Бедный мастер

                                1 глава.

        После осмотра достопримечательностей поместья хозяин Дмитрий Алексеевич Шабриков устроил своих гостей в гостиной, где продолжил начатый разговор:
        -Господа, я патриот и поощряю тех в ком увижу хоть крупицу того Богом данного дара, что называют талантом. Я не меценат, как вы знаете, и не собираюсь им становиться потому, что мои самородки и так находятся в моих руках, это мои крестьяне. Несомненно наш народ русский талантлив, это вы можете увидеть и в своих крестьянах, ведь ты Алаферн Андреевич держишь гончарную мастерскую, а ты Марфа Петровна собираешь мастериц искусниц по вышиванию. Но я не собираюсь отдавать, так сказать, свои самородки на вашу шлифовку, - сказал Дмитрий Алексеевич без той резкости, что неприятна просителям, а твердо, с достоинством благодушного хозяина.
        -Но позвольте, вы сами что ли откроете гончарную мастерскую? - возмущенно заговорил Алаферн Андреевич, боясь конкуренции.
        -Нет, не извольте беспокоиться, друг мой, это дело не по мне.
        -Тогда будете скупать мастериц? - с опаской заметила не молодая Марфа Петровна, не будучи по происхождению дворянкой, а по мужу вдовая, кутая дородные плечи в шикарную шаль с бахромой.
        -И здесь вы не угадали, - ответил им Дмитрий Алексеевич с улыбкой.
        -Тогда зачем они вам?
        -Я сказал, что я ценю искусство, а у меня выросли такие зерна без плевел.
        -Тьфу ты пропасть, то самородки, то зерна какие-то, не понимаю я этого, - сплюнул купец, - Вы Дмитрий Алексеевич, не практичный человек.
        -Это я и без вас прекрасно знаю.
        -Так чего же вы тут говорите, ведь все надо определять к делу, чтобы толк был, а вы извините меня, посадите крестьянку масло взбивать, а там окажется что она в холостую взбивала, - сказала Марфа Петровна с известным презрением.
        -Мои крестьяне знают чего взбивать, - успокоил ее Шабриков.
        -Да, но за всем глаз нужен, а за крестьянами в хозяйстве особо.
        -Не извольте беспокоиться, у меня есть ключница.
        -Но иная ключница сама не чиста на руку.
        -А мне повезло, моя Анисья золото, а не ключница.
        -Везучий вы человек, однако, не всем так везет. Вона некоторые приехали за несколько верст, отрываясь от дела и оказывается зря. А может не зря? Подумайте какие деньги даю, - настаивал Алаферн Андреевич пытливо глядя на хозяина своими маленькими глазками.
        -Не выжимайте вы из меня ответ, который вам не понравится, я непоколебим как скала. Мне не нужны горшечники и вышивальщицы.
        -А что же вам нужно?
        -Искусство чистой воды не употребляется в хозяйстве.
        -Ишь ты, это как, одного заставите глиняных баб лепить в срамоте, а другую за манберт усадите? - попытался пошутить Алаферн Андреевич.
        -Может быть, - Шабриков грустно посмотрел на купца, его дородную фигуру, завитые напомаженные волосы, лоснившиеся щеки без бакенбард, не длинный-картошкой нос, маленькие глазки, становившиеся подвижными при любом намеке выгоды, низкий лоб, - Трудно мне объяснить вам, не поймете или не хотите понять. Надо быть ценителем не только горшков и полотна, а и муз, чтобы мир стал прекраснее.
        -Чего? Каких таких муз?
        Дмитрию Алексеевичу осталось вздохнуть и пригласить гостей за стол, где они стали бы ценителями угощений.
        Шабрикову шел двадцать четвертый год, он был помещиком средней руки, ударившимся в фантазию, как поговаривали соседи. Вздумалось ему искать среди своих крестьян художников, ваятелей, резчиков по дереву, скульпторов. А народ и правда оказался талантлив. И в ком он это замечал, того освобождал от тяжелого труда. И может оказалось бы некому работать на полях, но, к счастью Шабрикова, из его триста душ самородков набралось всего несколько человек. Самый талантливый Ерофей, под его руками глина могла превратиться во что угодно, от простых горшков до маленьких статуэток, таких чистых линий, что диву давались, как из глины такое выходило. Мало того, Ерофей так витиевато делал резьбу по дереву тоже с художеством, что даже искусному плотнику Антону было за ним не угнаться. Потому заметим Антон невзлюбил его. Еще бы, барин отметил горбуна, а не стройного парня с ловкими руками и красивой курчавой головой на широких плечах. За Ерофеем и приехал Алаферн Андреевич.
        Другим самородком оказалась семнадцатилетняя Агриппина вышивающая шелком, умеющая плести кружева, за ней явилась Марфа Петровна. И теперь им суждено было отъехать ни с чем, правда хлебосольное гостеприимство должно было подсластить горечь отказа. Паштеты, жареные куропатки, ветчина, яичница глазунья, маринованные грибочки и овощи, приготовленные ключницей, так несправедливо оклеветанной Марфой Петровной. Все это на фарфоровых блюдах, а не на каких-то глиняных мисках, на накрахмаленной белоснежной скатерти. Гости сидели на стульях сделанных Антоном, но украшенных Ерофеем, в светлой столовой и попивали вино из хрустальных стаканов.
        Казалось хозяину удалось задобрить их. Шабриков был видным мужчиной среднего роста и телосложения, стройный, с крепкими ногами, благодаря каждодневной верховой прогулке. Его каштановые кудри едва достигали плеч, маленькая ухоженная бородка без бакенбард клинышком, карие глаза, крупный, но прямой нос. Лоб открывала высокая прическа, между бровей едва виднелась легкая складка, которую мог разглядеть пытливый наблюдатель. Но все холеное гладкое лицо показывало, что этот человек не знал тревог и переживаний. Верно про таких говорят : " как сыр в масле катается". Можно привести одно из его достоинств, что Шабриков не играл в карты на деньги и других долгов за ним не водилось. Имел превосходную коляску для выезда, в которой не совестно было проехаться по Петербургу. Да он и бывал в Петербурге, после учебы работал два года в канцелярии, а потом уехал заниматься хозяйством в поместье. Вроде бы рачительным хозяином должен был сделаться, но нет, развел искусство чистой воды, что по мнению таких людей как Алаферн Андреевич и Марфа Петровна считалось баловством.
        Когда ключница Аксинья подала вина, в столовую вбежал слуга и подошел к Шабрикову.
        -Ваша милость, к вам гости, - склонился к хозяину паренек.
        -Кто?
        -Светловы, мать с дочерью.
        Дмитрий Алексеевич чуть не соскочил со стула, рука не дошла до стакана, легкий румянец окрасил его щеки. Он вытер рот салфеткой и степенно встал.
        -Извините меня господа, что вынужден вас покинуть, ко мне в гости соседи приехали.
        И вышел из столовой стараясь унять резвость.
        -Ишь, какая вежливость к соседям, - фыркнул купец обгладывая кости куропатки, - для нас бы так резво не пустился, а вдруг он им продаст, мне не продал, а им продаст парня.
        -Равно петушок за курочкой побежал, - Марфа Петровна выпустила концы шали из рук, - Тут дело сердечное, старый ты пень.
        -Вот я и говорю по сердечному делу подарит, влюбленные народ глупый.
        -Скорее он отдаст невесте в горничные ту девку, что я просила, успокойся ты.
        -И чего ты сидишь спокойная.
        -А что я могу поделать, крестьяне его, приказывать не могу, по добру не захотел, а войны мне не надо. Слава Господи пережили одну с французами.
        -Глупая баба, причем здесь французы. Мы мало ему пообещали.
        -Ну я лучше за такие деньги в другом месте куплю мастерицу, а цену прибавлять не стану, не стоит она того и твой горшечник не стоит.
        -Ну это мне решать.
        -Не тебе, а хозяину.
        -А ты видела как он ложки вырезает, а  на чем мы сидим, тоже его работа, вот это мастер; - почти в восхищении заговорил купец.
        -Уймись, не получить тебе ентого мастера, как своих ушей.
        Алаферн Андреевич зыркнул на нее как на врага, словно это она мешала получить ему горшечника и ринулся коршуном на новую куропатку, лежавшую на блюде. Марфа Петровна потянулась за своим бокалом, усмехаясь, и опрокинула его заправски в рот, поправила шаль на плечах и вольготно развалилась на стуле.
        Скоро в столовую вернулся хозяин с новыми гостями и слугами, несущими за ними приборы.
        -Позвольте представить Светловых, многоуважаемую Марию Федоровну и очаровательную дочь ее Аглаю Ивановну, - выполнил роль радушного хозяина в этом представлении Шабриков, не отказывая себе при этом в удовольствии еще раз приложиться к ручке Аглаи Ивановны, - А это Спиридонов Алаферн Андреевич, держит гончарные мастерские...
        -Наслышаны, - вмешалась Мария Федоровна, дородная как все матроны, - Как хорошо, что я вас здесь встретила, у меня до вас дело, - мадам уселась на свой стул скрыв его собой.
        -А так же Марфу Петровну, вдову помещика Агрызкова, вскормившую полк девиц мастериц по разному вышиванию.
        При таком представлении Светлова переключилась на вдову.
        -Наконец я вас застала, я собираю коллекции и хотела бы у вас заказать кое-что.
        Усаживаясь на свое место между матерью и Дмитрием Алексеевичем, Аглая сделала насмешливую рожицу.
        -Люблю когда вы так делаете, - тихо сказал ей поклонник в то время, когда Мария Федоровна втягивала купчиху в разговор.
        -Почему же? - Аглая устремила на него серые глаза, - Я нравлюсь вам смешная?
        -Вы всякая нравитесь мне, обычно вы неприступная богиня, а когда делаете такие рожицы то снисходите до нас смертных и становитесь мне ближе.
        -Кружева плетете, - насмешливо сказала Аглая.
        -Отнюдь, у меня выходит гладью, - подтрунил влюбленный.
        -Вы так же воспитываете и свои самородки?
        -Об этом позаботилась природа, а я хотел бы позаботиться о вас...
        -Вот как?!
        -Вы не любопытны, прекрасны, в вас нет недостатков и у вас нет недостатка в поклонниках, но я тешу себя надеждой, что меня выделили...
        -Вы так думаете?
        -Мечтаю об этом.
        Аглая Ивановна была девица семнадцати лет, невысокого роста, но прекрасно сложена. Она гордо несла голову под тяжестью темных густых гладких волос, завистницы говорили, что она, чтобы не запутаться и не задохнутся в них ночью, не распускала прически. Покатые плечи и открытая стройная шея молочно - белого цвета. Большие серые глаза в черных ресницах, за которыми она прятала взгляд, по наставлению матери. Даже слишком выпуклый лоб не портил остального. А маленький рот и изящный носик делали ее похожей на фарфоровую статуэтку. Не мудрено, что Дмитрий Андреевич готов был потерять голову от такой красоты и был счастлив ее присутствием.
        -Вы идеальная Аглая Ивановна, в вас нет изъяна, сам Зевс Громовержец спустился бы за вами забыв Леду и других...
        -Все это мило, Дмитрий Алексеевич, но к чему вы все этого говорите? Не хотите ли вы стать этим Зевсом?
        -Мне хватило бы вас одной.
        -Дмитрий Алексеевич...
        -Я честный человек как вы знаете.
        -Да?
        -Я не Дон Жуан и не король Луи 14, если я женюсь, то навсегда.
        -Вы хотите жениться? - Аглая подняла взгляд от тарелки и Шабриков уловил в нем недовольство.
        -Да, - выпалил он с твердостью, внимательно следя за ней.
        Минута затянулась. Аглая проводила вилкой по салфетке.
        -Вы не хотите первой узнать кто моя избранница? - пытливо склонялся к ней Шабриков.
        -Как вы сказали, я не любопытная, - тихо ответила Аглая.
        В это время Мария Федоровна говорила с Алаферном Андреевичем о глине из какой делают лучшие кувшины. Дмитрий Алексеевич достал из кармана сюртука одну вещицу, маленькую шкатулку под малахит.
        -Вы загрустили Аглая Ивановна, разрешите развлечь вас этим.
        Она подняла на него взгляд, в котором читался вызов.
        -Такую вещь я бы подарил своей избраннице.
        -Мне нет до этого дела.
        -Почему же, избранница может заглянуть в шкатулку первая, - и Шабриков протянул Аглае шкатулку.
        -Я? - удивилась девушка.
        -Именно вы.
        Тогда Аглая взяла подарок, с удивлением не ощутив тяжесть камня.
        -Это не камень, что же это?
        -Она из дерева, - довольно ответил жених.
        -Как из дерева? И правда из дерева, - девушка открыла шкатулку.
        Там на дне в специальном углублении лежало кольцо с жемчужиной.
        -Это кольцо моей матери.
        -Маман, - воскликнула Аглая, - посмотрите какая прелесть. Дмитрий Алексеевич делает мне предложение.
        Остальные посмотрели на него и он почувствовал себя неудобно. Девушка протянула шкатулку матери.
        -Bon, - оценила Мария Федоровна, но тут же как и дочь спросила, - Это не малахит, из чего она сделана, мой друг?
        -Из дерева, маман, - поспешила ответить Аглая, - правда не верится?
