Прабабушкины истории. Глава 9

                9. Ах, лето красное...

    - Вот мы и прибыли, - говорит Лера.
    - Наконец-то, целых две недели деток не видели, соскучились, - целует Мила внучат.
    - А уж они-то все уши прожужжали: “ Когда поедем, скоро ль поедем?” Простудились, вот и сидели дома.
    - Деда Лек, давай гол бить, - это Мишуля учится словами изъяснять свои первые желания. И ничего, что Алексей у него Леком выходит, главное - его понимают.
     Коридор в квартире длинный, большой, есть где” гол бить”. Даже на управляемой детской машинке поездить можно. Дедушка с удовольствием возится с малышом, ну а мы отправляемся в гостиную.
    - Решила я  отвести детей  к Черному морю. Пока Мише не исполнилось двух лет, билет на самолет для него бесплатный.
    - Лера, ты одна с детьми едешь, без мужа?
    - Но у Василия отпуска нет, работает недавно. Еду не одна, с подругой, у той тоже ребенок.
    - Бабушка Тася, а ты в детстве где отдыхала? - интересуется  Аля.
    - Отдыхала... после четвертого класса мы с бабушкой поехали на Смоленщину.
    - Знаю, с твоей бабушкой Феней вы были у тети Мани, которая в войну
партизанила. Она так и осталась в той деревне, разрушенной?
    - Так и осталась, с четырьмя  детьми. Новорожденных двойняшек сохранить не удалось. А деревню отстраивали сами женщины с детьми. Старший сынок тети еще до призыва в армию смастерил дом, а другой в пятнадцать лет приноровился класть печи, вся деревня благодарила его, никому не отказывал.            
    Тяжело пришлось нашим селениям, где побывали немцы. На всю деревню с войны вернулся один мужчина, родной брат тетиного погибшего мужа. Вот его-то и избрали председателем. Хозяйственник он -  никакой, то ли болел, то ли пил, но жена его оберегала, из дому - ни на шаг, да и в дом никого не пускала. Даже на колхозные собрания не являлся. Зато каждый раз его охотно переизбирали. Как никак, мужчина!
    Тетя Маня была бригадиром. С утра до ночи, босиком по жнивью, пропадала на колхозных полях. Я тоже, как и вся детвора, бегала босиком, но только по мягкой травке. Скошенной - избегала, колко, и всегда удивлялась, как это худенькая тетя, в чем только душа держится, метеором проносилась там, где только что была сжата  рожь. Как-то у узенького веселого ручейка она ополаскивала ноги, и я стала разглядывать ее ступни: вместо кожи там выросли целые "подошвы".
    - Не на то смотришь, - засмеялась она,- Ты думаешь, это простой ручеек. Как бы не так! Это начало великого Днепра.
    Что тетя - большая шутница, я знала. Да и Гоголя к тому времени успела прочесть: “Редкая птица долетит до середины Днепра!” А тут ручеек, перешагнуть можно. Не поверила - и все тут, о чем потом  пожалела. Находиться у истока могучей реки и не восхититься, не преклониться перед мудростью природы. Днепр навсегда соединил Россию с Украиной. Вот и выходит: Россия - моя Родина-мать, Украина - моя Батькивщина! Что, и в том и другом случае, означает одно - Отечество! 
    Работала тетя за “палочки”-трудодни, аккуратно заносимые в тетради. “Палочек” было много, да и мы, дети, число их прибавляли, ворошили, гребли сено. Кстати сказать, если колхозница имела корову, то была обязана сдать государству сена на двести коров. Травы на Смоленщине богатые, что значит богом дарованные, но и на одну корову запастись кормом трудновато, а тут на двести! И ведь как-то справлялись. Да еще на единственную собственную животину начислялся такой  налог, что семья практически оставалась без молока.
    Работали женщины до изнеможения. Старшую тетину дочь, как только исполнилось восемнадцать, отправили на лесозаготовки. После двух зим она  полностью ослепла. Операцию на глаза делали в Ленинграде, когда ей уже шел пятый десяток. В очках стала мало-мальски различать предметы.
    “Палочки”- трудодни так и оставались на бумаге, на них после всех расчетов с государством получать было нечего. Ни денег, ни продуктов.
    - А как же питались? - удивляется Лера.
    - Так и питались. В сенях у тети Мани стояла бочка ядреного кваса. Его мы пили, и обедали им. Посреди стола бабушка ставила огромную миску размером с хороший таз, крошила туда много-много зеленого лука и заливала все квасом. Это был наш обед. Иногда с хлебом. В бригаде у тети Мани летом работали студенты из Смоленска, им из города доставляли хлеб, случалось, и тети перепадала буханка, другая, чему она радовалась, как младенец.
