Глава 14. Легостаев

Войска Отдельной Приморской армии, перейдя в наступление, прорвали сильно укреплённую оборону противника на Керченском полуострове и 11 апреля овладели городом и крепостью Керчь - важным опорным пунктом обороны немцев на восточном побережье Крыма. 
Развивая наступление, наши войска продвинулись на запад от Керчи до 30 километров, перевалили через Турецкий Вал и с боями заняли более 40 населённых пунктов, среди которых крупные населённые пункты Катерлез, Мама русская,  Большой  бабчик, Труд крестьянина, Чурбаш, Мысырь, Джайлав, Чистополье, Кош-Кую, Михайловка, Айман-Кую, Маяк-Салын, Аджыэли, Султановка, Сараймин, и железнодорожные станции Багерово, Сплын.
Отступая под ударами наших войск, противник несёт большие потери в живой силе и технике.

(из сводки Совинформбюро)


       После последней встречи на Дону, Легостаев  с Зориным, а также вскоре переведенные к ним в разведку   Сафронов с Бойко, продолжили службу в 114-м  полку 37-й гвардейской стрелковой дивизии. 
       Незадолго до ее  отхода, в районе завода «Баррикады», их группа, под командованием  лейтенанта Кожухова, была направлен  в поиск с задачей захвата «языка».
       Ранним дымным утром, в  одном из  полуразрушенных городских зданий, разведчики вырезали передовой немецкий дозор, взяв в плен  фельдфебеля, но во время схватки  был тяжело ранен  лейтенант.
       Перевязав  командира  и   прячась в развалинах, группа  потащила его  к  своим  на плащ палатке.   Спустя сутки, не приходя в сознание,  Кожухов умер.  Ребята похоронили его в воронке от авиабомбы, а когда вышли к позициям полка, того на месте не оказалось.
       Оборону здесь держала   вновь прибывшая  дивизия.
       - Так значит, говорите, вы из 37-й?  -  приняв «языка» и выслушав в блиндаже доклад, - поинтересовался  начальник штаба ее полка, под грохот все усиливающейся канонады.
       - Из нее, товарищ майор, -  ответил принявший на себя командование Легостаев.
       - В таком случае тоже отправляйтесь на левый берег, -  сказал тот. - За немца спасибо. Больше не задерживаю.
       - Ну что,  двинем  к своим?  - когда все вышли в  траншею, кивнул в сторону  покрытой разрывами Волги  Сафронов.
       У нее, в дыму и огне, порой просматривались речные бронекатера, осуществлявшие переброску в Сталинград  свежих сил с боеприпасами, а обратно раненых.
       Укрывшись за бровкой, разведчики перемотали сопревшие портянки и  выкурили по цигарке моршанской*, которой угостились у солдат, после чего  вылезли из траншеи и перебежками  добрались к  реке, до которой было метров двести.
Там, скатившись в свежую воронку на берегу, осмотрелись.
       Выше по течению,  у догорающей  переправы, разбомбленной   немцами с воздуха, они  заметили тройку бронекатеров,  с которых  выгружалось пополнение. Навьюченные оружием с боеприпасами, солдаты брели по мелкой воде к суше, а катера поддерживали их огнем своих пушек и пулеметов.
       - То, что нам надо! - перекрикивая канонаду, заорал  Легостаев. - Ходу к катерам, братва! И первым выскочил из воронки.
       Когда разведчики подбежали к  плавсредствам, высадка закончилась, и туда шла погрузка раненых, в которой они  приняли деятельное участие.
Спустя  короткое время, огрызаясь огнем, бронекатера отошли от берега,   взяв курс на противоположный.
       До него добрались только два  (третий разнесло на середине прямым попаданием снаряда), и  тут парням не повезло.
       При  высадке их почти сразу задержал патруль во главе с бдительным  старшим лейтенантом, потребовавшим предъявить документы.
А поскольку таковых не оказалось, группу разоружили и доставили в Особый отдел, которой дислоцировался неподалеку. 
       Там каждого подробно допросили, и ребята сообщили, где  и в качестве кого они  служили. Начиная  с  флота,  до момента  задержания.
