Глава 7. Верный сын Матери-Церкви. Ч. 3

ВЕЛИКИЙ ПРАВЕДНЫЙ СТАРЕЦ СТРАСТОТЕРПЕЦ ГРИГОРИЙ

(Григорий Ефимович Распутин-Новый)

Глава 7

Верный сын Матери-Церкви


4. «Вмешательство» в дела церковные


Обер-прокурор Св. Синода В. К. Саблер (год 1912).

Впервые внимание к личности старца Григория Ефимовича Распутина-Нового в связи с назначением на ответственные государственные посты было привлечено в 1912 г. История с епископом Гермогеном и иеромонахом Илиодором, предпринявших попытку разоблачить Григория Распутина, имела следствием замену обер-прокурора С.М. Лукьянова на опытного церковного чиновника В.К. Саблера, бывшего некогда помощником обер-прокурора Победоносцева, а потому обладавшего большим стажем административной работы в Синоде, пользовавшегося заслуженным уважением в высших церковных кругах, отлично знавшего специфику своей новой деятельности и круг стоящих задач. Причина отставки Лукьянова только в одном – его неспособность справиться с ситуацией вокруг Гермогена и Илиодора, которая провоцировала возмущение среди православного народа и давала повод для недобрых пересудов в адрес и церковных, и государственных властей. Илиодор и Гермоген, пытавшиеся в 1912 г дискредитировать своего бывшего друга, добились. только того, что полностью дискредитировали сами себя своим поведением.

И хотя ситуация была совершенно прозрачна, тем не менее, Владимир Карлович Саблер в качестве обер-прокурора Св. Синода  не пользовался уважением общественности. Причина одна – он считался «распутинским ставленником». Мнение это тем более усиливалось, что он не скрывал своего спокойного, доброжелательного отношения к Г. Е. Распутину-Новому.

Претензии к обер-прокурору Св. Синода В.К. Саблеру были выражены в речи А.И. Гучкова, произнесённой с думской трибуны 9 марта 1912 г. Гучков, сделав выпад против Саблера, обвинил его в пособничестве Распутину. Но тогда Синод в лице архиепископа Сергия (Страгородского) поддержал своего обер-прокурора, который и сам на заседании Думы дал достойный ответ зарвавшемуся интригану Гучкову (см. также подраздел «Коковцов и Родзянко» в главе «Месть врага рода человеческого»).  Истинное лицо Владимира Карловича было иным, нежели попытался изобразить Гучков. Саблер был достоин не порицания, но всяческого уважения и как человек, и как обер-прокурор Св. Синода. Подтверждением тому служит грамота, зачитанная 13 марта 1912 г. при открытии заседания Св. Синода архиепископом Сергием Финляндским (Страгородским) от лица и в присутствии всех иерархов – членов Синода:

«Достоуважаемый Владимир Карлович!

Святейший Синод, с глубокой скорбию следивший за всем тем, что Вам пришлось пережить за эти несколько дней при обсуждении синодального бюджета в Гос. Думе, считает своим долгом принести Вам выражение своей искренней признательности за Вашу стойкую защиту достоинства и законных прав Православной Русской Церкви пред лицом её сознательных и бессознательных врагов, её открытых недоброжелателей и лицемерных друзей. Вы имели мужество всем им сказать и показать, что святыня Церкви неприкосновенна для непосвящённых рук, что Богом данная ей власть и её права не могут быть отданы никому, ни присвоены кем-либо.

За эту защиту Вас подвергли словесному бичеванию, пытались очернить Ваше безупречное имя, всячески злословили Ваше самоотверженное служение Церкви, Царю и Отечеству. Дошли до того, что начали обвинять Вас, будто Вы деспотически относитесь к синодальным иерархам, стесняя свободу их суждений, тогда как Вы-то именно больше всех, прежде бывших обер-прокуроров, стремились к церковной автономии и искренне желали предоставить широкий простор самодеятельности иерархов в церковном управлении.

Верим, что эти незаслуженные наветы не причинили Вам неисцельных мучений: ваша совесть – Ваш судья и в данном случае Ваш лучший утешитель. Сознание исполненного долга, в особенности же вера в Того, Кто и Сам терпел поношения и раны за Свою Церковь и Кто сказал Своим ученикам: «Блажени есте, егда поносят вас… на вы лжуще Мене ради», – несомненно, это было для Вас надёжной броней, за которую не могли проникнуть направленные против Вас «стрелы младенец».

Открытое выражение нашего Вам сочувствия, может быть, излишне для Вас, Вы и без того знаете о нём и о нашей готовности разделить с Вами огорчение и нравственные раны и все вообще тяготы современного служения Церкви.

Но пусть знают и враги Церкви, что их «вознесенная гордыня» не устрашила церковной власти и не побудила её искать убежища в каких-либо сделках с ними.

Пусть знают и лицемерные и близорукие радетели Церкви, что не от противников своих она ожидает помощи, и не от них надеется и желает получить свою внутреннюю независимость и каноническое устройство, а от Того, Кому Богом вручены земные судьбы русского народа – от помазанного Богом защитника Православной веры и Церкви – самодержавного Царя.

Мужайтесь же, высокочтимый Владимир Карлович, подвизайтесь и впредь за Святую Церковь и Господь Бог Своею всесильною благодатью да укрепит Вас и сохранит на нашу общую радость». (Напечатано в Церковных Ведомостях, 1912 г., № 11, от 17 марта) [38].

Несмотря на выраженную поддержку церковных иерархов, со временем нелюбовь к Саблеру усилилась настолько, что Государь вынужден был его заменить кандидатурой, более приемлемой для общественности, каким оказался Самарин. Протопресвитер Георгий Шавельский перечислил те политически активные фигуры, кто особенно повлиял на Государя в вопросе замены Саблера Самариным: «Увольнение В.К. Саблера произошло в июле [1915 г.], в ставке (в Барановичах), под влиянием Великого князя Николая Николаевича, начальника походной канцелярии Государя кн. В.Н. Орлова и Министра земледелия А.В. Кривошеина» [39].