    С собой из Кронштадта мы везли чемодан пшена. За плечами -  мешочки с баранками, сухарями, пряниками. Но все это быстро кончалось, и мы с нетерпением ждали очередную посылочку от мамы. А сделать ей это было трудновато. Кронштадт, как и Ленинград, снабжался неплохо, а вот посылки с продуктами на почте не принимали. Считалось, что городу продовольствие нужнее, а деревенские должны сами себя обеспечить. Поэтому маме приходилось отпрашиваться на полдня с работы, сесть с посылочкой на пароход, приехать в Ломоносов на почту, и оттуда отправить посылку. Иногда и в Ломоносове не принимали, тогда  -   путь на электричке в ближайший поселок Лебяжье.
    Что касается распространенного в те времена  мнения, что село само себя прокормит, то, действительно, кормились как-то. Выкапывали картошку, едва та достигала размера  голубиного яйца, на ужин из нее  с пшеном варили похлебку, иногда молочком забеляли. А утром всей гурьбой - в лес. Малины там - видимо-невидимо, ешь сколько хочешь, да ведро поскорей заполняй. После обеда - опять в лес, и снова - вкуснейшая малина, и опять - полное ведро. Варенье не варили, сахар в те годы был  непозволительной роскошью. Зато малинку сушили, на всю зиму ценнейшими ягодами запасались.
    Запомнился один случай. По дворам пробежал слух, что в соседнее село "кино привезли". Ребятишки всегда готовы к  развлечениям. Всей гурьбой бросились. И вот когда “нашинские” уже протиснулись в клуб,  у  дверей меня окружила толпа девушек.
    - Это правда, что ты из Кронштадта?
    - Правда.
    - И моряки там есть?
    - Много.
    - А где они живут?
    - Кто на кораблях, кто на подводных лодках, есть учебные части, так там в казармах живут.
    - А в самом городе бывают?
    - Конечно,”увольнительные” им полагаются, но больше строем ходят, песни поют, летом по воскресеньям в нашем Саду металлистов военный оркестр играет.
    - И танцы есть?
    - Нет, танцевальная площадка - в Летнем саду, там танцуют.
    - И девушки?
    - Конечно, девушки все с моряками танцуют, но моряки не все, их же больше, стоят вокруг, смотрят, курят.
    - Господи! - взмолилась розовощекая шатенка. - Хоть бы разок поцеловаться с каким-нибудь морячком!      
    Я рассмеялась, но смех никто не поддержал, все расступились и  молча пропустили меня в клуб.
    - Да, отголоски той войны  пройдут еще не по одному поколению, - подытожила я свои воспоминания. - Может,  на сегодня хватит? 
    Как бы не так! У Аленьки ушки на макушке:
    - Бабушка, а на родине своего папы ты была?
    - Была и там. Мама все годы аккуратно переписывалась с родственниками по отцовской линии. Папин брат с войны без ноги вернулся, у него было четверо детей, трое уже послевоенных. Старшая  сестра папы в  войну простудилась и  умерла, муж ее погиб на фронте, у них остались два сыночка: старшему было четырнадцать лет, когда немцы угнали его в Германию, там он и батрачил четыре года. Младший - ровесник мне, первый из моих украинских родственников  получил высшее образование, закончил  военное училище в Севастополе.
    А еще в том большом селе жила младшая папина сестра с мужем и дочерью, моей ровесницей.
    Так вот мама переписывалась и с дядей, и с тетей. Те все время приглашали нас в гости, а то и насовсем, если понравится на Украине: портнихи на селе были в чести. У мамы отпуск всего две недели, как тут соберешься в дальнюю  дорогу. Но помог случай, фабрика встала на ремонт, и всех летом отправили отдыхать на целый месяц. Я как раз закончила шестой класс, моей любимой бабушки Фени уже не было с нами.
     Родина отца встретила нас горячим солнышком, богатыми плодовыми садами, щедрым гостеприимством родственников. Я говорила, что Кронштадт хорошо снабжался. Может, самое необходимое - мясо, колбасы, хлеб, крупы - было, но фруктов и овощей,  кроме разве картошки да капусты, мы не видели. Ни свежего огурчика, ни помидорки. И вот украинское изобилие. У дяди и тети - по тридцать соток усадьбы. Сады полны черешен, вишен, яблок, груш, слив. Честно сказать, я думала, что в рай попала. Наевшись райских плодов, закусив ягодами тутовника, я с замиранием сердца следила за огромными головками подсолнуха, как они медленно, грациозно разворачиваются навстречу солнцу. Чуть поодаль - изумрудная кукуруза с загадочными манящими початками. Не удержалась, приоткрыла один, зернышко оказалось безвкусным. Зато помидоры, впитавшие всю сладость чернозема, лучистость светила, были неотразимы.
