Медвежье озеро

    Юрка, очень огорчался, когда не находил на карте  своё село. Небольшое оно. Детство, проведенное вдали  от шумного города, оставило неизгладимый след, в его памяти. Юрка очень гордился своим дедом, который  своим трудом и усердием, доказывал свою любовь к людям; рубил дома, тачал сапоги, тапки. Да, дед  осваивал то, что было необходимым  людям, в  тяжелое, послевоенное время. Много, очень много людей, которых Юрка не помнил ни по имени, ни уже и в лицо, приходили к деду за помощью, причем  просьбы  были самые разные, даже цыгане, заказывали у деда  повозки, нисколько не сомневаясь в том, насколько дед, профессионален и в этом сложном ремесле. В дальнем чулане ,  который был постоянно закрыт , дед разместил  инструменты; сотни  разного вида долото и стамесок, десятки рубанков и фуганков, пилы и топоры, гладкие  словно отполированные натруженными руками…  Да, да, у каждого инструмента имелось своё название, своё предназначение.
     Мужики, далеко за селом, соорудили  в низине дамбу; в ход шло всё, что попадалось под сноровистые  руки - брошенная в поле старая борона, какие-то железные колеса от довоенного трактора, металлолом, вперемешку с глиной,  создал довольно прочную  плотину, в которую  вмонтировали  огромную трубу ,для сброса   лишней воды.
       Частые летние дожди и небольшой ручей, быстро наполнили низину, вода в ней поднялась и мужики,  выпустили для разведения рыбы, мелких, кишащих вдоль берега мальков.
    В селе, было несколько подобных прудов, но толи  людская жадность, толи природные условия, истребили, так и не прижившуюся рыбу. Холодная гладь и тёмные волны, нагоняли тоску на местную детвору, которая  пыталась  выудить на прудах, хоть что-нибудь. Кто-то забрасывал удилишко с берега, кто-то заплывал  на лодках на глубину, совсем  малыши, растягивали марлю и  бродили с ней вдоль берега, то погружая её быстро в воду, то вдруг вытаскивая за концы, в надежде поймать и свой улов. Новый пруд, привлекал мальчишек  уже тем, что в нем без труда, можно было  за несколько минут, наловить улов на всю семью, но рыбачить  на пруду, было строжайше запрещено, не то , что заплывать   с бреднем, на лодках.
     Летний вечер окутал берег пруда. Мужчины, сменяя друг друга, несли дозор. Кто пешком, кто верхом, они обходили водоем, разжигали костры, ужинали и ночевали прямо у огня. Теплый южный ветерок приносил с собой оживленные беседы, смягчая суровые, тронутые солнцем лица. Все разговоры сводились к одному: через год они снова выйдут на воду, расправят сети и наполнят их свежей, крупной рыбой.
    Старики же ворчали, вспоминая былые времена. «Вот ведь как бывает» – говорили они. – «Раньше-то пруды были полны рыбы, косяками ходила. Всем хватало, на улов только и надеялись. А теперь понаехали всякие,  всю живность распугали, выловили. Где такое видано, чтобы даже ерши да гольяны перевелись, а про карпа, судака да щуку только в книгах амбарных читать будут».
      Спорить со стариками было бесполезно, поэтому никто и не пытался. Состояние лодок во дворах подтверждало их слова: одни рассыхались на берегу, другие ждали своего часа под навесами. Горлов, проворный, хоть и немолодой мужчина, считавший себя главным, в высоких резиновых сапогах и дождевике, деловито обходил берег, отдавая распоряжения.
     Рядом с ним, словно маленький помощник, всегда находился Юрка. Он с восхищением смотрел на Горлова и представлял, как вырастет, и сам будет командовать. Юрку здесь любили и никогда не обижали.
     «Хватит горло драть!» – окликнул кто-то Горлова. – «Иди сюда, ужинать будем, чем Бог послал. Чего берега мерить? Пока рыба пойдет, еще намеришься, до райцентра пешком дойдешь».  Мужчины дружно рассмеялись, беззлобно и от души.