Именно эти люди составляли ядро противников Григория Распутина среди высокопоставленных гос. чиновников. Они же фактически поддерживали оппозицию верховной власти Николая II, в частности, их расположением пользовался Гучков.


Епископ Алексий (Молчанов) (годы 1912-1914)

Ещё одно обвинение Григория Распутина во вмешательстве в церковные дела сопряжено с назначением епископа Алексия (Молчанова) в Тобольск, а затем переводом его на Кавказ экзархом Грузии.

Владыка Алексий был переведён в Тобольск из Крыма в 1912 году. Перемещение связывали с необходимостью освободить место для, якобы, «опального» епископа Феофана (Быстрова). Согласно бытовавшему тогда мнению, еп. Феофан был удалён из Санкт-Петербурга по воле Императрицы. Причину тому усматривали в его настойчивых попытках обличить Григория Распутина. Удалению из столицы предшествовало отстранение еп. Феофана от обязанности духовника Царской Семьи. С другой стороны, всё та же молва связывала предоставление «теплого» места в Крыму с хлопотами Вел. княгини Елизаветы Феодоровны. Даже не вникая глубоко в ситуацию, решительно отметём всякие намеки на какую-либо злонамеренность в мотивах Государыни, хотя бы потому, что это было противно её доброму, благородному сердцу. Что же произошло?

Епископ Феофан был человеком болезненным, страдал заболеванием легких и нуждался для лечения в теплом климате. Более подходящего места, чем Крым, трудно было для него сыскать, и его назначение туда было вполне оправданным, более того, наверняка послужило для еп. Феофана утешением. Что же касается вмешательства старца Григория Ефимовича Распутина-Нового, если оно и было, то, во-первых, не противоречило сложившейся ситуации, а во-вторых, в чем же тогда его вина, если и он, и Елизавета Феодоровна хлопотали об одном и том же — о поправке здоровья епископа Феофана? Но вернемся к епископу Алексию.

Само по себе назначение еп. Алексия было вызвано совершенно естественными причинами, поскольку Тобольская кафедра уже некоторое время пустовала (в связи с переводом прежнего епархиального начальника – архиепископа Антония на другую кафедру). Обязанности епархиального архиерея временно исполнял епископ Челябинский Дионисий (по данным О.А. Платонова). Что же раздражало церковную общественность в назначении еп. Алексия? Очевидно, не само перемещение епископа Алексия, а то отрицательное впечатление, которое сложилось в результате благополучного для старца Григория завершения дела Тобольской Духовной Консистории о его принадлежности к секте хлыстов. Епископ Алексий, вопреки мнению некоторых членов Св. Синода, доказал непричастность крестьянина слободы Покровской Г.Е. Распутина-Нового к хлыстам, и дело было закрыто с вынесением благоприятного для него вывода, а именно – полной его реабилитацией. Видимо, это и вызвало нездоровый интерес к личности епископа Алексия (Молчанова). Всё остальное последовало автоматически, и епископу Алексию в полной мере пришлось испытать на себе действие клеветнической машины.

В показаниях директора канцелярии обер-прокурора Синода Виктора Яцкевича, данных им Чрезвычайной Следственной Комиссии в 1917 г., епископ Алексий представлен человеком порочным, к тому же покровительствующим секте иоаннитов, близкой к хлыстам. Укажем на то, что это личное мнение Яцкевича отражало отношение некоторых членов Св. Синода не столько к владыке Алексию, сколько к Григорию Распутину. Придание владыке Алексию столь неприглядного облика не могло не явиться следствием особенной заинтересованности секретаря Синода в том, чтобы очернить епископа Алексия, поскольку его деятельность на Тобольской кафедре шла вразрез с линией Синода в отношении Распутина. А раз так, рассудили заинтересованные лица, значит, и сам владыка Алексий покровительствует хлыстам.

В начале июля Григорий Ефимович познакомился с сыном владыки Алексия, Леонидом Молчановым, который служил секретарём при прокуроре Псковского окружного суда. Произошло это при следующих обстоятельствах (как о том рассказал сам Леонид Молчанов в 1917 г. на допросе в Ч.С.К.): «7 июля [1912 г.] я выезжал на пароходе из Тюмени в Тобольск. Когда стало известно, что пароходом поедет Распутин, это произвело в толпе известного рода сенсацию. Я провёл с ним весь день до пристани Покровской, где ему надо было сходить. Распутин говорил, что про него пишут много неправды, что Гермоген и Илиодор, вместо исполнения пастырского долга, занялись политикой, и что Государь не любит «синодских», которые вместо исполнения пастырского долга любят лишь пышные одежды, ленты и ордена и являют¬ся в Царское, как сановники, а не как пастыри» [40].

Через Леонида Молчанова Григорий Ефимович познакомился с епископом Алексием, а затем и подружился с ним. Возникшее расположение со стороны владыки к покровскому крестьянину недруги поспешили объяснить чисто практическими интересами продвижения по службе, а со стороны Григория Ефимовича желанием расположить к себе епархиального архиерея, от которого зависело решение его дела. Но может быть существовала иная причина их дружбы? Во-первых, заметим, что Григорию Распутину было отказано в самой возможности просто подружиться с человеком, пусть и высокопоставленным. Но епископ Алексий, несмотря на свое положение, был и сам простым человеком, без предвзятостей, почему легко сошёлся с крестьянином из слободы Покровской. Вот и весь ответ. Их отношениям приписали корыстный расчёт и подвели соответствующую базу. Но расчётливость во взаимоотношениях совершенно не была свойственна Григорию Ефимовичу. Он всегда был открыт ко всем, ценил человека за его качества, в частности, за приветливое расположение к нему, простому крестьянину. Мы не привели исчерпывающих доказательств искренности и бескорыстности дружбы епархиального архиерея и простого крестьянина, но никто не привел доказательств противного. Каждый волен сделать свой выбор. Мы же следуем изложенному в предисловии принципу: в раскрытии интересующих нас предметов придерживаться доброго помысла.

