Партизаны Тургеневского края

               
  Собирая материал для книги о партизанском движении в наших краях в годы Великой отечественной войны 1941-45 г.г. я обратился за поддержкой  и помощью в Мценский  горрайсовет войны, труда, военной службы и правоохранительных органов. Показал председателю  горрайсовета  В. И. Смирнову  полученные  мною документы и фотографии,  любезно  предоставленные  городским  краеведческим  музеем (директор Матвеева Е. Г), родственниками  бывших  партизан. Попросил Владимира Ивановича оказать содействие в поиске в архивах  номера газеты Брянского фронта за апрель 1942 года, который был целиком посвящён деятельности  меркуловского партизанского отряда.  Смирнов тут же при мне позвонил в областной совет ветеранов с аналогичной просьбой содействия в поиске нужного газетного номера, возможно,  через брянских коллег.                Председатель горрайсовета также припомнил, что какой-то информацией о партизанах располагает один из ветеранов, Виталий Дмитриевич Овсянников. Правда, он туляк - добавил Смирнов,  родом из деревни Шеламово Чернского района. Я спросил – А с какого года Овсянников? Посмотрев в свои списки, Владимир Иванович ответил:- Он родился в 1930- м году. Я пометил себе эту фамилию, решив, что при случае с В. Д. Овсянниковым можно побеседовать. Тем более что Шеламово находиться рядом с мценским  Меркулово.
   Во время нашего разговора в комнату горрайсовета, которая расположена на первом этаже городской администрации, вошёл пожилой плотный мужчина в тёмно-сером пальто. Это был активист ветеранского движения М. И. Орехов. Он подключился к нашей беседе и сообщил, что Овсянников в данный момент находиться в городском Дворце культуры, на 3-м этаже, в комнате, где собираются Мценские коммунисты. Я только что оттуда - добавил Михаил Иванович.
   Не откладывая дело в долгий ящик, мы созвонились. У Виталия Дмитриевича была возможность в данный момент переговорить по интересующему меня вопросу.  Скажу честно, идя на встречу с Овсянниковым, я сомневался: - А что может знать и помнить о войне человек, который к её началу,  в 1941 году, был 11 летним мальчишкой? А к её окончанию ему едва исполнилось 15. Детей даже тогда на фронт не брали. В армию он мог попасть, в лучшем случае, году в 1948- м.
Вообще – то я человек сугубо мирный, гражданский - начал свой рассказ Виталий Дмитриевич. На воинскую службу не попал по состоянию здоровья. Когда разразилась  война,  я учился в 4-м классе  Шеламовской  начальной  школы.  В сентябре 1941 года занятия в нашей школе не начались. К этому времени всех военнообязанных  из деревни призвали в Красную Армию. Ушел воевать мой отец, чуть позже старший брат Николай. В начале октября в село стали прибывать наши войска, сооружать оборонительную линию вдоль реки  Зуши, а в конце месяца пошли тяжелые бои.  В нашем доме располагался штаб воинской части. Я запомнил фамилию командира части - Мамонтов. Немецкие танковые дивизии форсировали Зушу и мимо деревни двинулись на Чернь. Наши вынуждены были отступить. Дом нашей семьи сгорел, жить мы перешли в дом деда. После боёв возле соседней деревни Борзёнки, помню, стояли 2 подбитых фашистских танка и 3 бронемашины. Немцы потом их забрали. Возле реки Снежать стояли 2 наших  повреждённых танка Т-34. После сражений через нашу деревню пробирались, выходящие из окружения, красноармейцы (скорее всего воины 50-й армии Брянского фронта – прим. автора). Некоторые, особенно раненые,  на несколько дней задерживались.  С одним из них, он назвал свою фамилию - Пашков, политрук, мы дня два  собирали по окопам оружие и патроны. Нашли семь винтовок и один пулемёт. Всё спрятали в кустах терновника на краю деревни. Пашков мне сказал: – Хочу пробраться к родным (он был родом из Орловской области). Вернусь,  будем организовывать партизанский отряд! Он ушёл и больше я его не видел. Но припрятанное оружие пригодилось. Его разобрали подростки из нашей и соседней деревень. Немцев в наших поселениях  в период оккупации постоянно не было. Когда, примерно в середине декабря, фашисты пришли жечь деревню Голоплёки, местные жители их встретили огнём из винтовок. В этом бою участвовали и мои друзья, 15 – 17 летние подростки:  Овсянников Евгений Петрович, Денисов Константин Тихонович, Николай из Кальны (фамилию не помню). Когда убили одного немца, остальные отступили. После этого жители нашей деревни угнали лошадей и коров, привязав их к саням, в лес Глыбочки.  Через несколько дней поджигатели пришли снова. Привёл их наш русский, предатель из соседней деревни Редкие Дворы (Заводской Хутор). Но Голоплёки и Борзёнки  жечь не стали, побоялись. А нашу деревню сожгли. Жить пришлось в погребах.
