии его действования вовне. Само наличие энергийных потенций «сознания» связанно с тем, что Дух Божий «носится» с этим «сознанием», как наседка с цыплёнком, пестует и взращивает эти его творческие энергийные потенции. Можно утверждать, что этот символ – «Дух Божий носился верху воды» - образ причины существования самого мышления «сознания». Образ того как мысль рождает слово и изводит из себя дело – поступок.
Но в этом символе присутствует и ещё один, очень важный, аспект. Он заключается в том, что поэт Откровения показывает нам сущностную основу любви Бога к человеку! – всю суть общения в любви… Бог, Духом своим, постоянно присутствует рядом с «сознанием», в его самой сокровенной деятельности – мышлении! Обеспечивая само существование мышления. Но Бог никогда не вмешивается в само мышление «сознания», постоянно пребывая только – «верху воды». Дух Божий не входит внутрь психики «сознания», не вмешивается в неё, не пытается непосредственно воздействовать на «сознание», оставляя и отдавая всю «воду» на откуп свободе самого «сознания». Он лишь призывает «сознание» обратить внимание на истинный «свет», всмотреться в тот «нетварный свет», который Духом Божиим присутствует рядом с «сознанием». Он – «свет» этот - «носится» в «верху» нашего «сознания». Предлагает себя нашему «уму» общение с собой в любви. Ибо только по любви этот «свет» проникает в «сердце», никак не нарушая, при этом, абсолютной свободы «сознания»! Его духовно-нравственной свободы, в выборе между «добром» и «злом». Наше «сознания» должно само, совершенно добровольно и свободно, произнести в самом себе, своё слово о «свете». Произнести внутри своей собственной «тьмы» - своего мышления без слов – «молчания ума»!..
«Сознание» само приглашает в себя тех «духов», с которыми оно хочет мыслить. И Духа Божьего, с Его ангелами, и «духов» противостоящих «небу», которые появились не без участия самого «сознания» - в силу самого процесса осуществления им его «свободы».
***
Итак, именно основам мыслительных способностей нашей «души» посвящёна вторая строфа Шестоднева. Мы видим, что мышление имеет начало в Духе Божьем! И главным плодом мышления, его основным результатом, не может являться «знание», а лишь только «вера». Мы же понимаем, что только «вера» осуществляет себя не как промежуточное и временное «знание», а как окончательно подтверждённое «знание». Так как: - «Вера без дел мертва!» - Она есть такое единство мысли, слова и дела, которое подобно Троическому Единству. То есть не содержит в себе безнравственности. В то время как «знание», само по себе, не соотносится с нравственностью настолько тесно, как это мы наблюдаем в «вере». И поэтому, в «знании», взятом изолированно от «веры», не может быть обеспечено конечного единства мысли, слова и дела… «Знание», понимаемое как интеллектуальный и рациональный феномен, не может быть окончательным и никогда не сможет стать конечным «знанием».
Как достигается «вера»?
Она не осуществляет себя только лишь рационально! Но, по преимуществу, иррационально!! Предание совсем не случайно называет «веру» - таинством, которое подается «сознанию» в Посте и Молитве. Незримым образом…
Как происходит таинство «веры»?! 
Таинство «веры» - это нечто невидимое, которое скрывается за видимыми действиями, составляя нравственное содержание того, что совершаются видимым образом.
Давайте подумаем о том, как таинство «веры» происходит в нашей «душе», при мышлении нашего «сознания».
Какая деятельность «сознания» позволит нам наиболее внятно представить себе это таинственное действие?
Предание предлагает нам для этого созерцание образа – иконы, как символа присутствия «неба» рядом с «землёй». Как знака того, что Дух Божий постоянно пребывает с нашим «сознанием»: - «носится верху воды»!..
***
Что же такого таинственного содержится в «символе»? «Символ» - это общение «тварного» с «нетварным». – Знак личного соприсутствия нетварного лица тварному лицу!
«Символ» всегда символизирует «небо» и нравственность, ибо «небо» никогда не может быть безнравственным. Разве что тогда, когда «сознание» само бросает своё внутреннее или умное «небо» себе под ноги. Превращая свою «землю» в «грязь»! И начинает топтать своё «небо» своими лживыми словами и поступками!!