Через Григория Ефимовича епископ Алексий стал известен в Царском Селе. На допросе в Ч.С.К. Л. Молчанов показал, что «отец [владыка Алексий] познакомился с Вырубовой и служил всенощную и обедню в Фёдоровском соборе, после чего завтракал у Вырубовой. За завтраком была послана телеграмма на яхту [Штандарт], на которую был получен милостивый ответ. <…>

Осенью 1913 г. Распутин ездил в Ливадию и обещал хлопотать о переводе отца на юг. Вожделения моего отца не простирались далее какого-нибудь города на юге, как вдруг неожиданно умер экзарх Грузии. Я поехал провожать Распутина и на вокзале просил о назначении моего отца экзархом Грузии. Распутин определенно обещал просить» [41].

Таким образом, как следует из показаний Молчанова, кандидатура епископа Алексия на место экзарха Грузии была выдвинута именно Григорием Ефимовичем по желанию самого владыки. Сама ситуация в общем то безобидна. Но всё дело в том, что для епископа Алексия уже не мог пройти безнаказанным ни один поворот судьбы, тем более, связанный с вмешательством Распутина. После благополучного закрытия «Тобольского дела» владыка Алексий был, что называется, «на прицеле», а механизм клеветы работал надёжно и без сбоев. В результате, каждый штрих личной жизни владыки стал объектом грязных домыслов и слухов, старательно распространяемых прилежными исполнителями важного политического заказа. На допросе в Ч.С.К. обер-прокурор В.К. Саблер, который сам оказался жертвой клеветнических наветов, по поводу назначения Молчанова показал следующее: «Когда я пришёл для доклада Царю, Николай сказал: «А ваши кандидаты все провалились, выбор остановился на Тобольском епископе Алексии». Я позволил себе решительно возразить, заявив, что он не обладает нравственными качествами, что он живёт с учительницей Елизаветой Кошевой, которая повсюду ездит с ним и последует за ним в Тифлис, и скомпрометирует его. Но назначение состоялось» [42].

То, что учительница Елизавета Кошева ездила повсюду за епископом Алексием, вовсе не означало, что он с нею «живёт». Правды здесь столько же, сколько в обвинениях, воздвигнутых в отношении епископа Исидора (Колоколова), архиепископа Варнавы (Накропина) или митрополита Питирима (Окнова), как, впрочем, и в отношении старца-митрополита Макария (Парвицкого) на том основании, что все они «распутинцы». К сожалению, В.К. Саблер, несмотря на своё в общем-то вполне благосклонное отношение к Григорию Ефимовичу, повторил бытующую в то время сплетню. Обвинители и клеветники владыки не было оригинальны. Точно также митрополиту Питириму приписывали порочную связь с его пасынком Осипенко. Подобного рода тяжёлое обвинение было воздвигнуто и на епископа Исидора (Колоколова).

Как уже было отмечено, причина крайне неприязненного отношения к владыке Алексию, связана с тем, что он завершил Тобольское дело в пользу Григория Распутина, а сам Григорий Ефимович со своей стороны, действительно, ходатайствовал о переводе владыки Алексия на Кавказ. Однако причина перевода состояла вовсе не в том, что владыка оказал услугу Распутину, а тот, в свою очередь, замолвил за него слово перед царями и т. д. – так утверждали и утверждают злые языки. Да, Григорий Ефимович хлопотал, но лишь потому, что епископ Алексий был очень больным человеком, страдал тяжёлой формой нефрита и нуждался в тёплом климате. Холодный климат Тобольска привел к обострению заболевания и вскоре после перевода на Кавказ владыка Алексий скончался. Смерть от хронического недуга – разве этого недостаточно, чтобы истолковать события в положительном ключе?..

Истинный облик владыки Алексия проступил в словах одного из его пасомых в г. Тифлисе, где он служил экзархом Грузии. Из письма р. б. Николая дяде Грише (Григорию Ефимовичу Распутину-Новому) от 8-го августа 1914 (полностью текст письма см. в «Приложении»): «Вот уже ровно 10 месяцев, как я не видал тебя, а видеть очень хотелось, ибо после смерти владыки Алексия [Молчанова] у меня в Тифлисе друзей не осталось. Бывало, к покойнику пойдёшь и с горем, и с радостью, и всегда уйдешь от него удовлетворенным.

Мне жаль, очень жаль, что смерть отняла у меня его – этого прекрасного, чуткого и доброго Святителя. Всем сердцем оплакиваю его смерть, и желаю, и молюсь, чтобы Господь уготовал ему Царство Небесное. <…> Приехал новый Экзарх Питирим [Окнов]. Очень всем понравился. Дай то, Боже, чтобы он походил на покойничка» [43].


Епископ Исидор (Колоколов)

Не только епископу Алексию (Молчанову) пришлось претерпеть напраслину за дружбу со старцем Григорием Распутиным.  Испить горькую чашу клеветы, поругания, гонений пришлось и епископу Исидору (Колоколову), жизненный путь которого Господь увенчал мученичеством. На епископе Исидоре при жизни, как и после мученической кончины, также стояло и стоит клеймо «распутинца».