       Когда в конце декабря 1941 года, в ходе контрнаступления,  пришли наши войска, женщин и детей из деревни отселили, так как Шеламово оказалось в прифронтовой полосе. Эвакуировали в с. Русиново и мою мать с сестрой. Фашисты окопались по реке Зуше и дальше не отступали. Я остался в деревне, стал вроде как сыном полка. Рассчитывали, что  немца скоро выбьем. Начались затяжные бои. Со мной в погребе жили 4 танкиста, экипаж тяжелого танка КВ. Установили буржуйку, соорудили лежаки. Для освещения в сплюснутую гильзу от снаряда вставили фитиль, получилось что-то вроде керосиновой лампы. Снабжение продовольствием сначала было не плохое. Но к концу зимы ( 1941 – 42 г.г.) стало хуже. Красноармейцы откапывали из снега трупы убитых  в ходе боёв лошадей, отрезали куски мяса, вымачивали и употребляли в пищу.      
   Однажды был случай,- вспоминал Виталий Дмитриевич,- февральской  ночью  1942 года мы находились в погребе. Танк КВ был невдалеке от нашего жилища в неисправном состоянии:- вышел из строя двигатель. К нам на огонёк буржуйки зашел красноармеец, который, как выяснилось, выявлял наши  огневые точки, на предмет какие действуют,  какие не действуют. Он сообщил, что по имеющимся сведениям немец собирается переходить Зушу и наступать на нашу деревню. Красноармеец убыл. Танкисты стали обсуждать, что делать. Отступить, бросив танк? За оставление боевой машины можно под военный трибунал попасть.  Решили принять бой. Вручную развернули пушку танка, установив в том направлении, откуда могли наступать фашисты. Двое остались в танке, двое были в подвале. Вдруг на краю деревни послышался  гул  каких-то двигателей. Я выскользнул из нашего жилья в темноту, пошёл навстречу шума. Пройдя по улице метров  40, спрятался за толстыми ивами. Когда движущаяся техника приблизилась к  деревьям, в темноте я с трудом  различил трактор. Высунувшись  из– за  дерева, свистнул в четыре пальца и спрятался снова. Трактор остановился. На русском  прокричали  - Кто здесь? Отзовись! Подойдите! Я стал с ними разговаривать. Выяснилось, что по улице передвигались 2 наших  гусеничных трактора «Сталинец». Подошли танкисты. Когда разобрались, меня схватили на руки, стали качать, подбрасывать в воздух. Оказывается, ещё мгновение и танк бы выстрелил.
   Летом 1943 года началась  Орловско - Курская битва:- продолжил  повествование  Овсянников, наша часть двинулась в наступление, ну и я ними. Наверное, довелось участвовать в освобождение  Орла?- спросил я. Три дня не дожил, - ответил Виталий Дмитриевич. 2 августа был бой в районе Думчино. Я подносил вручную  75миллиметровые  снаряды к артиллерийскому орудию. Откуда – то налетели «Мессершмиты», стали стрелять по расчету нашей артбатареи из пулемётов. Меня жигануло  в руку, в спину и в ногу. Видимо разрывными пулями. Рука упала плетью. Помню, я лёг, потом потерял сознание. Очнулся уже в военном госпитале   с. Тургенево. Солдат, который меня доставил в госпиталь, спрашивает у медиков: - Будет жить? Мужчина в белом халате, позже выяснилось – хирург, отвечает:- Крови много потерял, но жить должен, организм молодой. А вот руку и ногу, похоже, придётся удалять.  А я говорю: - Тогда нечего и лечить меня!  Доктор распоряжается: - Дайте ему подышать, и на операцию!  Надели на меня маску, видимо, с эфиром, подышал, после ничего не помню. Когда очнулся после операции, первым делом смотрю на руку и ногу. Слава богу, всё на месте! Но отметины на всю жизнь остались. Посмотри! - Овсянников  завернул  рукав рубахи на правой руке.   Я увидел обезображенное  разрывной пулей  предплечье.
  В госпитале провалялся  больше полугода: - продолжил Виталий Дмитриевич. В 1944 году начал потихоньку ходить. Из военного медучреждения вернулся в свою деревню. Обучал  сверстников обезвреживать противотанковые и противопехотные мины, и русские и немецкие. Вместе с ребятами  разминировал поля вдоль Зуши  от тульского Троицкого - Бачурина до мценского  Бабенково. В 1945 году вновь пошёл в школу. В армию после школы меня не взяли. Поступил на учёбу в Тульский  железнодорожный техникум, потом окончил  институт инженеров железнодорожного транспорта в Москве. Работал в Белоруссии, Монголии. В 1972 году приехал в Мценск. Работал на МЗАЛе, потом в Горгазе. Трудовую деятельность  закончил в 1993 году. Сейчас занимаюсь общественной работой.  Хотел добиться признания моего ранения на войне. Написал в центральный архив военных медучреждений, находящийся в Ленобласти. Ответили, что военный госпиталь в с. Тургенево у них по учёту не числится. Предложили найти свидетелей, которые подтвердили бы факт моего тяжелого ранения. А где их  сейчас найдёшь!               
   А партизаны в наших краях были разные: - добавил в конце разговора Овсянников. Некоторые «партизанили» и после войны. Как это? – удивился я.  Да, дезертиры скрывались в густых лесах возле дер. Зелёный Холм, сколотили  шайку, грабили населения. Мы их «партизанами»  называли. Когда  женщины из нашей деревни шли по дороге  через лес в  село Долматово, приходилось их с оружием сопровождать – завершил нашу беседу Виталий Дмитриевич.