        -Прелестный обман, но что это за дерево, оно не красное, не черное.
        -И не зеленое, - со смешком добавила дочь.
        -Обычный ясень, - ответил Дмитрий Алексеевич, - но зато как украшено под малахит.
        -Дайте посмотреть, - хищно вытянулся Алаферн Андреевич.
        Аглая поколебалась, но отдала свой подарок. Тот схватил его, стал рассматривать со всех сторон и даже понюхал.
        -Какая вещица, и это тоже конечно сделал ваш мастер?
        -Конечно.
        -Замечательно, я дам вам за него сколько хотите.
        -Я уже сказал, что он не продается, - твердо повторил Шабриков.
        -Ну это капризы, вы отказываетесь от денег и хотите дальше лицезреть его, с вашим-то художественным вкусом...
        -Это мое дело. Его работа заменяет все остальное, как сами видите.
        -Не хвастайтесь, этот товар не прочен.
        -Я и не торгую им.
        -Но вы его показываете как на торге, а потом кажите кукиш.
        -Алаферн Андреевич, я попрошу вас!..
        -Такое поведение не достойно честного торга.
        -Но я вам сказал, что не веду торг, это бы уронило меня в глазах соседей как дворянина.
        -Ах вона как, и нас деловых людей стало быть презираете.
        -Господа, господа! - подняла руку Мария Федоровна, - эдак и до ссоры дойдет, и купец и дворянин каждый по своему хорош, на правах будущей матери Дмитрий Алексеевич, попрошу не дразнить Алаферна Андреича и уступить ему раба, раз он так просит.
        -Мама, ты ничего не поняла, - вступилась Аглая, - Это совсем другой мастер, такой рождается один на пятьдесят человек. У Алаферна Андреича он может испортиться.
        При этом купец недовольно передернул плечами и сжал губы.
        -Аглая, - одернула ее мать, - что можно испортить в крепостном, думай что говоришь, талант к ним не применим, у них ремесло.
        -Но мама...
        -Не спорь со мной, я лучше знаю.
        -В большинстве своем, да, они ремесленники, - заговорил Шабриков, поблагодарив взглядом Аглаю, - но нам совсем другое нужно в хозяйстве от них. А когда хотим искусства то восхищаемся заграничными картинами, даже выписываем архитекторов оттуда, но сейчас мы возвращаемся к своему.
        -Думаешь твой перещеголяет заграничных, - не выдержал Алаферн Андреевич, - из полена выстругает тебе голую бабу, как эта... без рук...Крепостную знаменитость делаешь, чтоб черт побрал вас обоих, нет предела людской глупости, такой ерундой заниматься. Какое у нас искусство в России? Каждый в своем деле дока, зачем нам заморская богомерзость. Лелей своего таланта, он тебя отблагодарит, ты еще с ним намучаешься и тогда будешь просить чтобы я забрал его. Взбредет же в голову из крепостного делать заморского франта.
        -Вы не так поняли.
        -Все я понял, но мне с вами не по пути, по разному у нас жизнь идет. Конечно ваши крестьяне - ваше дело, а мне пора возвращаться к своему.
        Алаферн Андреевич грузно поднялся со стула, кивнул дамам и вышел из столовой; его коляска стояла у подъезда и он сам ею правил.
        -Неправда ли он похож чем-то на медведя, - шепнула Аглая жениху.
        -Такие люди не понимают искусства.
        -А может оно им не нужно?
        -Неужели вы в вашем возрасте можете допустить, что людям не нужно искусство? - Шабриков взял ее руку, - не верю этому.
        -Я... маман считает, что понимает искусство, и собирает коллекции вышиваний и ваз, вот и сейчас, - девушка слегка покраснела, - у Алаферна Андреевича она попросила вазу под греческую, а у Марфы Петровны полотно с выдуманным для нее рисунком и будет выдавать их за настоящие.
        -Это не помешает мне уважать вашу матушку, с ее любовью к антиквариату ей следовало родиться гречанкой.
        -Вы шутите?
        -С вами, никогда. Мадам бы плавать в Эгейском море, самой выращивать оливы и прясть.
        Аглая не могла сдержаться и хихикнула. Мария Федоровна, описывающая Агрызковой какой рисунок она хотела бы иметь, повернула к ней голову.
        -Что за неприличный смех, дочь моя, не отпугни этим жениха. Что же такое он сказал тебе?
        -Не беспокойтесь, ничего худого, только про Эгейское море.
        -А что смешного в Эгейском море?
        -Я представила как плавает в нем наш Антип.
        -Вот еще, нашла что представлять. Дмитрий Алексеевич говорите ей о разных странах, чтобы она развивалась, а то видите какие фантазии к ней приходят.
        -Лучше всего хорошее развития дают путешествия, - сказал на это Шабриков.
        -Может быть.
        -Я бы хотела побывать в Греции, - согласилась Аглая.
        -И не найдете там то о чем писали Софокл, Еврипид, времена не те. Но если желаете, мы можем поехать туда в свадебное путешествие.
        -Дмитрий Алексеевич, вы еще не сделали предложение ей как должно, вы придете завтра к нам и официально попросите руки Аглаи, - сказала торжественно Светлова, - и тогда...
        -Неужели откажется? - с запоздалой опаской спросил жених.
        -Нет, - прошептала Аглая.
        -Жениху принято боятся, - вспомнила о своей строгой роли Светлова, - Аглая, ты поблагодарила за подарок?
        -Спасибо вам Дмитрий Алексеевич, за такую чудесную вещь, - Аглая снова открыла шкатулку и взяв кольцо одела на палец, - теперь я ваша невеста.
        -Аглая, я самый счастливый человек.
        -Я поблагодарила, маман, но мне бы хотелось посмотреть на того, кто сделал эту шкатулку и из-за кого Алаферн Андреевич разругался с вами.
        -Да, и я бы посмотрела, - согласилась Мария Федоровна с любопытством.
        Агрызкова улыбкой выразила свое пожелание.
        -Митька, - позвал Шабриков паренька стоящего у дверей, - позови Ерошк, - и снова к дамам, - предупреждаю: он не похож на других.
        -Что у него не так, шесть пальцев?
        -Две головы, - насмешливо, но с подогретым любопытством сказала Аглая.
        Шабриков улыбнулся.
        -На лицо мастер приятен, но сами увидите.
        -Вы умете интриговать.
        -Нет, но я попрошу не смущать будущего Бенвенуто Челлини.
        -Откуда вы знаете, что он будет Бенвенуто, может Леонардо да Винчи или крестьянский Коперник.
        -Все может быть, - без усмешки ответил хозяин, - Ерофей еще не решил кем будет.
        -Вы говорите про него так, как будто он знает об этих людях.
        -Конечно нет, но он открывает их в себе. Представляете, он задумался о том как бы ездить быстро, но без тягловых животных.
        -Это невозможно.
        Не будем затягивать. Вот таинственный самородок переступил порог столовой и остановился на месте, лицом к гостям и хозяину.
        -Подойди ближе, - велел ласково хозяин.
        Тогда прихрамывая будущий скульптор направился к столу, стараясь держаться прямее, но не мог скрыть своего внешнего изъяна и на лице Аглаи отразилось, если не отвращение, то близкое к этому чувство, когда она увидела, что он горбун.
        Да. Ерофею не повезло... иметь такое украшение... Но в остальном он был видным парнем; роста среднего с крепкими ногами и руками, настоящим крестьянином в холщовой рубашке перевязанной веревкой. Штаны потертые имели следы пятен от глины, и лапти были перемазаны, словно он лазил в карьере. Горбун сохранил спокойствие когда, прекрасная барышня неприязненно разглядывала его, как какого-то зверя. Загорелое лицо со светло-русой бородой, зелено-голубые глаза, прямой нос с горбинкой был толстоват, но благородные виски и лоб спасали впечатление в целом. Русые волосы, подрезанные под горшок, на лбу сдерживал ремешок.
        -Ну, Ерошка, - сказал хозяин, - как дела?
        -Да вот, пробовал вашу глину, - сильным голосом, но глухо ответил крестьянин, - извинения просим, что в таким виде, спешил.
        -Ничего, и как глина?
        -В самый раз, везде пойдет и в замес на замазку стен в сарай и клетки, и на горшки.
        -А на статуи?
        Ерофей осмелился бросить взгляд на Аглаю.
        -Материал не тот.
        -Что ты имеешь ввиду?
        -У меня нет мрамора, чтобы сделать такую красоту, - снова взгляд на Аглаю.
        Комплимент от крепостного не дорого ценился и мог посчитаться оскорблением, но Аглая прочла на его лице и во взгляде настоящее чувство ценителя прекрасного и не почла себя оскорбленной. Но ее мать вознегодовала.
        -Как смеет этот холоп такое говорить и кто доверит ему лепить с моей дочери!
        -Мария Федоровна, - стал успокаивать будущую тещу Шабриков, - уверяю вас, это не так, никто не будет лепить с вашей дочери,  глина на урны и амфоры.
        -А? - встрепенулась ценительница древностей, - а может он слепить коринфскую?
        -Почтет за честь, правда Ерошка? - строго посмотрел на него хозяин.
        -Если покажите, что это такое, - невозмутимо ответил холоп.
        -Как он смеет так говорить! - опять возмутилась ретроградка.
        -Мама, - вступилась Аглая, - он конечно же не видел коринфских амфор и не знает как они выглядят.
        -И то правда, где ему видеть, их так мало осталось, да еще неосторожные люди, вандалы разбивают их в дороге, мой друг писал мне из Греции, что там вся земля усыпана черепками амфор и статуй.
        Аглая возвела очи к потолку, показано вздохнув словно говоря Дмитрию Алексеевичу, что мол тут поделаешь, если маман оседлала любимого конька.
        -Мария Федоровна, а вы нарисуйте ему, что хотите, он и слепит, - подал идею Шабриков, которую она сама хотела исполнить в гончарной мастерской купца.
        -Дело - согласилась эта дама, - раз так, откажусь от услуг Алаферна Андреича.
        Марфа Петровна до сих пор молчавшая насмешливо сказала.
        -Может и мои вышивальщицы вам не нужны?
        -Это почему же я должна отказаться? - обернулась к ней Светлова.
        -У вашего будущего зятя то же мастерицы имеются.
        -Это правда? - теперь опять к Шабрикову.
        -Ну, - он почувствовал, что будущая теща ему не очень приятна, - есть кое-что, мои мастерицы не то что французы, с улицы Гобеленов при Луи 14, и такой гончарной мастерской как у Алаферна Андреича у меня нет, но быть недовольными ими нет причин.
        -Я Людовиков этих не знаю, - нахмурила низкий лоб Агрызкова, почувствовав в словах ущерб своей славе, - но и у меня не хуже мастерицы.
        -Конечно, - сказал Шабриков примирительно,- и если Мария Федоровна откажется от изначального плана, то только потому...
        -Только потому, - вмешалась Аглая весело, - что у него все любительски построено, а у вас серьезно, на широкую ногу,- при этом девушка бросила взгляд на жениха.
        -Да, я так и хотел сказать, - кивнул головой припертый к стене любитель искусств.
        -Моя дорогая, - сказала Светлова вдове, - вы знаете как я уважаю вас и поэтому не откажусь от ваших услуг, - милосердно поставила точку другая собирательница искусств.
        -Раз разобрались во всем и все остались довольны своими будущими приобретениями, - светилась радостью Аглая, - то поехали кататься, как вы обещали, Дмитрий Алексеевич.
        -Непременно, моя дорогая. Митька, Колька, экипажи готовы?
        Двое парней встали по струнке.
        -Да, барин, все готово.
        -Дамы, прошу, едемте кататься.
        -Стары мы для таких прогулок, - кисло скривилась Агрызкова, - да и домой мне пора.
        -Как вам угодно.
        -Хозяйство ждет, - Марфа Петровна встала первая; Митька помог встать со стула Светловой, Дмитрий Алексеевич подал руку своей невесте шепнув ей:
        -Милая вы моя спасительница.
        Шурша подолами дамы направились к выходу.
        Ерофей, оставаясь на месте, смотрел им в след с ничего не выражающим лицом, его взгляд словно остекленел, но в груди под рубахой билось пылкое сердце. Он ничего не говорил зря, но все подмечал. Грешно роптать ему было на свою жизнь. Он не знал от барина обид, скорее от своего брата крестьянина. Но плакаться на насмешки и издевательства тоже было некому. Бог создал его таким. Природа его была такой. А люди злы и завистливы, особенно когда рядом кого-то отличают. Вот и Антон скалит зубы, а сам завидует черной завистью.



                2 глава.


        В столовую вернулись Митька с Колькой и набросились на господские объедки.
        -А ты чего стоишь, налетай, - крикнули они в такой суете горбуну.
        Ерофей словно очнулся и презрительно глянул на стол и молодцов.
        -Не по мне это.
        -Ишь ты, нос воротит, а тебя чай пригласили не за стол садиться с господами, а чтобы молодая барышня полюбовалась на твою горку, - осклабился Митька обгладывая косточки.
        -Не проймешь, знаю, что не красавец, но собакой как вы не стану, облизывать блюда.
        -Чаво!? - Колька икнул, - Как ты нас назвал, проклятый горбун?!
        Но Ерофей ничего не ответил и прихрамывая пошел к двери.
