Александр Македонский. Начало. Часть I. Глава 8

      Глава 8

      Природа буйствовала в наступлении лета. Дожди и грозы поздней весны напоили землю, и она покрылась зелёным ковром, богато украшенным россыпью полевых цветов, вокруг которых уже деловито жужжали неутомимые пчёлы. Шелест листвы вековых лесов заглушался оглушительным щебетом птиц и требовательными криками их выводков, просивших у мам еду. Небо было сине, весело журчали ручьи, солнце начинало припекать.

      Двое всадников в блестящем снаряжении ехали по дороге, ведущей от столицы на север.

      — Я на всё это смотрю — такая идиллия! Даже не верится, что здесь могут твориться тёмные дела и кто-то помышляет о грабеже и им промышляет.

      — Успокаивающие картины, как правило, обманчивы, Геф. Войны — и большие, и малые — не заканчиваются никогда. И потому мы едем…

      — За первой кровью, Ксандре, — вывел Гефестион. — А что, если эти меды повстречают нас на этой дороге, да ещё всей своей ордой? С двумя-тремя десятками нам не справиться.

      — Вряд ли они будут охотиться на людей, если набили себе руку на угоне скота. Как ни блестяще наше снаряжение, большого табуна оно не покроет, а шуметь перед своим налётом им нет никакого смысла.

      Конь Гефестиона дёрнул головой, этер успокаивающе похлопал его по шее:

      — Тише, Гектор, тише.

      Александр посмотрел на коня товарища:

      — Интересно, а они, Буцефал и Гектор, испытывают друг к другу такие же чувства, что и всадники?

      Гефестион рассмеялся:

      — Увы, Гектор — неисправимый извращенец. Замечен вчера в конюшне лобызающим только что прибывшую свеженькую кобылицу и поскорее был отведён в стойло: Ариадну для случки с другим приобрели.

      — Какое пятно на его репутации!

      — Но в остальном он безупречен.

      — Как и хозяин, который в детстве так часто побеждал меня в единоборствах…

      — А ты рвался в бой за реваншем…

      — Мне уже тогда нравилось тебя трогать, особенно когда на тебе было так мало надето…

      Буцефалу тоже передалось беспокойство попутчика, он повёл ухом, шумно вдохнул, дёрнул головой и оглушительно заржал. В ответ ему из придорожного леса донеслось тихое ржание.

      Наездники насторожились, их разговор перестал быть шутливым.

      — Они? — тихо спросил Гефестион.

      — Должно быть… — прошептал Александр.

      — Последнюю деревню мы оставили в двух часах езды — она не может быть их целью. Значит, остаются те, что будут впереди.

      — Вернее, ближайшая из них. И ближе они не подходят только потому, что ржание лошадей их может выдать. Раз так, их выдадим мы, — решил Александр. — Вперёд!

      По догадкам Александра ближайшее поселение не должно было располагаться далеко — и, действительно, не прошло и четверти часа, как друзья подъехали к довольно большой деревне. Первым из увиденных ими жителей был паренёк младше их разве что на пару лет с лукавым и озорным взглядом, тем не менее, преисполнившимся неподдельным простодушным восхищением великолепным обмундированием и прекрасной одеждой нежданных гостей. Хлопец ещё долго бы с восторгом цокал языком, если бы Александр не приступил к делу:

      — Здравствуй, приятель! Как зовётся сей благодатный оазис?

      — И вам здоровья!.. Гревена.

      — А тебя как величать?

      — Ионой. А вы сюда не за невестами приехали?

      — А что, здесь есть невесты?

      — Конечно! Моя двоюродная сестра, меня на ней женить хотят, а у неё веснушки.

      — Зачем же нам с веснушками? — рассмеялся Александр.

      — А вы её в город увезёте, белил купите, она намажет — и будет беленькая.

      — Женщина должна быть красивая без белил, — наставительно изрёк Александр.

      — Ну притирания какие-нибудь раздобудьте, чего только в столице ни продают… Два раза попользуется — и сойдут веснушки.

      — Зачем же тебе от неё отказываться, если она будет без веснушек?

      — Да это у вас, в городе, а здесь у неё опять выскочат, — возразил Иона и посмотрел на Гефестиона. — Для тебя тоже есть, моя родная сестра.

