Тапочки. Глава 3

     Здравствуй, Читатель. Скажи, сколько раз у тебя возник вопрос: “А, собственно, кто ты такой – обращающийся ко мне? Может, вообще, того (на себе только не показывай, читатель!)? И “каким боком” ты (Я!) во всей этой, нитками белыми шитой, истории?” Хе-хе. (Потираю от удовольствия свои эфемерные ладони – маленькие, сухие и твёрдые.) Хе-хе. Да, – кто я такой? Отвечаю: мышка неприметная по закромам твоим лазающая; добро твоё (непосильными трудами нажитое) лапками своими топчу, носиком любопытным ворошу, зубками острющими надкусываю, а после трудов этих мышинно-праведных, гнёздышко уютное (в самом нежном из всех твоих мест тёплых) свиваю и сплю, а ты посвист мой нежно-богатырский слушаешь и ветер у тебя от этого в голове.

     Да пошутил я, пошутил! Прости. Пугливых лучше сразу отвадить, чтоб в связке одной потом не висеть:

     Когда нога соскользнёт,
     Рука не удержится,
     Дыхание – в спазм
     ( – или в крик...)
     Сколько там? – два шажка (в минуса), до рывка.
     И верёвка (за тебя) молится:
     Там – наверху, – держись!
     Обнимаешь её (вертикаль),
     Песчинкой в неё втираешься:
     “До гроба любить буду…”
     Два шажка,
     Два шажка,
     Два шажка…
     А потом, у костра, размышлять втихаря:
     Все эти “Москва-Петушки” –  Зачем?
     Почему самоспас не дали?
     Или дали? Дали так много, что внутри не поместится. Другого дали?
     (Мать, ребёнка, жену,
     Друга, врага, чу-жо-го…)
     И вскочить сгоряча
     (Не расскажет струна:
     Гитару в горы не взяли.)
     И обнять
     Друга.

     Не мышка – я, а жучок. Нас Оди’н в каждом Вечном актуализировал, локализовал в свете, который, кивнув, каждый из них принял. Кстати, читатель, ты точно понял как Одного зовут? Одного так и зовут – Оди’н.  Не О’дин мифический, да пребудет с ним всё ему причитающееся, а Оди’н – единственный, кому “дело было”, и кто решил: всё и за всех. Единственное, что меня смущает во всей этой истории, что люблю я его – Вечного своего. Мне, по чину, любить-то не полагается. (Может это Оди’н его любит? И, кстати, о нитках: будучи чистым сознанием, хоть и махонькой его капелькой, – нитками только белыми пользуюсь, принципиально.…) Моё дело простое: принять, отправить. А вот с последним что-то не ладится у меня: контрольная сумма не сходится…

     Понятно, как я в книжке оказался, в буковках этих чёрных, рядами стройными на тебя идущими? Точка, тире, пинг. Отправляю – куда дотянуться могу, ветром вольным, где хочу, вею и голос мой слышен. Т-с-с-с…

                ***

     В стороне, за тяжёлой золотой рамой, шумела горластая толпа. И не отмахнуться: “Бог бы с ней, с этой толпой”. Не отсечь как лишнее. Не ухватиться за прописанные образы Портала. Потому что Бог действительно там, с этой толпой, что удавом вьётся подле своего Долгожданного, примериваясь; накатывает на него и отступает тихим шелестом: ”Большой, очень большой. Мой. Боль-ш-ш-ш-ой”. И гудит земля под ногами, направляя незримо обозы, пеших, и верховых (всех-всех-всех) к месту Пиршества. И соберёт все кольца  танцующие в одно, и раскроет объятья, и склонится пред осликом Его, проверяя: “Точно ли – Тот?”;  и возрадуется: ”Достоин сей Пищи – Я!” И пресытится народ Хлебом своим. И лопнет земля.

     И ослеп на мгновение Вечный от вспышки зарева утробного, поглотившего   развернутый до предела образ. Из всех возможных вариантов реагирования на внезапную опасность (предписываемых инструкцией и отработанных до автоматизма), тело выбрало – свернуться. Тёплое мягкое свечение защитного кокона, продолжением белых волнистых прядей, потекло вниз, увлекая шею и плечи к мягким опускающимся коленям, – изолируя от Портала. Озерко-лужица излилось из своей чаши, уступая место Вечному.