    Дядя-инвалид и его жена были освобождены от колхозных работ. Забот и без того хватало,  малые дети, огород. Большие трудности были с водой. Усадьба - на возвышенности, а единственный колодец - в низине, за километр от дома. Надо натаскать воды для себя, для скотины. Сколько раз за день жена дяди поднималась к дому с полными ведрами на коромыслах за плечами! 
     Младшая папина сестра трудилась в колхозе от темна до темна. Вставала в четыре утра, топила печь, готовила еду - и в поле. Как-то мы с сестренкой попробовали подменить ее на работе, пропалывали две колхозные гряды.Они оказались такими длинными, нескончаемыми, что нам вдвоем дня не хватило. Дома сразу спать завалились, сил не было даже поужинать.
    Но в отличие от Смоленщины здесь трудодни  неплохо оплачивались, потому как длинная широкая лавка в одной из тетиных комнат была заставлена солидными мешками с мукой. Не знаю, чей труд больше ценился: тетин или ее мужа- конюха, но хлебом семья была обеспечена.    
    Побывав  в винницком селе, я долгое время считала, что Украина - наша житница, кормит бедную Россию, особенно север, с его холодным климатом, суглинистыми да подзолистыми неплодородными почвами. Но вот отделились окраины от России, и все стало на свои места. Россия оказалась побогаче прежних республик, разве что Казахстан идет вровень. На прилавках у нас - полное изобилие, по зерну  вышли на первое место в мире, самим хватает и другим продаем. И молодежь больше не бежит за бугор за призрачным счастьем, чего не скажешь про украинцев, миллионы покинули страну.
     - Они оказались такими же доверчивыми, как мы в девяностые, -  вступает в разговор Мила. - Поверили, что западный мир - эталон жизни. Наша Света,” главная по тарелочкам” уже нахлебалась “счастливой” заокеанской жизни. Официантка без чаевых, от скупердяев их не дождешься. Это вам не Россия с ее широкими жестами, чаевыми порой в размер счету.
    - Ну это ты малость загнула... - хочет поправить жену Алексей, вернувшийся с внуком в гостиную.
   - Отнюдь, случалось и такое, официанты сами рассказывали о щедротах посетителей. Да и нам на ресепшн, когда еще работала в пятизвездочной гостинице, один чудак принес бутылку французского шампанского за триста пятьдесят евро: “Пейте, девчонки, сами-то вы такого не купите.”
    - Ну и как шампанское?
    - Никак, выпили, ничего особенного. Вкус, наверное, к дорогим винам не развит. А в Америке большинству наших эмигрантов  несладко приходится. Вот, например, Светкина подружка Вика оставила в России четырехкомнатную квартиру, там с мужем ютится в маленькой,
съемной. С высшим образованием сама, а работа только продавщицей нашлась. Муж из бывшей советской республики выпивать начал, какой из него работник. Вот и вкалывает россияночка на всю семью да на бесконечные “таксы”, как там счета называются.
    - А украинцы всё в Европу стремятся, Россию хают, грозятся войной пойти. В своих бедах нас винят.
    -  Бабушка,- насторожилась Аля, -  если будет война, кто победит: мы или Украина?
    - Война?  Не будет никакой войны. Мы единый народ. Вот я, например, наполовину украинка, наполовину русская. Представь себе, что левая половина меня - украинская - пойдет войной на правую русскую половину. Что из этого получится?
    - Ничего не получится.
    - Вот и я так считаю, опомнятся мои половины и станут, как прежде, единым целым. Вспомнят украинские старожилы, как рука об руку с русскими защищали страну от врагов, восстанавливали из руин. Поймет и молодежь об  истинных целях заокеанских радетелей. Откинут украинцы доморощенных толстосумов, что, кстати, и нам пора сделать.
     - Только кто будет делать? - оживляется Алексей.
     - Молодежь начнет, - киваю я на Василия. - Хватит им мелочевкой заниматься: в магазинах просроченные продукты вылавливать да нерадивых автомобилистов, что паркуются, где попало, стыдить. Пора серьезным делом заняться! Да и Общероссийскому народному фронту встряхнуться не грех. Вернее, пополнить его местными добровольцами, волонтерами. Вот тогда и получится Фронт не властей, а поистине народный.
    - Уж не революцию да гражданскую войну затеваешь? -  неожиданно пугается  Мила. И это моя дочь, которая никогда ничего не боится.