      У костра, где собрались мужчины, царила атмосфера ожидания. Горлов, обведя взглядом расположившихся, сбросил плащ-палатку и присел, подозвав к себе Юрку. Из своих старых брюк он, к удивлению парня, извлек завернутый в обрывок газеты кусок серого сахара. «Грызи пока, мы тут «четверть» осилим», - предложил он, хитро улыбнувшись и оглядев освещенные костром лица. Горлов пояснил, что время подходящее, и можно спокойно выпить самогона, пока не начнется промысел. Казалось, даже лодки радостно откликались, плескаясь в предвкушении будущей добычи.
     Вечера у костра становились оживленными и шумными. Мужчины ужинали, курили, щелкали семечки, рассказывая истории – как правдивые, так и выдуманные. К утру вокруг образовывался толстый слой шелухи, который подсыхал на солнце и разносился ветром.
      Юрка проснулся, выбравшись из-под вещей, которыми его укрыли на ночь. Мужчины, кто еще не совсем протрезвел, а кого и откровенно шатало, собирались по домам. Сменяющая их бригада, с пониманием кивая, слушала их невнятные, сбивчивые речи, наверняка зная, что их собственная ночь у костра будет такой же веселой.
      Кто-то недовольно бурчал, указывая на недопитую бутыль самогона: «Куда собрались? Еще осталось, может, подождем. Чего добру пропадать?»
     «Чего ты с утра гудишь? В селе наверняка найдется работа. Думаешь, тебе одному хочется разговеться? Голова ведь не казенная. Хочешь выпить – дождись вечера».
     «Хочется, хочется! Работы вон полно, чего ее искать, она сама кого хочешь найдет! Привыкли, понимаешь, работой помыкать, а жить когда?»
     Мужчины ворчали по привычке, потому что в другой раз им просто негде было бы это делать.
Горлов, коренастый, с ружьем на плече, в своей плащ-палатке, вышел в круг и привычно строго погрозил пальцем в пустоту: «Вы это, не балуйте тут у меня. Пока не тронемся, все разговоры про похмелье прекратить, а то в другой раз на сухую будете у меня вечерить!»
      «Да что ж мы, не понимаем, что ли? Никто и не собирался чертиков по душе запускать».
«Ладно! Раз уж собрались, то пора трогаться», - Горлов взял лошадь под уздцы и повел ее с берега на крутой косогор, подальше от темной глади утреннего пруда. Испокон веков так повелось: в гору спешиваться, чтобы не нагружать лошадь зря. С Горловым не поспоришь. Сам живет по распорядку и других к этому приучает.
     Юрка покорно спрыгнул с телеги и поспешил следом за уходящими повозками, не дожидаясь, пока кто-нибудь, не  пожурит его.
      Выбрались, наконец, из низины и оказавшись на верху, путники, как люди, так и их верные спутники-лошади, почувствовали облегчение. Дорога обещала быть легкой, и повозки, набрав ход, устремились к темнеющей на горизонте тайге. Юрка, привыкший к лесным просторам с детства, часто ходил сюда с дедом. Вместе они искали деревья для строительства, собирали грибы или целебные травы.
       Сейчас, ступая по лесной тропе, он слушал птичьи трели и размышлял. Ему казалось, что каждое существо в лесу, будь то крик или щебет, выражает тревогу по поводу его появления. Маленький человек идет, а вокруг него, то обгоняя, то следуя за ним, суетятся птицы. Одна, самая любопытная, привлекает к себе целые стайки мелких, ярких созданий, чьих названий Юрка даже не знал.
       Лесные дороги были узкими и извилистыми. То они были сухими и ровными, то внезапно превращались в непроходимые лужи, заставляя путников искать обходные пути, протаптывая новые тропы в чаще. А сколько таких дорог-обманок встречалось на пути, которые, постепенно сужаясь, растворялись в густых зарослях! Склонность к размышлениям, унаследованная от деда, не покидала Юрку. Он мог бы еще долго размышлять о дороге и лесных обитателях, если бы не внезапное, жуткое карканье, раздавшееся прямо над головой.