        -Ковыляй отсюдова, - во след ему прогнусавил Митька, - Все равно не успеешь. Антошка уже успел собрать сливки.
        И оба гнусно засмеялись.
        Ерофей сжал кулаки, но не повернулся, а переступил порог и поспешил словно хотел и правда с кем-то застать Агриппину. Агриппина мастерица вышивать, у нее такие маленькие холеные ручки словно у барышни. Видел Ерошка Аглаю, но все равно Агриппина казалась ему краше. Свежее и ближе, в сарафане, с лентами в льняных косах до пояса. Он сам сплел ей лапти на ножки. А как она смотрела на него своими синими глазами, когда не прогоняла от себя! В них светилась жалость и добрая насмешка. Спасибо пока и на том. Красавец плотник Антон стал недавно заигрывать с ней. Восемнадцатилетняя Агриппина подпадала под такой опасный возраст когда за девицей всячески смотрит мать, но девушка была сирота, ее воспитывал дед Анисим. Все знали что Ерофей ревнует ее и подливали масла в огонь.
        Думая об этом, мастер спустился с крыльца барского дома, оглядывая двор его взор летел впереди него, заглядывая в закутки, клетки, через полуоткрытые двери сарая и конюшни. Вот ему показалось, что в конюшне кто-то разговаривает, из полуоткрытых дверей конюх вилами вынес солому. Анисья у подвала бренчала ключами. Ерофей обошел по середине двора гнилые доски которые лежали всегда здесь, потому что тут постоянно во время дождей собирались глубокие лужи, и пошел не зная куда, прислушиваясь. Змея ревности шевелилась кольцами в груди. Он нашел их за сараем у забора и живой изгородью крапивы с другой стороны. Еще было несколько шагов до них, как Ерофей услышал знакомые голоса.
        -Уймись бешеный, не то расскажу деду, - грозил без угроз молодой голосок.
        -А может сразу пожалуешься своему жениху глиняному, - посоветовал другой с презрением.
        -Какому жениху, Бог с тобой Антошка, - заговорила Агриппина, - Нет у меня никого кроме тебя.
        -Будет врать-то.
        -Ей Богу.
        -А горбун при чем, ходит за тобой ровно пес, только зубы и скалит, не боится, что выбью. Скажешь его дед к тебе приставил, чтобы охранял от меня такого сякого.
        -Что ты, Антонушка, не жених он мне, ни сторож, никто.
        -Никто?
        -Вот те крест, боюсь я его, не из-за горба.
        -Вот те на, - рассмеялся Антон, - А чего в нем страшного может быть?
        -Непонятный он какой-то, смотрит как будто на тебя, а видит другое.
        -Юродивый одно слово.
        -Нет... он умный и говорит правильно.
        -Вот те на, защищаешь горбуна, значит любишь.
        -Нет! Он не сделал мне ничего плохого, только его взгляд ровно насквозь видит, а когда он подходит близко, меня начинает трясти...
        -Ясное дело гадко становится.
        -Нет, не понимаешь, он ровно давит чем-то, а чем не пойму, он другой, - повторила Агриппина.
        -Его и барин отличает, - с завистью сказал Антон, - А чем он лучше меня? Я бы тоже смог разные безделки выделывать, да не хочу.
        -Ерофей несчастный, ему не повезло с той барыней и он на всю жизнь несет обиду.
        -Эк, как заговорила, - презрительно хмыкнул плотник, - и ты заноситься стала со своим рукодельем, мастерица, "самородок" как говорит барин.
        -Не сердись, Антонушка, мы все кому-то принадлежим, а бывают те, кто чему-то принадлежат, не человеку, а чему-то большому, потому что Бог зажег в них искру...
        -Не умничай красавица, лучше дай я тебя поцелую.
        -Что ты, грех это, давай все сделаем как надо, приходи к моему деду и...
        -Не любишь ты меня, вижу, иди к своему горбуну тогда.
        -Что ты, что ты, - с таким испугом проговорила Агриппина, что Ерофей почуял боль в груди словно его ударили. Он не хотел подслушивать, но стоял и слушал, боясь заглянуть за угол сарая. То что Агриппина считает его другим, он не знал и что не горб ее отпугивает. Она сказала много не тому кому надо. Но каждое слово упало на его душу, как семена на высохшую землю; вырастет-не вырастет, а Антон полил ядом.
        Послышалась легкая борьба.
        -Не губи Антон...
        Ерофей не выдержал и шагнул вперед.
        -Отпусти ее, - процедил он сквозь зубы вставая перед ними.
        Красавец Антон одной рукой обвивал стан Агриппины, она от неожиданности замерла чуть не прижавшись к нему. Антон, которого барин прозвал русским Антиноем за четко вылепленную шею с округлым затылком, где начинались курчавится волосы, за синие глаза и правильные черты, за гладкий подбородок, узнав Ерофея ухмыльнулся, исказив свою красоту.
        -А это ты. Чего приперся, - он еще сильнее прижал к себе девушку, - Все вынюхиваешь, ищешь что бы слепить, ну смотри, как двое любят друг друга.
        И Антон склонил голову и впился губами в полуоткрытые губы Агриппины. На секунду все трое замерли. Потом Антон резко отпустил девушку, сказав ей все так же ухмыляясь.
        -Приходи вечером в лес на ту полянку, чтобы нам не мешали всякие сторожа, если не придешь, я брошу тебя и найду покладистее девку, хотя бы Дуньку, она выеживаться не станет.
        Сказав так, статный плотник прошел мимо остолбеневшего Ерофея, задев его как бы случайно, но тот не шелохнулся. Он смотрел на Агриппину тем взглядом, что насквозь пронзал, но в этот раз в нем было не только просвечивание, а щемящий укор и тяжелая горечь. На ее губах горел поцелуй, такой же ожог она чувствовала в душе, но от стыда, а сердце билось как лесная птица в клетке.
        -Что же ты делаешь Ромашка, - глухо сказал девушке первые слова Ерофей.
        Агриппина подняла на него милое лицо с румянцем, которое тут же стало ожесточаться под чувством вины.
        -Чего ты все время ходишь за мной, проклятый горбун, тебе твоих поделок мало, оставьте меня! Видеть тебя не хочу!
        -Агриппина, - он поймал за руку собравшуюся уходить девушку.
        Оба почувствовали непонятный удар.
        -Отпусти, ненавижу! - еще больше почувствовала себя она виновнее.
        -Он плохой, не ходи с ним, он каждой девке говорит, что она особенная...
        -Чего вы лезете ко мне, сначала дед поучал, теперь ты! А я жить хочу, а не быть монашкой. Я крестьянка, простая девушка, засиделась в девках из-за таких вот "пастырей"!
        -Агриппина!..
        -Я люблю его!
        -Он поиграет с тобой и бросит...
        -Брешешь, назло мне брешешь!
        Впервые он видел ее такой разозленной, но от этого она не перестала ему нравиться.
        -Противный горбун, нету у тебя счастья и ты хочешь у других его отнять, сгинь нечистый!
        И девушка вырвала свою руку, побежала взметнув косами. Как оглушенный стоял Ерофей, с детства привыкший к пинкам и ругательствам, но больнее когда они достаются от любимых. Это он то хочет отнять у нее счастье? Скорее отдаст свою жизнь за нее. Сейчас она разбила сосуд в котором было что-то важное, и его нельзя склеить. Но у Ерофея осталась его работа и он конечно после этого вложит в нее все что у него осталось: исстрадавшую душу, а когда Антон натешится Агриппиной... Мастер зажал уши ладонями как будто кто-то невидимый нашептывал ему, что сделает плотник с девушкой. Под смуглой кожей заходили желваки. Ерофей отнял руки от ушей и поспешил от того лобного места, где ему сильно досталось.
        Господа уехали кататься и выдалось время когда слуги делали, что хотели, предоставленные самим себе. У крестьян находились дела, но они делали их кое-как. Только ключница зорко следила за подвластными ей девками и не давала им лентяйничать. Во дворе к полудню конюх сменил подстилку у лошадей и оставил кучку на дороге, разговорившись с приятелем. Дед Анисим вышел на солнце плести корзины, Ерофей избегал его. Он вернулся к себе во флигель, где была его мастерская. В груди он словно чувствовал дыру и хотел занять руки работой и голову другими мыслями. Его мастерская имела форму параллелепипеда с окнами на фасаде, ни чем не завешенными. Некрашеный пол скрипел под ногами и давно не подметался от мелких стружек и глины, превратившейся в пыль. На полках прибитых к стене стояли незаконченные и законченные мелкие поделки: ложки, свистульки, чашки, шкатулки. В углу стоял гончарный круг, а в корзине глины кусок. Короткая лавка имела затертый вид со следами острых предметов. На столе с такими же выемками стояла плошка с застывшей свечой, кусок дерева из чурбачка уже выструганного, но еще непонятно для чего. Хотя уже появлялась округлая форма и еле уловимые черты человеческого лица.
        Ерофей сел за стол не смахивая стружек, опустив на них локти и дотронулся до дерева словно до живого существа. Он чувствовал материал с которым работал, а из дерева трудно сделать человеческую настоящую фигуру, это не глина. Но почему-то именно из дерева решил Ерофей сделать самую трудную деталь. Однако сегодня несчастный мастер почувствовал, что не сможет работать. Что-то или кто-то мешал ему, словно подталкивая под локоть, и при этом можно было неверным движением неправильно сколоть. Тогда с сумрачным лицом Ерофей встал с лавки и пошел к своей лежанке: кровати которую сам сделал. Тюфяк худо наполненный сеном заменял ему матрац. Парень лег на него подложив ладонь под голову. Ему казалось, что он не уснет, но вопреки ожиданию сон смежил веки, и поначалу разгладил черты, прогоняя сумрак неудачного дня. Сколько проспал он не знал, но услышал такой родной голос, что затрепетал от радости, но почему-то не открыл глаза и даже не пошевелился. Ему стало весело притворяться как в детстве...
        -Я не хочу его будить, - говорил голос с нежностью матери, - ему и так трудно хроменькому ходить.
        -Ему надо ходить, чтобы не разучиться, - возразил мужской то же знакомый и против него не было злобы у спящего, наоборот, он чувствовал в нем старшего брата, - иначе у мальчишки ссохнутся ноги.
        -Что ты такое говоришь Егорка, - испугалась заменившая мальчику мать.
        -Ты Настя много стараешься сделать за него, оберегая, я понимаю, что ты любишь брата, но ему самому надо бороться в жизни и встать на ноги. Что горб, главное показать другим свою силу, а она живет в сильном теле. Не мешай Ерошке расти мужчиной. Не оберегай его как саженец по весне.
        "-Но я мужчина," - хотел сказать притворившийся, но не стал.
        -Боярыня приказала ему сходить за дровами в лес, пусть идет сам, - непреклонно сказал Егор.
        И Ерофей подумал, что если открыть глаза то он увидит освещенную лучиной уютную комнатку с печью из которой вкусно пахло щами. Подметенную и убранную, с резными лавками, кованным сундуком который сделал отец. Потолка над головой не было, но внутренний каркас крыши покрыт соломой. За бычьим пузырем на окнах стояла зима, а в горнице было тепло и уютно и не хотелось тащиться в лес, чтобы везти дрова для барского дома.
        "-Не пойду, зачем мне это нада" - думал про себя Ерошка.
        -Нынче приезжает молодая барыня, у тебя и так будет много работы, - продолжил Егор, - а пойдешь в лес, тебя схватят и накажут как за самовольное отлучение или того хуже, припишут побег...
        -Я пойду! - вскочил Ерошка испугавшись за сестру.
        Так она смотрела на него в последний раз. Сестра Настя, красавица и умница. Лицо у нее было в форме сердечка, щечки округлые и румяные, остренький подбородок, полные алые губы не свеклой намазанные, не слишком высокий лоб. Русая коса гордость Насти, длинная, толщиной с кулак. Никакие ленты не могли сдержать ее. Ерошка выстругал две изогнутые гребенки из дерева и соединил их концами, получилось что-то зубастое, но оно держало неплохо. Взгляд изумрудных глаз проникал в душу, их свет смягчил бы и зверя, большие слегка на выкате как две изумрудные рыбки, нет, как два изумруда, но теплые, родные. Ерофей почувствовал в груди тепло при виде сестры. Настя с состраданием сдвинула свои соболиные брови.
        -Придется идти тебе, - наконец согласилась она.
        Ему захотелось коснутся ее бровей и теплой родной щеки. Он поднял руку, но оказалось, что промахнулся. Настя молча встала с сундука.
        "-Куда ты, не уходи" - хотел сказать Ерофей.
        Но она подошла к двери и открыла ее. Тут же зимний холод с ветром и снегом оказался в комнате и стало так холодно и тоскливо, что спящий проснулся.
        В его флигеле кто-то был, он почувствовал это. Медленно отбросил кафтан и сел на кровати. Дед Анисим стоял около порога опираясь на посошок, перед этим оглядев комнату, теперь смотрел на ее хозяина. Тот показно зевнул и потер затылок.
        -Тебе чего тут нада дед?
        -Внучку потерял, - прямо ответил Анисим, - Ты не видел ее случаем?
        Холод вернулся в грудь, закровоточила рана.