Чтобы почтить блаженную память владыки Исидора, приведём короткую, но достаточно информативную статью, которая была размещена на сайте «Русская линия» за 3 апреля 2007 года:

«Сегодня мы вспоминаем одного из организаторов монархического движения в Нижнем Новгороде, друга Г.Е. Распутина епископа Исидора (Колоколова). Точная дата его мученической кончины неизвестна, сегодня же – день его рождения.

Он родился 3 апреля 1866 г. в Петербурге в семье учителя гимназии и в миру звался Петром Александровичем. Образование получил в Санкт-Петербургских духовных школах, монашеский постриг принял во время учебы в академии в 1888 г. В 1902 г. был хиротонисан во епископа Новгород-Северского, а через год был переведён в Нижний Новгород на должность викарного епископа Балахнинского. В Нижнем владыка встретил революционные годы, когда принял самое активное участие в формировании монархических организаций на родине Козьмы Минина, став духовным лидером местных монархистов. В 1906 г. он был переведён викарным епископом в Рязанскую епархию, 5 лет прослужил он епископом Михайловским.

В 1911 г. он был обвинён в газетах в тяжком грехе, выведен за штат и назначен настоятелем Омского Покровского монастыря. Владыке довелось испить горькую чашу клеветы, лжи, доносов. Сменив несколько монастырей, в 1916 г. он был направлен в Вологодскую епархию, где с него были сняты мантия и панагия и ему было запрещено служить. Его мольба о справедливости, наконец, была услышана, и благодаря заступничеству митрополита Питирима (Окнова) он был назначен настоятелем Тюменского Свято-Троицкого монастыря, где познакомился и сблизился с Г.Е. Распутиным, а через него познакомился с Государыней и Государем. Александра Федоровна писала в одном из писем своему Царственному супругу: "Провела чудный вечер с нашим Другом и Исидором".

В конце 1916 г. владыка был назначен викарием Новгородской епархии.

Именно владыке Исидору пришлось исполнить печальную миссию отпевания злодейски убиенного друга Св. Царственных Мучеников. 21 декабря 1916 г. по желанию Государыни он совершил заупокойную литургию и отпел Г.Е. Распутина в Чесменской богадельне на окраине Петрограда.

Разумеется, после Февральской революции епископ Исидор оказался среди тех архиереев, которые были лишены кафедр. В 1918 г. он оказался в Вятке, где 6 августа был арестован, а 19 августа ему предъявили обвинение в "монархизме и контрреволюции". Вскоре владыка Исидор был расстрелян. Клеветнические обвинения до сих пор тяготеют над его именем, они помешали и решению о его церковном прославлении» [44].

Епископа Исидора обвиняли в таких мерзостях, что невозможно и повторять. Мнение о нем было столь прочно закреплено, что и в настоящее время имя владыки Исидора подвергается поношению даже на страницах православных журналов. В одном из периодических изданий такого рода, не будем указывать его название, в статье, направленной против Григория Распутина, рассказывая о круге близких к Распутину лиц, слепо повторяются все гадости в адрес владыки Исидора, делается попытка унизить и оскорбить его как личность, опорочить его архипастырское служение.

Но нашёлся человек, современник владыки Исидора, хорошо его знавший, кто наперекор злобному официозу смог в немногих проникновенных словах раскрыть подлинный облик архипастыря-страдальца. Этим человеком был «валаамский летописец» – монах Иувиан (в миру Иван Петрович Краснопёров). Весть о мученической кончине в 1919 году многих русских преосвященнейших архипастырей от рук безбожных палачей, а в их числе викария Рязанского Исидора была встречена им с глубокой скорбью.

«Милейший владыка – епископ Исидор – человек глубокого смирения и золотого характера, приявший при жизни всероссийское бесславие, – и он удостоился мученического венца», – писал монах Иувиан.

– Преклоняясь с благоговейным почитанием к памяти сих святителей-мучеников, ныне отошедших ко Господу и предстоящих пред Его Престолом, каждый в своём дерзновении, мы, кроме того, преклоняемся пред тяжёлым жизненным крестом преосвященного епископа Исидора, принявшего венец бесславия, поношения и страдания.

Владыка Исидор очень чтил нашу обитель и сам был близок для неё. Проживая в 1911 году на Валааме, он оставил по себе очень добрую и светлую память, как человек редкой простоты, доступности, сердечности и глубокого смирения.

Мир его доброй и светлой душе! <…>

До праха земного преклоняясь пред мученическим подвигом преосвященнейших архипастырей, страдальчески венчавшихся, мы мним имети в лице их новых священномучеников и предстателей за их родину земную» [45].



Архиепископ Варнава (Накропин)


Архиепископа Варнаву хорошо знал губернатор Тобольска Н.А. Ордовский-Танаевский. Приведем составленный Николаем Александровичем короткий очерк, где приведены собранные им сведения относительно жизненного пути и деятельности на поприще церковного служения архиепископа Варнавы Тобольского (Накропина).

«ВАРНАВА (Накропин), б. архп. Тобольский и Сибирский.

Родился в 1859 году, из крестьян Олонецкой губ. Обучался только в Петрозаводском городском училище. С молодых лет Василий Накропин был "не от мира сего" — постником, усердным церковником и пламенным ревнителем православия, хорошо начитанным в святоотеческих творениях, любимцем приходского духовенства, "возлюбленным чадом"   церкви   у   местных   Олонецких   архипастырей.

36 лет от роду он определяется послушником Клименецкого монастыря Олонецкой епархии.

В 1897 году принимает монашество с именем Варнавы.

В 1898 г. инок Варнава удостаивается рукоположения во иеродиакона и иеромонаха, а уже в 1899 году назначается настоятелем Клименецкого монастыря. Через пять лет, в 1904 году о. Варнава возводится в сан игумена и вскоре перемещается настоятелем второклассного Палеостровского монастыря, с возведением в сан архимандрита.

