1986

         Учитель нервно дернул головой, откидывая длинную прядь волос, свисшую на его лицо, и нежно тронул струны. Тонкие пальцы с выступающими суставами ловко забегали по тонкому грифу, вызывая к жизни нежные звуки, которые наполнили собою небольшой учебный класс, и легко вырвавшись наружу, понеслись над городом покрытым белым снежным покрывалом и, наполнили собой недоступные для людей вершины Алатау, гармонично влившись в необыкновенный горный пейзаж.
      Курмангазы  замер, завороженный игрой своего наставника, не смея  даже пошевелиться или громко вздохнуть, чтобы ненароком не нарушить прекрасного мгновения. Долго и вдохновенно играл старый домбрист, забыв, что только на секунду взял в руки инструмент, дабы показать ученику один интересный и сложный прием, применяемый в разучиваемом произведении. Играя неистово и вдохновенно, он жил в эти мгновения музыкой, рожденной его вдохновением. Так играют только  истинные мастера, они тем живут.
     Когда домбра замолчала, Курмангазы перевел, наконец, дух и, вскочив со стула, заговорил возбужденно, на одном дыхании:
     - Учитель, вы гений! Никто не может играть как вы! Это чудо!
     - Ну, что ты. Какой же я гений, я простой учитель, вот твой тезка великий Курмангазы, вот это был гений! – спокойно ответил профессор института театра и музыки и, услышав за окном громкие голоса, спросил ученика:
     - А что занятия уже закончились? Почему так шумно на улице? – он подошел к окну и выглянул во двор.
      Перед самым парадным входом в здание собралась большая группа студентов и что-то шумно обсуждала. Многие были явно возбуждены и говорили громко, яростно при этом жестикулируя руками.
      - Что случилось? – взволнованно спросил себя наставник и, повернув запорную ручку, открыл створку окна. Морозный зимний воздух хлынул в комнату, мгновенно наполнив ее свежестью.
     - Эй, Курмангазы! Выходи! Ты с нами, или как? – закричал маленький полный парень, одетый в слишком длинное для него пальто и в черной меховой шапке, увидев в открывшемся окне, своего товарища и удивленно смотрящего вниз учителя.
    Не смея кричать в присутствии старшего, Курмангазы просто прошептал:
       - Куда вы собрались?
      -Что происходит? Куда это вы все собрались? – старческим, чуть срывающимся голосом, закричал устаз, стараясь, чтобы его голос не затерялся во все более и более усиливающемся гомоне толпы. Все новые и новые группы студентов присоединялись к собравшимся, шли они из учебного корпуса и со стороны расположенного невдалеке общежития.
     Обладатель меховой шапки, подойдя к самой стене и высоко задрав голову, закричал:
      Разве вы ничего не знаете, ага (дядя) ? Все идут на площадь! И мы, вот, тоже решили пойти туда!
     - А что там? Зачем вы туда идете? – решился, наконец, вступить в разговор Курмангазы.
     - Да я точно не знаю, все идут, что-то видимо случилось.
    -Что такое, что стряслось? – заволновался старый учитель и закрыл окно, отодвигая в сторону удивленного происходящим Курмангазы.
   - Я пойду, узнаю, что происходит, хорошо? – воскликнул тот, направившись к двери. Дойдя до выхода, он обернулся и вопросительно посмотрел на присевшего за стол, взволнованного и учащенно дышащего старика.
    - Иди, сынок, иди. Я надеюсь, что не произошло ничего плохого, видимо, очередное комсомольское  мероприятие решили провести, ответил он, а про себя подумал:
    - Не вовремя. Зачем только мучат молодежь, держа их на морозе, ведь на улице сегодня очень холодно.
     Он взял лежащую на столе шариковую ручку, и по-стариковски подтянув совсем близко к себе перекидной календарь, написал на странице с надписью « 16 декабря» - «Курмангазы Уразбаев – большой талант, умница».