     Теперь полагалось передать на Землю данные о потенциальной степени опасности: “Красная зона”,  –  и вернуться. Одному. Отправка запроса запускала процесс немедленной эвакуации Вечного и уничтожения Портала. По инструкции. Вечный лично курировал раздел, регламентирующий механизм взаимодействия во время перемещения, сформировав и “обкатав” (в своё время) инструменты, обеспечивающие функционирование этого механизма. Все единичные случаи невыполнения инструкции, невозвращения или возвращения без инициации разбирались на мельчайшие элементы (в свете основополагающего принципа современности – безусловного приоритета общественного блага).

     Вечный медлил, растягивая время. Перебирал параметры Портала, выискивая знаки неучтённого Образа. Давно забытое чувство голода, что тугим спазмом тянуло гортань и желудок к сердцу, чётко и ясно реагировало на Него, замещая недоверчивое непонимание: “Как они пропустили?” – на острую кинжальную ясность:  “Этот Портал – Евангелие. Свидетельство: “Аз Есмь”. Прибрежные волны усердно перетирали счастливые капли омовения в хрустальную пыль, а далёкие – гордо покачивали отпечатки стоп. Ветер, ухватив нить с одежды Его, рванул как сумасшедший и куражился, забывшись от ощущения всемогущества, разбивая Слова на угловатые, толкающиеся Звуки. ”Они не могли Его отпустить. Не могли согласиться, что Он им уподобился. Крови своей Ему не простили. Вернуться одному – как: “Я умываю руки…”.

     Насколько можно растянуть мгновение? (Сформированный запрос нельзя удалить, только отправить.) Время – не вопрос (для Вечных оно почти собственность), а вот энергопотребление защитного кокона рано или поздно отследят. Вечный  настроился на канал передачи (на образ канала передачи). (Не время, конечно, влезать мне, читатель, а, с другой стороны: когда оно будет? – такое, что всё к месту, всё вовремя. Короче, Вечные работали с образами: считывали, формировали, изменяли, отслеживали, хранили, перемещали – они жили образами (единственное табу на: лелеяли; единственное естественное ограничение на: уничтожали). Архимедов рычаг – ЦУГи.)

     Образ канала передачи – жёсткий и однозначный, – колол своей прямолинейностью,  сопротивлялся и выворачивался, упирая на безвариантность; выскальзывал масляной тяжестью  и отбрыкивался: ”О чём разговор? – в инструкции сказано всё”. Бороться с образом – дело бессмысленное: правда в нём, та самая персонализированная правда Бытия, сила в которой. Отступить, не сдаваясь – перспективней. Вечный поудобнее устроился в овечьей шкуре, вживаясь в образ отступления (из трёх поросят достаточно выбрать одного – целевого), пропуская фоном прообразы канала передачи: Получатель – огромная перекачанная масса: “Лучше не трогать”; Механизм передачи данных – однозначное “Да” (влюбленно-патриотичное придыхание): “Как и следовало ожидать”; Отправитель – смутное беспричинное беспокойство и духота (рвануть бы рубаху от ворота): “Цель обнаружена. Предупредительный выстрел, сэр?” – безусый юнец вывернулся дугой перед капитаном.