В 1908 году митрополит Московский, высокопреосв. Владимир, ценя достоинства архимандрита Варнавы, как доброго народного проповедника, ревностного и умелого устроителя как внешней, так и внутренней духовной жизни вверяемых обителей, представил Свят. Синоду ходатайство о перемещении о. Варнавы на должность настоятеля Коломенского Ново-Голутвинова монастыря, в котором за два года о. Варнава восстановил благолепное истовое богослужение и добрые порядки в жизни иноков, так что владыка Московский, в воздаяние заслуг о. Варнавы переместил его в первоклассный Старо-Голутвинский монастырь.

Вышедший из среды простого народа и не получивший систематического образования, он, будучи человеком живого ума и крайне любознательным, долгой школой иночества и отчасти путём самостоятельного изучения святоотеческих творений, успел приобрести такие знания, что был призван к высокому епископскому служению. Он напоминал собой тот тип древне-русских настоятелей, которые строили обители, привлекая к ним живое Божье достояние верующих мирских людей. Его ласковость, сила и твёрдость убеждения, простота и   понятность речи влекли к нему верующих.

Благолепное, строгое уставное богослужение, простые задушевные беседы с народом как в храме, так и вне, ласковая доступность и попечительное, отзывчивое внимание к духовным нуждам и запросам народной массы, создали о. Варнаве огромную популярность, как в Коломне, так и в Москве. Монастырский храм всегда был полон молящихся, стали ходить в церковь молиться и за советом к "Батюшке Варнаве" рабочие и простой народ. Горожане Коломны пошли к митрополиту Московскому и в Свят. Синод с ходатайством об открытии новой викариатской кафедры епископа Коломенского с возведением в этот сан архимандрита Варнавы.

28 ноября 1911 года была совершена хиротония архимандрита Варнавы во епископа Каргопольского, вик. Олонецкой епархии.

13 ноября 1913 года епископ Варнава был переведён на Тобольскую кафедру.

Благоговейный почитатель памяти святителя Иоанна Тобольского, он со своей паствой возбудил ходатайство пред Свят. Синодом о причислении митрополита Иоанна к лику  святых.

8 июня 1916 года, после совершения парастаса, глубокой ночью, епископ Варнава совместно с митрополитом Макарием и соборным ключарём обряжал священные мощи святителя Иоанна Тобольского, перекладывая их в только что доставленный из Москвы прекрасный ковчег и художественный кипарисовый гроб, а 1 июля был соучастником празднования прославления святителя Иоанна Тобольского.

5 октября 1916 г. был возведён во архиепископа с оставлением Тобольским и Сибирским.

7 марта 1917 г. уволен, согласно прошению, на покой с назначением управляющим, на правах настоятеля Высокогорскою пустынею, Нижегородской епархии.

Архиепископ Варнава обладал замечательной памятью. Был очень начитан в святоотеческой литературе, назидателен в беседах. Обладал даром красноречия и часто говорил проповеди.

Скончался 13 апреля 1924 года в Москве. Отпет Святейшим Патриархом Тихоном.   Погребен в Москве» [46].

Здесь же Н.А. Ордовский-Танаевский приводит и другое мнение, которое разделялось, видимо, всеми, кто враждебно относился к владыке Варнаве. Поместим этот материал в скобках, памятуя о том, что он примечателен не сам по себе, а тем выводом, который сделан на его основе Ордовским-Танаевским. Пусть этот отрывок послужит примером гадкой клеветы и подлых наветов, способных вызвать у всякого честного человека только одно чувство – гадливости и к самой лжи, и к тому человеку-лжецу, кто является её источником.

(«Относительно епископа Варнавы существует ещё и другое мнение. Его считали мужиком каргопольским, огородником, ничем особенным не отличавшимся. Многие поражались назначению епископа Варнавы на Тобольскую кафедру, где раньше пребывали в большинстве своем митрополиты. Устроил его Распутин. Ему дали прозвище "суслика" и говорили, что после назначения его епископом Тобольским, он начал немилосердно издеваться над образованными священниками Тобольской епархии.

Когда епископ Варнава был ещё в сане архимандрита и состоял настоятелем одного из монастырей вблизи Москвы, то про него говорили, что он "жулик", трётся в салонах. Ходили слухи, что епископский сан он выпросил, валяяся у государыни в ногах. Синод был против назначения архимандрита Варнавы в сан епископа, как человека малообразованного, но дружба с Распутиным, фаворитом тогдашнего двора, сделала свое дело.

Все эти мнения не имеют основания, как высказанные тенденциозной личностью, иеромонахом Илиодором» [47]).

За что же не любили Варнаву. Совершенно ясно и определенно по этому поводу выразился князь Н.Д. Жевахов в беседе с обер-прокурором Св. Синода А.Н. Волжиным. Волжин, затронув тему о Распутине и будучи сам очень осторожно настроенным по отношению к нему, задал вопрос Жевахову:

– А как Вы считаете Варнаву? – [и сам же поспешил предварить ответ, высказав своё собственное мнение]:

– Он мне очень нравится. Умён, прекрасно говорит с народом, великолепно служит… И за что его травят?!

– Мне он тоже нравится, – ответил я [т.е. Жевахов] – а травят за то, что считают «распутинцем»… Раньше, ведь, нужно было доказать, что человек плох; теперь же этого не нужно… Достаточно сказать, что такой-то знаком с Распутиным…». [48]

Вот и вся причина недовольства человеком и каким: православным епископом, молитвенником и постником, поборником благочестия, талантливым проповедником, любимым паствой, да ещё и неординарным в лучшем смысле этого слова, да ещё и ратующим за прославление Божьего угодника.

