14. Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела

     Хэллоуинский бал, совмещённый с помолвкой видного полити… в смысле, магического деятеля – мероприятие на редкость тухлое. Как оказалось на практике, когда Татьяна Сергеевна, всклокоченная и раскрасневшаяся ни то от вина, ни то от недавнего мелкого инцидента в гардеробной тёти, скатилась в своём канареечном «безе» (по совместительству нелепом бальном платье) вниз по широкой мраморной лестнице.

      А дальше время остановилось.

      Ну, поразглядывала она всякую сказочную живность (в смысле, гостей вечера).

      Ну, попялилась на их бриллианты-алмазы – вот, чисто, бесплатная экскурсия в Алмазный фонд!

      Ну, посверкала глазами на ослепительно улыбающегося дракона – вот как совести хватает красавицу-Флору так беззастенчиво приобнимать за обнажённую спину? Это после наглых приставаний к ней-то?

      Скукотища, одним словом. Лучше б сидела себе спокойно в каморке в издательстве, дурацкий перевод вместо пони дописывала!

      Не сводя горящих негодованием глаз со счастливой пары, Муха тихонько, по стеночке, стараясь ни с кем из гостей не пересекаться – так, только улыбкой вежливой сверкать, – отползала в сторону.

      Проследив, откуда гномы-официанты с завидной периодичностью выносят серебряные подносы, уставленные бокалами с игристым, чародейка безошибочно определила место геолокации бара и двинулась туда.

      Мимо гордо прошествовал на задних ногах единорог в смокинге, встряхнув золотой гривой и едва глянув на переводчицу, всё больше комплексовавшую в своём дурацком тортообразном платье. Руки, за неимением мобильника, оставленного в клатче в гардеробной, было абсолютно некуда деть, да ещё и шедшие довеском к платью туфли Флоры оказались на два размера меньше Таниного.

      В общем, веселее, чем на этом сказочном балу, было только на еженедельной летучке, которую по понедельникам так любил проводить Васьвась!

      — Скажи, отстой, да? – шепнули откуда-то сбоку.

      Справа примостилась девчушка с двумя смоляными чёрными косами, в своём укороченном платье а-ля Октоберфест как-то совсем не вписывающаяся в честную компанию. «А почему мне так нельзя было одеться?» – уже готова была подлететь к новообретённой тётушке, дёргая за рукав и тыкая пальцем в сторону то ли девушки – то ли виденья, взвинченная Татьяна, но вопрос так и остался невысказанным, так как именно в этот самый момент дракон совершенно не по-родственному подмигнул ей за спиной у мило разулыбавшейся с каким-то очередным гостем Флоры.

      — Подлец! – не сдержалась Танюша, уцепив с подноса семенившего мимо официанта бокал с шампанским и осушив его в два крупных глотка.

      — Кажется, тут нужно что-то крепче шипучки, – со знанием дела сказала Октоберфест-гёрл, сразу показавшаяся Татьяне Сергеевне ужасно милой. – Меня, кстати, Шапочкой зовут.

      — Красной? – обрадовалась любительница сказок Муха.

      Собеседница неожиданно агрессивно топнула ногой в не вяжущихся с общей стилистикой наряда тяжёлых хромированных бутсах, туго зашнурованных под самые коленки, расцарапанные и густо смазанные зелёнкой.

      — Ну вот, опять эти стереотипы чёртова Шарля Перро! Просто Шапочка – у приличной девушки много аксессуаров, знаешь ли: и красные, и зелёные, и чёрные в белую горошинку. А если уж она, как я, – известный коллекционер головных уборов, то…

      Татьяна Сергеевна испуганно подняла вверх руки, глядя, как Шапочка воинственно хмурит брови.

      — Все мужики – сволочи, – изрекла она вечную, примиряющую всех женщин, фразу, поглядывая на Веню, фривольно лобызающего хихикающую Флору в розовое ушко.

      — И за это таки надо выпить! – с готовностью согласилась Шапочка, внезапно ставшая Татьяне почти что кровным родственником.

      Через каких-нибудь полчаса и пять коктейлей с шампанским и содержимым Шапочкиной фляжки, которую та ловким движением руки достала откуда-то из-под пышной юбки, Муха в обнимку с новой подругой оккупировали дальний угол бальной залы. Натирающие туфли были скинуты, Шапочка, видимо, из солидарности, стащила с ног ботинки, щеголяя здоровенной дыркой на белом носочке.