       Юрка вскинул голову. На сухой сосне сидел черный, отливающий смолой ворон. В когтях он держал какую-то тряпку и надрывался от крика. Не любил Юрка таких неожиданных встреч с этими огромными птицами, чьи черные глаза сверкали хищно. Он поднял сухую палку, перекинул ее через плечо, словно ружье, прицелился и щелкнул языком, имитируя выстрел.
      «Кар-кар!» – передразнил Юрка ворона и запустил в него палкой. Обидно было мальчишке, что не может он попасть в птицу, так сильно его напугавшую. Ворон неторопливо взмахнул крыльями, перелетел чуть дальше, и по лесу снова разнеслось его могучее «Карр!».
    «Вот ведь неугомонный, черти тебя задери!» – выругался Юрка и бросился бежать, чтобы догнать уже скрывшиеся из виду телеги.
      Внезапно под ногами хлюпнуло. Юрка замер, не решаясь ступить дальше. Впереди, казалось, начиналось болото.
     «Эй!» - крикнул он, надеясь на отклик. Но лес молчал, и это означало, что он забрёл в самую глушь.
        Привычные берёзки и сосны сменились величавыми кедрами. Ели стеной преграждали путь, а папоротник густо покрывал землю, скрывая даже его собственные следы. Он снова позвал, но тайга словно поглощала звук. Оглядевшись в поисках знаков, оставленных охотниками или лесниками, он не нашёл ни одной зарубки. Тайга умела удивлять.
        Вдруг из-под ног вырвался огромный тёмный ком и, шумно хлопая крыльями, скрылся в зарослях папоротника. «Глухарь!» - догадался Юрка, и сердце его замерло. С дедом они встречали уток и куропаток, но глухаря  так близко, он видел впервые.
      На четвереньках, стараясь не спугнуть птицу, он пополз к тому месту, где она скрылась. И вот, глухарь предстал перед ним во всей красе. Пугливо озираясь, он то втягивал голову в плечи, то вытягивал её над папоротником. Затем замер, с любопытством разглядывая Юркину голову. Они смотрели друг на друга, не отрываясь.
        Юрка робко протянул руку, желая прикоснуться к этому чуду. Но в тот же миг огромная чёрная птица взмахнула крыльями и исчезла. Глухарь то падал, и Юрка бежал за ним, надеясь рассмотреть его получше, то взмывал ввысь и улетал всё дальше.
       В конце концов, потеряв глухаря из виду, Юрка, счастливый, побрёл по лесу, напевая что-то себе под нос.
      Юрка оказался в незнакомом, густом еловом лесу. Он был тих и величествен, но от него исходило ощущение чего-то чужого, неизведанного. Казалось, он попал в пугающую  сказку, и сердце сжалось от осознания  предстоящего ужаса, который встречается в каждой сказке.
       Юрка ускорил шаг, внимательно осматривая каждое дерево в надежде найти знакомые приметы.
      «Это всё из-за того ворона!» – бормотал он, чувствуя, как подступает страх. «Накаркал, черт окаянный! Теперь вот думай, куда идти». Он решил, что нужно найти солнечный свет, чтобы определить направление.
      Он определил, где встает и садится солнце, начертил палочкой круг на земле, пытаясь составить хоть какую-то карту местности. Страх усиливался. «Нужно идти туда, куда солнце садится», – решил он вслух. «Пруд остался где-то на юге, где нет дорог. А на западе... дорога, которая шла между поселениями, была далеко за нашим селом». Знать бы еще где этот юг?
     В лесу стало совсем тихо. Юрка то и дело останавливался, прислушиваясь. Сначала он услышал стук топора, обрадовался, но прислушавшись, понял, что это бьется его собственное сердце. Где-то обостренный  страхом слух, уловил знакомый звук – неторопливое журчание мотора. Звук замер, и через мгновение послышалось гудение далекого самолета. Комары, шмели и пчелы, кузнечики  и другие мелкие насекомые,  кружившие вокруг, создавали гул, в котором рождались  любые  звуки.
