Воспоминание о блокаде

          Уважаемые товарищи!

          Я – блокадник с полным стажем, если можно так выразиться. Находился в Ленинграде весь военный период. Но был малолетним. Поэтому помню немногое. А кое-какие подробности узнаю лишь от родных.

          Я родился 25 марта 1938 года. Следовательно, мне было три года с небольшим, когда началась война. Отец воевал с первого дня войны и погиб на Пулковских высотах в марте 1942 года. Правда, пришло извещение, что он пропал без вести. Но таких безымянных солдат, мы знаем, десятки тысяч полегло на нашу многострадальную землю.

          Мать работала на почте, телеграфисткой. Таких, как она с малолетними детьми, отправляли на Большую Землю. Но из-за того, что её специальность была довольно редкой, её оставили в Ленинграде.

          В конце марта 1942 года, когда она получила извещение о пропаже мужа, моего отца, её постигло ещё одно горе: у неё украли карточки – рабочую, мою детскую, и иждивенческую на её мать, мою бабушку. То есть целый месяц мы должны были жить без карточек втроём. Практически мы были обречены на смерть. Я помню эти дни, особенно тот момент, когда на моих глазах умирала бабушка. Она до войны, живя в Белоруссии, пекла хлеб и кормила всё местечковое население. А теперь, стоя в кроватке, я требовал от неё: «Хлебу, хлебу!..». И она, обессиленная, голодная, больная, беспокойно корчась в постели, не могла мне ничем помочь. Но вот однажды меня вдруг поразило то, что она перестала шевелиться, затихла. И я тотчас замолчал, понимая своим детским умом, что произошло что-то страшное. Затем я потерял сознание и уже не помню, что было… А было это 8 апреля 1942 года.

          В эти дни мать металась в поисках пищи. Но где она могла её найти? В отчаянии она решила утопиться. И случайно встретила свою сестру – мою тётю. Сестра, узнав, что моя мама без карточек и уже несколько дней голодная, отдала ей свою, сказав, что сама как-нибудь перебьётся. Но это нам не помогло. Кажется в тот же день мама умерла прямо на работе. В руке у неё был зажат кусок карточки, которую  кто-то вырвал у неё, у мёртвой, из руки.

          Тётя их похоронила – и мать и сестру. Или, вернее, отвезла на кладбище. Как это было? – она не рассказывала. Но в результате сильного психического расстройства она была помещена в больницу, где содержалась целый год. А я, видимо, был отправлен в детский приёмник.

          Урывками помню себя в детском садике, который раньше почему-то называли очагом. Помню, как одна из поварих сказала, что у меня очень  чёрные глаза. И я усердно их отмывал под краном. Это так её рассмешило, что она схватила меня в охапку и унесла на кухню. Там поварихи раздели меня догола и вымыли в большом баке с горячей водой. Помню, я испытывал огромное удовольствие от их мягких рук, добрых улыбок и весёлого смеха.

          В этом же детском садике со мной случилось несчастье. В углу игровой комнаты стоял большой корабль с высокими железными мачтами. Дети перепрыгивали через него, но там, где мачт не было. Я же решил превзойти всех и прыгнул через самую высокую мачту. Но прыжок оказался неудачным. Мачта проколола мне бедро левой ноги насквозь и меня отправили в больницу Эрисмана. Помню, как весь в слезах, я сидел посередине комнаты и пытался доползти до нянечки. А она, сидя на стуле, безо всякого участия, очень холодно мне говорила: «Встань и подойди сам!». Я пытался встать, но нога подворачивалась и я снова садился на пол. Обессиленный, я потерял чувство времени и очнулся лишь на носилках.

          В больнице мне растягивали ногу и было очень больно. Пролежал я там долго. Находился в палате раненых военных. Там всегда было весело и интересно. Помню день, видимо, день снятия блокады, когда в палате было очень оживлённо. Все были возбуждены, настроение приподнятое.  Хотя точно,  что тогда было, я утверждать не могу.

          Помню, когда уже дома все мы, жильцы квартиры, выбегали во время бомбёжек из комнат в коридор. А однажды я проснулся: всё небо было жёлтое-жёлтое. И два небольших жёлтых пятна, как два солнца, стояли друг возле друга.

          Вот такие, в общем, мои детские воспоминания о днях блокады.

          Теперь я взрослый. Войны нет. У меня жена, тоже блокадница. Двое детей. Но заботы о Ленинграде, о судьбе нашей страны постоянно наполняют моё сердце.

          Я немного сочиняю и музыку и стихи. Однажды я даже сочинил гимн блокадному Ленинграду на слова поэта Ю.Воронова. Как-то спел своим родным. Вроде понравилось.

          Но меня больше интересуют вопросы экономики. Это основа основ всего нашего бытия. Так вот именно в экономике я – блокадник, коренной ленинградец – мог бы принести неоценимую пользу нашему народу. Он этого заслужил. Но вот голос мой, к сожалению, никто не слышит. И это глубоко печалит моё сердце.


         05.11.89 г.                Ваш Наум Галёркин.


          Адрес: 193015, Ленинград, ул.Воинова, 50-А, Ленинградский научный центр изучения общественного мнения, ИСЭП АН СССР.