        -Ты не там ищешь, - грубо сказал Ерофей, - если думаешь, что она ко мне придет, то у тебя туго со зрением.
        Анисим еще внимательнее посмотрел на него. Озлившись, что его разбирают по косточкам сегодня все, кому хочется, горбун вскочил с кровати, подошел к кадке с водой у стены и зачерпнув ковшом отпил немного, а остальное вылил себе на голову. Повернувшись к деду в помятом и мокром виде он зло бросил.
        -Поищи свою внучку подле Антошки!
        -Этого я и боюсь, - спокойно ответил Анисим, - легка она к соблазнам, я виноват, передержал девку, а этот похабник...
        -Нечего мне рассказывать, что я знаю, иди отсюда.
        -Я бы пошел да хожу плохо, а его нигде не видно.
        -Ты хочешь, чтобы я нашел его? - с потемневшим лицом сделал к деду шаг Ерофей.
        -Не сердись Ерошка, будет и твоя дорожка, - успокаивающе с мудростью своих лет сказал Анисим, - любишь мою внучку, знаю.
        -Слушай дед...
        -А ты не опускай рук-то, вона чего понаделал, - обвел рукой Анисим полки, - а перед девкой отступаешь.
        -Она его любит, сама мне сказала.
        -Нет, - твердо заявил дед, - по летам она старовата уже, но душой, что дитя малое, чистая у ее душа, глаза только не туда смотрят.
        -Что же я сделаю, - уже с робкой надеждой сказал Ерофей.
        -Антошка бабник, ему с глаз долой из сердца вон, а ты понастырнее будь. Где с калачиком, где с безделушкой подступись, поласковее, не все сиди в своей норе, пора и за настоящее дело браться, а это все, хоть и красиво, а в жизни не пригодится. Помни, что девка что кобыла, кто овса даст тот и хозяин.
        -Уйди дед, со своими советами, - на удивление старика рассердился горбун, - ты хочешь чтобы я соблазнил твою внучку?
        В вопросе была явная насмешка над собой.
        -Не боюсь я этого, - старец прямо посмотрел ему в глаза, - и твоя душа чистая, а когда такие души соединяются Господь радуется. Ты только покажи ей дорогу, она и пойдет за тобой.
        -Правда дед?
        -Правда, милок, верь мне, я не такое видел за свою жизнь. И ты душу излечишь и Агриппина будет счастлива.
        Ерофею захотелось пасть на колени и просить благословения, но что-то остановило его. Бесцветные глаза старца, пергаментная кожа, белая борода и волосы придавали его виду столько доброты и умудренности, что не верить ему было кощунством. Ерофея словно из теплого бросало в холодное, но теперь он распрямился как мог, взял кафтан и вышел из флигеля. Анисим перекрестил его на дорогу во след и стуча палкой вышел из мастерской.
        На дворе уже стемнело. Легкий ветерок после дневного зноя дыхнул в лицо. На конюшне зажгли факелы - хозяйская коляска еще не вернулась от гостей. Верно барин пребывает в счастливом жениховстве и не может расстаться с невестой. Но в доме зажигали свечи, убирали столы и ждали хозяина. Ключница Анисья приказала, как только приедет молодой барин, нести ему его любимый квас. Эти хлопоты проплыли мимо Ерофея, он направился к железным воротам, зная где искать Антона и Агриппину. Он ведь слышал как плотник назначил ей встречу в лесу на той поляне, куда бегают девки с парнями в свободные минутки. Ерофея трясло от нетерпения, что если он не успеет...Он прибавил шаг сильно хромая. К счастью у ворот никого не было, чтобы поскалиться на его счет. Ерофей открыл калитку сбоку, пройдя мимо хмеля обвившего забор и вышел на дорогу, лентой убегающую вдаль по холмам и пригоркам, прячущуюся между рощицами. Это дорога выходила на почтовый тракт. За дорогой перед воротами начиналась поляна которая спускалась к реке, где обычно пасли гусей. Река была не глубока, по колено, ну а берега чуть выше, поросшие кустарником и крапивой, где могло скрыться целое стадо у нерадивого пастуха. На спуске около моста виднелись отпечатки копыт, здесь спускались к воде коровы. Мост представлял собой целое дерево с обрубленными ветками. Крестьяне ко всему приспособлялись, а барин не иначе как верхом не переправлялся на тот берег. Собирать ягоды и грибы он предоставлял крестьянам, на охоту ездил в последнее время редко.
        Ерофей хромая спустился к речке, привычные очертания знакомых предметов выплывали перед ним в сумраке, потеряв свои дневные краски. На этом берегу, у клена, стоял Андрейка, словно кого-то поджидая. Сначала Ерофей его не заметил, занятый спуском и чувствуя покалывание в уставшей, искалеченной от рождения ноге. Андрейка был младшим братом Дуньки и пас гусей. А теперь он пас кого-то другого и его присутствие здесь было неприятно горбуну. Заслышав шум, Андрей обернулся.
        -А это ты.
        -А ты кого ждешь? - не ожидая ответа Ерофей направился к дереву.
        -Сестру, - неожиданно ответил мальчишка с любопытством глядя на него.
        -Смотрел бы лучше за гусями, не досчитается дядька Филимон гусей, тебе достанется, - Ерофей вступил на дерево ловко лавируя между не срубленными ветками.
        -А ты куда? - вдогонку прокричал Андрейка, - на полянку, кто же ждет тебя горбун?
        -Любопытный нос в дерево врос, пришел дровосек и половинку отсек, и стал наш Андрейка белесый еще и курносый, - ответил ему Ерофей с середины дерева.
        -Не торопись горбун, место занято, - мальчишка с азартом последовал за ним, - держи свой горб прямее, а то в реку свалишься.
        Проклиная свой язык, Ерофей молча спустился на землю, перейдя мост, понимая, что гнать насмешника бесполезно. По тропинке он пошел к лесу.
        -Горбатый да еще и глухой, - зло бросил мальчишка не подходя близко, - Я тебе сказал, что место занято.
        Ерофей молчал, но внутри у него все вздыбилось от картины, которую он себе представил. Там на поляне Антон и Агриппина вместе... одни... она уступает. Горячо словно каленым железом прижгло внутренности, сердце упало, а потом забилось, проклятая нога начала оступаться. Зачем спешить... зачем идти когда ему опять достанутся только насмешки и боль. Но он шел вперед и Андрейка следовал на расстоянии позади. Стало темнее. Они вошли под полог леса. Хромой молча нес свою боль. Андрейка тоже молчал, на удивление ловкий подразнить. В воздухе запахло той свежестью зелени, что радует и очищает. Белели стволы березок, между липами притаился куст рябины. Одинокие ели проплыли мимо, выделяясь своими иголками, словно потерялись в березовом лесу. А лес молчал не оглашаясь пением птиц, да где нибудь качнулись длинные былинки трав от легкого ветра. Показалась прогалина. Но тут не выходя на открытое место, под деревом, Ерофей увидел их. Антон прижал к стволу девушку и целовал в раскрытую на груди рубаху. Она откинула голову и ее лицо приподнялось кверху, белея как кусок не исписанной бумаги.
        -Антонушка... постой... я хотела...
        -Все вы одного хотите, - так же задыхаясь выговаривал повеса не поднимая головы от заманчивого отворота рубахи.
        Ерофей остановился переводя дыхание. Эта картина опалила его душу и возбудила кровь, но дышать стало легче, потому что с Антоном была не Агриппина. С дарованной им милостью - не мешать, Ерофей осторожно оставил влюбленных, развернувшись назад и тут словно заметил Андрейку.
        -Ты чего тут, за сестрой следишь?
        -Я...нет, знал куда она ушла, она мне пригрозила уши надрать, если я за ней пойду.
        -Ну, давай, я что ли это сделаю, - со смешком сделал движение в его сторону Ерофей.
        -Еще чего? - фыркнул мальчишка, - Дам я тебе свои уши, - нагнулся и стала шарить по земле, ища чем бы защититься, если горбун и правда решит это сделать.
        -Ладно, держи их при себе. Надо ли тебе повторить наказ сестры?
        -Я уже большой, чтобы держать язык за зубами, - выпрямился Андрейка.
        -Верю.
        Обратно они шли вместе, как друзья, почти, связанные тайной.
        Только подходя к мосту Ерофей увидел, что по нему идет женщина. Он встал у самого начала ее дороги ожидая когда она спустится с дерева и узнал в ней Агриппину.
        Она тоже узнала его, и вздрогнув, ухватилась за ветку, чтобы не упасть.
        -Куда собралась Ромашка? - на вид спокойно спросил мастер.
        Так он называл ее за льняные волосы и лицо цвета слоновой кости.
        -Девушки не ходят по лесам ночью одни. Если ты за ягодами так обожди до завтра, я пойду с тобой, провожу, не то здесь волк бродит...
        -Мне не нужна твоя помощь, дай пройти! - рассердилась Агриппина.
        Она решилась наконец пойти на свидание, но поздно, а тут еще горбун.
        -Дай пройти, - холодно повторила девушка стоя на дереве.
        -Не делай этого...
        -Пошел прочь!
        Он уловил в ее голосе нотки отчаяния.
        -Ромашка, я не дам тебя растоптать, я обещал твоему деду...
        -Он просил тебя?
        -Почти благословил нас...
        -Врешь!
        -Нет. Послушай меня наконец, я не пущу тебя не потому, что ревную, а потому, что желаю тебе добра.
        -Нашелся доброжелатель, сначала о себе подумай. Я выцарапаю твое поганое лицо и вырву горб, если не пропустишь! - пригрозила она словно лесная кошка перед прыжком.
        -Я знаю ты не такая, - гнул горбун свое, - Антон тебе не пара.
        -Ты что ли пара!
        -Агриппина, я не хочу, чтобы ты это видела, - наконец признался Ерофей.
        -А я тебя не хочу видеть, - проклятый, - она вцепилась ему в волосы стоя выше него.
        Ерофей не сделал попытки защититься. Девушка в ярости дернула его за волосы и потеряв равновесие полетела в реку. Острая боль отдалась в голове Ерофея, он дернулся когда Агриппина чуть не увлекла его за собой, но устоял. Охнув девушка почуяла холодную воду окунувшись в нее, подняв брызги.
        -Ромашка!
        Услышала она его голос полный тревоги, а в руках сжимая клок намокших русых волос. Девушка хотела вскочить, но не смогла, издала стон. Горбун спустился в реку и пошел к ней.
        -Любимая, что с тобой?
        -Не подходи, - взвыла она со страхом и болью.
        -Я не сержусь, - сказал Ерофей, подходя с намерением взять ее на руки и вынести из реки.
        -Моя нога, - сжалась Агриппина попав в лапы к "чудовищу".
        Андрейка смотрел на них с берега и хохотал.
        -Попалась русалка "царю морскому", чем не невеста!
        Ерофей поднял сжавшуюся бедняжку, старавшуюся не прижиматься к его груди и пошел туда, где было полого и легче можно выйти на берег с ношей. Он шатаясь вышел на твердую землю; штаны прилипли к ногам, в лаптях хлюпала вода и рубашка намокла из-за Агриппины.
        -Ночью купаетесь в речки, - услышали они голос.
        К ним подошел Антон, за ним шла Дунька не до конца завязав завязки на груди.
        -Что ты Антонушка, - оживилась Агриппина на руках Ерофея, - Я упала из-за него, он пускать меня к тебе не хотел.
        -Так ли это? Я ждал тебя, а ты в это время купалась с ним.
        -Нет!
        -Ай, да монашка, - подхватила Дунька, - горбуна окрутила, вона как в нее вцепился.
        -Да, сделала ты выбор, - с видимой обидой сказал плотник.
        -Нет, - не чувствуя боли в ноге Агриппина стала рваться из рук Ерофея, - Я ненавижу его, ты знаешь, не уходи!
        -На силу мил не будешь, желаю счастья, как говорят баре, - и Антон пошел прочь.
        -Ты посмотри, он шатается, - со смехом сказала ему Дунька догоняя его, - того гляди упадет и разобьет свою глиняную невесту на черепки.
        -Такое не разобьется, - зло кинул через плечо Антон, - а упадет пусть здесь и ночуют, не холодно с такой подстилкой будет.
        В глазах у Ерофея потемнело, два удаляющихся силуэта стали тенями, он почувствовал ногти Агриппины на своем плече и упал...
        Больная нога подогнулась, девушка со слезами воскликнула..
        -Не уходи, вернись, Антонушка! Вернись не оставляй меня... у-у...
        Ерофей оперся рукой о землю и посидев с минуту переводя дыхание, оттолкнувшись ладонями встал. Превозмогая боль он опустился около девушки.
        -У-У окаянный, - замахнулась она, - все из-за тебя, будь ты проклят!
        Ерофей перехватил ее руку и сильно сжал.
        -Ругай как хочешь, я уже давно проклят, но не губи свою жизнь с ним, ты же видела какой он, что не один пошел в лес найдя тебе замену, если бы ты пошла, то увидела... увидела... а сейчас бросил уйдя с Дунькой.
        -Все из-за тебя! Врешь!
        -Правда это, - вмешался Андрейка неожиданно вставая над ними.
        Он за минуту выбрался из кустов, куда спрятался при виде сестры. Мальчишка он был не плохой, жалостливый.