     Юрка понял, что лес играет с  его  напуганным воображением, вызывая слуховые галлюцинации. Он вспомнил страшные истории о людях, заблудившихся в лесу, о леших и кикиморах, заманивающих путников в свои дебри. Сейчас он чувствовал себя именно так. Юрка понимал, чувствовал, что самое страшное  начинается незаметно, стоит лишь поддаться своему страху.
      Оцепенение прошло, когда из глубины потемневшего леса послышался таинственный шорох. Дыхание перехватило, и Юрка бросился бежать. Он спотыкался, падал, вставал и снова бежал, пока не наткнулся на бурелом. С треском он упал на сухие колючие ветви, провалившись лицом в сырой мох. Сердце колотилось в голове: «Бум-бум – бух...»
      Отдышавшись, Юрка принялся за работу.  Он взялся расчищать для себя  поляну, отгребая  сучья , шишки и хвою , оставляя ровную песчаную поверхность.  Песок  оказался сухим , потому вырыть  канаву , вокруг    расчищенного круга , не составило труда. Он собрал сломанный валежник, разложил небольшие  стволы, от  некогда поваленных деревьев , накидал на них  побольше  мох . Под каждый  толстый ствол, наложил мелких веточек и сухой  хвои и поджег костер.
          Любое занятие отвлекает от дурных мыслей. Огонь сначала робко, а затем увереннее начал разгораться. Вокруг стало светлее. Юрка собрал еще веток, чтобы хватило на ночь. Ломать трухлявые деревья оказалось несложно, и он соорудил вокруг костра подобие стены из веток, которая должна была тлеть до утра. Набросав на бурелом свежей хвои, чтобы не видеть зловещих теней позади себя, Юрка улегся на мягкие еловые лапы, накрылся еще несколькими и заснул тревожным, тяжелым сном.
        Он проснулся, он колотившего его озноба. Где-то солнце пробивало путь своим лучам, сквозь закрывшую небо хвою. Туман росою пал на деревья, на траву, мелкие капли искрились  повсюду. Юрка встал, потянулся и увидел  несколько белок , которые резвились перебегая с дерева на дерево. Одна, цокая обходила другую  белку со всех сторон, прыгая то на голову, то на хвост, чтобы белка раздразненная , гонялась , как той, которая ее донимала. Наконец белке надоела такая назойливость и она пронеслась вверх по стволу ели, села на сучок и, не переставая цокать, уставилась на ту , которая осталась внизу. Нижняя, пестрая  серая с белыми вкраплениями, ещё какое-то время  попрыгала, взметнулась на самый верх дерева и  лишь по качнувшейся на другом дереве ветке, стало понятно ее перемещение . Первая рыжая белка, пошевелила пушистым хвостиком, по виду довольная таким исходом.
     Юрка, бросил в нее  палкой, та недовольная  будто пушинка, подхваченная ветром, метнулась уносясь прочь с дерева, на  дерево. Проводив её взглядом, Юрка поднялся, и к своему удивлению, сразу нашел   шишку,  полную кедровых, крупных орех. Орехи пришлись как  нельзя , кстати , голодному мальчишке. Где-то неподалёку с утра, трудился дятел, добывая себе вкусную пищу на завтрак. Юрка нашелушил орех; сытные, они легко утоляли голод.
        Поднявшись на вершину холма, Юрка оказался у подножия исполинского кедра. Взобравшись на него, с высоты, перед ним расстилалась бесконечная тайга – зелёное, однообразное море, равнодушное к любым событиям. Казалось, будто это огромное пространство, окутанное лёгкой дымкой, выплыло из тумана. Над головой небо тоже было похоже на туманное покрывало, лишь изредка сквозь него проглядывали чистые голубые прояснения.
      Юрка вглядывался в эту зелёную бездну, пытаясь разглядеть золотистые пятна лиственниц или белые стволы берёз, но вокруг простиралась лишь вековая хвойная чаща. Как же он оказался так далеко от привычных полей и березняков? Внезапно из глубины его самого вырвался тихий, жалобный звук, который испугал даже его самого. Он попытался крикнуть снова, но голос лишь слабо поднялся над головой и затерялся в густых лапах кедра.