«Небо» же предназначено для соединения лиц в общении любви. Оно – золотая цепь – богочеловеческие узы, которыми Бог приковал себя к человеку. «Небо» – мосты, соединяющие «тела» человеческие с их «душами». Оно перекидывает мосты общения между всеми «душами», желающими любви. «Небо» соединяет видимое и невидимое, приходя к нам словами - символами о любви, радости, счастье, благе и добре.
Слово «символ», о котором мы здесь говорим, не имеем отношение к литературоведению или эстетике. Богословский термин «символом» несёт или содержит в себе совсем другое понятие. Оно связано с богословием образа или богословием иконы. Это богословие называют ещё – богословием в красках или изобразительным богословием.
Оно, с помощью своего изобразительного языка, говорит о том же, на что указывает нам догматическое богословие своим догматическим языком. Оба этих способа догматического и богословского мышления призваны показать «сознанию» Реальность таковой, какая она есть. Реальность как бытие личного общения, в котором божество и человечество находятся в непрерывном общении, внутри себя и друг с другом. С помощью лиц, всегда пребывающих на границе, между божеством и человечеством, меж «нетварным» и «тварным». Вспомните: - «…И Дух Божий носился верху воды»…
Вторая строфа Шестоднева как раз об общении! И объясняет нам, как понимать «символ», и как пользоваться «символом», для того, чтобы открыть, в себе и для себя, это общение лиц.
Предание о Шестодневе утверждает, что «тьма» и «вода» есть видимые умозрительные образы. В них невидимое нашему умозрению «небо» отражается в видимой нашему умозрению «земле». Имеется в виду наше «сознание», которое имеет способность проникнуть через слово в мысль. И, тем самым, контролировать символизм слова, с тем, чтобы оно правильно передавало нравственное содержание мысли. И напротив! Встречаясь с нравственным словом правды, наше «сознание» способно, по содержащемуся в этом слове «символу», изменить и исправить нравственное содержание той мысли, которая уже прижилась в «сознании». Стала привычной …
«Символ» есть контролёр единства мысли и слова, использующий для этого контроля нравственное присутствие Духа Божия - Духа Любви.
Только Любовью поверяется это единство: слова и мысли, мысли и слова!!!
В этом единстве и возникает красота. Красота как ещё одно Имя Бога, ориентированное уже не только на Единство Мысли и Слова, как уже известные нам Имена Бога: Добро, Благо и Любовь. Но ещё и на внешнего и тварного созерцателя – человека, который через Дело постигает это Единство Мысли и Слова, убеждаясь, что Любовь это действительно Красота. «Сознание» увлекается и привлекается символами этой Красоты! В нём просыпается интерес к себе самому, как к лицу!! И заглянув в себя, как в лицо, «сознание» находит в этом своём личном зеркале «образ – лицо» Бога. Сначала Духа, затем Сына, а потом и Отца: - «А кто будет верен во всём и до конца, к тому мы Духом придём! И Я, и Отец мой. И обитель у него сотворим…»
***
Таинство «веры», таким образом, осуществляется в единстве наших поступков с тем словом, которое мы называем Словом Божьим. В соответствии наших действий тем заповедям блаженства, которые содержит Евангельское Слово Иисуса Христа. Таинство «веры» - это способность мыслить символически.
Многие считают, что мыслить символически или догматически, значит размывать и разрушать логическую строгость мышления, лишать её здравого рационального основания. Это совсем неверное мнение! Чувственность никогда не вступит в противоречие с рассуждением и здравым смыслом, если чувства и мысли, с помощью слова и дела - поступка, будут строго руководиться совестью, обеспечивая нравственное постоянство «сознания» и чистоту «души».
Это хорошо понимали те художники, в самом широком смысле этого слова, которых культура человечества причисляет к гениям.
Вот, например, стихотворение «Памятник», А. С. Пушкин:

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа…

…И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал…»

Нерукотворность того памятника, о котором говорит гений поэзии, опять возвращает нас к различию в понятиях «сотворил» и «создал». Мы рассматривали эти различия в «Начале» Шестоднева. Эта нерукотворность не может быть создана! Она может быть только сотворена в общении человечества с божеством в «сознании» поэта. Нравственное напряжение «сознания», которому поэт отдаёт все силы своей «души», вводит его поэтико-художественное мышление в такую область, где нет, и не может быть, неправды и произвола безнравственности.