        -Я сам видел ее с Антошкой на поляне, мало тятька стерву эту порет, они давно по сеновалам тискаются, я раз их застал, Дунька мне пригрозила... ну если я расскажу отцу, то она выдаст меня, но мой грех с орех, а ее на санях не свезешь. Антошка мне не нравится, раз мне такой подзатыльник отвесил.
        -Так он с ней, - рот Агриппины  покривился, она сидела вытянув правую ногу, мокрый подол облепил бедра и ноги, концы кос расплелись, бледное лицо исказило страдание.
        -Они стоят друг друга.
        -Он мне врал...
        -Само собой, не впервой ему бабам врать, подлецу такому, если тятька узнает, Дуньке сидеть долго не придется.
        Агриппина закрыла лицо ладонями и расплакалась сотрясаясь плечами.
        -Ромашка, - не знал как ее утешить Ерофей, - не стоит он слез твоих, и я не знал, что он с Дунькой.
        Она плакала, а мужчины беспомощно смотрели на эти чистые слезы, которые несли облегчение. Наконец Ерофей коснулся ее руки.
        -Пойдем домой, Ромашка, скоро совсем станет темно.
        Хорошо, что он не мог разглядеть выражение ее лица. Агриппина отняла руки от лица и сказала тихо.
        -Ты иди, я останусь здесь.
        -Я не уйду без тебя, - твердо ответил Ерофей, - почему ты не хочешь вернуться?
        -Теперь я калека и ни кому не нужна, даже барину.
        В мозгу Ерофея мелькнуло, что она хочет утопиться в речке, местами она была глубока.
        -Нет, Ромашка, я тебе не дам это сделать.
        -Чего сделать? - удивилась она.
        -Мы останемся вдвоем и умрем с голода.
        -Чего вы оба мелите, - как один взрослый среди них сказал Андрейка, - хватит лежать-прохлаждаться, руки в ноги и до дому.
        -Идите, - упрямо мотнула головой Агриппина.
        -Бери ее и пошли, - сурово изрек мальчишка, - баб слушать только время терять.
        Ерофей не знал как утешить, он мог обращаться с глиной словно с живым существом, если она трескалась он "залечивал", но с человеком, с девушкой, не знал.
        -Ты мне нужна и теперь я не отступлюсь, тебе не нужно будет ходить по хозяйству, все буду делать я, а ты...
        -Буду лежать грудой в корзине, - насмешливо с горечью сказала Агриппина.
        -Нет...я сделаю тебе такие сундуки и ларцы, что позавидует любая барыня...
        -И отберет.
        -Я сделаю тебе стул, на котором ты будешь сидеть на подушках как барыня...
        Агриппина снова всхлипнула.
        Ерофей поднял ее на руки с видимым трудом, но устоял.
        -Андрейка, если увидишь, что я буду заваливаться, поддержи, - сказал он мальчишке.
        -Хорошо.
        Судорожно подхватив ношу поудобнее, Ерофей стал спускаться к речке сопровождаемый братом Дуньки. Наступая на камушки, шел бледный мастер рядом с деревом, потому что только по этому спуску мог выбраться с ношей на берег. Андрейка, перебежав по дереву как белка, встретил его на берегу и протянул руки, парень он был рослый, крепкий. Агриппину усадили на траву, следом "выполз" на берег тяжело дыша Ерофей. Взошел месяц, залив поляну серебряным светом, таинственно темнела вода за спинами, стали видны листочки кустов. Издалека виднелся забор поместья и крестьянские избы с улицей "куда кривая выведет", двор залитый тем же светом с неба. Сад располагался за хозяйским домом. По дороге в коляске ехал человек.
        -Кажись барин вернулся, - сказал Андрейка следя за коляской взглядом.
        Залаяла собака во дворе.
        -Эй, Федор открывай! - не сердито, но на высокой ноте крикнул Шабриков.
        Через несколько секунд послышался шум открываемых железных ворот и привратник кланяясь распахнул перед барином ворота.
        -Что Федор, не даю тебе спать, - весело сказал Дмитрий Алексеевич дернув поводья.
        Когда коляска въехала во двор, страж закрыл ворота и пошел спать.


                3 Глава

        Ерофей оттер со лба пот посмотрев на Агриппину. Она закрыла глаза, но он чувствовал, что следит за ним сквозь ресницы.
        У калитки Андрейка поддержал Агриппину и отцепил ее подол от железного прута вышедшего из своей ямки.
        -Иди домой, - велел Ерофей мальчишке.
        Андрейка посмотрел на него словно говоря, что это маленькое приключение ничего не изменило и наутро он будет обращаться к нему как и прежде.
        -Иди, - тот все понял, - и спасибо тебе.
        Моргнув, Андрейка бросился бежать сверкая пятками, словно боялся, что отец не откроет ему, а на утро спросит где он был. Ерофей, собрав силы пошел через двор к домику старика Анисима. Кучер, распрягающий коня барина, с любопытством посмотрел на них. Но горбун гордо выпрямившись насколько мог, прошел мимо. Не впервой ему отражать так насмешки. Домик Анисима стоял у старой карды, в молодости Анисим пас овец и лечил скотину. Толкнув низкую дверь, Ерофей нагнувшись, вошел в светлицу, задев горбом притолоку. При лучине Анисим доплетал корзину. Он поднял голову от дела.
        -Я нашел ее, - сказал Ерофей стоя посреди комнаты, оставив за собой мокрый след.
        -Ты, дедушка, вовремя прислал его, - открыв глаза с горечью сказала внучка.
        И в ее словах было столько горечи и упрека, что могли подточить камень. Но Анисим встал с табуретки с корзиной и сказал спокойно.
        -Отпусти ее, ты сам еле стоишь.
        -Она... у нее сломана нога.
        -Я упала в реку, когда он помешал мне идти к Антону, - выпалила Агриппина.
        Анисим потер переносицу, отложил корзину.
        -Ну на такую-то Антошка не позарится.
        Агриппина сжала кулачки, из под ресниц показалась слеза, отвернулась от деда.
        -Зачем ты это, - с упреком сказал горбун и направился к лежанке в углу, чтобы положить туда девушку.
        Он осторожно согнулся, мягко положив ее на тряпье лежавшее поверх соломы. Она не произнесла больше ни слова. Постояв и посмотрев на нее сверху: на бледное лицо и тени от ресниц на щеках, косы лежавшие на груди и двигавшиеся под дыханием. Ерофей вдруг качнулся и упал на колени подле лежанки.
        -Ты чего милок? - услышал он деда как из далека, - устал поди, ступай к себе.
        -А ты...посмотри ее, - выдохнул горбун.
        -Посмотрю, - Анисим подошел к нему и положил руку ему на плечо, - вставай паря, лечь тебе нада, жива твоя милка и слава Богу, больше ничего сделать не можешь, посмотрю внучку, травы какой нада приложу.
        -Доктора бы.
        -Разморило совсем, да разве доктор ездит к крестьянам, поднимайся, ступай к себе.
        -Старик больше теребил, чем помогал вставать. Наконец Ерофей поднялся и глянув в последний раз на лежавшую с закрытыми глазами Агриппину, подкашивающийся походкой вышел из избы. Как шел почти не помнил, но ему казалось, что в большом доме гуляют, пляшут, поют; им весело, а у него в груди выла и царапалась тоска-волчица. Он как пьяный ввалился к себе во флигель. Голова кружилась, в ноге сильно кололо когда он ступал по полу, усыпанному трухой, словно мхом. Не зажигая свечи, Ерофей по памяти добрался до кровати и свалился на нее замертво. Он только начал засыпать, когда почувствовал холод. "Что же это я, надо сходить за дровами" - подумал он. Главное, чтобы сестре хлопот меньше было. Ерошка любил ее, хоть порой и не слушался. Он вскочил, прыгнул в валенки, надел малахай и вышел во двор. На дворе стояла зима. Поземка стелилась по вымерзшей земле, ветер рассыпал по застрехам в углы, между бревен свою мелкую "манку", ухватывая мимоходом за человеческие носы и щеки. Мир был черно-белым, холодным и скучным. А с крыш все сметало на землю и внизу не давало покоя, словно нарочно кто-то хотел помешать людям выходить во двор из изб. Но крестьяне не боялись непогоды, не сильнее чем барина; хочешь не хочешь, а нада: есть приказ. Таким запомнился тот день Ерошке на всю жизнь, он впился в его память, как заноза в плоть, только в отличие от простой занозы это воспоминание ничем нельзя было удалить из памяти.
        У конюшни стояли запряженные сани, лошадь помахивала заиндевевшем хвостом, потрясая мокрыми комочками снега прилипшего к гриве, и белыми сосульками. Старый солдат Кузьмич садился в сани.
        -Дед Кузьма, - бросился к нему Ерошка отвлекаясь от своего дела, - ты куда собрался?
        Мужичок обернул к нему лицо с задубленной кожей изрезанной морщинами с бородой припорошенной снегом.
        -В лес за грибами, - усмехнулся Кузмич обычно все охотно разъяснявший ему и замахнулся вожжами.
        Пока Ерошка стоял, провожая его глазами, к нему ровно на лыжах подкатила толстая баба в толстом полушалке крест на крест и хлопнула парнишку по плечу.
        -Ты чего стоишь как истукан без дела!
        Ерошка аж сжался.
        -Я за дровами.
        -Чего стоишь тогда, пошли, - она ухватила его за руку и подтолкнула к поленнице под навесом.
        -Я сам, - стал упираться Ерошка.
        Когда они подошли, она стала ему накладывать на руки поленья, сердито сопя.
        -А куда это Кузьмич поехал? - спросил любопытный мальчишка, - если за дровами, то их полным-полно пока.
        -Куда-куда, на Кудыкину гору за поганками для любопытных, - огрызнулась Марковна, - Мала барыни неприятностей, ты хочешь ее заморозить?
        -Я? Что ты! - испуганно отступил Ерошка, - Я как раз дрова ей несу...а что же у барыни за неприятности такие?
        -Много будешь знать скоро состаришься, - усмехнулась толстуха.
        -Ты и сама не знаешь, просто так говоришь, чтобы все думали, что ты знаешь, - хитро вывел суждение слуга Бобровских.
        -Я-то не знаю? - попалась на крючок жирная плотва, - Я все знаю!
        -Не знаешь раз не говоришь, - Ерошке было тяжело держать дрова и он на всякий случай отступил от Марковны на случай бегства.
        -Знаю! - сердилась сплетница.
        -Не знаешь, самое интересное мимо тебя прошло, - поддразнивал он.
        -Мимо меня и муха не пролетит незамеченной!
        -Ее-то слышно, а господские тайны в тишине схороняются.
        -От меня ничего не скроешь, без меня никак не обойдешься. Это я послала деверя сваво за Максимом Евгеничем к соседям. Жалко голубку нашу Анфису Авдеевну, муженек ейный гуляет, пьет, в карты проигрывает, а она терпит горемычная, а у антихриста энтого в столице столько долгов наделано аж страсть. Он все у нее спрашивает.
        -А она? - внимательно слушал Ерошка.
        -Ясное дело не дает, все понимает. Вот приехали к батюшке, хозяину нашему, спросить совета, а сами мечутся места себе не находят. Барин Авдей Николаич не даст зятю свому на гулянки и разных баб.
        Они стояли как два заговорщика не замечая жесткого снега бьющего в лицо, словно отделяющего их от остальных.
        -Чего же они делать дальше будут? - спросил Ерошка.
        -Кто знает господ, может дьяволу ентому удастся уговорить ее дать денёг, любит она его раскрасавца сваво.
        -За гладкое лицо и модные кафтаны? - не понимал мальчишка.
        -Молод ты еще чтобы понимать, - Марковна внезапно поняла с кем разговаривает, - Иное раз баба сама не поймет за чем за него в огонь и в воду пойдет.
        -То баба, а это барыня.
        -Барыня она то же баба.
        -Ну и дура.
        Марковна поймала пустой воздух вместе с мокрым снегом и зло зыркнула из под лобья на вытянувшего у нее господские тайны.
        -Мотри еще кому не скажи, тебя выпорют как сидорову козу.
        -Ясное дело, не мне судить господ, не я вышел замуж за игрока и бабника, не у меня просят денег, - озорно сказал Ерошка и поспешил к большому дому.
        -Я тебя! - прикрикнула старуха во след зная однако, что он не сплетник, не будет болтать.
        И он это знал. С большой охапкой дров мальчишка вошел в господский дом по крыльцу, мимо белых колон вокруг которых метался снег. Ему никто не помог открыть двери и он вносил свою тяжелую ношу несколькими приемами, напустив за порог снега. Сложив дрова у галанки, Ерошка сделал большую лужу у порога и оставил мокрые следы. Дом словно вымер. Его взяло желание посмотреть чудную композицию из фарфора стоявшую в комнате молодой барыни. Авось повезет, там никого нет. И он вышел в коридор. Чувство опасности в его возрасте подстегивало не избегать ее, а идти навстречу, благо, что любопытства хватало с избытком, даже увечье не помеха. Ерофей шел по полутемному коридору крадучись, словно вор, но крал он у себя. Страх крадет минуты жизни. И хоть он храбрился, но внутри все говорило: "не ходи, будет худо." И вдруг раздался настоящий сварливый знакомый голос.