       Медленно спускаясь с дерева, Юрка собрал горсть кедровых шишек, размял их и принялся наполнять карманы орехами. Пока руки деловито работали, в голове билась одна-единственная мысль: «Куда идти?». Карманы уже были полны, а ответа всё не было. Постояв немного, Юрка решительно направился так , чтобы солнце всегда  было у него позади. Он рассуждал просто: Солнце впереди , это от дома , позади , значит , обратно домой. Главное выйти из леса,  а это  значит , идти  от солнца. Главное – выйти к людям. Ему отчаянно хотелось выбраться из этого давящего, угрюмого леса.
          Когда солнце поднялось высоко, Юрка заметил среди мха и папоротника огромные листья ревеня, в чашечках которых ещё оставалась влага от росы или дождя. Осторожно подставив ладони, он наполнил их живительной влагой, осознав, как сильно его мучила жажда. Капля за каплей, он утолял её, чувствуя, как силы возвращаются.
        Под ногами всё чаще стала попадаться трава, что означало – тайга постепенно отпускает его. Увидев среди хвойных деревьев берёзки, осинки, а затем и мелкий кустарник, Юрка не смог сдержать слёз. Он бросился вперёд, продираясь сквозь густые заросли ежевики, ползучего тальника и смородины. Жгучая крапива, вечная спутница кустарников, обжигала, но Юрка не обращал внимания, прикрывая рукой глаза от хлещущих ветвей. И вдруг, сквозь заросли мелькнул просвет.
      Внезапно под ногами оказалась вода. Юрка замер, не веря своим глазам. Ноги начали вязнуть. «Болото! Не может быть!»  – пронеслось в голове. Неужели туман снова сыграл с ним злую шутку, заманив обратно в топь? Растерзанный, с кровоточащими ранами, он повернул назад. В отчаянии он упал на живот, вцепился в мягкую траву, а потом, сев, впился в нее зубами и разрыдался.
       Решил остаться здесь на ночь. Нашел укромное местечко, натаскал дров и развел костер. Мокрые башмаки повесил на ветки, чтобы они подсохли у огня. Шишки, запеченные в золе, стали мягкими, напоминая вкус печеной картошки.
       Вечерело. Закат окрашивал густые кроны елей, его отблески тянулись по небу живыми струями, растворяясь в чернеющих дебрях тайги. Юрка наблюдал за семейством бобров, греющихся на большом камне в последних лучах солнца. Их присутствие намекало на близость воды – реки или ручья. Грызуны не проявляли страха, лишь изредка вставали на задние лапки, осматриваясь. Небо уже потемнело, тайгу окутывали сумерки. Костер, словно раскаленная печь, горел ровным пламенем с голубыми прожилками в угольках.
       Лежа на пихтовых ветках и щелкая орехи, Юрка смотрел на угли. Заря догорала алым пламенем, предвещая жаркий день. На востоке, в потемневшем небе, застыли редкие облака, освещенные таинственным розовым светом. На чистых, нетронутых заревом черно-синих участках начали проступать звезды. Черная тень деревьев накрыла Юрку, когда луна выползла из-за них, коснувшись крон своим светом. Стало светлее. Чтобы отогнать мрачные мысли, он старался не думать о доме, о вкусной еде и мягкой постели. Он был уверен, что выберется из тайги, но пугало лишь время. Когда? Усталость дня не давала уснуть.
        Он подбросил дров в костер и снова лег. Облака исчезли. Небо стало ровным, и звезды, казалось, спускались к нему со всех сторон. Далекие, одинокие, таинственные, они словно перемигивались. Многие, не выдержав одиночества, ринулись вниз, оставляя яркие полосы на темном небе, и тут же таяли. Гаснущая звезда – словно оборвавшаяся жизнь. Юрке стало совсем горько. Зарывшись в лапник, он, уставший, вскоре уснул.
      Проснулся ночью от холода. Раздул угольки. Когда костер разгорелся, он погрел спину, потом озябшие ноги. Согревшись, Юрка еще полежал у огня, наблюдая, как туман сгущается, поглощая окрестности. Веки отяжелели, и он  снова провалился в забытье.