    - Нет, этих бед нам хватило с лихвой. Никаких революций и войн! Революция нужна, но только в  наших мозгах, а то русский медведь спит слишком долго, не замечает, как время жизни уходит. Активную позицию пора занять. Слишком уж распустилось "богатое" поколение.
      - Снова экспроприация да раскулачивание? - не унимается Мила.- Опять отнять да раздать?  Было уже. И кто от этого выиграл? Я, к примеру,  своим трудом заработала на квартиру, и что ж теперь меня -  "уплотнять"?
     -  Нет, память наша поможет избежать прежних ошибок. Не надо ни у кого ничего отнимать. А вот отлучить хапуг от кормушек - назрело. И чиновникам в думах да правительствах  пора дать среднестатистические по Россия оклады да пенсии. А то неприлично как-то - "слуги" народа получают  в десятки раз больше, чем те, кому "служат". И это только официально, а сколько  еще закладывают в свои карманы всякого рода "решалы"? Развелось чинуш, как тараканов. "Верхи", вроде бы, самых злостных наказывают. Не всегда, но случается и до тюрем доводят. Но "низы"-то молчат. А надо бы к каждой, даже самой мелкой конторке парочку честных индиго приставить. Они быстро разберутся, что к чему и кто там лишний.Только всеобщий контроль спасет дело. Не нужны и партии, которые только и делают, что борются за власть. Президент, вроде бы, печется о людях...
     - О людях печется, а "крутых" бизнесменов любит побольше, - это уже Алексей, столкнувшийся на работе с вывертами частного  капитала.
     -  На олигархов да "крутых", как ты говоришь, тоже управу можно найти. Здесь законы нужны. Народ у нас мудрый - придумает, опыт есть, разных "измов" нахлебались досыта, капитализм уж точно не подходит. Тут масштабная идеология нужна. И, кажется, идея давно  назрела. В передачах по телевидению все чаще мелькает слово "справедливость"...
     Смотрю на внука,  смартфона в руках нет, тот на столе покоится, а хозяин неразлучной "игрушки" впервые прислушивается к разговору.
    - Да, да, идея стара, как мир, - обращаюсь к нему. - И кто ее только  не провозглашал:  наивные идеалисты, но чаще в ее чарующие сети заманивали   корыстолюбцы. Потому-то и не прижилась она ни в одной стране. Ключевым словом нашей старой-новой идеи  должно стать слово "равенство"...
     - Никогда и нигде не приживалась, - опять противоречит Мила, - а сейчас по мановению волшебной палочки приживется?
     - Сейчас приживется! Пророки разных времен и стран предрекали, что Россия должна сплотить мир, в этом ее миссия. А теперь уже сама эволюция поджимает сроки. Даже ученые подсчитали: если мы не одумаемся и будем прозябать, как прежде, то жизни на планете отведено несколько лет.Так что, молодежь, - опять обращаюсь к внуку, - торопитесь встроиться в ряды эволюции. Есть идея, призыв готов: "Все - во Фронт, и все - на фронт!" Ведь сумели ли же мы  всколыхнуть  мир своим Бессмертным полком,  и сейчас получится!
    Увлеклись серьезным разговором и совсем забыли про Аленьку. А она, оказывается,  ждет продолжения рассказа об украинских родственниках:
    -  Наверное, дяди твоему, его семье очень трудно жить без воды, когда ее совсем мало?   
     - Да, Аленька, трудно. Вот эта нехватка воды и побудила семью  сорваться с насиженных мест и переехать из Винницкой в Донецкую область. Я с дочками,  Милой ( твоей бабушке Миле было тогда семь лет) и новорожденной Светланой, была у них в семидесятом году прошлого столетия, видела, как радовались родственники благополучному решению проблемы с водой. И кто мог предвидеть, что в двадцать первом веке на их долю выпадет горькая участь: разрушены села и города.
    -  И что стало с дядей, его семьей?
     - Не знаю.. К сожалению, в этом виновата я сама. Мама никогда не обрывала тоненькую нить переписки, но блокадные матери долго не жили, и моя умерла в сорок пять лет, всего на пять лет пережила бабушку. А меня жизнь закрутила, завертела, все испытывала на прочность. Где-то я побеждала, где-то  уступала. Среди непоправимых ошибок - потерянная связь с Украиной. Все думала: вот-вот, завтра-послезавтра, будет о чем написать. А нужное завтра не наступало.С переездами и вовсе адреса затерялись. Старшее поколение моих родственников вряд ли дожило до наших дней, но их дети, внуки и правнуки... Чью сторону приняли они в ненужной войне? Не идет ли брат на  кровного брата? И где нашла спасение родня из Донецка? Вопросы, только вопросы...