И это возвращает ему «свободу», которая становится, одновременно:
- Последним Именем Бога; и
- Первым Именем Человека.
Потому что, пока есть произвол - нет, и не может быть человека. А в обретении человеком «свободы», ему, до конца, открывается Бог.
Ибо: - «Бог становится всем, во всём человеке!» - не оставляя в нём, в его человечестве, ни единого «местечка», в котором бы не присутствовало божество.
Именно в этом смысл того, что слово «Свобода» поэт пишет с прописной буквы. Он:
- Именует Бога, причащая и приобщая себя к Нему.

Он не воспевает это слово - «Свобода» только как право, призывая к политической борьбе.
Он поёт саму жизнь, исходящую из Бога и к Нему стремящуюся, к Нему возвращающуюся.
***
Таким образом, символическое мышление открывается перед нами как та способность «сознания» - человеческой «души», в которой проявляется «вера». Без этой способности «вера» не осуществляется. Эта способность позволяет нам воспринимать «образы», приобщающие «тварную» жизнь «сознания» к тому, что происходит в «нетварности», превращая нашу «тварную» жизнь в Таинство.
Но надо отметить, что борьба «сознания» за способность мыслить символически – это непростое дело! Оно, как раз, и требует Поста и Молитвы, как воспитания «сознанием», в самом себе, культуры, вкуса и привычки к истинному образу - иконе. Ибо не всякий образ является иконой - истинным символом. «Сознанию» требуется приучить себя к воздержанию от ложных образов мышления, в чём и заключается Пост. И привить себе жажду общения с истинными образами мышления, в чём и заключается Молитва.
Только это и обеспечивает «сознанию» символизм мышления - самый высший уровень мышления, объединяющий рациональное и иррациональное мышление в единое целое. Рациональное мышление имеет предметом мысли свои собственные конструкции, а не те истинные образы, которые привносятся в «сознание» только Откровением. Символическое же мышление есть мыслечувственное восприятие этих откровенных образов. Поэтому рациональное мышление, каким бы высоким не был бы его уровень, не способно к пониманию откровенного образа, ибо не имеет в себе нравственности, как реалии онтологической. Тогда как икона «духовности» - это всегда нравственный образ.
Это воспитание символического мышления и имеет в виду евангелист Матфей: - «Всё сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им; Да сбудется реченное через пророка, который говорит: отверзу в притчах уста Мои; изреку сокровенное от создания мира» (Мф. 13:34-35).
Отличительной особенностью символического мышления является его выход за рамки «времени» и его теснейшая связанность с «вечностью».
Посмотрите! Вся Библия, от Моисея до апостольских мужей, и даже далее, в Предание, собрана в смысловое единство; пронизана единством своего откровенного символического языка! Выражаемая этим символическим единством всеобщая и всеохватная библейская духоносность - поразительная вещь. На самом деле, нам трудно себе представить, что многотысячелетняя древность, начало и конец истории, может иметь единые цель и смысл. Тем более, когда эти тысячелетия истории описаны в разных книгах, написанных в самое различное время, в местах, отстоящих друг от друга на тысячи километров, в самых разных жанрах, такими разными людьми, на совершенно разных языках. Любому непредвзятому «уму», сразу становится ясно, что это, отнюдь, не только человеческое дело.
Объяснить этот факт современная рациональная наука не берётся. Критические исследования библейских текстов, основывающиеся на отношении к Библии как к только лишь литературному явлению, терпят поражение. Поиски материально-исторических источников библейской поэзии ничего стоящего не дают.
Единый символический язык Священного Писания - это свидетельство того, что Дух Божий, как «носился», так и продолжает «носиться вверху воды». Перед тайной этого иконописного образа, отступает и должно отступить рациональное мышление.
***
Мы закончили свои рассуждения о второй строфе Шестоднева! И открыли для себя новые возможности в мышлении своего «сознания», которые называются Пост и Молитва. Они необходимы нам для воспитания в себе символического мышления - способности постигать суть того, что есть икона мышления, что есть истинный образ и, что есть таинство жизни «сознания».