      — У тебя и родни… Что, у неё тоже веснушки? — полюбопытствовал сын Аминтора.

      — Не, у неё всё в порядке, только я миску разбил, она наябедничала — и мамка меня наказала.

      — Тогда извини, не могу. Порча имущества не должна оставаться безнаказанной. К тому же у меня уже есть жених, вот он. — И Гефестион с любовью посмотрел на царевича.

      — Жаль, коли так… — протянул мальчишка. — А вас как зовут?

      — Я Неарх, а это Аристид, — законспирировался Александр.

      — Э, не. Я тебя узнал, ты царевич.

      — Как же ты меня узнал? — удивился наследник македонского престола.

      — Мы с отцом в прошлом году поехали в Пеллу скотину продавать, там я тебя во дворце и увидел.

      — Ты что же, скотину во дворце продавал?

      — Нет, я с площади. Ты на балконе стоял.

      — Так это далеко, я знаю, — ты разглядеть хорошенько не мог и сейчас просто опознался. Мы действительно с Александром похожи, нас часто путают, но я всего лишь его этер.

      В глазах Ионы снова забегали лукавые искорки, к легковерным его нельзя было отнести. Не отрицая прямо, он в то же время ясно дал понять, что не поверил сказанному Александром, и продолжил разоблачения:

      — А ты совсем не Аристид, ты Гефестион, ты в Македонии самый красивый.

      Гефестион слегка порозовел и обернулся к Александру:

      — Похоже, Македония не так велика, как мы себе представляли, и, вообще, мир тесен.

      — Ладно, мы сюда не невест приехали выбирать и не личности обсуждать, а по делам государственной важности, — закрыл тему Александр. — Кто тут у вас староста?

      — Староста?

      — Ну да, самый умный и самый главный.

      — Так это Никомед.

      — Вот и веди нас к нему.

      Никомед оказался крепким мужчиной с прямой, несмотря на шестидесятилетний возраст, спиной, внимательными глазами, которые нежностью небесно-голубого цвета резко контрастировали с задубевшей от постоянного пребывания на открытом воздухе потемневшей кожей лица, и с широкой окладистой бородой. К опасениям Александра он отнёсся серьёзно и сразу же кликнул вертевшегося у входа и, несомненно, всё подслушавшего Иону, чтобы малец созвал всех могущих держать оружие. Через полчаса в простом глинобитном домике заседал военный совет.


      Меды были злы и безжалостны, как и все кочевники, жившие по первобытным законам и свято уверенные в безгрешности своих налётов, как и волк не задумывается ни о чём, когда обедает пойманным зайцем. По их понятиям даже у своих можно было красть, даже соплеменников можно было убивать, а потом откупаться за эти «проступки», заплатив вождю, — что же говорить о чужом и чужих? Украсть не своё и убить не своего было благом и геройством, чужое имущество, как и женщины, предназначалось для того, чтобы его захватить и употребить себе на пользу. Держались и передвигались варвары наполовину военными, наполовину откровенно бандитскими отрядами по тридцать-сорок человек, сёла отыскивали позажиточнее, нападали обычно на рассвете, рассчитывая на внезапность своего появления и вялость отпора только-только проснувшихся селян; когда лишь угоняли табуны, а когда и, если сопротивление было явно слабым, разоряли деревню до основания, обставляя свой рейд насилием и убийствами. Поймать их в гористой, покрытой лесами местности было делом безнадёжным — оставалось только вооружаться, всё время быть начеку и давать настолько жёсткий, насколько это было возможно, отпор.


      На немой вопрос собравшихся в доме мужчин «что здесь делают гости?» Александр просто ответил, что хочет принять участие в вооружённом столкновении. В четырнадцать лет юноша уже может создавать семью — ему тем более надо уметь защищать свою землю, свой дом и своих родных. Этот ответ всех удовлетворил.

      В конце концов медов решили дожидаться, схоронившись в хозяйственных постройках. На предложение Александру и Гефестиону сменить свою заметную одежду на более скромную подростки ответили отказом: им привычнее будет в своей собственной, и, потом, они не собираются становиться неприметнее, теряться среди других обороняющихся. Это тоже было встречено с пониманием и уважением: было ясно, что прибывшие не ищут лёгкой доли и готовы к серьёзному испытанию. Дважды за ночь, наказав быть предельно осторожными, Никомед посылал на разведку местных мальчишек, изучивших окрестные леса вдоль и поперёк. Первый вернулся с известием, что меды выдвинулись ближе, второй выяснил, что они располагаются уже у самой дороги. Дистанция неуклонно сокращалась.

