Дедушка из Горной Шории

                Рассказ

К нам в гости приехал дедушка.
Папин папа.
Из Горной Шории.
Он там живёт.
Бывший военный, он остался жить по последнему месту службы.
Папа повёз по магазинам бабушку, маму и мою старшую сестру Эмму.
А мы с дедушкой остались дома.
Я только что пришёл из школы, дедушка накормил меня.
Сейчас сидит у телевизора, смотрит какое-то ток-шоу.
А я смотрю на папиного папу, и чего-то хочу от него. Чего? И сам не знаю. Но чувствую, что он мне нужен-нужен! Может быть, больше чем папа.
Нет-нет! Папа нужен, тут и говорить нечего.  Тут что-то другое со мной. Я пока и сам не могу понять, но дедушка мне очень-очень нужен.
Совет его нужен.
Вот! Точно! Совет его мне нужен.
Потому что он старше и папы, и, конечно, старше меня.
У него жизненный опыт. Больший опыт, богаче. Больше чем у нас с папой вместе взятые. Я так думаю.
Почему у меня возникло желание посоветоваться с дедушкой?
Всё просто. Хотя и очень сложно. Ведь я так и не могу решить до сих пор одну проблему, которая вдруг свалилась на мою голову.
У нас в школе, и в моём 8а классе в частности, творится такое, чему я не могу дать названия, но чему противлюсь, что есть мочи, а ничего сделать не могу. 
Пока не могу.
Потому что не знаю, как выправить ситуацию. Какой-то тупик в моём сознании и в моих действиях.
Перебираю разные варианты, но того, единственного, который мог бы предотвратить дальнейшее нежелательное развитие событий, не нахожу.
И почему-то мне кажется, что вот в этом именно дедушка и поможет.
К папе я уже обращался.
Но он вечно занят, приходит с работы уставшим.
Когда я однажды попытался посвятить папу в мои проблемы, он лишь отмахнулся от меня:
- Решайте свои дела сами. Вы уже не детки-малолетки. Всё-таки восьмой класс, четырнадцать лет. Пора и взрослеть, если что.
И захрапел у телевизора.
Всё!
И вот сегодня у нас в гостях дедушка с бабушкой. Побудут несколько дней, и уедут в Шерегеш.
Значит, затягивать по времени больше нельзя. Надо действовать.
А то я опять останусь один на один со своей проблемой.
Хотя, впрочем, это не только моя проблема. Это проблема нашей школы. Да-да, школы! И, наверное, не только нашей. Во многих школах происходят такие делишки.
А я сижу тут, сомневаюсь.
Вроде как неудобно делиться, «нагружать» постороннего человека. Вдруг ещё смеяться станет. Или обругает. Или скажет: а тебе это надо? А может и отмахнуться, как папа.
           Да мало ли что может произойти во время моих откровений.
Куда деваться от сомнений?
Странная позиция у меня, если сказать честно.
И хочу решить проблему. Но, одновременно, и самому не хочется замараться,  и утруждаться. Стыдно сказать, однако позиция «моя хата с краю» вроде как и устраивает. В то же время и перед одноклассниками не хочется выглядеть «белой вороной», выпячиваться, быть, как говорят в нашем классе, умнее всех.  И, самое обидное,  как-то совестно перед самим собой. Так совестно, что нет мне покоя последнее время.
Умные люди сказали бы: гложет что-то душу.
Так оно и есть. Не спокойно на душе, а, если честно, то и гадко. Гадко до отвращения. Становлюсь противен сам себе и только потому, что мирюсь, что опустил руки, что сдался, подчинился ситуации. Что оказался безвольным перед трудностями.
Да, вижу, что несправедливо. Понимаю, что так не должно быть, что зло не должно торжествовать, и, одновременно, не решаюсь ему противиться.
Вот какая неразбериха у меня в голове.
Сижу, смотрю на дедушку у телевизора, и терзаюсь, сомневаюсь, и вообще чувствую себя отвратительно.
- Дедушка, - наконец решаюсь я. – Вот что бы ты сделал, если бы твоего друга обижали? Нет, даже не друга, а твоего одноклассника? И обижали бы твои же одноклассники?