       Спустя еще двое суток, с разведчиками   встретился  худощавый капитан 2 ранга, назвавшийся начальником разведки Волжской флотилии.
       - Все, что вы рассказали, подтвердилось, - сказал он. -  Как насчет того, чтобы вернуться на флот? (обвел бойцов глазами)
       -  Мы «за»,- не задумываясь, ответили ребята. После чего на всех были оформлены необходимые документы о переводе, утвержденные командованием.
        Вскоре  боевые корабли  соединения вошли в состав Азовской флотилии, где  все четверо   продолжили свой боевой путь.
       Как и ожидалось, парней зачислили в разведку и стали использовать с учетом специфики их деятельности. Тем более что  для этого нашлось подводное снаряжение. Это были уже известные   всем четверым  дыхательные аппараты ИСА-М с гидрокомбинезонами.
       Из нового пополнения сформировали  диверсионно-разведывательную группу, назначив Легостаева старшим.    Формально она  входила в состав  десантного батальона морской пехоты, но напрямую подчинялась начальнику разведки флотилии капитану 3  ранга Бархоткину.
       Первым заданием, которое было поручено диверсантам, являлась  разведка  вражеского побережья и захват языка  при подготовке  Керченско - Эльтигенской десантной операции.
       С выходом советских войск на подступы к Крыму с востока (в результате Новороссийско-Таманской операции 1943-го года) противник усилил оборону Керченского полуострова, осуществив постановку минных полей в   проливе.
       Непосредственно полуостров оборонял  5-й армейский корпус 17-й армии Вермахта, усиленный танками, артиллерией и поддерживаемый авиацией, а также румынские подразделения. В портах Керчь, Камыш-Бурун, Феодосия и Киик-Атлама, противник базировал  более трех десятком  десантных барж,  тридцать семь торпедных катеров, двадцать пять сторожевых катеров и  шесть тральщиков. 
       Оперативным планом десантной операции предусматривалась одновременная высадка Азовской военной флотилией трёх дивизий 56-й армии северо-восточнее Керчи (главное направление) и Черноморским флотом одной дивизии 18-й армии     в районе посёлка Эльтиген  в черте города Керчь, на вспомогательном направлении.
       После высадки десант должен был нанести удары по сходящимся направлениям и овладеть портами Керчь и Камыш-Бурун.
       За пару недель до начала операции, скрытно высадившись ночью  на берег с рыбацкой шаланды, группа Легостаева   произвела разведку  немецких оборонительных сооружений, выявив их  основные огневые точки.
       А при возвращении назад захватила  немецкий торпедный катер вместе с командиром, на борту которого оказалась карта минных постановок в  проливе. Полученные разведданные были использованы при подготовке операции, а  диверсантов наградили орденами «Красной Звезды».
       Сразу же после  снятия блокады с Ленинграда,  Юрий  написал Маше письмо  в Кронштадт. Ответ пришел спустя пару месяцев от Степана Аристарховича.  В нем старый моряк сообщал, что  внучка  добровольцем ушла  на фронт и погибла год назад, на  Ораниенбаумском плацдарме.
       Впервые, за всю войну,  старшина плакал.
А она, между тем, катилась все дальше на  запад. Флотилия, преобразованная в Дунайскую, приняла участие в целом ряде  десантных операций.
Она высаживала наши  штурмовые  подразделения в районах Батина, Мохача и Байя, а после ликвидации будапештской группировки  противника вела боевые действия на братиславско-венском направлении, у Тата и Эстергома.
       Помимо  разведпоисков, а также захвата языков, группа Легостаева использовалась командованием для проведения  диверсий в полосе наступления армейских подразделений.
       Одной такой  ночью, получив задание уничтожить  немецкие укрепления на береговой дамбе, препятствовавшие дальнейшему продвижению кораблей флотилии  вверх по Дунаю, группа  на  малом бронекатере скрытно подошла плавнями  на километр к дамбе.
       В  кормовой  его  части находилась принайтовленная к палубе, плавучая мина, оборудованная  часовым механизмом. Еще до выхода, диверсанты  отрегулировали ее для доставки к объекту в притопленном положении, а также провели несколько тренировок по установке.
