Письмо

     Встретила хорошую знакомую, овдовевшую год назад. В то время была она черна лицом, с ввалившимися глазами, казалось, само воплощение горя смотрит на тебя. А сегодня  улыбается, разговаривает охотно. Я порадовалась, даже спрашивать не стала, как она справилась. Она сама мне:
- Я ведь думала, не справлюсь. Уйду за ним, если Бог не возьмет, так сама придумаю как. Есть перестала совсем почти, спать не могла. А однажды сморило и увидела сон, в котором Мишенька меня укоряет, мол не пишу я ему, как тогда в Афгане он писем моих не получал, а потом вдруг пачку целую. Проснулась и решила – буду я ему писать. Буду, а то как он там без меня. Вот пишу. И знаешь, стало мне так хорошо оттого, что с ним могу всем поделиться. Сестра, правда, меня и к батюшке, и к психиатру водила. А я нормальная. Нормальная я. Просто не хватает мне его, а так будто рядом. Я знаю, все до него доходит.

    Горло перехватило, губы сами кривятся. Расплакалась я, когда с ней попрощалась. Пришла домой, отдышалась и потянуло меня написать, как я это вижу. Вот что вышло.

Здравствуй, Мишенька!
Дни сейчас короткие, до вечера много дел получается надо переделать, вот и пишу тебе почти в ночи уже. Ты уже и заждался новостей, да? А какие у меня новости особенные, Миш?

    Вот ругала тебя с утра, что ушел и меня без защиты оставил. В автобусе мужик какой-то здоровый толкнул и не только не извинился, но и обругал меня, когда я ему сказала, что нельзя же так. С тобой я никого не боялась. Помнишь, как одного нахала ты за шкирку держал, заставляя извиняться передо мной? А я гордая стою, все женщины мне завидуют – защита такая! И кто меня сейчас защитит? Куда ты поспешил, а? Ладно, это я так, не переживай, не каждый день же на меня нападают.

    Ехала я к стоматологу, что поделать – записалась, надо. Подошла к кабинету, а слезы как польются, вспомнила, как ты меня – трусиху – всегда в кабинете за руку держал. А первый раз помнишь? Сижу в кресле зажмурилась, руку твою жму, чувствую - нашатырем пахнет, самый мой запах – я ведь не однажды в обморок падала. Глаза открываю, хочу сказать, что все нормально со мной, и вижу, как медсестра тебе, белому, как стена, ватку к носу подносит. Потом все хохотали, кто кого держал непонятно. Первый раз без руки твоей, Миш. Как справилась, не спрашивай. Залечила.

    Ой, не с того я начала! Васька наш нашелся! Оголодал котяра, как адрес нашел и в подъезд вошел, не знаю, но орал под дверью, пока не открыла. Я его обняла, целую, а он вырвался и на кухню, к миске, мол, корми мужика, а остальное после. Покормила, потом от сытости даже не сопротивлялся, когда мыла. Спал до обеда сегодняшнего. Не могу сказать, что отощал очень – видно научился промышлять. А помнишь, как мы его на площадке нашли лестничной? На ладошке помещался.

    Я его когда искала, бродила по всему району. Так все меняется, Миш! Огорчу я тебя. Нашу яблоню старую да все рядом с ней попилили. Кому мешали? Сколько ж ей лет было? Мы с тобой еще до армии твоей на ее ветке сидели! Ты еще сказал:
- Будет она нашей яблоней, будем рассказывать, как на этой ветке целовались.
Во какая была богатырша, нас двоих выдержала. Все, нет ее.
И чего я все о грустном? Глаза на мокром месте, бабушка говорила.

   Веселого как-то немного получается, Миш. Хотя я на жизнь не жалуюсь. Много есть хорошего, что вспомнить. Я и вспоминаю. Сестра заходит, альбомы смотрим, тоже вспоминаем. Только ругает она меня за эти письма. Говорит, так и свихнуться недолго. А я как раз и поправилась благодаря тому, что ты меня писать попросил, а то где была бы.

    Жизнь у нас с тобой, Миш, красивая была. Пусть недолгая, но красивая, спасибо тебе. Я покаяться  хотела. Ты всегда думал, что ревнивая я очень. А я и не ревновала тебя, верила. Просто очень хотелось показать, как люблю и ценю тебя, вот и затеяла игру такую. Не умела в любви объясняться часто и чтоб не надоело. Ты и сам теперь ведь все знаешь, да?

    Всю-всю нашу жизнь, каждый денечек с тобой помню. Как познакомились на бульваре, как в армию тебя провожала – на шее висела, пока руки не начали расцеплять, как в больнице ты меня навещал каждый день, какие письма мне писал, какие цветы приносил. У меня этого хорошего еще на долгие годы хватит, Миш.
Все говорят, своей жизнью живи. А я и живу, радуюсь каждому дню, людям улыбаюсь, дела делаю, шить снова начала. А письма эти – они мне подмога, не одна я, и ты не один. Владик нас звал «неразлучники», да? А нас и не разлучит никто – ни жизнь, ни смерть.
Все. Пойду книжку возьму и спать. Дни короткие, а дел много. Ты жди, Миш, я напишу.