                --------

      Площадь называемая в народе «Новой», хотя со времени ее строительства прошло немало уже лет, и она  успела поносить имя бывшего генерального секретаря коммунистической партии страны советов, была наполовину заполнена людьми. В основном это были студенты вузов и присоединившиеся к ним праздные люди, решившие узнать: « А что же здесь происходит?»
    Из путаных объяснений своего товарища в меховой шапке, Курмангазы толком ничего не понял.
      «Сняли с работы руководителя республиканской партийной организации, фактический главу народа и назначили другого» - объяснил тот. Но, на вопрос: « Почему мы здесь все собрались и что надо теперь делать», веселый и энергичный Тимур ответить не смог.
    - Да ладно, чего ты завелся, прикольно ведь. Мы все вместе, смотри девчонок сколько, сейчас подцепим какую-нибудь, -  затараторил он, кивком головы показывая Курмангазы на двух хрупких девчонок, смешливо дышащих в крепко сжатые кулачки.
    - Замерзли, бедняжки! – подумал тот и слегка стушевался, встретившись взглядом с миловидной, маленького роста, девушкой в белой меховой шубе. Большие черные глаза лукаво посмотрели  на него и затем стыдливо опустились вниз, она  заулыбалась, и что-то зашептала  на ухо своей подруге в сером в клетку пальто.
     Народ на площади прибывал. Не понимая до конца, цели своего здесь присутствия  Курмангазы медленно бродил среди людей, которые разбившись на кучки, что-то оживленно обсуждали, некоторые играли в снежки. Несколько ребят, видимо с института физкультуры, затеяли смешливую борьбу. Девушки кокетливо сновали между парнями.
    - Замерз совсем, - подумал Курмангазы, - Пойду, видимо, домой, занятия на сегодня  закончились, - решил было он, и тут услышал громкий разговор в группе ребят, постарше его, видимо старшекурсники, решил он и подошел к ним.
    - Пускай назначат русского, но, нашего, который живет среди нас, знает нашу жизнь. Почему надо привести чужака, никогда до этого, даже не бывавшего в Казахстане. Неужели среди наших руководителей не нашлось достойного, не может быть! – яростно восклицал высокий худощавый парень, с орлиным носом и узкими черными глазами.
     - А почему сняли нашего уважаемого Демеке? Что такого он натворил? Народ его уважает, любит! – вступил в разговор стоящий рядом крепыш, с красным от мороза лицом. Он был без шапки и его кучерявые, густые волосы, казалось, ее заменяют.
    - Да я думаю, пускай отдыхает Димаш Ахметович, ему уже пора на покой. Надо уступать дорогу молодым. Но, он ведь много сделал для республики и заслужил достойных провод, с ним могли посоветоваться о приемнике. Наверняка он бы смог рекомендовать надежного, проверенного человека из своего окружения, пускай даже русского! – ответил энергичной тирадой первый оратор.
    - А-а-а, вот в чем оказывается дело, - подумал Курмангазы, взглянув на своего друга, который совсем озябший, опустил края своей шапки ушанки и стоял теперь, нахохлившись как, маленький замерзший воробей.
    - Курмангазы, может, хватит, наверное, нам пора, пойдем домой! – сказал он уставшим голосом.
     - А девчонки? Как же быть с ними? – засмеялся в ответ Курмангазы и вдруг увидел, как на почти уже заполненную площадь въезжают огромные военные грузовики.

                --------

         Батыр  Есенович  Уразбаев вот уже много лет работал на механическом заводе. После окончания  политехнического института, он начал  свою трудовую деятельность  на этом предприятии в качестве мастера цеха подготовки ремонтов и за двадцать лет безупречной службы дорос до должности главного инженера. Увлеченный свои делом, он  творческий подходя к решению производственных вопросов, сочетал науку, достижения в которой, тут же  находили свое применение  в практике, и свою основную  деятельность.  Доктор технических наук – главный инженер завода, такое сочетание не часто встретишь. Ему много раз предлагали перейти на чисто научную работу, но всякий раз он шутливо отказывался, не представляя себя без производства.
     - А где, Курмангазы? Что -то он сегодня задерживается, - сказал он с удовольствием пробуя густой наваристый борщ, поданный ему супругой, Аидой Жумахановной.
    - Да придет, куда он денется, - ответила та, и спросила:
       - Соли достаточно?
       - Да, хватает. Ты же знаешь, что нам, гипертоникам нельзя есть много соли! – засмеялся в ответ муж.
     - Да, конечно, с этим надо быть осторожней, - сказала жена, усаживая за высокий детский стул, маленькую Айнаш, которая при этом старательно пыталась стянуть с себя заботливо надетый передник.
     - Ну, давай, садись, будем кушать, - поцеловала малышку в душистые волосы Аида Жумахановна.
       В этот момент, раздался требовательный дверной звонок.
      - А вот и Курмангазы, - заторопилась к двери хозяйка.
     - Айналайн, жаным! -  воскликнула она, стараясь подняться на цыпочки, чтобы  поцеловать своего сына.
     - Папа! Ты слышал? Кунаева сняли! – воскликнул тот, торопливо снимая теплую куртку и обнимая, тянувшуюся к нему мать.
    - Да, я слышал, - ответил отец и добавил:
    - Садись, мама приготовила отличный борщ!
     - Папа. Так вместо него назначили чужого для республики человека, русского!
     Батыр Есенович положил на стол ложку и внимательно посмотрел на садящего рядом сына.
     - А что здесь такого? Центральный комитет партии принял такое решение. Димаш Ахметович много лет работал, теперь ему пора отдохнуть. А кого назначит, видимо, в ЦК лучше знают. Потом, какой же он чужой?  Русский? Ну, какая разница? Причем здесь национальность? Я не понимаю? И потом, самое главное, почему это так  беспокоит тебя, сынок?
      Курмангазы посмотрел на отца и вдруг, задумался:
      - А действительно, какая разница кого назначили. Русский, казах. Свой, чужой.
     Отец взял ложку и сказал:
     - Ешь, давай! Политик – музыкант! А то борщ остынет, - засмеялся он, слегка похлопав по плечу любимого сына.
    - Папа, на площади собрались люди, в основном молодежь, они хотят выразить протест против такого решения.
    - Да-а-а? – удивленно воскликнул отец.
    - Да, папа, и я там был, и хочу опять пойти туда!
        Батыр Уразбаев отодвинул в сторону вкусный борщ и внимательно посмотрел на сына.
     - Это что же? Демонстрация  протеста, у нас? – удивленно сказал он.
      - А тебе это зачем, сынок?  Наверное, просто интересно, у нас, и вдруг демонстрация, так, что ли?
     Курмангазы замешкался. Весь тот настрой, который он получил на площади, находясь среди возбужденных и решительно настроенных людей, то необъяснимое чувство,  кричащее о том, что с ними, с ним, поступили несправедливо, его обидели, задели его  гордость, его достоинство; все это, вдруг, улетучилось в этой теплой, домашней обстановке. Оно растворилось и исчезло, среди любимых родителей и милой  сестренки, среди запаха вкусного борща.
     - Да, папа! Интересно как-то! Много народу…
     - Ну, сходи, посмотри, погуляй немного. А это целыми вечерами занимаешься музыкой, бледный такой, кислорода не хватает. Иди, родной, прогуляйся!
     - А может не надо, может это опасно! – Аида Жумахановна, тревожно взглянула на мужа.
      - Ну, что ты! Какая опасность! У нас в стране, где права каждого защищены законом и правопорядок это главное. Не смеши меня! Эх вы, паникеры – политики! Демонстранты! – громко засмеялся Баке и, встав из-за стола, отправился в свой уютный кабинет, где его поджидала очередная техническая загадка, которую он должен был решить сегодня.