      Александр и Гефестион сидели в засаде, в нетерпении покусывали губы и ждали, когда забрезжит рассвет. Из щелей сарая тянуло холодком. Наконец, словно приподнимая набежавшие облака, на востоке проступила тонкая светлая полоска, проснулись первые певчие птицы.

      Деревня безмолвствовала, притихли даже горластые младенцы, в пространстве, напрягая нервы, нарастало тревожное ожидание чего-то богопротивного. «Но Арес*, — возразил своим ощущениям Александр. — Арес за нас. И наше право».

------------------------------
      * Арес — бог войны у греков.
------------------------------

      От неожиданных диких криков, огласивших предутреннюю прохладу, он всё-таки вздрогнул, но тут же собрался. Не дождавшись выгона скота на пастбище, меды поняли, что их засекли, теперь они не могли рассчитывать на внезапность натиска и уповали только на его стремительность. Они неслись по главной улице; защитники первым делом ударили по флангам растянувшейся кавалькады, а затем разрезали её посередине на две части.

      Александр и Гефестион ринулись в бой одними из первых, у обоих было по два дротика: один — для метания, другой — для сражения. Первый дротик царевич метнул по ближайшей цели, не примериваясь долго и даже не посмотрев, что сталось с варваром в результате броска: времени не было разбираться, Александр уже наметил себе другую мишень — это был здоровенный рыжеволосый детина с выбивавшимися из-под невесть как добытого шлема спутанными космами. Он тоже увидел Александра, но не посчитал такую мелочь достойной своей руки, искал добычу поважнее: ведь облачение царевича, каким бы дорогим ни было, явно меду не подошло бы; Александр же, наоборот, громким «эй ты, гад!» старался вызвать рыжеволосого на поединок. Досадуя на это блестящее, такое лишнее недоразумение, варвар плотнее перехватил свой дротик, решив поскорее разобраться с наглецом-малолеткой, подколоть его и после уже не отвлекаться на настоящее дело.

      Александр нёсся на меда, сверкая гневными глазами. Где-то справа летел Гефестион, тоже уже кинувший свой дротик и скрипнувший зубами — «Аид, не попал!» Александр забрал влево, детина скакал ему навстречу и злорадно ухмылялся, рассчитывая на длину своей руки. «Ну погоди же, тварь, я покажу тебе, как меня с пустым местом равнять!» пронеслось в мозгу царевича, он дёрнул узду, Буцефал резко взял вправо и обогнул коня варвара перед самой его мордой; тот притормозил, мед раскрылся, по инерции подавшись телом вперёд, не успел среагировать, прикрыться с незащищённой стороны, с которой атаки вовсе не ожидал, — и получил колющий удар дротика, что есть сил всаженного царевичем в ненавистную тушу. Валился варвар с коня медленно, как бы удивляясь и не желая понять и принять случившееся.

      «Есть один! Первая кровь!» — подумал Александр, но теперь в его распоряжении оставался только меч, а упавший с коня рыжеволосый ясно продемонстрировал другим грабителям, что зарвавшегося мальца надо остановить. Уже не Александр выбирал себе жертву — на него мчался другой варвар, такой же отвратительный, как и первый.

      «Ах ты, мразь! На моего Александра!» — ужаснулся Гефестион. В первые мгновения стычки после неудачного броска он немного растерялся и замешкался, не сразу сообразив, какого соперника выбрать. Атака же на Александра не оставила у него ни малейшего сомнения — и Гефестион ринулся на смевшего покуситься на жизнь его любимого. «Получай, ублюдок!» Дротик засел в груди святотатца, едва не пронзив его насквозь. Этер сверкнул своему царевичу белозубой улыбкой:

      — Теперь с мечами! Вперёд!

