Фотографии из семейного альбома

Серо-белые карточки, слегка пожелтевшие, потрепанные, надорванные, на них - лица людей, которых я не знаю.
 
На самой большой фотографии высокая худая женщина с засученными рукавами - взгляд добрый, но уставший. Рядом, видимо, ее дети - смотрят по-взрослому, тяжело, грустно... Мы с мамой смотрим наш семейный альбом. А карточка эта - самая важная. С нее начинается наша семья. Вернее с нее начинается память о нашей семье. "Мама, расскажи", - прошу я. Я хорошо знаю историю моей семьи, но я люблю, когда рассказывает ее мама. Мама тоже знает ее со слов своей мамы, та - со слов своей, уже моей прабабушки.

- Это твоя прапрабабушка Ефросинья, - задумчиво говорит мама. - Тяжелое было время... Военное...

У прапрабабушки было семеро детей. Старшие, Катерина и Николай, войну встретили взрослыми, остальные уже родились во время и после войны. Федор и Павел - младшие братья. Надежда, Вера, Любовь - так звали моих прабабушек.
 
- Люди тогда тем и жили: надеждой, что так не может долго продолжаться, верой, что все закончится, и любовью к близким. На том и стояли, потому и имена выбрали такие, - поясняет мама.

Я рассматриваю фотографию - но на ней нет Николая... Его уже тогда не было. Как сражался, что пережил - ничего не известно. В войну пришла лишь похоронка: "Ваш сын Горнаулов Николай Константинович геройски погиб в боях под... " Он погиб, сражаясь где-то под Белоруссией.
 
- Вот он на фотографии, - показывает мама другой снимок. Молодой парнишка, живой, улыбается счастливо. Погиб... Эта карточка - все, что осталось.

- Эта фотография висела у твоей прапрабабушки на стене. Разговаривала с ним, жалела, гордилась. Ему было 20 лет.

- Ему было 20 лет, - тихо повторила я. - Такой молодой...  Ты не умер, слышишь, родной, ты жив! Ты жив во мне, в маме, в бабушке. Ты жив, пока живут те, за кого ты отдал свою жизнь!
 
Дедушка Федор все эти годы искал брата. Сначала была надежда, что он жив - всякое же случается: оказался в плену, потерял память... Три года назад он нашел его могилу - братскую могилу: "Ну, здравствуй, брат! Вот и свиделись..."

А вот уже послевоенные фотографии. На одной из них пухлолицая девочка - это моя родная прабабушка Люба. Когда я первый раз увидела фотографию, удивилась: "Мама, ты же говорила, что в войну люди голодали, а она вон какая пухленькая".

- Ее так и звали - Пухлик. Она родилась в 43-м, самое голодное время. А здесь ей года четыре - значит, после войны уже. Жили в городе, хозяйства своего не было, огорода тоже. С голоду это... Пухли с голоду.

На полях собирали гнилую, подмерзшую картошку с горох, перетирали и запекали лепешки. Варили суп - три листочка лебеды. Подметали вагоны, а мусор себе забирали, дома промывали, перебирали - вот и горсточка зерна. Хлеб - по карточкам. Сырой, склизкий - от него животы болели, но другого не было. Я знаю, что этот хлеб тогда спас многим жизнь.

Это сейчас в наше сытое, счастливое время и представить себе такое трудно. Кто увидит сейчас бабушку на фотографии, умилится - надо же... Никто не заметит боли, страха, болезни. Бедные дети... Только дети ли? В свои пять лет Люба уже работала.

...Серо-белые карточки, слегка пожелтевшие, потрепанные, надорванные, на них - лица людей, которых... я знаю. Которых люблю! Война не была в стороне. Она прошлась и по моей семье, уничтожила, раздавила, отозвалась спустя время тяжелым военным эхом в моем сердце. Война стала личной историей. А из таких вот историй рождается история нашей страны.