                -------

         - У нас нет опыта разгона такого скопления людей. Необходимо обратиться за помощью в центр! – полковник нервно сжал кулаки.
     - Чего?! Не можешь разогнать кучку пьяных подростков? Да я тебе отправлю под  суд, за такие слова. Иди, выполняй приказ! Через два часа площадь должны быть чистой! Понял! Через два час. Я должен доложить министру, я обещал ему! Ступай! – генерал решительно встал и подошел к окну.
     В черном морозном  небе были видны отблески огня, от горевшей на площади машины.
     - Какую машину они подожгли? – спросил он, полковника, выходящего из кабинета.
    - Дежурную, патрульную  машину, - ответил тот и вышел в длинный коридор, посередине которого, во всю длину лежала ворсистая «кремлевская» дорожка, ярко красного цвета.
     Полковник Избергенов шел по ней, чтобы  исполнить приказ, которого он впервые жизни не хотел исполнять.

                -------

          - А вы кто музыканты, или художники? Озорно сверкала блестящими черными глазами девчонка в белой шубе.
     - Музыканты, - важно ответил  Тимур, - Я тромбонист, а вот Курмангазы играет на домбре…
     Он не успел договорить, его прервал решительный голос человека, усиленный мощными усилителями.
    - Внимание!  Доводим до вашего сведения, что ваши действия являются незаконными. Прекратите  беззаконие  и немедленно разойдитесь!
    Постепенно нарастающий гул недовольства переходил в громкий рев, заглушивший собой силу динамиков. Площадь оказалась оцеплена  сотрудниками милиции и дружинниками, отличавшимися от митингующих красными повязками на рукавах.  Недовольные этим люди, стали то там, то тут продавливать оцепление, присоединяясь к тем, кто уже был на площади. Возникали небольшие пока стычки. Яркие лучи прожекторов рыскали по площади, освещали собравшихся, задерживая  на лицах наиболее активно ведущих себя парней и девушек. Никому тогда и в голову не пришло, что в этот самый момент спецслужбы вели видеосъемку участников незаконного митинга протеста.
      - Мы имеем право на то, чтобы определять, кто будет руководителем нашей республики! Требуем, чтобы руководство компартии вышло для переговоров с нами! – кричал в небольшой ручной громкоговоритель тот самый высокий парень, щуря и без того узкие глаза в свете мощных прожекторов.
    Догорал  милицейский патрульный «  Уазик».
   - Этого, конечно, не надо было делать, - подумал Курмангазы, смотря как на обуглившемся каркасе  машины надувались пузыри несгоревшей еще краски, и затем  лопнув, неровными кусками разлетались в округе, образуя на белом снегу фигуры неправильной формы.  Нельзя идти против власти, надо расходиться. Желто-белый луч засветил прямо ему в лицо.
     - Он наивно улыбнулся ему и, увидев стоящего чуть в дали Тимура, крикнул тому:
      - Тимур! Пора домой! Пойдем! – и призывно замахал  руками.

                ------

         -  Спецподразделение готово начать вытеснение людей с площади. Водометы тоже готовы. Разрешите начать операцию по восстановление порядка на площади, - энергичный майор – начальник ОМОНа, браво отрапортовал Избергенову, приложив руку к защитному шлему, покрытому маскировочной сеткой.
   Полковник молчал.
      - Поливать водой людей в такой мороз? А что делать? Как убедить эту молодежь разойтись по домам?
    - Смотри майор, осторожней с дубинками, не переусердствуйте. Не забывайте, что перед вами безоружные люди…дети.., - запнулся он, и, как - будто сбросив с себя что-то мешающее, зычным голосом почти прокричал:
       - Майор Свиридов! Выполнять поставленную задачу!
       - Есть товарищ полковник, - отчеканил майор и пружинистой походкой вышел из кабинета. 