      Устроились с комфортом, аккурат за удобненькой колонной, скрывающей двух сразу подружившихся девушек от любопытных взглядов. На широком подоконнике рядышком выстроилась внушительная стеклянная батарея пустых бокалов (официантов к бокалам не подпускали принципиально – а чтоб тёплую компанию не портили своими постными, даром что гномьими, физиономиями!) и делились сокровенным-женским.

      — Нет, главное, ты представляешь? Я весь лес обегала, кричу: «Волк! Волк!» А он сидит себе спокойненько в кабаке с этим писакой – Шарлем – и рассказывает ему, как умело домик моей бабушки у свиньи-нотариуса на себя переоформил…

      — А он такой голый мне на голову свалился, а потом сэр этот… как там его… сердце… Орлиное… Змеиное… Лошадиное, во!

      — За сердце надо выпить! Оф-фица-ант!

      — Фигня этот бал! Я-то думала тут… ну… как у нас на новогоднем корпоративе будет: главбух Ирина Вениаминовна бутылку водки в одну каску выжрала, шпильки из халы достала и сисадмина Вадика пыталась, прям как таракана, ими к столу пригвоздить, но тот сам виноват: Стасика Михайлова при бухгалтерах обижает только бессмертный!

      — Круто! Я бы посмотрела!

      — Во-во! Или, как на восьмое марта – Васьвась всем девочкам вместо цветов билеты в пейнтбол подарил, эх, как мы тогда его разукрасили – и это, притом, без всякой краски! А тут… Бальные танцы и разговоры… разговаривают!

      Шапочка кивала головой и сочувственно потягивала коктейли, вздыхая.

      — Скучно у нас, да! Сидишь в этом лесу долбанном, шапки перебираешь, Волка дожидаешься, а он, скотина зубастая…

      Пришла пора Танюши сочувственно вздыхать-кивать, побулькивая дурманящим голову алкоголем.

      — Сидеть? Перебирать? Дожидаться? Да какой же праздник без тебя! Без те-бя, без тебя-я-я…

      Вечер, между тем, упорно не желал становиться томным. Те же постные лица – преимущественно, гномьи, – то же затрапезное музыкальное сопровождение.

      А русская душа решительно требовала песни и пляски!

      — Могли бы, хоть, караоке утроить! Петь хочу – не могу! – Муха не сводила расфокусированных глаз с расплывающихся Флоры и Вени, казавшихся неимоверно далёкими из их с Шапочкой уютного уголка.

      — Так в чём дело? – пьяненько рассмеялась Шапочка. – Хочешь петь – пей! Или пой? Нет, пей и пой!

      «И в самом деле, неприлично – помолвка, а я без подарка!» – подсказал распушившейся Татьяне Сергеевне мозг, налитый алкоголем до самых краёв. – «А лучший подарок – сделанный своими руками… или горлом… Короче, пест-ня!»

      Шатаясь, но всё же поднявшись на ноги, Танюша опустила недопитый бокал на голову так кстати оказавшегося рядом гнома в элегантном сюртуке, на котором, кажется, красовалась пара изукрашенных самоцветами и драгоценными камнями орденов, и как могла элегантно вскарабкалась на ближайший стол, голой пяткой эффектно спихнув на пол фарфоровую вазу с очередными лилиями, которых, по её авторитетному мнению, в замке был явный перебор.

      Забралась, расправила задравшиеся юбки, распушилась и проникновенно затянула, обращаясь к внезапно притихшей «благодарной» аудитории:

      — «Не легко тебя отдать парусам ветров и птиц. Может, даже не понять, может, даже не узнать среди сотен тысяч лиц…» Ну, зал, вместе! Празд… ик! …равим молодых! «То-олько рюмка водки на столе-е-е! Ветер плачет за окно-о-ом. Тихо бо-о-олью отзываются во мне этой молодой луны крики-и-и…» Горько! Горько! Горько…

      Калейдоскоп лиц, мехов, бриллиантов, причудливые игры света и тени – всё это сверхновой взорвалось где-то в пьяном сознании Мухи, развалившись на части и сложившись в последний, краткий миг перед отключкой в образ бережно подхватившего её на руки дракона – теперь уже навсегда и безвозвратно потерянного, без пяти минут дяди Вени…