В борьбе за прославление святителя Иоанна Тобольского архиепископ Варнава (Накропин), несмотря на то, что именно он стал главным объектом, против которого, казалось бы, и были направлены стрелы его противников, на самом деле был фигурой второстепенной. За ним стоял старец Григорий Распутин, и вряд ли Варнава смог бы исполнить свою миссию, твёрдо без колебаний довести дело до конца, не будь рядом с ним старца Григория, чья духовная поддержка оказала решающее значение в узловые моменты противостояния. После убийства Распутина и падения Царского Престола владыка Варнава пережил тяжкий период оставленности и одиночества, уныния и сомнений. Лишённый духовной поддержки своего Друга, потеряв прочную основу бытия, не находя смысла своего служения в новых обстоятельствах, в то же время пытаясь найти новую жизненную опору, архиепископ Варнава, к сожалению, стал сотрудничать с новой властью и уклонился в обновленчество. К чести архиепископа Варнавы, он смог, подобно архиепископу Сергию (Страгородскому), оправиться от постигшего его духовного недуга, преодолеть соблазн. Перед последовавшей в 1924 году кончиной он принёс покаяние и вновь вернулся в лоно матери-Церкви. Как верное чадо Церкви, владыка Варнава удостоился чести быть отпетым святейшим Патриархом Тихоном.



Митрополит Питирим (Окнов) (год 1916).


В ряду назначений, которые связывали с именем Григория Распутина, невозможно обойти вниманием назначение митрополита Питирима (Окнова) на Петербургскую кафедру.

Начальник дворцовой охраны генерал А.И. Спиридович по этому поводу пишет следующее: «12-го [января 1916 г.] в ставку приехал и был принят Государем Митрополит Питирим. Зимой предыдущего года он был вызван с Кавказа для присутствования в Синоде и вскоре затем назначен петроградским митрополитом вместо Владимира, назначенного в Киев. Владыка дружил с Распутиным. Поддержка последнего, как говорили, сыграла некоторую роль в его назначении. Это разнеслось по Петрограду в общественных кругах. Толковалось не в его пользу. Пошли слухи, что он хочет играть некую роль в политике и будто бы имеет влияние во дворце. Последнее было совершенно неверно. В эту аудиенцию владыка, поговорив о Синоде и духовенстве, высказал Государю своё мнение о необходимости созыва Государственной думы.

Такое вмешательство владыки в чуждую для него сферу очень удивило Государя. Сделал это владыка под вли¬янием бесед с Манасевичем-Мануйловым. Последний сдружился с Осипенко, другом и приемным сыном владыки, бывшим у него за секретаря. Он подружился с владыкой, сумел заинтересовать его, стал информировать о политике, скреплял его дружбу с Распутиным» [49].

По поводу своего назначения дал объяснения сам митрополит Питирим:

«С Распутиным я стал встречаться только в Петербурге, а назначен был сюда по рекомендации Наместника Его Величества на Кавказе графа Воронцова-Дашкова и после личного посещения Государем Императором Кавказа. Его Величеству было угодно посетить Собор, присутствовать на богослужении, выслушать моё приветственное слово и подарить меня Своим высокомилостивым вниманием. Моя паства горячо меня полюбила, и в беседе со мною Государь отметил этот факт и особенно подчеркнул его. Тогда же Его Величество и выразил пожелание видеть меня на кафедре Петербургского митрополита. Меня испугало такое преднамерение, и я решился просить Государя оставить меня на Кавказе, с которым уже успел сродниться, и в то же время сказал графу Воронцову, что, в виду имевшихся уже претендентов, Государь, в случае желания поощрить меня, мог бы пожаловать меня саном митрополита, с оставлением Экзархом Грузии. Я сказал это именно потому, что боялся перевода в Петербург, ибо предвидел, какое горе и какие скорби меня там ожидают. Однако перевод состоялся. Императрица также сказала мне, что остановила Свой выбор на мне только потому, что знала о любви, какую питала ко мне моя кавказская паства, и желала иметь и в столице архипастыря, который бы пользовался такой любовью» [50].

Исчерпывающее объяснение владыки Питирима дополняют слова князя Н.Д. Жевахова, который очень тепло и с участием относился к нему:

«Назначение Преосвященного Питирима Экзархом Грузии совпало с тем моментом, когда имя Распутина уже гремело по всей России, и та же молва, какая несколько лет тому назад приписала Распутину увольнение владыки из Курска, стала утверждать, что Распутин способствовал назначению его на кафедру Экзарха Грузии, и что новый Экзарх ведёт антиправительственную политику на Кавказе, содействуя его политической автономии. С назначением же Преосвященного в Петербург нападки революционеров стали ещё более яростными... Владыку стали обвинять во вмешательстве в государственные дела, в интригах против его предшественника митрополита Владимира, перемещенного в Киев, и в открытой дружбе с Распутиным. Широкая публика, конечно, не разбиралась в этих слухах, не могла подметить в них выражения тонко задуманных и умело проводимых революционных программ и не толь¬ко верила, но и вторила этим слухам. Мало кто знал, что схема развала России была уже разработана до мелочей и планомерно осуществлялась не только в тылу, но даже на фронте... Государственная Дума, печать, тайная агентура врагов России, имея общую программу, распределяли роли и задания, сводившиеся к одной цели – как можно скорее вызвать революцию.  <…>

А между тем, все, кто знал митрополита Питирима, знали и то, что не было человека более робкого и смиренного, более беспомощного, кроткого и незлобивого, более отзывчивого и чуткого, более чистого сердцем...