                -----

            Курмангазы стоял как-будто в оцепенении. Постепенно он начал понимать, что происходящее – это не просто шутка  или игра. Все начинало принимать очень серьезный оборот. Он вспомнил огромные военные грузовики. Неприятный холодок проскочил у него в груди.
   - Неужели я боюсь? Чего бояться то? Ведь наша власть не может оказать насилие над нами. Они же понимают, что мы всего лишь студенты, и ничего противоправного не сделали. Просто собрались, чтобы выразить свое несогласие с произошедшим. Разве нельзя этого делать? Да мы и сами скоро разойдемся, не стоять же нам тут вечность.
    - Смотри, Курмангазы, едут пожарные машины. Как ты думаешь зачем? Ведь машина уже сгорела.
    Тимур и Курмангазы находились в самом центре площади и видели как со стороны телевизионного центра, расположенного на некотором возвышении, к площади приближалась спецтехника.
   - Не знаю. Наверное, так, на всякий случай, для безопасности, - ответил Курмангазы и вдруг услышал громкие крики с края площади, и затем громкие крики, доносящие из установленных  на столбах динамиков.
     - Вам необходимо разойтись! Ваши действия незаконны! Мы будем вынуждены применить силу для пресечения противоправных действий!
     Крики переросли в постоянный, не прекращающийся ни на минуты рев толпы. И вдруг, все пришло в движение, яростно закрутились в небе лучи прожекторов, ярко освещая  демонстрантов. Смеющиеся, испуганные, взволнованные, сосредоточенные, напряженные, разные, и только равнодушных выражений лица здесь не было.
    Толпа хлынула в сторону центра, сдавливаемая с двух сторон цепью, ощетинившихся огромными пластиковыми щитами, бойцов спецподразделения. Тяжелые шлемы с надвинутыми на лица защитными экранами из прозрачного пластика. В руках длинные и тяжелые дубинки. Отодвинув передний фланг протестантов, они освободили дорогу подъехавшим машинам – водометам. Огромные машины вклинились в толпу, заработали мощные помпы и с установленных на крыше кабин раструбов хлынули стремительные струи ледяной воды.
     Люди падали под напором воды и промокшие насквозь, ошарашенные неожиданным ударом, вскакивали и в панике бросались прочь, подальше от этого страшного холодного потока. Солдаты побежали,  расчищая себе дорогу, увесистыми ударами  тяжелых дубинок.
       - Мама … мама…, - завизжала высокая девушка, вскочив с земли, ощупывая свое мокрое пальто, как-будто что-то ища.
    Началась паника. Все кричали и бежали неизвестно куда.
    - Сволочи! Что же вы делаете! – закричал кто-то. Несколько парней ринулись на надвигающую цепь в надежде остановить ее, но вскоре остались лежать на заснеженной площади, беспомощно сдавив руками разрывавшиеся от боли  головы. Поставленные удары дубинками сделали свое дело.
    Толпа ринулась вниз по двум тенистым улицам, примыкающим к площади. Кто-то сильно толкнул Курмангазы в спину, он неловко, по инерции пробежал вперед и, запутавшись в  ногах, упал лицом вперед, больно при этом ударившись плечом о выступ каменного обрамления арычной системы.
   Он попытался встать, но опять был сбит пронесшимся рядом парнем. Потирая ушибленное плечо ,Курмангазы сидел  на холодной земле, когда увидел, как совсем рядом мелькнула знакомая белая шуба. Он вскочил и вдруг почувствовал, как что-то тяжелое,  ему показалось, что это был кусок раскаленного металла, обрушилось ему на голову. Он вскрикнул и потерял сознание.
    Яркие, цветные круги, много кругов. Они переплетались между собой, образуя какие-то странные, неправильной формы узоры. Солоноватая жидкость во рту. Курмангазы с трудом открыл глаза. Огромные черные глаза испуганно смотрели на него. Она что-то кричала, он понял это по тому, как двигались ее полные, ярко красные губы. Белая шуба в красных пятнах. В глазах ужас. Длинные черные волосы распущенны. Она старается поднять его. Он встал, облокотился на ее плечо. Белая шуба становилась красной.
    Ему казалось, что они быстро бегут вниз по улице носящей имя великой певицы. Но, они всего лишь шли. Медленно. А вокруг бежали люди. А среди них бежали солдаты. Они их защищали?  Нет. Они направо и налево орудовали своим длинными дубинками и впаянный  в резину  свинец, свистел словно пуля при каждом взмахе.
    - Иди отсюда, сучка! – заорал прямо в ухо Курмангазы, высокий плотный мужчина с красной повязкой на рукаве и схватил девушку, поддерживающую своего еле ковыляющего спутника, за длинные, распущенные волосы.
    Ее глаза закатились от боли, она хотела крикнуть, но, не успела, сильная мужская рука толкнула ее и она, только ойкнув, растянулась на земле, ободрав коленки об острые ледяные кромки.
    От приступа бешенства, от осознания своей беспомощности, от понимания того, что происходит что-то страшное и непоправимое, Курмангазы  собрался и пришел в себя.
    - Шакал! Как ты смеешь трогать девушку! – впервые в жизни он позволил себе подобное выражение и ринулся на рослого дружинника.
     Тот, оценив про себя хрупкую, высокую фигуру парня с ревом ринулся на него:
     - Вот он, один из зачинщиков, ловите его, он здесь!
     Но,  помощь пришла неожиданно. Кто-то из бегущих, увидев как на хрупкого парня движется тучный, плотный мужчина, остановился и, сделав резкий выпад,  сильным ударом кулака прямо в висок, сокрушил дружинника на землю.
      Курмангазы подбежал к встающей уже с земли девушке. Он обнял ее и они побежали вниз, среди таких же как и они, обезумевших от обрушившегося  на них безумного, жестокого насилия, от обиды и несправедливости, людей.  Многие плакали, многие проклинали тех, кто посмел надругаться над беззащитными  людьми. Слезы и кровь… Обида и разочарование.

