о человеке о любви о выражении человеком чувств

***
если в общую действительность бытия не вписывается человеческое чувство, тогда стоит предположить, что по наивности суждения оное принимается за чистоту и благодетель. в понимании же всех наук, - любовь есть ничто иное как позыв животный, несознательный процесс. процесс, который человеку мыслящему является светилом и чудом, т.е. в человеке сливается духовное и природное, преображаясь в механизм под названием «умение и способность жертвовать и созидать».
человек, способный понять сущность своей животной натуры (другими словами, истину о бренности человеческого тела и разума, принадлежащего этому телу), имеет возможность на любовь истинную, не разрушающую, созидательную. только путем отречения от низменных и эгоистичных потребностей, желаний, от амбициозных стремлений, строящихся на собственной выгоде, человек способен дать другому человеку чистое, нерукотворное чувство ex spiritu (лат. от духа).
***
под углом всего того безобразного и сокровенного, что представляет собой внутренний мир человека (а человек это именно существо) найдется место и для оправдания, предоставлю наглядную метафору... натура червоточины людского сердца – семя. семя взросло в особых условиях почвы, с её плодородными свойствами и особым набором минералов, солнце падало под определенным углом, то была холодная весна.  и уже оттого деревце будет отличаться от всех других взращенных таких же семян. так вот, - человек, -является яблоком на том самом дереве.
 

***
расскажет человеку, что значит любить, - вечность, но человеку не суждено иметь знакомство с последней. это неизбежность и удивительная ирония; это счастье и подлость. оный желает всегда быть обманутым, быть ввергнутым в непростительную богом комедию, спектакль. грохот сердца, скачущие вниз мироздания ступни твои,
вой и гудение птичьего перекрестка, - его, его. и ничье... ни твое, ни мое, немое и не слагающее песен. оно томилось на острие и билось ключом чрез теплеющее жизненное лоно времени. виноградные, бордовые снадобья, - яд и средство.
трепетно ль сердце в бархатных перчатках замысла человеческого? ни один атом нам о том не поведал, - ибо нечего знать цветку о его несчастье, некуда нам путь вести и некого о том спросить. жить! жить и любить остается, вот оно веление духа - поддаваться безумию, гению своему и владыке.
***
"две вещи оправдывают существование человека на земле: любовь и творчество".
- иосиф бродский
что поэт говорит об искусстве,
как в целом мире непонятый, чуткий ? "обезображен своей же рукой в печали горькой и устной, забытой самим собой.
мне быть гордым собою - противит дух,
мне быть довольным своею работою в тягость", - такова заповедь горем заколоченного в могилу творца.
его опыт и имя в ничто стерлись,
как мел костяной о его колени.
холодны до дрожи его колени, и черн волос от копоти дней во имя любви, от свободы воли. слово, уважаемое им, ведь то из из уст его друга - искусства, - "пламя твое и тепло, - в безобразной влюбленности в жизнь, в самоотреченье правде. счастье всеобщее, - в храбром твоем признании". той любви, доказательства которой на полфута глубже в тебе самом. и ты вороньи перья собрав на лбу в бахрому исступленья, угольной пылью портрет нарисуй. вырви кнут, пряник сожги. я люблю тебя, о искусство, о жизнь! белый мрамор кожа твоя, моя рука - молот и кол. чуть-чуть потерпи, доказать я смогу, что ты жив, ты живее живых и ты молод, безумен и жив!
- человеку.

у запястий твоих страстей рубиновые запонки, покрытые столетней пылью; на вороньих перьях твоих свистят тициановые отблески простонародных и храбрых песен и звуки оркестра за спиной рабочего. ядро дня твоего, - революционная тонкая линия, очерченная лезвием сияющего слова и мысли, а голос твой - есмь крик всего русского народа. на холсте масло и шелк, сквозь октябрь нанесенные лаком мазки; на бумаге молочно-сизой круги от кофейных кружек и пыль угольного солдата. история - твои соты, - воск и горение свечи при черном горючем, как смола, небе; она твой свет и спасение, твоя правда и инструмент. мотив раздается пронзительным, но могучим воем, то оркестр восторженно и с нарастающим величием открывает ночь! мотив идеи, гений своего ремесла, дар божий. в искусство спешат твои руки, разум поддается им, ты доверяешь глазу и оставляешь твоих солдат на попечение главнокомандующего - сердца. под грозные басистые головы струнного оркестра, - жесткие маски, точные связующие линии, палец. под послушную мелодию арфы, - покладистые просветы тонкой кисточкой на плотную ржавеющую фактуру сухого слоя. эпилог... и восходят черные грачи на путевом желто-белесом небосводе. это рассветные гранатовые лучи поднимаются по еще бурым, не высохшим от ночи, стенам.   

шарль бодлер
*смерть художников*
не раз раздастся звон потешных бубенцов;
не раз,
целуя лоб карикатуры мрачной,
мы много дротиков растратим неудачно,
чтоб цель достигнута была
в конце концов!

мы много панцирей пробьем без состраданья,
как заговорщики коварные хитря
и адским пламенем желания горя —
пока предстанешь ты, великое созданье!

а вы, что идола не зрели никогда!
а вы, ваятели,
что, плача, шли дотоле
дорогой горькою презренья и стыда!

вас жжет одна мечта, суровый папитолий!
пусть смерть из мозга их взрастит свои цветы,
как солнце новое,
сверкая с высоты!








***
достичь корня, дна; познать глубину чреватого начала природы. она трепещет под ребрами ростком, и я вскоре стану не телом человеческим, но почвой для древа, - его сырой землей. а ты дышишь сквозь пепел, и идешь не по мне, но надо мной, я же остаюсь влажным следом на подошве ботинок твоих. и тот гной вне духа эфирного, что существо угнетал, как болезнь аль порок смертью откроет начало. люди, что изучают историю, поют душой чрез призму музыки и самое главное - чувствуют себя правой рукой искусства, - сила.
вера моя в человека не подлежит сомнению, колебанию, страху разоблачения образа его, как существа. моё я - безутешное, безгрешное существо, душа моя - путь домой, святого духа голос недрогнувший. и я иду к тебе на зов ночей, натыкаясь на позолоченные прутья, терновые иглы и проволоку с чела его, святого, мертвого. и я иду к тебе, безутешно веруя в чудо, бескорыстность деяний. мне любо
взирать на десницы опавших ночей, на кисти тяжелых мук, на страдания хладного ветра. и не стыдно за гордость упрямых рук, гордость тобою и чуткость. безропотно пишет набоков вере, чудом вышивает тени и свет иголочкой слов да ниткой.
***

я не стану сомненья сладко лелеять скромностью юных лет, когда робко схвачусь, коснусь я чуда: я стремглав так долго летела к нему и не смею подвергнуть сомнению веру! ту - что, светясь, теплом мне греет ладони, спасает от стужи. заслужила сей добрый знак от божия духа людского, от храма людского глубины чужих чувств.