Столица встретила нового митрополита неприветливо и недружелюбно. За ним утвердилось прозвище "распутинец" ещё прежде, чем владыка был назначен на Петербургскую кафедру. Перевод митрополита Владимира в Киев также приписывался влиянию митрополита Питирима. В составе братии Александро-Невской Лавры все приверженцы митрополита Владимира были его врагами; в среде столичного общества новый митрополит также не имел опоры и не искал её, а, наоборот, ещё более вооружил это общество против себя, нарушив традиционный обычай делать визиты высокопоставленным лицам и наиболее известным прихожанам. Синод сразу же стал в резкую оппозицию к митрополиту, а обер-прокурор А.Н. Волжин проявлял её даже в формах, унижавших сан владыки Питирима. Положение митрополита Питирима в Синоде было исключительно тяжёлым и осложнялось ещё тем обстоятельством, что митрополит Владимир и после перевода своего в Киев сохранил в Синоде первенство, а митрополит Питирим, как младший по времени назначения, занимал третье место... Насколько тягостно было участие митрополита Питирима в сессиях Синода, свидетельствует, между прочим, и тот факт, что за мою бытность товарищем обер-прокурора Синода митрополит Питирим не произнёс в Синоде ни одного слова и не принимал в рассмотрении дел никакого участия. Он приезжал в Синод, молча здоровался с иерархами и молча уезжал, ни с кем не разговаривая. И это было тогда, когда владыка имел, в лице нового обер-прокурора и товарища, своих друзей. При А.Н. Волжине же его положение было ещё тягостнее» [51].

Нельзя утверждать совершенно, что имя Григория Распутина не сыграло никакой роли при назначении Питирима. Дело в том, что сама идея смещения и замены первенствующего петербургского митрополита Владимира (Богоявленского) возникла как раз в связи с позицией последнего относительно Распутина. Митрополит Владимир принадлежал к числу его противников, и не просто не разделял точку зрения Их Величеств, но резко критиковал Григория Ефимовича в своих публичных проповедях. Надо ли говорить, что отношения между первенствующим митрополитом и Венценосной Четой Русских Самодержцев были натянутыми. Это ещё более усугублялось тем, что круг высокопоставленных лиц, окружавших Царя и Царицу, казалось бы, задались целью критиковать и противодействовать всем начинаниям Государя (это ярко проступило и при назначении министров, и во время принятия верховного главнокомандования). Именем Распутина только прикрывались, на самом же деле использовали его как повод для критики в адрес и Правительства, и лично Государя с Государыней. Митрополит Владимир, как первенствующий митрополит, пусть и невольно (если предположить, что он искренне заблуждался), занял одну из ключевых позиций в большой игре против Царского Престола, т. к. способствовал формированию отрицательного имиджа Верховной власти в связи с открытым проявлением неприязни к Царскому Другу.

Не удивительно, что мысль удалить митрополита Владимира из столицы при таких обстоятельствах была совершенно правомерна. В таковом переводе нуждался, прежде всего, сам митрополит Владимир, чтобы избежать того внутреннего разлада, который произошёл между высшей церковной властью в лице первенствующего иерарха, христианская совесть которого была смущена, и Царской Семьей. Судьба предоставила и повод для такого решения, как о том пишет Государыня Императрица Александра Феодоровна своему мужу в письме от 6 ноября 1915 г.: «Теперь старик Флавиан [архиепископ Киевский] умер, наш [митрополит Владимир (Богоявленский)] должен бы уйти туда, как на высшее место, а Питирим сюда, – это настоящий молитвенник» [52].

Чувствуется, что Государыня навела подробные справки и прониклась искренним уважением к митрополиту Питириму. Так в письме Государю от 12 ноября 1915 г. Александра Феодоровна пишет: «P.S. Душка, я забыла рассказать тебе о Питириме, экзархе Грузии. Все газеты полны описанием его отъезда с Кавказа и как его там любили. Посылаю тебе одну из газетных вырезок, чтобы дать тебе представление о той любви и благодарно¬сти, которые там к нему проявляют. Это доказывает, что он человек достойный и великий молитвенник, как говорит наш Друг. Он [Григорий] предвидит ужас Волжина и как тот будет стараться разубедить тебя, но Он просит тебя быть твёрдым, так как Питирим единственный подходящий человек. У Него нет никого, кого бы Он мог рекомендовать на место Питирима, разве только того, который был в Беловеже, – вероятно, это тот, что в Гродне? Он говорит, что он хороший человек. – Только не С. Ф. [архиепископ Сергий Финляндский (Страгородский)], или А. В. [епископ Антоний Волынский (Храповицкий)], или Гермоген [епископ Саратовский (Долганов)]! Они бы всё испортили там своим духом» [53].

Назначение митрополита Питирима (Окнова), бывшего до того экзархом Грузии, на Петербургскую кафедру произошло 23 ноября 1915 г. Одновременно на киевскую кафедру из Петрограда был переведён митрополит Владимир (Богоявленский). Напомним, что незадолго до этого от должности обер-прокурора Св. Синода был отстранен А.Д. Самарин, а на его место назначен А.Н. Волжин. Все эти назначения прошли в контексте решительных мер Государя, направленных на разрушение сложившейся антиправительственной и оппозиционной лично Государю коалиции, возглавляемой Вел. князем Николаем Николаевичем.

Вердикт общества относительно иерархических перемен был скорым и безапелляционным: все это – происки Распутина. Определение «происки», безусловно, противоречит существу взаимоотношений Августейших Членов Царской Семьи с Их Другом. Что же касается сути – сделанный вывод, пожалуй, недалёк от истины, но в ином смысле. И письма Государыни, и рассмотренные обстоятельства не оставляют иного мнения: во всех политических решениях Государя этого периода не последнюю роль играли молитвенный совет и благословение старца Григория Распутина-Нового.

Отношение нового петербургского митрополита к старцу Григорию было, конечно, совершенно иным, нежели отношение его предшественников. Об этом свидетельствуют строки письма Государыни Государю от 16 декабря 1915 г.: «Аня была вчера у митрополита [Питирима]. Наш Друг тоже, – они очень хорошо поговорили; затем он угостил их завтраком. Гр. был на почётном месте. Он относился к Гр. с замечательным уважением и был под глубоким впечат¬лением от всех Его слов» [54].

