Клещи

 
  С ударением на первом слоге. Получается инструмент для вытаскивания гвоздей и перекусывания проводов. Старые, тяжелые, неприятно оттягивающие карман и усиливающие нервозность. Кажущиеся громадными. Особенно сейчас, когда половина четвертого ночи, а ты на улице. Озираешься и крадешься, чувствуя себя татью. Или татем…
   Предыстория следующая. На углу дома, в котором жил Иван Денисович, месяц назад воздвигли вышку. И что? Да ничего - очередная вышка для усиления мобильной связи.
   А потом (логическую цепочку Пронкин выстроил, сопоставляя странные факты), после того, как увешанный ящиками штырь, слившись с пейзажем, перестал привлекать внимание, стало происходить.  У Ивана Денисовича начала болеть голова. Внезапно, не очень сильно, без химических причин. Поболит и перестанет. А иногда он долго не мог уснуть. Или наоборот – непреодолимая сонливость, а в ней кошмары.
То вдруг становится страшно. Так, что хочется убежать, спрятаться, залезть с головой под одеяло. Все пронизано неопределенной угрозой.  И сердце колотится, отсчитывая последние секунды.
   Ни с того ни с сего охватывает злоба. На жену, погоду, неработающий лифт. До дрожи в руках и ногах. И внезапно отпускает…
   А на прошлой неделе три дня подряд Пронкин видел странные сны. Без голых уродов, неприступных стен, на которые нужно карабкаться, подземелий со скорпионами, испорченного мобильника, по которому срочно нужно позвонить. Пронкин видел во сне… Владимира Владимировича. Понимая, что Он – это Он, но без титула. Титул, как не главный на тот момент фактор, оказывался в тени. И охраны никакой не было – они куда-то ехали и беседовали. Во время разговора Пронкин испытывал легкость, какая возникает при общении со знакомым, которого не боишься и не держишь на него зла.  Тема бесед мгновенно ускользала от осмысления, оставляя одно – Владимир Владимирович тебя понимает и уважает. И ты уважаешь и прекрасно понимаешь Владимира Владимировича. И удивляешься, какой он оказывается отличный мужик: простой, очень неглупый, внимательный. И одинокий…
  Впечатление сильное. Тем более, если видения регулярно повторяются. Как результат – все свободные дневные мысли о Нем. Упакованные в сентиментальную обертку сострадания.
  Направляясь на работу, в обеденный перерыв, возвращаясь домой Иван Денисович размышлял о Владимире Владимировиче. И его жалел.
  Как Он живет? Не действует, а живет? Когда вылезает из служебного скафандра. Чем занимается, когда остается один? И остается ли Он один? Полностью, без невидимого присмотра службы безопасности. Но и тогда, когда попадает в слепую зону слежки, остается ли на сто процентов уверен, что за Ним не наблюдают? Это же какое напряжение. А поговорить… Просто душевно поговорить с близким человеком? Видя перед собой живое лицо, а не подобострастную маску, под которой прячется ужас. Есть ли такие люди? И кто с Ним кроме детей на искреннем «ты»?
«И скучно, и грустно, и некому руку пожать…» Как у Пушкина. Все руки заняты – отдают Ему честь, сжимают рукояти, распахивают двери и дверцы. А Ему, наверное, не честь нужна, а сердечное внимание:
  - Ну как ты, Владимир Владимирович, не устал быть Путиным?
  Да. Он устал. И давно уже хочет в лесок, на лужок, на посошок. Не в мраморный бассейн, а сесть с пивком на балконе. Внизу плетутся троллейбусы, беззаботно снуют человечки. Но деться некуда – всюду Кремль. И Он уже тысячу раз проклял день, когда согласился. Вот каково это?
Или, пролетая по улицам в пуленепробиваемом сопровождении, завидовать какому-нибудь бодренькому пенсионеришке, гуляющему с внучкой во дворике с качелями?
   Тяжело… Жаль человека.
   Такие вот мысли.
   Вчера утром, во время завтрака Пронкин оторопел от слов жены:
   - А мне сегодня, знаешь, кто приснился?
   - Бабушка?
   - Не угадаешь. – жена смущенно хихикнула, -  Мне Путин приснился.
   Ладони Ивана Денисовича вспотели, аппетит пропал:
   - И что же тебе снилось?
   - А то, что я ему понравилась.
   - Это как?
   - Как женщина. Не для этого, а по типажу. И мы с ним говорили.