        -Ах, ты мерзкая воровка, дрянь безродная, если не вернешь, я велю выпороть тебя до смерти и выкинуть как кусок мяса собакам!
        Ерошка замер на месте в нескольких шагах от двери с натюрмортом, через которую проникал в коридор злобный голос Анфисы Авдеевны Плотниковой. Видно дверь оказалась не достаточно прикрыта. У него отдалось в затылке словно он уже получил подзатыльник.
 Крики и угрозы не впервой слышать крестьянам, но обвинение в воровстве кто сподобился получить. И что украли? По глупости своей Ерошка решил что ту фарфоровую статуэтку, что он пришел смотреть. А кому она нужна кроме него. С разочарованием он уже повернулся в обратную сторону, но тут услышал еще один голос резанувший по сердцу:
        -Не брала я ваше ожерелье, Анфиса Авдеевна, вот вам крест и винить меня в воровстве вам грешно...
        -Как ты смеешь мерзавка, такое мне говорить!..
        Услышав звук ударов, Ерошка бросился к двери и в открывшуюся щель увидел как барыня набросилась на его сестру, стала терзать ее, как коршун голубицу. Настя закрывалась от нее руками.
        -Грешно вам, я не воровка, - повторяла стоически девушка с такой укоризной, что еще больше злила барыню.
        -Отдай воровка, куда спрятала?! - требовал та, - убью, один камень в моем ожерелье стоит больше тебя!
        -Видит Бог не брала и страдаю безвинно, - убрав руки от головы посмотрела Настя на барыню своими редкими зелеными глазами.
        Плотникова отскочила от нее словно расшибла лоб об стенку, с перекошенным ртом, злыми серыми глазами и сморщенным носом как у шипящей кошки. Настя всем свои растерзанным видом говорила о своей невинности.
        -Значит не отдашь добровольно? - зашипела Анфиса Авдеевна.
        -Все что у меня есть - ваше, а чего у меня нет, того и у вас не будет.
        -Ах, ты так! - барыня бросилась к туалетному столику и достала из шкатулки ножичек с перламутровой ручкой, вернулась к Насте и свободной рукой схватила ее за косу, - прежде чем выпороть тебя, я отрежу твою косу которой ты так гордишься!
        Настя впервые сменилась в лице и упала на колени приподняв сложенные вместе ладони.
        -Барыня, матушка, пощадите сиротку, не позорьте, у меня есть жених...
        -Жених? Замуж собралась без моего соизволения!
        -Нет барыня, все только с вашего соизволения. Егорка мой только смотрит издали, да иногда полевых цветочков дарит.
        -Счастливой семейной жизни захотела, холопка, в объезд барыни. Ан нет ее, - видимо Анфису Авдеевну задело за живое, что ее крестьянка будет счастливее со своим избранником чем она со своим, - Это сначала они ласковые да любезные, а потом забывают, что женаты; играют в карты, пьют, бесчинствуют, дома не живут, - вырвалось у нее.
        -Мой Егорка не такой, нам нечего делить и не из-за чего ссорится, - не могла скрыть своего счастья Настя.
        Плотникова глянула на нее со злой насмешкой и жестокостью которая накопилась в сердце благодаря мужу.
        -Хочешь сказать холоп лучше барина? - с обманчивой ласковостью нагнулась она к девушке держа косу за конец, а в другой по прежнему ножик.
        -Не могу сравнить, опыта нет, - прямо глядя в змеиные глаза ответила крестьянка, - но слава Богу, Егор лишен барских соблазнов, он честный и любит меня и возьмет без приданого...
        Другая поостереглась говорить такое, как бы стоя у колодца, куда могла ее столкнуть обиженная, но Настя всегда говорила правду -  за это ее считали немного придурковатой.
        -Значит ты счастлива? - опять обманчиво милостивым тоном спросила барыня.
        -Бог милостив, а мы все ходим под Богом.
        -И надеешься дальше так жить?
        -На все воля Господа.
        -И это он, по твоему, лишил меня семейного счастья, а тебе дал?
        Настя промолчала.
        -Говори, смелей, я хочу знать правду.
        -Да. Наше крестьянское счастье в крепких руках да на выносливых спинах, а у бар в деньгах, да и тут не все счастливы бывают. Это заслужить надо.
        -И как по твоему заслужить счастье?
        -Я не ученая, барыня, и правильно сказать не смогу.
        -Но хоть как скажи.
        -Надо трудиться и не роптать.
        -И мне впрячься в плуг с вами и давать мужу деньги на любовниц?
        -Не мне давать вам советы, спросите у батюшки своего.
        -Смело и прямо. Эта смелость от не учености? Ты моя милая, слишком осмелела, моя мать вас распустила пока меня не было, но я займусь этим. Говоришь о труде и Боге, а сама нарушаешь заповедь, не боишься?
        -Я все сказала, мне нечего бояться, я ничего у вас не брала.
        -Она все сказала. Всегда есть чего бояться и я тебе это покажу, правдивая ты моя. Чего нет у барыни, не должно быть и у крестьянки.
        Анфиса Авдеевна подняла ножичек и... Настя бросилась защищать свое сокровище потянув свою косу к себе. От резкого движения лезвие ножа скользнуло не по волосам, а по руке. Ерошка в страхе за сестру решил что ее зарезали, и широко открыв дверь перепрыгнул порог.
        -Не трогайте ее, она же сказала, что не брала!..
        Он выпрыгнул как чертик из табакерки и встал перед помещицей закрыв собой стоящую на коленях сестру, раскинув руки.
        -Не трогайте, она ни в чем не виновата!
        -Это что такое? - удивилась Плотникова, но узнала его, - а, это горбун. Что ты тут делаешь, как посмел мне мешать наказывать.
        -Не берите греха на душу, не наказывайте невинную, я знаю сестру, она и ягодки из вашего сада не возьмет!
        -Ангел в добродетелях да и только, велишь извинение ей принести, - нарочито смиренно произнесла барыня.
        -Просто отпустите ее, - сказал Ерошка.
        -Вот благодарствую, разрешили дело, - ерничала Плотникова уж не зная как выразить гнев, но на глазах изменяя выражение лица: маску смирения на гневную, - а теперь пошел проч, горбун, занимайся своими делами.
        Ерошка поднял сестру с колен и хотел увести, но барыня не дала, она позвонила в колокольчик и явились здоровенный Митька и долговязый Ванька.
        -Ну-ка, всыпьте этому горбуну десять плетей, а эту воровку посадите в холодную и не кормить, пока не сознается, где спрятала украденное ожерелье.
        -В холодную, зимой? - воскликнул Ерошка в страхе за сестру.
        -Не убивайте его, он маленький и больной, он не выдержит десять плетей! - взвыла Настя боясь за брата.
        -Прочь, прочь, уведите их! - махнула рукой Анфиса Авдеевна, - С глаз моих!
        Митька схватил Ерошку, а Ванька потащил Настю к двери, как корову на поводе.
        -Нет! - отбивался Ерошка, - Пусти, Настя, я выпущу тебя!..
        -Как бы не так, - сказал Митька перекинув его через плечо, - этого не велено.
        -Прощай Ерофеюшка! - на прощанье крикнула Настя.
        -Нет, я спасу тебя!
        -Спаси себя сам, - насмешливо сказал великан, - если сможешь.
        Что кричал, как бесполезно отбивался, он плохо помнил, чувство бешеного отчаяния поглотило его. Холодный ветер чуть остудил, но немощь тела давила не хуже веревок связывающих руки за спиной. Ерофей лежал в сарае ожидая наказания. Он слышал стук копыт во дворе, скрип саней.
        -Барин вернулся, Максим Евгенич вернулся! - раздавались голоса с преувеличенной радостью.
        -Барыня обрадуется.
        -Да уж, радости хватит до краев.
        -Он пьян что ли, - судачили крестьяне.
        -А то как же.
        -Из-за стола верно.
        -Из пастели.
        -Ох, ты Господи, - это говорила женщина, - уж не с Евдокией ли Никитишной?
        -С ней самой, манерничала, отбивалась для вида, а потом закрутило, - авторитетно поделился секретами господина денщик.
        -Шкондаль верно будет.
        -Будет да с него не убудет, все ему простят.
        -Как же это простить?
        -Любовь еще и не то прощает.
        -Много ты знаешь, кобыла старая.
        -Бедная наша барыня сколько через него терпит.
        -Терпит то терпит, да на нас зло срывает.
        -И то верно.
        Ерофей лежа ничком начал мерзнуть, он слышал разговор Марковны и Кузьмича привезшего молодого барина домой.
        -Так ей и нада, ведьме! - почти громко сказал Ерошка, - Еще бы он бить ее стал.
        -Кто кого бить стал? - услышал он голос вернувшегося Митьки.
        -По мою душу пришел, палач, - равнодушно - стоически встретил его мальчишка.
        Верзила только хмыкнул и принялся за дело. Ерошка сжал зубы и решил не издать ни единого звука. Но боль заставила его застонать, а потом все поплыло перед глазами и он провалился в темноту. Сколько ему всыпал Митька, он не знал, боль вернулась с сознанием, но руки были свободны. Его нес куда-то Кузьмич, а потом... он увидел посеревшее лицо Егора, его сжатые кулаки и голос который прижег его как клеймом: "-Я отомщу за нее!".
        Ерошка долго метался и горел на соломе выкрикивая : -Я спасу тебя Настя!
        Сильные руки удерживали его.
        -Будя, будя, - говорил грубый, но ласковый голос, - теперь уже куда спешить.
        После болезни у Ерошки появились боли в ноге. Кузьмич словно усыновил его.
        Еще сквозь бред больной услышал: "-Скончалась горемычная, жаль красавицу." "-А что с ним?" "-Выхожу, сиротку"
        -Дядя Кузьма, кто скончался? - стал спрашивать Ерофей не допуская самого страшного.
        Крестьянин словно понимал, что тяжелая новость усугубит болезнь и отмалчивался. Но однажды, когда после горячки Ерошка спал нормальным сном, Кузьма разговаривал с Марковной.
        -Нужен тебе этот волчонок колченогий, - говорила сплетница, - Какая от него польза, искусает больше, да и барыня была бы рада, чтобы мальчишка помер.
        -Не хорошая ты баба, Марковна, доведет тебя твой язык до ада, и черт схватит за него и утащит к себе в преисподнюю.
        Та перекрестилась, но не ушла.
        -И вы мужики не прочь посплетничать.
        -Нам крестьянам нет времени, а баре другое дело... не мое это дело, начнешь говорить и лишнего сболтнешь.
        -Болтать не воровать. Настеньку, царство ей небесное, барыня обвинила в краже дорогой вещи, та стала отворачиваться, строить из себя агнца, да так правдиво, что барыня почти ей поверила, но вмешался этот горбун, - Марковна махнула рукой на спящего Ерофея, - А наша барыня молодая скора на расправу и Максиму Евгеничу досталось под горячую руку. Когда вернулся он от соседей барыня закатила ему скандал. Досталось ему за любовницу и за потраченные деньги, векселя, все вспомнилось...и ожерелье. Да, я знаю, я слышала своими ушами, стояла под дверью, как она обвиняла в кража своего мужа...
        -Ему то за чем женские безделицы, - усмехнулся Кузьмич.
        -Да не бусы это, старый ты пень, они из дорогих камней сделаны, за них можно много получить денег, а Максим Евгенич всегда нуждается в деньгах. Барыня зная это обвинила его, но он испугался и указал на горничную Настю...
        -Вот гад!
        -Максим Евгенич знал, что его любят, а раз не он взял ожерелье, то тем более простят за остальные грехи.
        -И барыня поверила?
        -К ней в комнату входили только муж и Настька, а раз не он, то она...
        -Неправда! - внезапно вскочил спящий Ерошка, - Врешь, ведьма, я тебя!..
        Марковна вскочила с неожиданной прытью для своего веса и встала подальше от Ерофея.
        -Не спит варнак, все слышал.
        -Врешь ты все, не брала Настя чертова ожерелья, не воровка она, ее нада освободить!
        -Эка очнулся, да она как две недели свободна.
        -Правда? - не поверил мальчишка.
        -Истинная.
        -Марковна... - попытался остановить ее Кузьмич.
        -Пусть знает, все равно потом узнает, не девица же он, чтобы помереть от горя.
        -Не сейчас.
        -Что с сестрой?! - закричал Ерофей, - Говорите, я должен знать, не мучьте хоть вы!
        -Скончалась она в холодной от холода и голода, потому, что не сказала где спрятала...
        -Брешешь, - опять загорелся злостью Ерошка и бросился было на Марковну.
        Но Кузьмич схватил его, грозно крикнув сплетнице, чтобы убиралась с глаз долой.
        -Все лжецы и негодяи! - бушевал больной, - губители и подлецы, я пойду к сестре...
        -Не торопись, милок, - Кузьмич прижал его к себе и стал успокаивать как маленького, - все там будет, Настя отмучилась раньше.
        -Правда?
        -Да.
        -Ты думаешь она счастливее там, чем здесь была?
        -Да.
        -И ты врешь! Все плохие, ненавижу!
        -Не говори так, сынок, разные люди есть.
        -Нет, все на одну колодку, сорняки бестолковые!
        -А ты вырасти и будь полезным, сделай так, чтобы те, кто не знал Настю, узнали о ней.
        -Это как?
        -Сам подумай.