     Утро рассеяло туман, и перед Юркой открылся совершенно неожиданный вид. Вместо привычного болота, где он когда-то впервые столкнулся с топью, раскинулось большое, почти не заросшее озеро.
    «Вот это да!» – выдохнул мальчик, пораженный красотой.
     Кусты красной смородины спускались прямо к воде. Юрка, недолго думая, набрал полную горсть ягод и отправил их в рот вместе со стебельками. Кислые ягоды обожгли язык, который уже был растерзан скорлупой от орехов. Голод и жажда давали о себе знать. Он зачерпнул ладонью воды из озера. К его удивлению, вода оказалась чистой, без запаха тины, и на вкус была как из родника. Юрка набирал воду, но не глотал сразу, наслаждаясь ощущением прохлады.
       Вдруг он уловил чье-то дыхание и замер. Через мгновение звук повторился – сначала протяжный, потом несколько коротких, словно кто-то принюхивался к новому запаху.
       Юрка выбрался на берег и затаился за кучей лапника, которую соорудил для ночлега. Он знал, что в тайге любой звук может иметь множество причин, от ветра до плеска волны. Но здесь, у озера, явно кто-то был. В этом Юрка был уверен. Стоит ли идти посмотреть или лучше бежать? Любопытство пересилило страх. Он тихонько подкрался к самой кромке воды и огляделся.
        В воде, увлеченно чавкая красной смородиной, сидел молодой медведь. Зверь потянул носом в сторону Юрки, но вкус ягод притупил его обоняние. Юрка лежал неподвижно, завороженный. Он никогда не видел медведя так близко, да еще и такого, который не вызывал никакого опасения. Медведь, наконец, не выдержал и незлобно рыкнул, заглядывая в сторону, где прятался мальчик. Юрка понял: медведь не хотел делить свое лакомство.
         Усталый, Юрка брел вдоль озера. Вдруг за спиной он услышал тяжелое дыхание. Сердце замерло. Неужели это снова медведь? Юрка обернулся и застыл. Медведь стоял всего в нескольких шагах. Страх сменился улыбкой. Перед ним был довольный жизнью обитатель тайги, который, насытившись, теперь просто из любопытства шел за Юркой. Наверное, и медведь, и мальчик впервые в жизни встречали существо, которое не представляло для них никакой угрозы.
        Медведь сел. Он забавно устроился на задних лапах и с явным любопытством разглядывал маленького, растрепанного мальчика, одетого в жалкие лохмотья. Внезапно, зверь бросился к озеру. Юрка последовал вслед за ним. Медведь  плюхнулся на край берега и принялся жадно пить, плескаясь лапами и окунать в воду морду. В следующее мгновение, из его пасти показалась огромная белая рыба. Медведь крепко держал добычу, с аппетитом отрывая и проглатывая куски.
        Юрка, шмыгал носом, вытирая слезы радости грязными, пропахшими дымом руками. Он был совершенно ошеломлен происходящим. Схватив в ивняке сухую, прямую ветку, Юрка использовал ее, словно острогу, и спустился в воду. Перед ним открылась невероятная картина: рыба буквально кипела вокруг, не давая сделать и шагу. Откуда она здесь взялась? Белая, гладкая, совсем не похожая на озерную.
      Юрка вонзил заостренную палку в огромный хребет и вытащил добычу на берег. Медведь тут же принялся прыгать вокруг нее, подбрасывать, рвать ее зубами. Юрка, охваченный азартом, бил рыбу, не думая о количестве или цели. Это была настоящая охота. Медведь, насытившись, уже барахтался в воде, то разбрасывая рыбу лапами, то просто бегая по мелководью. На берегу появились стаи белых чаек, кружа над трепыхающейся в траве рыбой с громкими криками.