       Сделав необходимые промеры и определив ориентир по компасу, мину, с привязанным к рыму шкертом, опустили за борт. Затем туда же, в аквалангах, спустились  все четверо боевых пловцов. Шагая по песчаному дну,  они оттранспортировали опасный груз к дамбе, где  установили под центральным пролетом.   Затем сплавились назад, в плавни, и поднялись на  плавсредство.
       Через полтора часа  дамба  взлетела на воздух, а подготовленные к выходу бронекатера с десантом, ведя пушечно-пулеметный огонь, двинулись  вверх по Дунаю.
Потом было  освобождение  Белграда, где погибли Зорин с Сафроновым, а вслед за ней  Венская наступательная операция, в которой был тяжело ранен и отправлен в глубокий тыл Бойко.
       Легостаев остался один, завершив свой боевой путь в столице Австрии, командиром бронекатера.
       Когда же осенью 45-го  демобилизовался в звании  мичмана, то сразу же отправился в Кронштадт, узнать подробности гибели Маши.
       Почти неделю он добирался туда сначала  воинскими эшелонами,  а затем попутными грузовиками, а в конце паромом переправился через Финский залив.
       Город-крепость изрядно пострадал от войны, многие  укрепления и гражданские строения  были разрушены, но известный ему домик за Обводным каналом, сохранился.   Он все также стоял  под  соснами  с рыжими стволами, которых стало наполовину меньше.
       Встретивший нежданного гостя, постаревший Степан Аристархович весьма обрадовался.
       - Значится, живой, - растроганно сказал он, когда оба расцеловались.
       - Живой, - кивнул золотистым крабом на  фуражке  Юрий. - Вот, решил заехать.
       Чуть позже они сидели на кухне за  накрытым столом, куда мичман водрузил извлеченные из вещмешка флягу с водкой, а к ней  банку американской тушенки, шпроты в масле и кирпич хлеба.
       Первую чарку подняли за Победу, вторую (не чокаясь) за Машу с ее родителями. Они умерли в Ленинграде во время блокады и были похоронены на Пискаревском кладбище.
       Затем  Легостаев закурил  и попросил старика рассказать, что ему известно о смерти внучки.
       -  Да практически  ничего, - вздохнул старый моряк. - Как я тебе писал,  она ушла    добровольцем на фронт и убита   под Ленинградом  в декабре 43-го.
       - Точное место известно?
       -  Нет.
       После этого оба долго молчали, а затем  хозяин поинтересовался, - что сынок, думаешь делать дальше?
       -  Честно признаться не знаю,- вздохнул  Легостаев. - Раньше хотел остаться на службе,  но теперь баста. Навоевался.
       -  В таком случае оставайся у меня,- положив свою ладонь на руку гостя, предложил Степан Аристархович.  Чай не чужой. Будем жить вместе.
Так Юрий  обосновался  в Кронштадте.
       На следующий день старик прописал его по своему адресу, а потом Юрий  отправился в горвоенкомат.  Встать на воинский учет. Там у него произошла знаковая встреча.
       Начальником отделения, куда  отправили  демобилизованного, оказался его бывший командир боевой части с подводной лодки, где до войны проходил службу Легостаев - теперь уже капитан-лейтенант, по фамилии Разин.
       Оба сразу же узнали друг друга и радостно обнялись.
       - Ну, герой! - оглядев бравого мичмана с тремя орденами и двумя медалями на кителе, - сказал, оглядев Юрия, начальник. - Значит, обосновался в Кронштадте?
       - Точно так, - улыбаясь, сказал Легостаев.
       -  В таком случае, присаживайся. Как у тебя с жильем?
       - Устроился у хорошего знакомого. Все нормально. 
       -  Чем думаешь заниматься?
       -  Я  по гражданской специальности водитель. Могу крутить баранку.
       После этого капитан-лейтенант предложил   отметить встречу в недавно открывшемся  ресторане, что они и сделали вечером.
       Заказав графин водки, а к нему закуску, бывшие сослуживцы душевно посидели, вспоминая  общих знакомых и друзей, а также свою подводную лодку. Она подорвалась в 1944-м  на мине, идя в надводном положении  в Ботническом заливе, в живых из команды остался  только Разин.