- Та-а-ак, - дедушка оторвался от телевизора, повернулся ко мне. – А вот сейчас медленно, но подробно, Андрейка.  И больше деталей.
- Пойдём в зал, дедушка, - окрылённый готовностью дедушки выслушать меня, мы зашли в зал, расположились на диване лицом друг к другу.
- Я тебя слушаю, Андрейка.
- Ты только не смейся и не перебивай, - попросил я на всякий случай.
- Ну-у, это святое, - заверил дедушка. – Разве что для уточнения могу перебить, переспросить, если ты, конечно, позволишь.
- Добро! Для уточнения можно, - великодушно разрешил я.
А поведал я дедушке вот что…
Серёжка был в классе всегда.
Как я помню.
Впрочем, я его помню и по детскому садику, а потом и по школе. Как же, один микрорайон, даже дома рядом стоят. В садик по одной дороге ходили, а сейчас школу посещаем по другой, но вместе.
Друзья ли мы с Серёжкой?
Скорее, нет, чем да.
Просто хорошо знакомые, знаем друг о друге почти всё. Но вот так, чтобы дружить, чтобы ни дня друг без друга, чтоб один за другого горой – нет, такого между нами нет.
Хотя, списать при случае – всегда пожалуйста. Или иная помощь.
Серёжка силён в математике, в физике, в химии.
Кстати, в любых, даже самых-самых продвинутых гаджетах разбирается практически лучше всех в школе.
А вот мне больше нравится история, литература, география.
Понятно, что Серёжка помогает мне по точным наукам, а я ему – по гуманитарным. Притом, он такой прекрасный, такой благодарный слушатель, что у меня иногда возникает мысль: а не пойти ли мне после школы в педагогический университет и стать учителем?
Ладно, это отступление.
Всё началось ещё перед Новым годом, перед зимними каникулами уже в восьмом классе.
В конце второй четверти вдруг выяснилось, что Серёжка – один из мальчишек в классе, который заканчивает четверть на четвёрки и пятёрки. Без троек. Хотя и до этого он учился не плохо. Тройка – редкая оценка у него, но иногда всё же случалась.
Девчонки – там другая история, среди них отличниц достаточно.
Вот среди мальчишек – в основном троечники.
А тут Сергей Аникеев – почти отличник. Каких-то две четвёрки. Остальные – пятёрки.
Хорошие отметки лишь по физкультуре и по русскому языку. Даже по литературе, которую я ему разжёвывал постоянно, он умудрился сдать на отлично.
Впору бы радоваться мальчишкам за успехи Сергея Аникеева. Как-никак, а наш брат, мужик.
Да и девчонкам должно было быть лестно, что такие умники учатся с ними в одном классе.
Но не тут-то было!
Поднесла спичку к фитилю всех последующих событий Ленка Фадеева, наша одноклассница. Кстати, отличница. Притом, отличница с первого класса. 
Стоит сказать, что Ленка, мне кажется, чуть взрослее наших мальчишек и девчонок.
- Понимаешь, дедушка, - тут я начал мямлить, краснеть, заикаться, - она такая… такая… - дальше мой словарный запас стал иссякать, и мне пришлось изображать жестами округлые формы, чтобы показать внешний вид  Ленки.
- Красивая, женственная? – спросил дедушка. – Вполне себе взрослая девушка, на твой взгляд?
- Вот-вот! И не на мой взгляд взрослая тоже, – я вздохнул с облегчением и продолжил свой рассказ.
На Ленку обращают внимание парни из старших классов.
И некоторые наши мальчишки тоже.
А вот Серёжка Аникеев полностью игнорирует эту красавицу и отличницу. Он относится к ней ровно так, как и к остальным девчонкам.
Но Ленку это не устраивает по каким-то причинам. Она, мне кажется, злится, что Аникеев не уделяет ей внимания. Это он ей не безразличен, я так думаю.
Почему я так думаю?
Всё просто.
Ведь она сама частенько обращается к Сергею, пытается завести с ним разговоры на переменах, а то и открыто просит проводить её из школы до дома. Даже села к Серёжке за парту, нагло вытеснив оттуда Кольку Малышкина – его постоянного напарника. 