      Внезапно Юрка очнулся, перестал шуметь и даже немного смутился, оглядываясь по сторонам. Медведя нигде не было. Мальчик развел костер, нанизал куски рыбы на палки и наклонил их над огнем, чтобы запечь, как на вертеле. Затем он подумал, выбрал из-под берега куски глины, размял их и завернул в них рыбу, бросив глиняные свертки прямо в костер. Грусть прервал тот же медведь, привлеченный запахом дыма. Он подошел и уселся неподалеку. Огонь вызывал у него явное опасение, поэтому он с опаской поглядывал то на Юрку, то на пламя.
       Юрка потянул готовый печеный кусок рыбы и принялся его есть. Краем глаза он заметил грустные глаза медведя и, отломив остывший кусок, бросил его зверю. Медведь долго обнюхивал рыбу, несколько раз облизнулся и, видимо, убедившись в ее съедобности, проглотил целиком, подсел ближе , уложив свою морду на передние лапы, словно выпрашивая добавки. «Да», - подумал Юрка, - «тебя легче убить, чем прокормить». Медведь же, казалось, ни о чем не думал, лишь глубоко вздыхая, ждал следующего остывшего куска.
         С наступлением ночи берега словно сближались, чернеющие глади воды хотели сомкнуться. Там, под свисающими ветвями кедра, расположились медведь и, прижавшись к нему, довольный Юрка. Было тепло, мягко и совсем не страшно рядом с таким большим и добрым другом, пусть и лесным.
      Утро встретило Юрку тишиной. Дым от ночного костра давно рассеялся, уступив место прохладе. Медведь, который, оказывается, тоже ночевал неподалеку, исчез, оставив после себя следы и  несколько кусков шерсти. Юрка, оказался опять в одиночестве.
       Озеро, отразило его собственное лицо – испачканное, обветренное, с потрескавшимися губами. Быстро умывшись, он принялся разводить новый огонь. Спичка, чиркнув о коробок, зажгла хвою, которая, корчась и скручиваясь, вспыхнула ярким пламенем. Сухие ветки вспыхнули и затрещали, разгораясь, густой дым , с появлением пламени стал рассеиваться.  Юрка снял промокшие башмаки и поставил их сушиться у огня, чувствуя, как ноги, озябшие и сморщенные от сырости, постепенно отогреваются.
       Внезапно тишину нарушил мужской голос:
    — Эй, пацан, ты медведя здесь не встречал?
Юрка вздрогнул и вскочил. Перед ним стояли несколько мужчин с ружьями.
    — Встречал?! — повторил  вопрос один из них.
Юрка, опомнившись, схватил свои башмаки.
    — А что, здесь медведи водятся? — с искренним удивлением спросил он. — Я заблудился, дяденьки! Уже который день плутаю, никого не встретил, кроме глухаря. Да вот озеро, полное рыбы.
      Из кустов выскочила собака, злобно оскалившись на Юрку.
      — Чего лаешь? Фу! — раздался приглушенный голос. Собака обошла костер и ощетинилась на место, где недавно спал Юрка с медведем.
       — Не встречал, говоришь? Заблудился? Однако, повезло тебе, малый, — сказал один из мужчин, поднимая с земли клочки шерсти. — Медвежья, однако.
      Мужчины переглянулись.
      — Дяденьки, не уходите! — всхлипнул Юрка. — Возьмите меня! Возьмите!
    Он бросился к одному из мужчин, глотая слезы.
    — Заблудился я, совсем заблудился…
    — А не ты ли тот мальчишка, что третьего дня с озера сбежал? Тебя Юркой зовут?
    — Да, да, это я, только не сбежал, а от воза отстал и заблудился.
    — Тю! А как ты сюда попал? Твоя хата совсем в другую сторону.
    Теперь Юрка, укутанный в теплый ватник, с портянками и чистыми сапогами, сидел в седле рядом с разговорчивым дядькой и жевал сало с краюхой хлеба. Все его мысли были о том, чтобы медведь не появился на их пути. Он боялся, теперь за своего косолапого друга, ведь если    медведя обнаружат , его  «как  пить дать» , убьют.
  - Надож,  двадцоть километров с вашего стану.- удивлялся дядько .
  -Как двадцать ? –удивлялся Юрка.