       Будучи вахтенным офицером, он находился в рубке, и офицера взрывом сбросило за борт.  Спустя несколько часов его подобрал  базовый тральщик, после чего минер попал в госпиталь, а затем был списан из плавсостава.
       - Ну а теперь вот,  припухаю  на берегу, - вздохнул капитан-лейтенант. Такая вот история.
       - Очень тебя понимаю, Женя - сказал Юрий, и они выпили еще по сто. За тех, кто в море.
       - Кстати, насчет работы я могу тебе помочь, - хрустнул соленым огурцом Разин. - На Чумном форту в начальниках ходит мой приятель, в прошлом командир эсминца. Ему нужен толковый   минер для вооружения торпед и глубинных бомб,  а также их обслуживания. Должность вольнонаемная, опять же зарплата и паек. Так что ты подумай.
       После чего вынул из кармана кителя авторучку и небольшой блокнот, на котором записал свой  служебный номер телефона.
       - Держи, - вырвал листок, потягивая его Легостаеву.
       - Спасибо тебе, Евгений Иванович, -  принял листок мичман.  -  Позвоню обязательно.
       Посидев в заведении еще час, и послушав    граммофон, из которого звучали   песни Утесова, старые знакомые расстались.
       Капитан-лейтенант отправился домой к семье, которая приехала из Ташкента, где находилась в эвакуации,  а  Легостаев  неспешно  пошел вдоль Обводного канала, в направлении мигавшей огнями гавани.
       Там облокотившись о чугунную ограду, закурил и долго смотрел на темное пятно  форта в пустынном  заливе, изредка озаряющегося  светом маяка  на  выходе.
Вообще-то форт, заложенный еще Петром Великим, звался «Александр I», но после изобретения там противочумной сыворотки русскими врачами  в 1905-м году, прозывался у моряков «Чумным».
       Еще, будучи в кронштадтском учебном отряде подводного плавания,  Юрий, в составе других курсантов, не раз выделялся командование туда, в помощь штатным  береговым минерам.
       В подземных,  ниже уровня моря  гранитных казематах форта,  находился арсенал боевых торпед, всех видов морских мин, а также  глубинных бомб, предназначенных для снабжения кораблей и подлодок  Ленинградской военно-морской базы.
       - Все возвращается на круги своя, - последний раз затянувшись, бросил он окурок  в ночное море. Тихо шуршавшее прибоем.
       На следующее утро, за завтраком, состоящим из черного хлеба с  жареной салакой,  он рассказал Аристарховичу о встрече с Разиным и поступившим от него предложении. 
       - А чего? Соглашайся, - ответил тот, прихлебывая из жестяной кружки   чай. - Минер на флоте не последний человек. Даже если вольнонаемный.
       Спустя еще час, Легостаев с почты позвонил Разину,  вместе с которым во второй половине дня они отправились  из Минной гавани на портовом буксире, к  хмурому даже днем, массиву форта.
       Вскоре буксир пришвартовался у бетонного пирса, оборудованную электрической  кран-балкой, от которого к  глухим воротам  форта, была проложена узкоколейка. 
       Команда  стала выгружать на пирс ящики с инерционными взрывателями, а Разин вместе с Легостаевым  прошли к узкой двери, врезанной в ворота, где у караульной будке бдил  молодой, с  рожковым ППШ на груди матрос.
       - Мы к  капитану 3 ранга Салькову, - предъявил ему развернутое удостоверение Разин. - По договоренности.
Матрос внимательно просмотрел удостоверение,  затем  военный билет  Легостаева,   и нажал тангетку* висевшего  рядом переговорного устройства.
       - Да, - прохрипело оттуда.
       - К вам  капитан-лейтенант Разин и мичман Легостаев, - нагнулся вахтенный к микрофону.
       - Пропустить, - прохрипело снова.
       Войдя в мрачный, внутренний двор форта, сквозь булыжник которого пробивалась чахлая трава,  оба направились в его дальний конец и вошли во вторую справа глухую  дверь, окрашенную шаровой краской.
       По крутому металлическому  трапу поднялись  на один пролет вверх и вскоре сидели в кабинете командира форта.