                -----

                Эту ночь, впервые в своей жизни Курмангазы провел не дома. В студенческом общежитии было шумно и многолюдно. Во всех комнатах активно обсуждали перипетии сегодняшнего дня.
    Нестерпимо болела голова, кем-то перебинтованная.  Хотелось раздеться, принять душ и лечь спать. Никогда раньше не бывавший в общежитии, Курмангазы с недоумением оглядывал небольшую комнату, стены которой были выкрашенную в ядовито темно-зеленый цвет. Шесть металлических кроватей с провисшими почти до пола стальными сетками, стояли  совсем близко  друг  к другу, образуя узкий проход посередине комнаты. Перекосившиеся прикроватные тумбочки, тусклая лампочка висела под самым потолком, окно было занавешено старым , вылинявшим покрывалом, которое висело криво, прибитое к деревянным рамам, длинными гвоздями.
               Курмангазы никак не мог вспомнить,  как он сюда попал, он сидел на угловой кровати, забравшись на нее с ногами. Кто-то заботливо укрыл его теплым одеялом. На соседних кроватях сидели и что-то громко обсуждали с десяток парней, постарше его. Некоторых он помнил, в лицо это были ребята с казахского отделения его института, старшекурсники. Говорили они казахском языке. Плохо понимающий свой родной язык и почти не говорящий на нем, Курмангазы пытался понять, о чем идет речь.
     Когда Курмангазы чуть пошевелился чтобы расправить затекшую ногу, один из парней повернулся, глянул на него озорным взглядом и сказал на казахском:
    - Как ты, батыр? Оклемался? Извини, братишка, что я не дал тебе вырубить того дружинника. Я видел, как ты на него бросился. Герой!
     Все сидящие дружелюбно засмеялись, повернувшись в сторону растерявшегося  Курмангазы.
    - Рахмет ( спасибо), – сказал он и тоже попытался было засмеяться, но острая боль в висках не позволила ему этого сделать. Он схватился за голову и тихо застонал.
    - Вот, гады! – произнес парень сидевший рядом и подойдя к Курмангазы протянул ему таблетку, в бумажной упаковке.
     - Выпей, братишка! Полегчает! – он присел напротив Курмангазы, и приветливо посмотрев на него, сказал:
      - Ты не беспокойся, тебя осмотрел врач и сказал, что все нормально, немного повреждена кожа головы, ну и сотрясение мозга, вероятно есть. Девушку твою, мы доставили домой, за нее не беспокойся. Давай, сейчас поужинаем, и потом ложись спать. Кстати родители тебя не будут искать?
      Курмангазы, понявший из всего сказанного ровно половину, только помотал головой и сказал:
      - Жаксы(хорошо).

                -----

                Полковник Избергенов не спал всю ночь. Уже под утро, устав бороться с самим собой, он встал и тихонько, стараясь не разбудить жену, прошел на кухню. Плотно прикрыв за собой дверь, он приоткрыл форточку и сел на холодный стул. Взяв со стола пачку сигарет, он вытащил одну и прикурил ее от многоразовой, прозрачной зажигалки.
     - Это был мой долг, я же офицер, я не мог поступить иначе, - в очередной, наверное, тысячный раз убеждал он себя, но увиденная им кровь на белом снегу, не выходила у него из головы.
    - Это же наши дети. Как мы так могли с ними поступить, мы же взрослые, офицеры, мы должны их защищать. А что мы сделали? За что? Ну вышли они на площадь, наверное, надо было с ними просто поговорить, выслушать их, объяснить им все тонкости принятого решения. И может быть, они бы разошлись…
     - Ты что не спишь? Куришь среди ночи! – жена тревожно заглянула на кухню, прищуриваясь смотрела на висящие на стене часы.
    - Что-то случилось? – спросила она, сладко зевая.
    - Нет, ничего. Иди, спи, я сейчас тоже лягу, - ответил полковник Избергенов, понимая, что сегодня ему уже не уснуть и то, что отслужил он свое  там, где не мог он больше находиться.