      Местные быстро брали верх над чужаками, да и как же могло быть иначе? — даже мальчишки, ускользнув из-под бдительного ока матерей, опутывали шеи незваных ловко брошенными арканами, легко стаскивали их с лошадей* и всаживали вилы во вражеские животы. Число ещё живых медов стремительно уменьшалось, наиболее трусливые уже метнулись из деревни вон, вдогонку им полетели стрелы вышедших из контактного боя; оставшиеся в нём окружали романтиков с большой дороги поодиночке и отправляли на встречу с Хароном.

------------------------------
      * Стремян и сёдел тогда ещё не было, и всадники сидели на попонах — устойчивость была минимальной.
------------------------------

      — Ну вот, мечи нам так и не пригодились, — вздохнул Гефестион, вытирая пот со лба. — Ты только — а селяне ему стрелу в спину, я только — а пацаны на него аркан.

      Ещё взбудораженный отгремевшей схваткой Александр чуть не наехал Буцефалом на Гектора:

      — Ты сегодня второй раз держал в руках мою жизнь.

      — Глупости, ты бы успел увернуться, — Гефестион всегда щадил гордость Александра. — Но… раз ты так думаешь, я не премину извлечь из этого корысть. — И этер лукаво улыбнулся. — Обещай мне в своих будущих победах право первым осматривать трофеи — я буду связывать и сбрасывать со скалы всех наложников восточных сатрапов, чтобы тебе не пришло в голову их вкушать.

      — Какая жестокость! Даже попробовать нельзя?

      Гефестион принял важный вид и отрицательно покачал головой:

      — Ни вот столечко…

      К отдыхающей парочке подбежал Иона:

      — Александр, поздравляю! Ты двоих убил!

      — Двоих?

      — Ну да! Помнишь, как в самом начале дротик метнул? Я видел: гад так и свалился. Он вон там, смотри, своё же оружие узнаешь!

      — У тебя двойной почин! — Гефестион был счастлив за любимого не менее самого Александра.

      — Наконец-то я взял реванш за свои поражения в гимнасии…

      — На здоровье, радость моя!

      Вероятно, этер сиял так ярко, что Иона перевёл взгляд с государева наследника на его друга:

      — Ты что, ранен?

      Гефестион удивлённо воззрился на мальчишку, опустил глаза и увидел на передней стороне своего правого бедра порез палайсты* в полторы.

------------------------------
      * Палайста - древнегреческая мера длины, около 7 см.
------------------------------

      — Пустяки, царапина. Не сказал бы — я бы и не заметил. Да меня никто и не касался — наверное, я меч поудобнее перехватывал и сам поранился.

      Александр, державшийся слева от любимого, обогнул Гектора, чтобы внимательнее рассмотреть повреждение, но, увидев лишь тонкую красную полоску, облегчённо вздохнул и обнял синеглазого красавца:

      — Береги себя. Для меня.

      — Обязуюсь…

      Лирический лад, на который они было настроились, разрушил тот же Иона:

      — Вы как, головы рубить сами будете? Я тесак у отца захвачу, если в первый раз с непривычки противно будет, кликните — помогу, я к рубке мяса привычный.

      Александр не раздумывал ни мгновения:

      — Нет, помощь не нужна. Тесак тащи, а мерзкие головы мы сами отсечём.

      — Хорошо, я мигом.

      Победители тем временем приступили к ревизии, то есть осматривали поступивших в их владение лошадей и стаскивали с заслуженно убиенных злодеев всё, что могло пригодиться в полной стольких превратностей жизни.

      Когда всё было закончено, Иона потащил Александра с Гефестионом на «лобное место», куда двое здоровенных плечистых малых уже приволокли сражённых гостями медов, мертвецы были ещё тёплыми. Александр взял в руки тесак, он не должен был сплоховать: как ни дремучи были селяне, стараниями Ионы царевича в блестящем подростке опознали, да и манера Александра держаться говорила о многом. Вокруг наследника македонского престола и его красавца-этера собралась чуть ли не вся деревня, всем было интересно, как они будут отрубать головы мертвецам. Симпатией к знатным гостям селяне прониклись ещё накануне: их предупредили, к ним примкнули, молодые господа не оказались кисейными белоручками, вступили в сражение — и вступили результативно. Было очень интересно посмотреть, как они справятся с рубкой, все чистосердечно желали им и силы, и ловкости, и стойкости.