       Над его столом висел портрет Сталина в маршальской форме, слева, в высокой печи-голландке, облицованной кафелем, потрескивали дрова.
       Капитан 3 ранга был  сухощав, с   орденской планкой на груди, вместо левой кисти  у него был протез, затянутый в  черную лайковую перчатку 
       - Значит, до войны служил  у Разина  старшиной команды? -  внимательно оглядел мичмана начальник.
       - Точно так, - последовал ответ, а Евгений значительно добавил, - и был в числе лучших торпедистов на бригаде.
       - А где и кем воевал? Не при штабе?  Орденов у тебя что-то  богато  (кивнул Сальков на иконостас Легостаева)
       - Да нет, - чуть улыбнулся  Юрий. -  Почти всю войну  парашютистом-десантником, а в конце командовал бронекатером на Дунайской флотилии.
       - В таком случае  ты мне подходишь, - выдвинув ящик стола,   протянул офицер Юрию чистый лист бумаги. - Бери вон ручку и пиши на мое имя заявление.
Так Легостаев стал  минером  Чумного форта.
       На  нем служила  флотская, в  три десятка военморов,  сплоченная  команда и трудилась дюжина  гражданских специалистов.
       Работа, как говорится, была не пыльная. В подземных, освещенных яркими,   фонарями,   бетонных  казематах, на стеллажах  хранился  и обслуживался боезапас. Который по необходимости вооружался взрывателями и выдавался  по заявкам на  корабли и подлодки военно-морской базы. От них же торпеды и мины, принимался для профилактики, ремонта   или  разоружения.
       Когда наступал обеденный перерыв, гражданские  специалисты (в прошлом тоже военные моряки) травили в своей подсобке байки  или пили  чай с ржаными сухарями и минным сахаром*.
       В первый же выходной Юрий  снова встретился с Евгением и    отремонтировал тому  еще довоенный мотоцикл  Иж-9, перебрав двигатель.
       - Да, брат, золотые у тебя руки, - довольно сказал Разин, опробовав машину на ходу. - А то его уже смотрел один  местный умелец.  Сказал  капец мотору, глухой номер.
       Здесь же, в  гараже на берегу залива, сооруженном из обшивки старой баржи, отметили  возвращение   железного коня к жизни,  приняв по сто граммов ректификата и закусив  его   пайковой воблой.А когда закурили, Легостаев,  помолчав, спросил, - слушай Женя, поможешь мне в еще одном деле? И рассказал тому о Маше.
       - Она погибла   под  Ленинградом,  в  конце 43-го, вот извещение  (вынул из  нагрудного кармана четвертушку серой бумаги).
       - Так, - взяв в руки и развернув, пробежал ее глазами Разин. -   В графе «похоронен» значится  «место не установлено», но есть номер  части и фамилии командира с комиссаром. Хочешь с ними встретиться и поговорить?
       -  Именно.
       -  Хорошо, я  попробую,-  перенес сведения из похоронки  в свой блокнот капитан-лейтенант. - Если что, отзвонюсь тебе на работу. 
       Затем он довез  Легостаева на бодро трещавшем мотоцикле до  дома, где они жили с Аристарховичем.
       Спустя неделю (Юрий все это время с нетерпением ждал), его пригласил к телефону  Сальков.
       - На, это Разин, тебя, - сунул    минеру в руку трубку  капитан 3 ранга  и снова  углубился в какой-то справочник.
       Евгений   сообщил, что командир части, в которой служила Маша, погиб,  а вот комиссар жив и проживает в Ленинграде. - Записывай  адрес. 
       Сальков, отвлекшись от справочника, сунул  Юрию   карандаш с листком бумаги, и тот записал: улица Труда, дом 16 квартира 12.
       В следующий выходной, съездив   в Ленинград, Юрий встретился с комиссаром.   Тот    находился в  отставке и  с готовностью  выслушал посетителя.
А потом, внимательно прочитав извещение, сказал, - да, я хорошо помню Машу Ремизову. Она была санинструктором в 1-м батальоне. За золотистый цвет волос моряки  звали ее «одуванчиком».
       -  Можете рассказать, как она погибла и почему там значится «место не установлено»? - кивнул Юрий на бумажку. 