  - Оце тоби и як! Дремай давай, горе ты мое гиркое.
Юрка  крепче прижался к теплому животу и вправду уснул.
А дядько глядел на него, и бормотал:
 - Во, пострел несмышленый спит соби, а диду с бабой с глузду зъихалы…
Не переставая бормотать, он оглянулся на товарищей и сказал:
 - Та хай с ним  с медвядем, надо хлопчика зараз доставить!.
Подъезжали к селу, когда навстречу встретились озабоченные мужики и бабы.
   - Беда у нас, ой беда! Пацанчик , хлопчик у нас потерялся , не встречали нигде? С ног сбились, ищем. Парнишка-то, малой, но шустрый, светлоглазый!
    - Нашёлся ваш пацан, вон с хохлом в седле спит.
  - Да как это? Да откудава он у вас взялся? - встрепенулся  Юркин  дед , размахивая в сердцах бодожком: - Ты… ты, паря, над стариком не смейся. Откудова Юрка мог с вами взяться?
 -  Правду говорим, на берегу  лесного озера, мы его подобрали! Он там рыбью охоту учудил , будуть чайки   кликать его добрым словом.
       В цветастом переднике, со сбившимся набок платком показалась Юркина бабуля. Когда, она увидела Юрку, в  огромном  ватнике, да не по росту сапогах, ноги её подкосились. Она со стоном осела на землю, протягивая руки навстречу внуку.
      Лежит Юрка на печи, помытый, разомлевший, а бабуля и дедушка хлопочут около. Бабуля натерла его самогоном, дедушка напарил каких-то горьких, как полынь, кореньев и заставил пить целебное  зелье.
  - Вот скажи, какой леший тя , в бор потянул ? А ежели волки, а то вон  люди говорят, медведь? -  нежно, но хлестко хлопала бабуля Юрку по заднице.
 - Да чего ты , бабуль , больно же…Какой  такой медведь ? Не было никакого медведя!
 - Был, нет , люди зря трепаться не станут .Вона сколько  народу в тайгу  ушло , на отлов мохнатого!
 - Эх ты, Юрка, Юрка! - гладил его по голове дедушка, - Как же ты сплоховал? Раз уж такое дело, не надо было никуда брести. Нашли бы тебя там –же  где потерялся , в скорости.. Ну да ладно, наперед  знать  будешь.
       Из лесу, устало опустив плечи, в мокром дождевике, шёл Горлов со своей бригадой. Глаза его ввалились, лицо, заросшее густой чёрной щетиной, было мрачно.
- Напрасно всё, - отрешённо махнул он рукой. - Нету, пропал парень…
 - Нашёлся! Дома он…
Горлов шагнул на порог, минуту стоял растерянный, потом заговорил, сдерживая волнение:
 - Нашёлся - и хорошо. Здоров ли? - и, не дожидаясь ответа, повернул уходить. Бабуля остановила его:
 - Ты уж, Гена, не особо сокрушайся. Ты и так лиха натерпелси.
 -  Ладно, и на том,  Слава Богу!
Юрка, высунув голову из-под одеяла, выжидательно и робко следил за разговором.
 - Ну, что,  про медведя слухи, али как? – подошел к Горлову и дед ,  губы его тронула чуть заметная улыбка.
  - Стало быть слухи, коли никто его отродясь в наших краях не видывал.
      Вечерами, когда село погружалось в полумрак, Юрка взбирался на завалинку и смотрел в сторону леса. Ему казалось, что сквозь шум ветра он слышит приглушенное рычание, зовущее его обратно к Медвежьему озеру. Он вспоминал тепло медвежьей шерсти, мягкий мох под боком, спокойствие, которое он чувствовал рядом с огромным зверем. Страх перед лесом постепенно отступал, уступая место тоске и желанию вновь увидеть своего лесного друга.
Бабушка ворчала, что Юрка стал совсем нелюдимым, больше молчит, чем говорит, а дед лишь почесывал затылок, наблюдая за внуком исподтишка. Они не понимали, что в душе мальчика произошла перемена, что он познал нечто важное, что навсегда связало его с дикой природой.