     И это было хорошо. Защитный кокон изолировал Вечного от Портала так надёжно, что работать с образами двух первых “поросят” без внешних подсказок-раздражителей было бы весьма затруднительно. (Милостивый государь, читатель, соблаговолите благоговейно произнести вслух изысканное: “Весь-ма”. Что чувствуете? Подсказка: именно это Слово венчало каждый из Дней Творения.) Уравновешивая “грудь колесом” позой эмбриона, а пылкое юное рвение грозным: “Отставить”, –  Вечный расслабленно погрузился в свои ощущения. “Это всё-таки родник!” (Снижение кожного потенциала, как следствие медитативного состояния, позволило изменить мощность защиты и войти в контакт с Порталом.) Серебристая вода, напитавшаяся энергией кокона, тонюсенькой плёночкой истекала из каменной чаши, серебря скальный выступ, уходивший  глубоко под землю и, найдя свой источник, поднималась наверх, омывая кокон голубым (приятно прохладным) сиянием. Вечному казалось, что он плавает в безвременье на вершине водопада: его держит воздушный шар, тянущий его ввысь, в открытое родное небо. (Картинки совпали.) Верни шару мгновение, и он унесёт Вечного домой. “Отсутствие решения – тоже решение. Наверняка Пилат понимал это, но оправдал себя… ”, – мысль оборвалась, юркнув в свет. “Оправдал. Чем?” Вечный вынырнул из потока образов и, в поисках подсказки,  дал своему “эмбриону” подвигаться. Поворочался. Повернулся на бок. Щека прошлась по острому: потекло горячее (“Кровь?”). Защитный кокон отреагировал со скоростью света, запустив регенерацию тканей. Но мысль, успевшая зацепиться за щекотное ощущение затягивающейся ранки, успела оформиться: “Я не почувствовал боли”. Слова “я” и ”боль” были слишком лёгкими (и гладкими), как разбегающиеся шарики пинг-понговые, и твёрдыми-твёрдыми, как тысячелетние бивни мамонта (чужими какими-то). Прислушался к шуму толпы, представив его рекой. Тяжёлая маслянистая толща воды, выдавливающая берега, переваливалась над ним, будто в нерешительности, – пока лежал золотиной на дне. И накатила на него всей своей мощью, когда встал на пути: “Чужой, чужой”, – зашипела, камни-каменюки (загодя припасённые) со дна поднимая, змеясь вкруг Вечного, готовая смести чужака, и не могла, сдерживаемая, против воли своей, избранностью его.

     (Вечный не питал иллюзий по поводу своей вечности, своей исключительности.  Да, он встроен в информационное поле Земли. Да, Вечные – символ безусловного приоритета общественного блага. Да, без подпитки ЦУГа всё это – пшик: “Вечность на вечном покое, бр-р-р”.) Развернув каменный водоворот, он (наперегонки с собственным защитным импульсом) выскочил на берег и свернулся клубочком на розоватом крупном песке, переводя приплясывающее радостное возбуждение в убаюкивающие покачивания, – обманывая защиту. Драгоценная добыча покоилась, прижатая ладонями к животу: холодные костяные шарики “я” и “боль”, тяжёлый округлый камень “чужой”, добавленные для равновесия: “они” в виде густо-красных увесистых бусин на толстой грубой нити и “свои” – что-то вроде брелока (сердечко-медальон на длинной золотой цепочке). Вечный погружался в тишину. (Вообще-то, читатели, странные вы всё-таки. Одному, чтобы в тишину попасть, уработаться надо, другому влюбиться, упиться, налаяться: мильон “–ться”, вплоть до убиться. Вон, Вечный-то мой, и тот. Качается. Уже напевать начал. Но действительно затихает. Не заметил даже, что “не боль” не материализовалась. Я-то думал, что он сейчас, словами добытыми, в кости играть начнёт, ас-со-ци-а-ци-и порождать. Дома-то частенько развлекается так. Я настроился уже. С тобой, читатель, сыграть что ли? Чур, я – вода. А ты, читатель, если ты здесь, – в игре. С трёх слов начнём, для пробы. Я бросаю  – порядок слов задаю, а ты за интонациями своими следи при прочтении. Три броска мои, потом – ты. Итак, слова: “Я”, “ТЫ”, хм-м-м…, “КА-МЕНЬ…”. Эманации Вечного что ли, – затихающие, – действуют. Нормально всё, читатель? А?… Нет? Ладно: насильно мил не будешь… Подремлю тогда я… Вечный мой совсем меня усыпил…, пока ты… Стоп! Я не умею… спа-а-а…)

                ***

     Небо – чёрное-чёрное (дважды),
     Дождь барабанит в ночи.
     Проснётся ли сердце? Как прежде…


продолжение  http://www.proza.ru/2019/02/21/1505
                2018, декабрь