       - Перед самым Новым годом батальон во время немецкой танковой атаки отошел на запасные позиции,  -  ответил комиссар. - А когда через сутки, мы  восстановили положение, сержанта  Ремезовой в  числе живых не оказалось, - сказал комиссар.-  В блиндаж, где она находилась  при отступлении с ранеными, попал  гаубичный снаряд.  Ну и сам понимаешь, - взглянул он  на мичмана. 
       - Понимаю, - сжал до боли кулаки Юрий.
       Затем они распрощались, и Легостаев долго бесцельно бродил по Ленинграду. Мрачному и пустынному после блокады.
       Дома Степан Аристархович встретил его вопросительным взглядом, и Юрий рассказал о том, что удалось выяснить.
       - Эх, Машутка, Машутка,-  повлажнел глазами старик. - Даже могилки нету.
На Чумном форту Легостаев проработал почти год, а потом  его снова потянуло в море.
       Сказалась деятельная натура.
       В это время по Кронштадту разнесся слух, что в Ленинграде готовится к выходу  в Арктические моря  китобойная флотилия «Слава». Юрию об этом первым рассказал  Степан Аристархович, у которого в кадрах Балтийского пароходства  служил  старинный приятель. 
       Поход обещал  быть  интересным. Предполагалось, что китобойные суда обогнут Западную Европу, выйдут в Атлантический океан и вдоль побережья Африки доберутся до льдов Южного полюса.И  Легостаев сразу решил: это то, что ему нужно.
       По его просьбе старый моряк познакомил Юрия с  другом  (тот  оказался весьма дотошным),  и в своем кабинете на Межевом канале долго расспрашивал кандидата о службе.
       - А из орудий ты когда-нибудь стрелял? - поинтересовался в заключение.
       -  Случалось, - кивнул Юрий. - На лодке из сорокопятки, а затем на своем катере из танковой пушки.
       -  В таком случае  будешь  на флотилии помощником гарпунера, пиши заявление на имя  руководства.
       Легостаев тут же написал, вслед за чем получил направление на медкомиссию. Затем состоялась беседа на Литейном в Большом доме*,  после чего Юрия  зачислили в штат, выдав паспорт моряка загранплавания.
       При этом  мичман  кое-что  узнал о самой флотилии, а также предстоящем плавании.
       Состояла она из одноименной китобазы и восьми промысловых судов. База была построена в 1929 году в Великобритании для Норвегии и сначала плавала под Панамским флагом. Затем, спустя восемь лет, ее приобрела Германия, а этой осенью, в Ливерпуле, флотилия  была передана СССР в счет германских репараций. Где и ждала свои команды, набираемые в Ленинграде.
       Незадолго до расставания, чтобы Аристархович не скучал, Легостаев купил на Кондратьевском рынке и подарил ему щенка кавказской овчарки. Старик очень обрадовался и  назвал  крепыша  Абреком,  в память о первом, погибшем в блокаду, во время артиллерийского обстрела.
       Еще через несколько дней, «аргонавты»* погрузились на теплоход «Академик Комаров» и через  пару недель, оставив позади Балтику с Северным морем, прибыли в Ливерпуль, где их ждала в порту флотилия. Во главе с капитаном - директором Ворониным. В прошлом капитана «Челюскина» и знаменитого полярника.
       Вскоре на флотилию,   в качестве  гарпунеров  прибыли  норвежские китобои, нанятые по контракту, для обучения  советских  моряков своему  делу. Язык из них знали немногие,  разговаривали на какой-то международной тарабарщине, но понять сынов моря, в принципе было можно.
       После артиллерийских орудий, Легостаев,  включенный в одну из команд   промысловых судов,  гарпунную пушку освоил  довольно быстро. Теперь нужна была  практика. 
       Наконец, 22 декабря  на китобазу поднялся английский лоцман, и флотилия отдала швартовы. 
       Пройдя опасное для плавания побережье Ирландского моря, высадили лоцмана. 
На следующие сутки, оставив позади «Туманный Альбион»*  вышли в Атлантический океан, следуя курсом к берегам Северной Испании.