                -------

                Отец и мать стояли рядом  со входом и тревожно смотрели на выходящего из общежития Курмангазы.
     - Сыночек! Что с тобой? – кинулась к нему мать, не сдерживая нахлынувших слез.
     Курмангазы немного стушевался  от присутствия родителей, но увидев как его старшие товарищи, поздоровавшись с ними, деликатно отошли в сторону, обнял рыдающую мать и протянул руку отцу.
     - Что с головой, почему она перебинтованная, ты упал? – слезы лились из испуганных глаз матери.
    - Да, поскользнулся, немного ушибся, но это совсем не страшно. Успокойся, мама не плачь! – Курмангазы прижался к матери и сам, еле сдерживая подкативший к самому горлу комок.
    - Аида, успокойся! Ты же видишь, он жив и здоров! Все хорошо, - отец тоже обнял супругу.
     Стоящие в стороне парни, немного посовещавшись между собой, подошли к стоящей в обнимку семье и один из них сказал:
     - Курмангазы, ты оставайся с родителями. Тебе надо в больницу, а мы пойдем, нам пора.
     - Ага( дядя), тате ( тетя) до свидания, обратились они к родителям Курмангазы и направились было в сторону поджидающей их большой группы студентов. Но, их заставил остановиться громкий выкрик Курмангазы.
    - Постойте, куда вы без меня! Я с вами! Я обязательно пойду с вами.
    - Никуда ты не пойдешь! Тебе надо к врачу! Посмотри на себя, ты же бледный совсем! Не пушу! – Аида Жумахановна крепко обняла хрупкое тело сына и прижалась к нему, мокрым от слез лицом.
    - Мама! Я должен пойти! Пожалуйста, отпусти меня! Пойми меня, я тебя прошу, - Курмангазы попытался бережно освободиться из крепких объятий матери. Но, она, почувствовав, что сын может уйти, еще крепче прижалась к нему.
     Парни стояли в нерешительности – то ли уйти, то ли нет.
          - Аида! Прекрати истерику! Он же не на войну собирается, отпусти его. Не позорь парня перед друзьями, он же совсем взрослый у нас, пускай идет.
       Мать, вдруг отпустила его, посмотрела на него, и опять прижалась к нему.
      - Родной, мой, куда же ты собрался? Зачем?
      - Я должен, мама! Я не знаю точно зачем, но знаю, что должен быть там, на площади! Пожалуйста, отпусти меня.
    Мать опустила руки, несколько мгновений стоя опустив их как плети, плечи ее низко повисли, взгляд был устремлен вниз. Но, это длилось всего мгновение. Она выпрямилась, подняла голову и посмотрела на сына совсем другим взглядом. Не было в этом взгляде больше жалости и тревоги, но была сила и отвага, гордость и материнская поддержка. Видимо, кровь дочери степи сыграла свое. Никогда в древности в наших краях не жалели матери сыновей идущих в бой. А в том, что ее сын собрался именно в бой, она была уверенна. Нельзя обмануть материнское сердце. Невозможно.
     - Иди, сынок, догоняй друзей! Пусть удача сопутствует тебе! – мать резко отвернулась и, вытирая слезы, пошла прочь.
     - -Будь осторожней, сынок! Пораньше приходи домой, мы будем ждать тебя! – отец крепко пожал руку сыну и пошел догонять супругу.