Фотографирует мальчишку, когда он у доски или увлечён чем либо.
Другими словами, Ленка сама навязывается Сергею. Навязывается ему открыто, на виду у всего класса, не стесняясь.
Но он держит глухую оборону, и ноль внимание сей персоне.
Впрочем, к другим девчонкам у него точно такое же отношение: если не полное безразличие, то лёгкое игнорирование точно.
Нет, поговорить с ними ни о чём, настроить чей-то ноутбук или телефон – здесь он безотказный.  Помочь кому-нибудь по контрольной работе – святое дело.
А вот участвовать в чьих-то разборках, сплетнях, дружить против кого-то ни было – нет! Это не для Аникеева.
Да, ещё стоит сказать, что Серёжка представляет собой худосочного, немного нескладного подростка чуть выше среднего роста.
Семья у него обычная, рабочая.
Мама работает продавцом в одном из магазинов в городе, а папа трудится автослесарем на станции технического обслуживания. Есть ещё младшая сестрёнка. Она в нашей же школе в третьем классе учится.
Ну, это о Серёжке Аникееве.
А вот события вокруг него стали развиваться настолько стремительно, что восстановить всю хронологию вряд ли у меня получится.
Но я постараюсь.
По моим данным, Ленка, как особа мстительная, решила наказать Сергея за пренебрежительное отношение к себе.
Я был свидетелем, когда она буквально шипела Серёжке в лицо:
- Ты ещё не раз пожалеешь, Серый! Ты меня просто не знаешь!
- Успокойся, Ленка, - отвечал ей Сергей. – Успокойся!  Зачем я тебе нужен? Вон у тебя сколько поклонников. И какие! Гераклы! А дружба со мной… что она тебе даст? Да и мне тоже?
- Дурак ты! – зло сверкнув глазами, Ленка ухватила Серёжку за грудь. – Ты ещё пожалеешь, Серый! Приползёшь на коленях, а я ещё подумаю.
- Вот ещё! – пренебрежительно бросил Сергей.
А зря, как потом оказалось.
Сразу после Новогодних каникул Сергея повсюду стали преследовать трое мальчишек из девятого класса, двое  из нашего, и один десятиклассник.
Лишь только прозвенит звонок на перемену, как эта шестёрка уже толпится у  нашего класса.
То уведут в угол мальчишку, начинают толкать его, щипать.
И всё вроде как играясь, балуясь.
Не придерёшься.
А то займут все кабинки в мужском школьном туалете, и не дают Сергею, так сказать, оправить естественные надобности.
Когда Сергей выходит в школьный коридор, они пристраиваются сзади и наносят ему удары в голову, в спину, пинают ногами.
Сергей оборачивается, а обвинить конкретно кого-либо не может. На затылке-то глаз нет!
Мы с Колькой Малышкиным однажды решили помочь Сергею.
- Я сам! – он категорически отверг нашу помощь. -  Сам! Ещё не хватало вам впутываться за меня. Разберусь и сам как-нибудь.
Тогда мы решили поговорить с этой шестёркой мучителей без Серёжки.
- Не поверишь, деда, но они нас с Колькой тупо побили, - проинформировал я дедушку. – Поколотили нас. Мне, конечно, стыдно признаваться, но нос мне разбили. И Кольке тоже.  Короче, бесславно закончилась наша помощь.
- А дальше что? – спросил дедушка. – Что дальше?
Дальше – больше.
Никого не стесняясь, эта шестёрка стала сопровождать Сергея до дома, не прекращая свои издевательства над ним.
Снежки – это самое безобидное с их стороны.
Все шестеро берут ранее заготовленные палки, идут сзади и наносят удары Серёжке то по спине, по плечам, а то и по голове.
И снова нельзя обвинить кого-то лично. Ведь их шестеро, пойди, докажи кто именно ударил. Да и ходить с палками по улице не запрещено. Но бьют-то уже не по-детски.
А если он пытается убежать, они догоняют, и наносят удары с ещё большим остервенением.
Как-то на уроке физкультуры я подсмотрел за Серёжкой и увидел, сколько синяков и кровоподтёков у него на теле. Ужас!