       Теперь справа от  судов простирался  океан, а слева   берега Франции с беспокойным в это время Бискайским заливом.   Там флотилия попала в семи бальный шторм, но достойно его выдержала.
       Еще через несколько  дней  открылось побережье Испании, а за ним был Гибралтар, откуда   вышли на просторы Атлантики и взяли курс  к Антарктиде.
Впереди, рассекая океанскую волну, шла плавбаза, за нею, в двух кильватерных колоннах, утятами ныряли китобойцы. Спустя двое суток, сделали кратковременную остановку у островов Зеленого Мыса.
       С началом января пересекли экватор, отметив  этот день по морской традиции, а затем подошли   к островам Тристан-Да-Кунья, где, бункеруясь*,  простояли трое суток.
       Затем, снявшись с якорей, пересекли 40-й градус Южной широты, называемые у моряков «ревущими сроковыми»,  откуда собственно и начиналась Антарктида.
Во время длинного перехода  Легостаев  близко сошелся с командой  своего китобойца.  Особо с капитаном и боцманом.
       Капитан  в прошлом был  командиром  морского охотника в Заполярье, а боцман -  лет пятидесяти архангельский  помор, немало знал о предстоящем промысле.
       Поскольку о китах у помощника гарпунера  было весьма смутное представление, Клавдий Васильевич (так звали боцмана), несколько  просветил его в этом вопросе.
       Теперь  Легостаев  знал, что  в Антарктике  добывают синих китов  и финвалов, как наиболее крупных из существующих на планете. Средняя   длина морских гигантов достигает двадцати пяти метров, а вес  сто пятидесяти тонн.
Животные они стадные, плавают группами по несколько голов, развивая скорость до сорока километров в час. При переработке синий кит дает максимальное количество жира, мясной муки и других  ценных продуктов.
       Как и на всех других, на китобое, где находился Легостаев, гарпунером был норвежец, по имени Ингвар,  который должен  был обучить помощника охоте на китов, при выходе в район поиска.
       Был он немногословен, чуть знал русский и жил в отдельной каюте. Предпочитая общению здоровый сон.
       В пятидесятых широтах флотилию встретили белые ночи. День тянулся порядка двадцати часов, остальное сумерки. Одной такой,  по курсу  возникли первые айсберги, плывшие  судам навстречу.
       Поутру флотилия оказалась окружена ими, громадными и  сверкающими в  первых лучах   солнца
       Началась охота.
       Отойдя от плавбазы на чистую воду, китобойцы разошлись курсами и занялись поисками.
       Через пару часов, судно, на котором находился Легостаев, обнаружило впереди нескольких финвалов, кормившихся  в воде планктоном.
       Ингвар в сопровождении помощника, тут же  встал к заряженной гарпунной пушке и поднял левую руку. Что означало принятие команды на себя. Рулевой из рубки следил за его отмашками, то же делал и капитан, регулируя скорость хода, машинным телеграфом.
       На приближение китобойца, финвалы внимания не обращали, продолжая  свою трапезу.Потом один отделился от стада, скрылся в пучине и вынырнул метрах в тридцати от судна. 
       Гарпунер припал к прицелу, хлопнула пушка, взвизгнул разматывающийся линь,  и полутораметровый гарпун  вонзился под левый плавник кита. Затем внутри раны  глухо разорвалась граната.
       Финвал  вздрогнул и тут же погрузился в воду, утягивая за собой привязанный к линю толстый манильский канат.
       Китобоец застопорил ход, заработала, стравливая канат лебедка. А через несколько минут добыча всплыла, второй выстрел не понадобился.
       -Ур-ра! В восторге заорала команда.
       Гиганта подтянули к борту и, запустив компрессор, накачали сжатым воздухом, а потом, принайтовав  цепями к борту, направились к видневшейся  у горизонта базе.
       В этот день команда впервые попробовала необычно вкусные отбивные из китятины. По вкусу они напоминали говядину.   
       За неделю Ингвар убил еще трех синих китов, а потом к пушке встал Легостаев.
       Своего  первого финвала он подстрелил со второго раза (в первый, не учтя расстояния, промазал). А потом дело наладилось.
       - Карашо, - одобрительно  хлопал его по плечу, норвежец. - Скоро будешь настоящий мастер...