      Александр взял тесак, подошёл к трупу рыжеволосого и на несколько мгновений замер. «Вот он, мой первый, я запомню тебя на всю жизнь!» Царевич закусил губу, лезвие резануло мертвеца по шее, неостывшая кровь под давлением хлестнула из раны. После второго удара, когда от мёртвого тела на одежду царевича полетели ошмётки плоти, а брызги крови залепили и одеяние, и лицо, Александра начало мутить, ему показалось, что он нарушает порядок вещей и творит неправое: как ни отвратителен был варвар в своей кровожадности, он всё-таки не убивал — его убили. «Вздор, глупости, — помогал себе Александр. — Что с того, что недавно он жил, дышал, пил, ел и тискал женщин? Он пришёл убивать, насиловать и грабить — и получил по заслугам. Ещё неизвестно, сколькими злодеяниями он отметился до этого. Я хочу владеть всем миром — и с собою мне надо справиться в первую очередь». Александр стиснул зубы и довершил начатое под одобрительные взгляды и перешёптывания вокруг, всем понравилась его решительность. Когда голова трупа наконец была отделена от тела, Иона, с явным удовольствием следивший за действиями царевича, протянул ему холщовый мешок:

      — Возьми, сеструха сшила для сухарей, но заверила, что башку он выдержит.

      — А, спасибо! — Александр, заметно побледневший, лицо тем не менее сохранил: — А толстая у мерзавца шея, я полагал, что быстрее буду её кромсать. Ну, иди сюда, преступная гадость! — Голову пришлось ухватить за рыжие космы, и царевича всё-таки передёрнуло от отвращения.

      — Кровь стряхни! — посоветовал Иона. — Потряси башку!

      Александр несколько раз встряхнул доказательство своего мужества в воздухе и с явным облегчением засунул его в мешок.

      — Молодец, справился! — снова раздались одобрительные возгласы. — Второго будешь?

      — Не, на первый раз с меня разделки хватит. Ффу, — шумно выдохнул царевич, его всё же немного подташнивало. — Один или двое — без разницы. Главное, что дело сделано. Мне ещё эту башку в Пеллу везти похвалиться, а она тяжёлая, дрянь, — не буду своего Буцефала мертвечиной нагружать. — Александр обернулся к Гефестиону и передал ему тесак: — Гефа, давай, твоя очередь.

      Этер тоже старался держаться непринуждённо:

      — Надеюсь, что у моего шея будет потоньше, — но в глубине души всё-таки звучали расчёты с совестью: «Красная черта уже перейдена, я должен это сделать, потому что я мужчина, а не тряпка. Он посмел покуситься на жизнь Александра — и получил по заслугам. И курица, и корова менее виновны и тем не менее идут под нож. А этого расчленить — и вовсе святое дело».

      Гефестион действительно быстрее царевича расправился со своим мертвецом и принял свою порцию уважительных взглядов и одобрительных вскриков:

      — Отличная работа! И тебе есть что показывать в столице.

      — Да, получил опыт. Сам убил — сам разделал. Иона, а ни у кого соли нет на продажу? Засыпать бы надо, чтобы до Пеллы на жаре не завоняли.

      — Да мы и бесплатно организуем.

      — Нет-нет, вы же здесь её не добываете. Привозная — значит, покупная. Негоже царевичу свой народ объедать, да? — И Гефестион шутливо ткнул мальчишку в грудь. — Нам же ещё одежду простирнуть надо, не подскажешь, кто-нибудь из девчонок за это не возьмётся? А то вернёмся домой кровью заляпанные.

      Иона захохотал:

      — Возьмётся — и не одна. Со вчерашнего дня они только и восхищаются вами — и разденут вас сами.

      — Это у Гефестиона дар такой — всех девчонок к себе притягивать. — Александр с любовью посмотрел на товарища. — Но нам ещё и сполоснуться надо.

      — Во дворе или на речку пойдёте?

      — На речку, а то во дворе Гефестиона поклонницы и оттирать начнут.

      — Проводить?

      — Не надо: медов поблизости уже нет — всё спокойно.

      — Хорошо, я тогда скажу, чтобы еду приготовили.

      — А, это кстати. Только не мясо, а то нас точно вывернет.

      — Учтём…

      Александр обнял Гефестиона. Они пошли к речке, им действительно надо было поделиться своими ощущениями и переварить то, что случилось, наедине, без посторонних глаз.