                ------

              Площадь бурлила. Сегодня здесь были не только студенты. Много народу приехало из окрестных сел и аулов. Рабочие и инженеры, врачи и водители, скотоводы и механизаторы, все были здесь. Но, все же студенчество составляло большинство. Люди были напряженны и сосредоточенны, не было сегодня игр и забав, напряжение витало в воздухе.
      - Вчера нас раздавили, нас унизили, растоптали нашу честь. Нас никто не выслушал,- вещал в микрофон тот же самый высокий парень.
      Курмангазы стоял и слушал его. Незнакомое доселе чувство овладело им. Гордость и отвага, чувство сопричастности  к чему-то великому, очень важному и нужному овладело им. Лицо его пылало. Бинтовая повязка сбилась в сторону, и торчала из - под шапки. Он возбужденно сжимал кулаки и внимал каждому слову оратора.
     - Народ имеет право выразить свое мнение, ведь мы свободные люди, мы не рабы, чтобы пренебрегать нашим мнением и тем более никому недозволенно топтать наши права! – парень совсем сорвал голос. Говорить ему становилось все труднее и труднее.
     Ближе к обеду на правительственную трибуну, окруженную плотной шеренгой, прибывшего ночью спецотряда по борьбе с бунтами, прошли руководители республики.
       - Товарищи! – обратился к собравшимся один из них, - Проводимый вами митинг несанкционирован и поэтому незаконен. Решение Центрального комитета направлено на улучшение нашей с вами жизни. Назрели перемены. Скоро вы увидите большие изменения в повседневной жизни простого народа. Прежний руководитель компартии нашей республики, сам принял решение уйти на пенсию, его никто не вынуждал! - оратор хотел было продолжить, но недовольный гул огромного количества людей заглушил его речь.
    - Пусть выйдет на трибуну Димаш Ахме……., - голос высокого парня сорвался, он громко закашлял, не в состоянии продолжить свою речь. Сильный приступ удушья не давал ему собраться и он, протянул держащий в руке мегафон в сторону и сказал тихим голосом:
    - Возьмите кто-нибудь, потребуйте, чтобы Кунаев сам сказал слово…
     Никто не брал мегафона, парень опять закашлялся не в силах говорить.
     Какой-то внутренний порыв заставил не ожидающего этого Курмангазы подбежать и буквально выхватить мегафон из рук ослабевшего парня. Он стремительно рванул к самой трибуне,  шапка слетела с его головы. Толпа расступалась, давая дорогу странному худощавому парню, в длинном черном пальто, с перевязанной головой и мегафоном в руке.
     Увидели его и сотрудники милиции стоящие в стороне и ринулись к нему наперерез. Спонтанно, люди создали своими телами своеобразный щит и не пускали милицию к бегущему Курмангазы. Плотный слой людей загородил его и вскоре он оказался возле самой трибуны. Только шеренга угрюмых бойцов, привыкших разгонять бунты в колониях, отделала взволнованного парня от нее.
      - Говори! Говори, братишка! – кричали ему люди, сдерживающие собой, напирающих со всех сторон милиционеров.
     - Мы требуем! – раздался звонкий, пронзительный голос Курмангазы. Он не узнал его. Искаженный слабеньким микрофоном и изменившийся от волнения голос, казался, принадлежал не ему.
    - Мы требуем, чтобы прекратили насилие! Мы требуем, чтобы нам позволили высказать свое мнение! Мы хотим, чтобы прежний руководитель..., он не успел высказать до конца свою мысль. Милиция прорвала защитное кольцо. Кто сильно и злобно скрутил его руку, высоко при этом ее задрав. Мегафон выпал на землю. Его потащили в сторону стоящей неподвижно шеренги бойцов спецназа. Они разошлись и несколько милиционеров буквально втащили Курмангазы в подземное помещение, находящее под трибуной. Войдя туда, тот, кто держал скрученную руку парня, отпустил его. Курмангазы стонал от боли и едва сумел выпрямиться, как сильный удар в челюсть опрокинул его на холодный пол.

                -----

        - Ты не знаешь своего родного языка. А считаешь, наверное, себя патриотом? – сидящий перед Курмангазы следователь внимательно читал исписанные мелким почерком листки  бумаги, взятые им из серой канцелярской папки, лежащей на самом углу стола.
      - Связался с кончеными алкоголиками и наркоманами, с хулиганами и всякими другими проходимцами. Ты же хороший парень, музыкант, домбрист, победитель республиканского конкурса. Ну, зачем ты ввязался в это безобразие, беззаконие?  Смотри, какие у тебя родители. Отец и мать – оба доктора наук. Это надо же, такая семья и вдруг, ты – зачинщик массовых беспорядков, - он, казалось, говорил сам с собой, не обращая особого внимания,  на сидящего на неудобном стуле Курмангазы.
     - Вот, я. Приехал из маленького аула. Родители мои неграмотные люди, скотоводы. Я не знал русского языка,  поступил на казахское отделение Юридического института, но через год, перевелся на русское отделение. Я же понимаю, трудно сделать карьеру, не зная хорошо русского. Я и сейчас продолжаю его изучать. А ты? Эх ты, дурачок! Такая открывалась перспектива, и  взял сам себе все испортил, - он дочитал, наконец, все бумаги, вытер потное, сальное лицо, большим цветастым платком и поправил неловко сидящий на толстой шее шелковый галстук.
     - Ну, что молчишь, домбрист,  хренов, кажется, так надо ругаться на русском, а?
     - Я обязательно научусь говорить на своем родном языке, обязательно! – ответил ему Курмангазы.
     - Научишься, научишься. У тебя будет теперь много времени, я думаю, очень много, лет так, наверное, пять, как минимум. Так что дерзай, домбрист – хулиган.
    - Я не хулиган, я действительно патриот. А ты вот кто? Ты любишь свой народ, свою Родину?
     - Я? Это вот я и есть патриот, это я люблю свой народ и свою Родину, и служу ей верно! А ты, нарушая закон, идешь против своего народа, против своей Родины! Так, что лучше помалкивай, не зли меня, а то, припишу тебе еще пару статей и добавится тебе еще года два, на обучение казахскому языку, в местах не столь отдаленных.
   - Нет, ты не патриот, ты карьерист! И тебе плевать на народ, который растоптали на площади! И о судьбе свое Родины, ты вряд ли задумываешься! Ты думаешь только о себе!
     Следователь побагровел и сняв с шеи галстук, встал и налил себе воды из граненного графина.
    - Да, я карьерист! Я хочу стать большим начальником и иметь власть и деньги! А что это плохо? Разве ты этого не хочешь? Хочешь! Этого хотят все! Все! Ты слышишь меня? Все! – голос его сорвался и превратился в визг.
    - Я вырос, питаясь хлебом, сахаром и чаем. Мясо мы ели раз в неделю, о фруктах и овощах не мечтая.  Я ходил все детство в заштопанных штанах, доставшихся мне от старшего брата. Я не видел отца трезвым, и мать свою улыбающейся. А ты? Ты вырос в достатке и тепле! Тебя любили и лелеяли, покупали новую одежду и мороженное. А я, первый раз в жизни купил новые носки здесь, в Алма-Ате, поступив в институт. Тебе любили. А меня пьяный отец чуть не убил, пронзив вилами, когда я заступился за мать. На, смотри! – он расстегнул рубашку и Курмангазы увидел на толстом животе рванные розовые шрамы.
     Следователь застегнул рубашку, засовывая ее конца в широкие брюки. Он нервно вернулся за стол и, взяв валявшуюся на нем сигарету, прикурил и жадно затянулся едким дымом.
     - Я ненавижу таких как ты, не – на- вижу! Понял, ненавижу!
       