К сожалению, помимо Государя, так мало было людей, кто искренне мог разделить радость Государыни Императрицы Александры Феодоровны.

Источники:
Глава 7. Верный сын Матери-Церкви

1. Борьба за прославление святителя Иоанна Тобольского (Максимовича).
1. ГАРФ, ф. 623, оп. 1, ед. хр. 41.
2. ГАРФ, ф. 612, оп. 1, ед. хр. 7.
3. Шавельский Г. Русская Церковь пред революцией. М: Артос-медиа, 2005. С. 90.
4. Шавельский Г. Русская Церковь пред революцией. М: Артос-медиа, 2005. С. 90.
5. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с копиями телеграмм, писем Григория Распутина. С. 18; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 323.
6. Шавельский Г. Русская Церковь пред революцией. М: Артос-медиа, 2005. С. 90.
7. Платонов О. А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 186.
8. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 194.
9. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с копиями телеграмм, писем Григория Распутина. С. 18-19; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 323.
10. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 217.
11. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 218.
12. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 227.
13. Шавельский Г. Русская Церковь пред революцией. М: Артос-медиа, 2005. С. 96-97.
14. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с копиями телеграмм, писем Григория Распутина. С. 21; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 323.
15. Шавельский Г. «Русская Церковь пред революцией». М: Артос-медиа, 2005. С. 100.
16. Там же.
17. Там же. С. 102.
18. Платонов О. А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 309.
19. Ордовский-Танаевский Н. А. Воспоминания. М-С-Пб: ROSTIK INTERNATIONAL, 1993. С. 392-393.
20. Ордовский-Танаевский Н. А. Воспоминания. М-С-Пб: ROSTIK INTERNATIONAL, 1993. С. 393-396.
21. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с копиями телеграмм, писем Григория Распутина. С. 27-28; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 323.
22. Платонов О. А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 472-474.
23. Дневники Императора Николая II. М: Орбита, 1991. С. 591.
24. Записная книжка Императрицы Александры Федоровны с копиями телеграмм, писем Григория Распутина. С. 31, 33; ГАРФ, ф. 640, оп. 1, ед. хр. 323.

2. Участие в судьбе афонских монахов.
25. Схимонах Иларион. На горах Кавказа. С-Пб: Воскресение, репринт, 1998. С. 913.
26. Гроян Т. Мученик за Христа и Царя Григорий Новый. М: Хризостом, 2000. С. 410-411; со ссылкой на «Падение царского режима». Т. IV. С. 165-166.
27. Фомин. С. В. Царю Небесному и Земному верный. М: Паломник, 1996. С. LXXXII-LXXXIII.
28. Богословские труды № 33. М: Издательство Московской патриархии, 1997. С. 166.
29. Схимонах Иларион. На горах Кавказа. С-Пб: Воскресение, 1998. С. 915, со ссылкой на РГИА, Ф.797, Оп. 83, II отд., 3 ст., Д. 59, л. 133.
30. Дневники Императора Николая II. М: Орбита, 1991. С. 447-448.
31. Схимонах Иларион. На горах Кавказа. С-Пб: Воскресение, 1998. С. 916-917.
32. Сборник «Богословские труды»,  № 33, М: Издательство Московской Патриархии, 1997. С.167-168.
33. Преподобный Григорий Синаит. Творения. Перевод с греч. еп. Вениамина (Милова): М: Издательство ООО «Макцентр. Издательство». 1999. С. 53-54
34. Фомин. С. В. Царю Небесному и Земному верный. М: Паломник, 1996. С. LXXXII.
35. Платонов О. А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 382-383.
36. Платонов О. А. Терновый венец России. Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина. М: Энциклопедия русской цивилизации, 2001. С. 553.

3. Инициатива всероссийского крестного хода.
37. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996. С. 150.

4. «Вмешательство» в дела церковные.

Обер-прокурор Св. Синода В. К. Саблер (год 1912).
38. Шавельский Г. Русская Церковь пред революцией. М: Артос-медиа, 2005. С. 114-115.
39. Шавельский Г. Русская Церковь пред революцией. М: Артос-медиа, 2005. С. 115.

Епископ Алексий (Молчанов)  (годы 1912-1914).
40. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит. по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 210.
41. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит. по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 212, 225.
42. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит. по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001. С. 225.
43. ГАРФ, Ф. 1467, Ед. хр. 710, л. 205, 219.

Епископ Исидор (Колоколов).
44. Статья о епископе Исидоре (Колоколове). Рубрика «Этот день в Русской истории». Русская линия. 16 апреля, 2007.
45. Верная Богу, Царю и Отечеству. С-Пб: Царское Дело, 2005. С. 543-545; со ссылкой на: Валаамский летописец. Труды монаха Иувиана (Красноперова). М: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1995. С. 193-194.

Архиепископ Варнава (Накропин).
46. Ордовский-Танаевский Н. А. Воспоминания. М-С-Пб: ROSTIK INTERNATIONAL, 1993. С. 577-578.
47. Там же.
48. Жевахов Н. Д. Воспоминания, Т. 1. М: Светлячок, 1993. С. 208-209.

Митрополит Питирим (Окнов) (год 1916).
49. Спиридович А. И. «Великая война и Февральская революция». Минск: Харвест, 2004. С. 258-259.
50. Жевахов Н. Д. «Воспоминания», Т 1. М: Родник, 1993. С. 107.
51. Жевахов Н. Д. «Воспоминания», Т 1. М: Родник, 1993. С. 104-106.
52. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: «Родник», 1996. С. 284.
53. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: «Родник», 1996. С. 291-292.
54. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: «Родник», 1996. С. 315-316.