   - Кхм…
   - Сейчас не вспомню о чем, но впечатление фантастическое. Он самый простой человек. Добрый, умный, внимательный. И очень одинокий – такое положение. Как в клещах зажат. А! Вспомнила. Он мне сказал: «Вам кажется, что я на троне восседаю, а я стою на посту.  Постоянно на посту. Как я устал!». И мне стало его очень жалко, потому что я его поняла. Еще он сказал, прощаясь, что нуждается в  поддержке и доверии.
  - Кхм…
  - Не ожидала от себя подобного. Обычно видеть не могу, а здесь вдруг любовью воспылала. Сейчас думаю, а вдруг он, действительно, хороший и нормальный   человек? Вот как бы ты себя повел, окажись на его месте, чтобы чувствовал? Удовольствие? А может быть, горесть? Он даже один побыть по-человечески не может. 
   Пронкин остолбенел…
   А потом стал искать объяснение – он любил всему находить объяснение.
   Как получилось, что при…  нейтральном (если честно, слегка минусовом) отношении Владимир Владимирович занял все мысли, и эти мысли положительные С чего? Со сна.
  Хорошо. Но сон - есть чистка подсознания. Сон – разрыв ненужных психических связей. Хорошо. А какая у Пронкина связь с Владимиром Владимировичем? Никакой, разрывать нечего. Но даже сейчас, размышляя, он избегает фамилии – Владимир Владимирович. Как знакомый, которого больше не боишься. Как можно бояться хорошего человека? Хорошему человеку доверять надо! Слово в слово, как жена.
   А с этим как? Ладно, снится ему. А ей почему? С ее-то недовольством, с ее-то явным минусом (жена Пронкина восторгалась Навальным, читала «Эхо Москвы» и была подписана на «Свободные Новости»)?
   На работе Ивана Денисовича осенило. С подачи Ломова.
   На руке у Ломова он заметил блестящую бирюльку, похожую на брелок для ключей – шарик, а в нем замысловатый кристалл.
   - Пол меняешь? – из вежливости пошутил Пронкин.
   - Нет. Это сфера АШ.
   Через десять минут ответы были найдены. Объясняя, что такое «Сфера АШ», Ломов коснулся нужной темы. Это так говорят, что усилители мобильной связи. На самом деле, это психотронные генераторы… Они внушают обывателю и всем остальным нужные власти состояния и мысли. В обход фильтрующего сознания. Особенно ночью, когда сознание максимально открыто.
   Месяц назад Иван Денисович посчитал бы такое бредом, а Ломова со своей сферой АШ идиотом. Теперь же все сходилось (перечисленные признаки психотронных атак).
   - И какой выход? – спросил Пронкин.
   - Выхода нет. Или это. – Ломов кивнул на брелок. - Общий алгоритм – блокировать сигнал… Каждый час воздействия разрушает триста тысяч нейронов. И память стирает на три сотых процента…
   И вот сейчас, в четвертом часу ночи Иван Денисович крадется блокировать. Озираясь, поглядывая на мертвые окна. Нет, кое-где горят. А он виден?
Подойдя к вышке, Пронкин вынужден был успокоить дыхание…
  Три ящика на недосягаемой без лестницы высоте. Наглухо закрытые. Подводка (он потрогал холодную змею) в металле. Не подобраться. Полезешь на столб – точно заметят. А память тем временем стирается, и нейроны гибнут. Что делать… Что?!
   И вдруг он заметил в основании вышки брак! Крепеж пластмассового копыта был затянут не до конца. Болт, еще в смазке… поддавался впившемся в него клещам. И второй… тоже поддавался.
   Минут через несколько копыто раскрылось, позволив дрожащей руке, сжимающей клещи, проникнуть внутрь. К… незащищенным жестяной трубкой проводам.
   Провода тоже жесткие, но… поддаются перекусыванию. И этот. И… тот. И… и… весь… остальной пучок. Слава богу! Теперь закрутить.
   Отойти от заблокированного генератора  Пронкин успел. Но не успел дойти до подъезда. Оставалось всего метров десять.
   - Гражданин, - раздалось за спиной, - минуточку!
   «Засекли!» -  сжался от внезапности мозг Ивана Денисыча. И он, не оборачиваясь, рванул…
   В полицейском участке у него отобрали клещи. И все пытались выяснить, зачем? И почему он в четыре утра разгуливает без паспорта? И на какоФм основании убегал?
   Через час выписали штраф («Неповиновение представителям»), и отпустили. Точнее, прибежала офигевшая от звонка жена и забрала.
   И знаете, сработало – уже восьмой день ни страхов, ни головных болей. Как рукой! И сны исчезли. Вообще. Сплошная, дающая отдых пустота. Чего желать?