        Неграмотный крестьянин по мере сил старался отвлечь сироту от горя. И у него получилось. Когда Ерофей поднялся с пастели, он стал делать разные поделки из глины и дерева. Мальчишка был одинок, но Кузьмичу оставил местечко в своем сердце. Хозяева решили, что от горбуна не будет пользы и продали чудаку Шабрикову. К тому времени дела у Бобриковых сильно пошатнулись. Родители Анфисы Авдеевны скончались, а муж выкачивал деньги, как природные ископаемые из земли. Сама Анфиса Авдеевна долго болела после неудачных родов и всеми силами хотела удержать мужа рядом. Может это кара за невинно убиенную? Так вначале думал Ерофей, но потом его мысли заняли другие, чувства, образы. Кузьмич оказался прав. Ерофей узнал разных людей и прошлое превратилось для него в страшный сон. И хоть боль от утраты приходила к Ерофею, и во снах воспоминания были такими яркими и мучительными, что он готов был кричать от тяжелой потери, но жить ему было интересно. Он помнил Настю и совет Кузьмича. Он уже начал его исполнять.



                4 глава.

        Ухаживания Дмитрия Алексеевича на правах жениха шли полным ходом и подходили проторенной многими до него тропами к венчанию. Он устраивал катания и пикники, а один раз охоту для Ивана Никифоровича, словно всеми способами добивался согласия отца невесты, а не уже был счастливым избранником. Шабриков хотел подарить Аглае мир не вникая в его устройство. Подарки дарят не всегда те, кто сделали их своими руками. Но какая разница если подарок подобран и выбран с большой любовью, это все равно, что сделать его самому. Рисунок амфоры для будущей тещи валялся во флигеле Ерофея, деревянная голова пряталась в ящике под кроватью от посторонних глаз, еще был дан заказ на шкатулку дивной красоты с резьбой и драгоценными камнями по бокам. Другой бы мастер ворчал что не успеет, но Ерофей молча делал работу находя время навещать Агриппину у которой были растянуты поджилки, как сказал дед Анисим. Она не будет калекой, ее счастье, но услышав это девушка только тяжело вздохнула. Когда приходил Ерофей, она отворачивалась к стене.
        -Ну, заноза, вынь жало свое, - шутливо говорил дед, - освободи парня, раз он тебе не нужен.
        Но она сердито отмалчивалась.
        -Не хочет, значит нужен, - подмигивал Анисим.
        Ерофей приходил с пустыми руками, что мог крепостной холоп подарить, такой же подневольной как он сам, девушке.
        Один раз он нашел Агриппину рыдающей.
        -Агриппинушка, - бросился к ней.
        Та подняла голову вытирая слезы рукавом рубашки.
        Он знал почему она плачет. Антон и Дунька стали жить вместе. Дунька прибегала сама похвастаться.
        -Не плач, не стоит он того.
        Агриппина посмотрела на него. Она видела горб который никуда не делся, но ближе было лицо и глаза через которые он хотел чтобы оно увидела его душу. Красивое лицо если не такое как у Антона, то приятное и близкое. В страдании люди сближаются, если они не полные свиньи. Агриппина, как было сказано, была девушкой чувствительной, еще не успевшей погрязнуть в быту. Ерофей, с детства вынужденный избегать людей ввиду их отношения к нему, больше познал себя чем любой из его насмешников. Дмитрий Алексеевич чаще разговаривал с ним, и язык его был понятен и стал ближе талантливому крепостному, чем тот, на котором разговаривали с ним его собратья крестьяне. А вместе с тем он перенял от барина кое-что из манер. Ерофей говорил "культурно" и чувства его оставались девственными потому, что их никто не захотел коснуться еще. Агриппина услышала и увидела, что-то новое в нем.
        -Ты потерял дорогого человека, - сказала она однажды, - расскажи.
        Человек всегда находит в чужом горе утешение для себя, сочувствуя или делает вид, что сочувствует. Ерофей не понял, что она готова раскрыться ему навстречу, он лишь увидел любопытство и ревниво сохранил свое прошлое.
        -Да, Настя была хорошим человеком, только когда ее не стало, я понял как любил ее, - сказал мастер.
        Агриппина поджала нижнюю губу, как в обиде.
        -Расскажи.
        -Как нибудь потом, когда ты сможешь спокойно говорить об Антоне.
        Девушка оттолкнула его руку.
        -Может и не дождешься этого.
        -Клин клином вышибают, Ромашка, плотниковы клинья я вышибу. И если он попытаеться к тебе подступится... - глаза горбуна засверкали такой решимостью покончить с соперником, что лицо его преобразилось и стало почти прекрасным, - Я попрошу барина отдать тебя мне и во дворе накроют такие столы, что все будут тебе завидовать, но Антошку с Дунькой мы не пригласим на праздник. Барин балует меня и жить мы будет хорошо, у нас будет своя изба, а в горнице я все сделаю своими руками для своей Ромашке, на загляденье любой хозяйке. Может даже Дмитрий Алексеевич возьмет меня с собой в путешествие, я увижу столицу и Грецию...
        Агриппина заслушалась как сказку, в ее воображении рисовалась изба, сундуки, прялка, рундуки, но «греция»... куда ее положить?
        -А что такое «греция»? - спросила она.
        -Страна где море, скалы, растут оливы из которых делают масло; пьют его, едят, мажутся им, где с давних времен стоят дома с колоннами и где турки управляют своими саблями.
        -Басурмане, - с испугом сказала Агриппина, - зачем же туда ехать?
        -Не бойся за меня, - улыбнулся Ерофей, - мы не воевать поедем, я вернусь к тебе, - он говорил словно уже пришло время прощаться.
        Агриппина вместо журавля в небе получила соловья. Свободное сердце нуждалось в другом, и женская натура жаждала принять заботы о несчастном друге. Антон в ней не нуждался, а Ерофей оказался не таким страшным. Неприязнь стала превращаться в жалость, а это было опасно. Ерофей взял ее руку и приложился к ней губами, как делал это барин. Агриппина все дивилась.
        -Я сделаю для тебя все, Ромашка, только согласись.
        -Сначала спроси у барина, - покраснела девушка.
        -Он согласится, но сначала я должен выполнить заказы.
        -Вот и делай, а я так и быть подожду.
        Ерофей почувствовал, что у него голова кружится около нее и не в силах более находиться рядом с ней, мастер ретировался и следующие дни выложил свою страсть и радость в работу. Шабриков доверил ему на выбор для отделки шкатулки несколько мелких изумрудов и рубинов, что лучше подойдет, и чтобы мастер сам придумал узор - такая была вера в искусство у барина. Глядя на изумруды Ерофей становился задумчивым, он выбрал рубины, но изумруды хозяину пока не вернул.
        Сватовство и тот лихорадочный период подходили к концу. Едва ли не самая счастливая пора многих пар, самый обманчивый период радужных надежд на будущее, которые за частую и в половину не сбываются. Накануне красного дня Дмитрий Алексеевич обходил свою вотчину более наслаждаясь просто прогулкой, вдыхая последние глотки вольной жизни холостого человека и любуясь как художник пейзажем. Таков уж он был.
        После дневного зноя отдыхали от жары земля, трава, кусты и деревья, блаженно вздыхали неслышно человеку. Поникшие сочно-зеленые листья копили влагу на следующий день, чтобы простирая свои ветки к безжалостному солнцу просить у неба дождя. Двор под сенью крыш собрал в себе всевозможные тени и запахи и замер под светом далеких звезд. Шабриков шел по тропинке сада с розой в руках; он остался доволен садом приготовляя его для Аглаи, как райские кущи для приятного время провождения и далее. И розы для Аглаи, это ее любимый цветок.
        В ветвях давно отцветшей сирени вспорхнула ночная птица, тропинка окаймленная длинной травой вела от беседки с куполообразной крышей до калитки. Не английский газон и не Версальский парк - полу-заброшенный средне-российский сад. Но тем он был и мил хозяину: в нем не было ничего искусственного, бросающегося в глаза, что не вписывалось бы в этот ландшафт. А как известно природа самый лучший зодчий. Шабриков любил все русское, но не был ярым славянофилом. Он хотел прожить жизнь в покое у себя в деревне, любуясь чистотой рек, стоя на берегу, наблюдая как крестьяне ловят рыбу, нежась в тени деревьев, обводя взглядом луга и рощицы. Есть места и красивее, чуднее, но нет милее озер и рощь Родины. Даже заросшая бурьяном пустошь больше радует глаз, чем приглаженная лужайка перед домом в викторианском стиле. Дмитрий Алексеевич был не очень рачительным хозяином, но следил за хозяйством с некоторым знанием дела. Теперь в дом должна приехать молодая хозяйка. Аглая в этой роли представлялась ему нежным, ласковым котенком. И хорошая наставница будет ей ключница Анисья; научит как солить грибы, какие нравились ему, и варить варенья. Конечно они поедут в Петербург, где ему будет радостно, похвалится такой женой... Дмитрий Алексеевич совсем забыл, что обещал ей путешествие, но это от того, что был полон грез о совместном свитии гнездышка. В этом гнездышке выросло несколько поколений Шабриковых и будут еще. Занятый этими мыслями продолжатель рода своего под звездным ковром ступая по земле покинул сад.
        Он в гостиной, упоенный счастьем, придавался созерцаю ослепительной невесты, играющей какой-то вальс... Аглая заметила его взгляд и, казалось, смутилась.
        -Дмитрий Алексеевич, - начала она, - я знаю, вы любите меня, я верю в вас, но боюсь...
        -Кого, неужели меня? - что-то неприятно кольнуло его в предверии этого разговора.
        -Нет, времени которое безжалостно, особенно к нам женщинам.
        -Что за мысли для счастливой невесты.
        -Вы удивлены, что я думаю о нашем будущем?
        -Аглая, да я жду не дождусь того момента когда открою перед вами дверь в нашу новую жизнь, и я вижу что оно будет прекрасно!
        Девушка улыбнулась сложив руки на коленях и наклонившись корпусом чуть вниз.
        -Вы провидец?
        -Я сам делаю свою жизнь какой захочу.
        -Но многое зависит от общества!
        -И общество я создаю здесь какое захочу.
        -Какое общество в деревне среди крестьян!
        -Разве не догадываетесь, - он пододвинул свой стул еще ближе.
        -Дмитрий Алексеевич, - она строго остановила его, - будемте говорить серьезно, мы провинциалы нуждаемся в хорошем обществе.
        -В каком же? Скажите в каком, и я устрою вам его.
        -Вы даете слово?
        -Да.
        -Конечно самое близкое и родное общество будет для меня ваше, но я хотела бы иметь знакомыми знаменитых людей.
        -Это кого же?
        -Например художников и поэтов, настоящих, а не самородков которые нуждаются в шлифовке.
        Шабриков внимательно посмотрел на нее.
        -Зачем вам это?
        -Ах, Боже мой, я мечтаю с детства поговорить с поэтом с недосягаемого Парнаса, увидеть как пишутся картины с натуры, а не мазня, что вешает на стены маман...
        -Если хотите мы закажем ваш портрет настоящему художнику.
        Аглая досадливо повела плечами.
        -Вы не поняли, я хочу завести салон.
        -Какой салон?
        -Аглая, - вошла в залу Мария Федоровна, - обед готов, пора к столу, что это с вами Дмитрий Алексеевич, у вас такое лицо, словно вас обманули.
        Аглая испуганно посмотрела на жениха.
        -Забудьте, что я вам сказала.
        -О чем она говорила? - тут же спросила Мария Федоровна.
        -О том, что хочет завести салон, - рассеянно ответил Шабриков.
        -Какой салон? - удивилась и мать.
        -Вот и я хотел бы знать какой, - вздохнул жених.
        -Ах, Дмитрий Алексеевич, не будьте нудным, вы сами взращиваете таланты, а я хочу погреться в лучах другой славы.
        -Вот о чем вы, но для этого надо переехать в Петербург, завести связи.
        -А вы этого сделать не сможете? - Аглая так нежно-просительно посмотрела на него взяв его руку.
        -Заведи здесь свой салон и приглашай соседей, - сказала Светлова-мать.
        -В деревне это не возможно, - с капризной ноткой вырвалось у Аглаи, - я не хочу проводить свои лучшие годы в захолустье!
        -Аглая, чего тебе еще не хватает.
        -Мой будущий муж должен обладает талантом разглядеть человека и определить его стезю, это редкий дар, его нельзя закапывать в деревне, а в Петербурге можно сделать такую карьеру!
        Обе дамы выжидающе посмотрели на Шабрикова. И ему стало неудобно, что он не достиг ничего. Аглая поняла, что давить не нужно и за столом была так любезна, нежна, обходительно, что добилась своего. Он сказал ей тихо:
        -Все в наших руках, я сделаю что вы захотите.