- Не лезь! – вот и всё, что он мне ответил. – Не лезь!
- А ты бы родителям сказал, Серый, - не отставал я. – Может они…
- Ты хочешь, чтобы меня ещё и маменькиным сыночком дразнили? – возмутился Сергей. – Нет уж, я как-нибудь сам попытаюсь уладить.
Да, он терпеливый.
Но я же вижу, что Сергей мучается. Ему плохо, он как загнанный зверёк.
Учиться стал через пень-колоду.
Стал меньше следить за собой.
Из аккуратного, ухоженного подростка превращается в некоего неформала с неопределённой направленностью.
Мне жаль Серёжку, ещё как жаль.
Но я противен сам себе, дедушка.
Видеть вот эту несправедливость, эти безобразия и ничего не делать – вот что для меня наиболее мучительно и стыдно. 
- А что Ленка? – задал вопрос дедушка. – Как ведёт себя она?
- Она? – я на секунду замялся. – Она злорадствует. Хотя, если честно, Ленка и сама уже не знает что делать, как усмирить эту бандитскую шестёрку.
Несколько раз я подходил к ней, разговаривал.
- А тебе не страшно, что всё это через тебя? Что это ты организовала? – спросил я однажды. – Тебе не стыдно, Ленчик?
Она не отрицала, сначала пыталась говорить, что, мол, пусть знает, это Серому наука, а потом вроде как у Ленки проснулось что-то человеческое.
- Знаешь, Андрей, я уже и не рада, и сама не знаю, что мне делать, как быть, - откровенничала со мной девчонка. -  Я несколько раз просила мальчишек прекратить, отстать от Серого, но они уже ни в какую. Вошли в раж. Мало того, стали приставать ко мне с похабными шуточками, с грязными намёками. Даже пытались лапать меня за… за… Фу-у! Противно!
Тем временем, уже по весне, Серёжку, вдобавок ко всему,  стали забрасывать грязью.
А кто-то из шестёрки негодяев принёс баллончик с краской, и новая Серёжкина курточка стала приобретать камуфляжный оттенок.
Притом, преследования мальчишки в здании школы так и не прекратилось.
- А учителя знают об этом? – прервал меня дедушка.
- Если честно, то не знаю, - ответил я. – Хотя могу предположить, что догадываются. Ведь успеваемость у Аникеева резко упала. Появились даже двойки. И весь он мрачный, неухоженный, с ссадинами на руках и царапинами на лице.
Как-то классный руководитель Светлана Владимировна поинтересовалась у Сергея, откуда у него царапины на лице.
Так он ей ответил, что записался в  мотоклуб, а там царапины и ссадины – обычное явление.
Ну, учительница и отстала.
Но я-то знаю, что ни в какой мотоклуб он не ходит.
- Деда, мне как быть вот в этой ситуации? – я наклонился к дедушке, ухватив за рукав. – Как быть? Мне противно, стыдно, что я вижу несправедливость, вижу подлость, а ничего поделать не могу. Даже вроде как становлюсь соучастником. Понимаю, что надо предпринять решительные меры, а я почему-то торможу, не делаю, то ли стесняюсь, то ли боюсь оказаться в неловкой ситуации. Надо рассказать учителям, полиции, в конце концов. Ведь так нельзя!  Надо орать, поднять на ноги всех,  противиться, а меня будто что-то удерживает. И хочу, и боюсь, и стыжусь. И вообще, чёрт его знает, что со мной происходит, дедушка?! И самое страшное, что я чувствую своё одиночество в этом. Я – один, за мной никого нет, никто не готов встать со мной рядом ради  справедливости. Все в классе всё понимают, а вот встать рядом, начать борьбу за правду, за спасение своего товарища – увольте. Стыдливо прячутся. И я в том числе.
- Хорошо! – к моему изумлению, папин папа вдруг обнял меня, прижал к себе.
Я опешил.
- Хорошо-то как, Господи! – продолжал чему-то улыбаться наш гость, и глаза у него блестели, будто вот-вот, ещё чуть-чуть и он всплакнёт от умиления.
И всё тискал меня, то и дело, прижимая к себе.