                ------

                За семь лет Курмангазы выучил свой родной язык. За эти семь лет изменилось многое. Умерла, не дождавшись сына его мать. Страна, Родина стала независимой и свободной. А главное изменился Курмангазы, он стал другим человеком. Та девушка с большими черными глазами стала его женой.
      Освободившись  из под стражи он уехал в самую глухую деревню и стал учить детей музыке, а сам стал признанным в народе акыном – сказителем, активным участником, ставшими популярными к тому времени айтысами – соревнованиями народных акынов.   
               
                -----

                Прошло еще десять лет.
         Победителей республиканского конкурса народного творчества, посвященного Дню независимости принимал  сам аким области. В тожественном, помпезно устроенном зале, собрался весь актив области и представители творческой интеллигенции.   
     - Все мы помним те холодные декабрьские дни 1986 года. Помним и тех героев, которые встали на защиту права народа на самоопределение и независимость. Все мы были участниками тех событий. Никогда мы не забудем и тех, кто пал жертвой произвола  и беззакония, и тех, кто вынужден был лучшие свои годы провести в заключении, - еще долго говорил глава региона о великом Дне независимости и с каждым его словом, сидящему  в самом дальнем ряду Курмангазы, все более и более стало казаться, что он уже где то слышал, этот энергичный и уверенный говор.
     - Наверное, по телевизору выступал, большой все - таки начальник! – подумал про себя акын и встрепенулся, услышав свою фамилию.
     - Победителю айтыса, Уразбаеву Курмангазы, от имени наших спонсоров, вручается автомобиль «Шкода»! – донесся  до Курмангазы знакомый голос. Бурные овации сопровождали его, пока он шел из последнего ряда в президиум.
     И с каждым шагом, Курмангазы все отчетливее и отчетливее вспоминал, где же он уже слышал голос этого акима. Он шел, распрямив свои хилые плечи, длинные волосы спадали на них. Большие черные глаза, бледное, худое лицо. Он шел медленно, смотря прямо в глаза, стоявшего на трибуне акима. Тот мельком взглянув на идущего за наградой и вдруг, острая стрела вонзилась между его лопаток.
  - Кто? Курмангазы Уразбаев? – он всю жизнь помнил его, помнил их разговор. Как же он не заметил его фамилию в предварительно согласованном с ним списке, он бы, конечно, не пропустил его. Но, уже поздно, вот он идет, идет как палач! Народный любимец. Акын. Да, он выучил родной язык, как и обещал.
   Курмангазы подошел вплотную к трибуне и молча смотрел в глаза, ставшего пунцово красным акима. Тот растерянно смотрел на акына, держа в вытянутой руке ключи от автомобиля «Шкода».
    - Ну, поздравляй! А то неудобно, что люди подумают, - сказал Курмангазы тихонько и встал рядом с акимом.
     - Поздравляю вас, уважаемый Курмангазы! Вы достойны своего великого тезки…, -  начал было аким, но вдруг осекся и молча протянул ключи.
    - Спасибо, нашему уважаемому акиму, он правильно сказал, мы все имеем отношение к этому великому празднику. Все, но поразному. А что касается подарка. Мне в нашем ауле и ездить некуда и поэтому я хочу, чтобы этот автомобиль был продан и вырученные средства были бы переданы в фонд поддержки тех, кто пострадал в те холодные декабрьские дни!

                -----
 
                Новый кюй, рожденный в сердце Курмангазы, летел над степью. Чарующие звуки домбры вобрали в себя все невысказанное и накипевшее в  его груди. Да и надо ли, говорить о том, что и так понятно. Нет, это никому не нужно. Слова – они всегда остаются всего лишь формой выражения того, что есть в сердцах  людей. Это содержание – и есть то, ради чего стоить жить на этой прекрасной земле. И пока есть  на ней таки люди, как наш герой,  то и будет наша жизнь другой, и люди, в потоке серых будней, борющиеся за свой хлеб насущный, замрут, однажды услышав подобную музыку и задумаются о вечном.
          И пускай летят  над вечной степью мелодии свободы и независимости, окрыляя собой наш великий народ!

                -----