        У Светловых вблизи Аглаи Шабриков задумался о Петербурге и о карьере, но объезжая свои поля думал, что в деревне ему больше нравится и блажь Аглаи скоро пройдет. Когда жена печется о карьере мужа это хорошо, но надо ли ей давать выбор? Если дать, то она может взяться за это так рьяно, не брезгуя никакими средствами; он знал наглядный пример своего друга и итог их несчастной супружеской жизни. Нет не надо позволять Аглае вести его, он будет главным в семье. В конце концов у женщин есть другие дела, и не останется времени думать о карьере, когда родятся дети. Мария Федоровна права можно и в деревне завести салон. Аглая поймет, что просторы полей лучше узких каменных улиц и величественность их не хуже площадей с обелисками и фасадами государственных зданий. А с каким шумом ездят кареты, брички по мостовым, другое дело сельская дорога... Неизвестно до чего бы додумался в восхвалении сельской природы Шабриков если бы во дворе, витая в мыслях, с розой в руках не наткнулся на известные доски под ногами и не споткнулся. Он не упал, но был вынужден прервать такие мысли из-за такого...
        -Велю убрать доски, - самому себе сказал Дмитрий Алексеевич, - лужи ведь давно нет.
        Он хотел идти к крыльцу, но увидел во флигеле свет. Загрузив Ерофея работой барин давно не заглядывал к нему узнать как идут дела из-за лихорадочной суматохи перед свадьбой. Теперь решил зайти в мастерскую мастера застать его за работой. Конечно он не ожидал увидеть мыслителя в известной позе, но подходя к двери Шабриков услышал через неприкрытую щель, голос своего самородка:
        -Как бы я хотел, чтобы ты была сейчас со мной. Кузьмич прав оказался, даже среди хозяев бывают хорошие люди. Ты знаешь Плотникову, но наш Дмитрий Алексеевич совсем другой. Она злая, недалекая баба, а он не наказывает зря, пока не разберет кто виноват. Если бы мы с самого начала принадлежали ему... Знай, что извергиня наказана другим судом, ее бросил муж, сбежав, он вытянул из нее все, что смог, а мертвым ребенком не удержать такого человека. У Максима Евгенича одна любовь - к себе. Злодейка болела после родов, аж звала священника, а муж даже не навестил ее ни разу. Пока она лежала, он веселился в Петербурге, это не сплетни, это правда. Я был бы рад, что свершилась справедливая кара, но тебя этим не вернешь. Так порадуйся хоть с небес за меня. Барин принял меня всерьез и я стал человеком. Мои поделки не безделица, как ты считала. Это искусство которое дается не всем. Пусть я горбат и некрасив, но барин назвал меня "талантом" непонятное слово, но оно означает, что я уже сказал. Таких как я ценят, кто понимает в этом толк и носится с нами как с фарфором, не дай Бог разбить. Я хотел приманить на свой талант одну девушку, как рыбку на приманку и мне это кажется удалось. Ха-ха ей некуда деваться, не из кого выбрать! Я стал говорить по другому, ты заметила? Я учусь у барина. Для чего мне это надо? А вдруг я стану большим человеком... и у меня будут крестьяне...
        Положительно этой ночью все мечтали о несбыточном. Дмитрий Алексеевич открыл дверь шире и вошел во флигель не боясь, что может иметь дело с умалишенным. Ерофей сидел за столом, а на столе стояла деревянная голова...
        Шабриков был озадачен на первых парах, вглядываясь пристальней в голову.
        -Барин! - вскочил Ерофей словно застигнутый врасплох.
        Тот подошел к столу не сводя взгляда с невиданного изделия. Это была сосна, но голова девушки получилась как живая и гладкие щеки и лоб, выпуклые губы и между ними ровные зубы. Даже между маленькой раковинкой ушка и щечкой лежала прядка волос, виднелась и густота волос в косе, которая должна была лежать на плечах, которых увы не было. Поразительное и оторопевающее впечатление придавали лицу глаза дырочки в которых были вставлены изумруды.
        -Барин, - снова сказал Ерофей не зная как себя вести.
        Шабриков сделал ему жест ни чего не говорить, а сам спросил:
        -А где же все остальное?
        -Клянусь памятью той, чье лицо вы видите, я ничего не взял себе, а эти камни просто вставил ненадолго, потому что они напомнили мне цвет глаз Насти...
        -Что? - барин посмотрел на него не ожидая такого ответа.
        -Ваши камни, - повторил Ерофей бросаясь к полке и снимая оттуда шкатулку.
        Он поставил ее на стол в открытом виде, где внутри лежал мешочек с камнями.
        -Все здесь!
        -Шкатулка готова? Хорошо.
        Ерофей хотел вынуть изумруды, но Шабриков не дал.
        -Оставь, - сказал он все еще любуясь головой.
        -Как же ...
        -Ей идет, кто она такая?
        -Моя сестра, - глухо ответил мастер.
        -Крестьянка той помещицы у которой я тебя купил?
        -Да, ваша милость.
        -Прекрасно сделано, ты надеялся спрятать это от меня?
        -Кому нужна деревянная голова, - горько сказал Ерофей.
        -Без тела, конечно, но с телом это будет статуя Сельфиды, которую не зазорно поставить и во дворце.
        -Как же это так? - оторопел холоп, - Вы хотите, чтобы я сделал туловище?
        -Хочу, но чтобы с таким же искусством как и голову, а не таких истуканов которые ставили на дорогах наши предки.
        -Я? Мою сестру? - ревниво воскликнул Ерофей.
        -А что тут такого, многие мастера далеко не ходили за своими моделями, находя их в семье.
        -Но разве господа будут любоваться красотой крестьянки?
        -Древние мастера не гнушались оставить потомкам образ раба.
        -То рабы.
        -По моему у тебя началась мания величая, - недовольно сказал Дмитрий Алексеевич ложа розу на стол перед головой, - И не спрашивай, что этот такое, скажу только, что это очень-очень не хорошо для тебя.
        -Совсем?
        -Совсем. Такую болезнь трудно вылечить, а для крепостного она смертельна.
        -Болезнь значит.
        -Ну-ну, не бойся, я вижу что тебя еще можно спасти.
        -Как?
        -Ты сделаешь, что я хочу и многое другое, и потом будешь делать смирено, без зазнайства, ценя талант и оберегая, потому что он принадлежит твоему барину и никому ты его дать или обменять не сможешь, тем паче пропить, понятно?
        -Да, - с заминкой ответил Ерофей не глядя ему в лицо.
        -Ну и хорошо, ты всегда был понятлив, теперь же шкатулку я забираю, а со всем остальным не тороплю, но желаю видеть непременно.
        Дмитрий Алексеевич взял подарок своей невесте и пошел к выходу.
        -Хозяин, вы забыли розу! - словно опомнился холоп, взял цветок и бросился к барину.
        -Оставь себе. Смотри вот хороший образчик, учись у природы.
        -Мне сделать и розу из дерева?
        Что-то в его голосе было такое, что Шабриков у двери с ношей в руках обернулся.
        -Я доволен тобой, отдыхай, и даже могу исполнить одно твое желание, - милостиво сказал барин, видя перед собой талант, который надо изредка поощрять небольшими подарками, ведь всякий ждет награды.
        Другой на месте Шабрикова даже не подумал бы о награде крепостному, ведь ему уже счастье, что у него такой хозяин. Но этот был не таким.
        -Ваша милость, - быстро принял на заметку доброту хозяина Ерофей, - я всем доволен, все у меня есть и даже более, что есть у обычного крепостного, но нет у меня жены, а это для крестьянина беда, вы согласны?
        -Ну допустим.
        -Не в обиду будет сказано, вашей милости, я об этом лучше знаю, вот вы разбираетесь в талантах, хвалитесь и гордитесь ими, а я просто живу как знаю, чую что так должен жить, но без одного не смогу...
        -Ну, женись, - разрешил барин.
        -Это вы так говорите, а потом передумаете.
        -Я обещал исполнить твое желание, но не знал что оно такое.
        -Но вы дали слово.
        -Женись, я уже сказал.
        -Только если вы будете сватом.
        -Вижу я перехвалил тебя, не возносись высоко, я скажу тебе одну легенду: в древней Греции некто Икар одел крылья из воска сделанные его отцом и подлетел близко к солнцу; воск растаял и Икар упал...
        -Нашел из чего сделать, - презрительно сказал на это Ерофей.
        -Ты бы прочнее материал придумал?
        -А то. На что же голова, мужик без рук, что баба без языка, вначале приятно, что не трещит, а потом понимаешь, что что-то не так.
        -Себе конечно ты выбрал не такую "немую"?
        -Да, все в ней как надо, - с такой интонацией сказал Ерофей, что заставил барина приглядеться к нему.
        -Ну, говори кого выбрал, я уважу свадьбу.
        -Вот хорошо, ваша милость, вы хороший человек, понимаете нас, не обижаете, как другие, я говорю это без того, чтобы польстить, чтобы вы согласились...
        -Однако как ты разговариваешь, - заметил Шабриков.
        -Говорю как думаю, а слова сами идут, правду говорю, вы барин не похожи на остальных господ, как я на других крестьян.
        -Вон куда завернул. Значит мы оба особенные? - насмешливо сказал господин.
        -Ну да, потому и понимаем друг друга.
        -А не боишься что твоя избранница окажется обыкновенной бабой и не поймет тебя?
        -Она необыкновенная и мастерица в своем деле, - с гордостью ответил Ерофей.
        -Ба, высоко коршун взлетал, чтобы мышку поймать.
        -Она не мышка, она пава и лада.
        -Твоя мастерица скоро будет под началом хозяйки, моей лады. Так кто она?
        -Агриппина, внучка Анисима.
        -Самородок с самородку тянется, народите мне их побольше и я открою мастерскую как Алаферн Андреевич, - было не понятно шутит он или нет, - женись, моя жена возьмет твою жену в горничные.
        -Не нада, барин, оставь нас где мы есть.
        -Понимаю, боишься.
        -Опасаюсь, чтобы не ввести молодую жену во грех гордыни и надменности; тогда с ней никакими средствами не справиться, не вылечить от этой "болезни".
        -Предусмотрительно.
        -Просто я не лезу куда мне не след, и Агриппину от этого уберегу.
        -Ну, Ерофей, ты удивил меня, вместе с талантом развиваешься сам, какую философию приобрел. Я не откажусь от слова, буду сватом, но и ты помни, что мужу легче зазнаться, чем жене и уж с ним не станут церемониться. Но ты умный и не дойдешь до этого, и убережешь свою Агриппину.
        Сказав так Дмитрий Алексеевич покинул флигель унося с собой шкатулку и новое мнение о своем мастере. Да стоит ли он, чтобы о нем думать? Но то же ведь, живая душа и мнение об окружающих имеет. Подумать только, холоп себе на уме, что стоит больше, чем ценит его хозяин. И говорить стал по другому, считая, что так говорят господа. Дмитрий Алексеевич посмеивался про себя, уходя, но внешне поощрял Ерофея. Быть ли ему русским Фидием, будет видно когда он сделает статую, конечно без золота и слоновой кости, но отменную своим мастерством.
        -А может мне и правда пора ехать в Петербург, строить свою карьеру, - посмеиваясь сказал себе довольный Шабриков, зная, что уже сделан его выбор и он не изменится никогда.
        Оставшись один, Ерофей повернулся к голове.
        -Вот и узнали о тебе баре, будут смотреть на тебя, судить и восхищаться, понравится ли тебе это?
        -Смотря кто смотреть будет, - раздался женский голос.
        Мастер посмотрел на дверь не зная придется ли ему пожалеть, что не запер за барином.
        В проеме стояла Агриппина, бледная с перекинутыми на грудь косами.
        -Проходи Ромашка, - с нарочным равнодушием пригласил Ерофей.
        Девушка прихрамывая вошла и как и барин, обратила внимания на голову.
        -Вот какая она была.
        -Кто, ты про кого спрашиваешь?
        -Про твою сестру, - прямо ответила девушка глядя на него.
        -Ты все слышала, - без сожаления сказал мастер, - ну и что ты надумала?
        Он говорил безразлично на вид, но внутри с трепетом ждал приговора.
        -Расскажи мне о ней? - неожиданно попросила Агриппина.
        И он рассказал, пройдя в рассказанном снова через всю трагедию, пережив заново смерть сестры, не замечая как на него смотрит стоящая рядом девушка.
        -Егорка, Настин жених хотел отомстить, но его поймали с ножом в барском доме и наказали плетьми, держали у столба, после он очухался, сбежал, больше я его не видел. Он дал показать мне, что правосудие брать в свои руки себе дороже и бесполезно. До барина, нашему брату добраться, все равно, что до месяца. Но Бог это может сделать... если захочет. Несчастного ли горбатого мальчишку пожалел или безвинную девушку. Плотникова осталась одна, без мужа, без денег, больная... - опустился он на лавку.
        -Ты рад? - Агриппина села рядом с ним.
        -Чтобы радоваться отмщению слишком поздно, давно это было.
        -Но сестру помнишь, вот она, - кивнула девушка на стол.
        -Помню, - с жаром ответил Ерофей, - и не забуду никогда! Если я забуду то, что мне дорого, грош цена мне тогда.
        Агриппина вздохнула, словно камень свалился с ее души.
        -Ты не такой как Антон, я слышала как ты разговаривал с барином, статься я может обыкновенная, как он сказал, ведь вышивать и ткать каждая может, а ты особенный, но если по прежнему хочешь...
        -Агриппина! - Ерофей вскочил и в радости приподнял ее, чтобы потом прижать к груди, все явив этим без слов.
        На том оставим героев на пороге их счастья. Оно может быть или не быть у нас в России, но все остальное остается.


                КОНЕЦ
 
                июль 2017 г.