- Так что здесь хорошего, дедушка? – я вырвался из объятий. – Чему ты радуешься, если моему однокласснику плохо, товарищ мой в беде, а твой внук ведёт себя как последний негодяй?!
Дедушка усадил меня за стол в зале, сам сходил на кухню, принёс чай.
- Я тебя, Андрейка, выслушал, - начал он. – Выслушал внимательно, вник в твои дела и тревоги. А сейчас послушай меня. Этот разговор между нами назревал давно, по мере твоего взросления. Он обязан был состояться. И вот настало время такого разговора. Разговора серьёзного, вдумчивого, глубокого по своей сути, по эмоциональному накалу, разговора на осмысления себя, то есть, тебя в этом мире. Открою тебе секрет: я к нему готовился. Да-да! Как только ты родился, я стал готовиться к такому разговору. Уверен, и папа ещё будет говорить на эту тему с тобой, и не раз. Всё-таки твой отец – это мой сын. В нём течёт моя кровь.
Возможно, папа будет приводить тебе несколько иные аргументы, чем я, но направление его разговора с тобой у нас с ним будет общим, будет совпадать. 
Не ожидай, что я дам тебе совет, как надо поступить в твоей ситуации. Просто я надеюсь, что после услышанного от меня, после живого обсуждения того, что я тебе поведаю, после того, как ты осмыслишь услышанное, ты и сам примешь правильное решение. 
Начал дедушка из прошлого, далёкого-далёкого прошлого.
Григорий Фёдорович Назаров, – дедушка моего дедушки, то есть, мой прапрадедушка, двадцатилетний житель одного из сёл Смоленской губернии - состоял в ополчении, другими словами – в запасе, когда началась русско-японская война в 1904 году.
Его призвали в армию и направили на фронт.
И уже в 1906 году он вернулся домой, имея два ранения на теле и три Георгиевских креста на груди. 
- Скажи, Андрюша, - обратился ко мне дедушка, – где может получить ранение солдат?
- В бою, конечно!
- А за что награждают воинов?
- Как за что? – удивился я. – Конечно, за храбрость, за мужество.
- Значит, твой прапрадедушка был храбрым, мужественным человеком, не боявшимся даже смерти ради победы над врагом. Так?
Я кивнул, соглашаясь, ещё не до конца понимая, куда клонит папин папа.
Он же, Григорий Фёдорович, был первым председателем комитета бедноты в своей деревне, когда началась коллективизация.
Не единожды ему подбрасывали записки с угрозами в его адрес, в адрес его семьи с требованием оставить пост председателя.
На угрозы он не поддавался.
И даже когда враги стреляли в него через окно, а потом и подожгли хату, Григорий Фёдорович Назаров остался верен своему делу и своему долгу.
В Великую Отечественную войну старика не призвали в Красную армию из-за возраста.
Так он ушёл в партизаны, там же, на Смоленщине. Где и погиб в неравном бою с фашистами.
- Ответь мне, Андрей, - прервал свой рассказ дедушка. – А мог ли Григорий Фёдорович Назаров отсидеться, пережить оккупацию и остаться живым?
- Наверное, мог, - я так ещё и не понял, куда клонит мой родственник.
- Нет, не мог! – уверенно ответил дед на собственный вопрос. – Не мог! Точка! Ибо в нём текла кровь его предков, кровь хлеборобов и защитников Отечества. Понял, внук? Кровь землепашца и кровь бойца – защитника Родины. Кровь кормильца и защитника. Вот поэтому и не мог остаться в стороне русский мужик Григорий Фёдорович Назаров, когда над его Родиной нависла беда. 
Мне оставалось лишь развести руками, соглашаясь с железной логикой папиного папы.
Старший дядя моего дедушки лейтенант Александр Григорьевич Назаров, - сын Григория Фёдоровича, двадцати двух лет от роду подорвал себя гранатой, когда на заставе под Перемышлем его окружили враги. Об этом поведал его сослуживец, которому посчастливилось уцелеть в страшной круговерти войны.
- Замечаешь, Андрейка, - снова прервал рассказ дедушка. – Каков поступок твоего предка? А ведь мог сдаться и сохранил бы жизнь. Ан, нет! А почему сделал такой выбор Александр Григорьевич Назаров?
- Потому как кровь предков… защитник… - я потихоньку начинал догадываться.
- Молодец, внучок! Мыслишь правильно! Уже начинаешь мыслить.
О том, что мой дедушка, папин папа, воевал в Афганистане, я знал. Видел как-то его военный китель с наградами. Но был маленьким, не понимал значение тех «игрушек», что блестели в два ряда на форменной одежде подполковника в отставке Григория Васильевича Назарова.
Есть даже фотографии, где я, счастливый, сижу у дедушки на руках. А он в военной форме, с наградами. Два ордена «Красной звезды», медали.
- Ты помнишь историю с нашим старшим лейтенантом Александром Прохоренко в Сирии? Вот недавно, в 2016 году?
- Н-н-нет, - к величайшему стыду, я впервые услышал такую фамилию.
- Д-д-а-а-а! – дедушка тяжело вздохнул. – А подвиг лётчика майора Романа Филиппова там же в феврале 2018 года? А подвиг Магомеда Нурбагандова в 2016 году?
Я молчал и от стыда готов был провалиться сквозь всю нашу многоэтажку куда-нибудь вниз, в тартарары, а то ещё и глубже.
После долгого молчания, дедушка продолжил…
У моей бабушки,  мамы моей мамы, обгоревшая левая сторона лица.
Я никогда не интересовался этим, и даже не придавал значения. Да никто мне ничего и не говорил об этом.
Оказывается, пятнадцатилетней девчонкой она возвращалась домой в деревню. И увидела вдруг, что в одном месте, рядом с дорогой, пшеничное поле взялось огнём.
Почему оно загорелось?
Да кто его знает.
Было не до этого.
Не раздумывая, она сняла с себя кофту и принялась сбивать пламя.
Когда пришла подмога, на ней самой горели волосы, но огню девчонка так и не дала распространиться.
- Улавливаешь, внук? – дедушка взял меня за подбородок. – Девчушка! А ведь могла пройти мимо. Но не прошла, ибо хлеб горит. А хлеб – это святое. Когда горит хлеб – это несправедливо. Соображаешь? Не-спра-вед-ли-во!  Когда враг пришёл на нашу землю – это тоже несправедливо. И когда обижают твоего друга или кого-то другого – это тоже несправедливо. И когда зло вольготно чувствует себя рядом с тобой – это тоже несправедливо, Андрей, не-спра-вед-ли-во. Понимаешь теперь? И ты обязательно-обязательно доложишь мне лично о подвигах наших современников Прохоренко, Филиппова, Нурбагандова. Обещаешь?
- Да!
На некоторое время в зале воцарилась тишина.
- А тебе не было страшно, дедушка? – я прижался к папиному папе и смотрел на него снизу вверх. – Я знаю уже, что я буду делать в классе, в школе с теми, кто обижает Серёжку – моего одноклассника. Но мне ещё немножко страшно. Ведь я один, а их вон сколько, шестеро. 
- Тебе страшно. Это нормально. Страшно ли было мне, спрашиваешь…да, было страшно, – дедушка гладил меня ладонью по спине, словно успокаивая, и снова заговорил:
- Мне довелось выслеживать душманов то в горах, то в пустыне, и наводить на них нашу авиацию. Было ли мне страшно? Не скрою, было. Я был один, но я не был одиноким. Где-то рядом были мои товарищи-однополчане. А за моей спиной незримо присутствовали мои предки. Наши с тобой предки, Андрейка. Они стояли за спиной и дышали в затылок. Они меня поддерживали. Я это чувствовал. Ведь во мне течёт их кровь, кровь хлеборобов, созидателей, кровь воинов – защитников Родины, кровь победителей, кровь борцов за справедливость. И страх исчезал.

Послесловие

Засыпая, я видел себя на школьной линейке.
Вместе с моими предками мы выводили на середину школьного коридора Серёжкиных обидчиков.
Рядом с нами были и старший лейтенант Александр Прохоренко, и майор Роман Филиппов, и младший лейтенант Магомед Нурбагандов.
О них я успел доложить своему дедушке ещё до его отъезда в Горную Шорию.

16 декабря 2018 год.                г. Барнаул