Прачки. Глава 9

Солнце медленно закатывалось за горизонт, сумерки отвоевывали у солнечного дня свое законное время. Световой день зимой короток, прачкам пришлось зажигать керосиновые лампы, которые исправно чадили, освещая и без того неуютное помещение. Женщины замаскировали небольшое оконце в землянке, завесив его тряпками, и дальше продолжили трудиться – работу бросать нельзя. Каждый должен был выстирать свою норму, а это сорок пар белья: кальсоны да нательная рубашка, гимнастерка да галифе, да, к тому же, и простыни, и бинты, и маскировочные халаты. А постираешь прокипятить надо в воде со специальным мылом, которое источало удивительно неприятный запах и его почему-то называли мылом «К». А, иначе, никак нельзя, вши просто так не погибнут. Отстиранное белье развешивалось длинными рядами на протянутых от дерева к дереву веревках, а если на них не хватало места, то раскладывали на кустах. Высохшее белье надо было еще прогладить-прожарить утюгом, но и на этом борьба со вшами и гнидами не заканчивалась. Долго потом их срезали бритвой со швов, глаза уже смыкались, руки от тяжелой стирки нестерпимо болели, а пальцы с трудом удерживали лезвие.
Вот так прошел первый день Полины и ее новых подруг в банно-прачечном отряде. Несмотря на тяжелый, изнурительный труд, казалось, он пролетел очень быстро. Полина выполнила свой план не совсем полностью и чувствовала себя неловко перед другими, но Фируза успокоила ее.
– Ничего приспособишься. Ты же первый день сегодня. Летом мы больше белья настирываем, а зимой становится тяжелее. Бывает и в г…не кальсоны попадаются. В первый раз меня, помню, так рвало. Думала, вот слабаки, трусы! Пока однажды под бомбежку в первый раз не попала.  Полиночка, бомбежка, это так страшно, вот тогда я поняла, почему такое бывает. А они на смерть идут каждый день. С тех пор сколько раз мы сами под артобстрелы попадали и с самолетов бомбы на нас летели. Не представляешь, как страшно! – повторила еще раз девушка. – Бежишь в ужасе, куда глаза глядят, кажется, бомба летит именно на меня и сейчас не останется даже мокрого места.
– Я знаю, – тихо произнесла Полина.
Фируза удивленно и заинтересовано посмотрела на нее.
– Я в бомбежке потеряла сына, когда война началась, а до этого муж погиб, а потом за несколько дней до войны мама умерла.
Фируза напугано смотрела на Полину, она не знала, что можно сказать в таком случае, как утешить человека, как облегчить ее боль?
А Полина вдруг неожиданно для себя начала рассказывать Фирузе о своей жизни, о детстве и как она вышла замуж.
– Ты знаешь, мы с Максимом так любили друг друга. Помню, всегда с нетерпением ждала прихода лета. Максим приезжал к своей бабушке, и счастливее меня никого не было. Потом, когда мы поженились, он увез меня к себе в Москву. Сначала устроилась в ателье рядом с домом ученицей швеи. Мне это дело так понравилось, и я поняла, что это мое призвание. Помню, постоянно рисовала разные фасоны платьев, костюмов и у меня хорошо получалось. Стала шить красивые платья сначала себе, потом знакомым, потом друзья просили для своих друзей, – засмеялась она. – Так что мне скучать было некогда. Потом Тёмочка родился, и я на время прекратила свое занятие.
Полина рассказала подруге, как Максим институт закончил, как стал инженером и пришел работать на тот же завод, где работал его отец, о том какая у них была дружная семья. Потом как нелепо погиб муж …, потом умерла мама, потом началась война и она потеряла во время бомбежки своего сыночка.
– Ах, миленькая ты моя! Сколько тебе пришлось перенести. Ты главное не теряй надежды, найдешь сына, обязательно, найдешь! – Фируза обняла подругу.
В первый раз с тех пор, как произошли все эти беды в жизни Полины, после того, как она выговорилась, ей стало немного легче на душе, и вера, что найдет сына, еще больше окрепла.
– А теперь надо спать, – сказала Фируза, она немного поворочалась, покряхтела, поохала тихонько, ища удобное положение для своего измученного работой тела, и уснула.
Полина же, разбередив себе душу воспоминаниями, а больше, наверное, от боли в ноге и натруженных руках, не смотря на ужасную усталость, не могла уснуть. Она лежала, достаточно долго свернувшись в калачик, и только начала проваливаться в беспокойный сон, как  вдруг услышала, что кто-то тихонько, словно, собачонка поскуливает. В бараке было темно и невозможно было разглядеть, кто это мог быть.
– Кто плачет? – тихо спросила Полина.
– Я не плачу, – услышала она, но не сразу узнала, чей это голос.
 – Лида, это ты?
– Я.
– Чего ты не спишь?
– Я не могу уснуть, пальцы сильно ломит, – как-то по-детски жалобно произнесла Лида Свешникова.
Кто-то со стоном зашевелился и повернулся на другой бок. Девушки замолчали, потом Полина снова шепотом позвала Лиду.
– Перейди ко мне.
Лида встала, и, стараясь идти тихо, ступала между лежащими на полу женщинами, натыкаясь на чужие ноги, перешагивая через них, дошла до Полины. Она протиснулась между ней и Ритой, и с трудом легла рядом.
– Ты чего плакала-то?
– Полина, я же пианистка, руки это моё всё. Я ведь на всех конкурсах первые места занимала, мне прочили хорошее будущее. Как же я потом играть буду?
– А о чем ты раньше думала?
– Я не думала, что прачкой буду. Все рвались на фронт Родину защищать, вот мы с подругой и пошли в военкомат. Ей отказали сразу, у нее зрение очень слабое, очки толстые носит. А я вот сюда попала, я всегда здоровьем хорошим отличалась.
– Вы что там не спите, мать вашу! – из угла донесся злой голос Сидоровой. – Глупые овцы городские! Вы, когда б…дь на фронт просились, о чем думали? Пианистка она! Вот и тренькала бы там у себя в городе. Заткнитесь и спите!
Девушки испуганно замолчали и вскоре обе уснули.
Утро, а вместе с ним и подъем наступили также неожиданно, как и вчера. Тело Полины было сковано, словно, его засунули в панцирь, и казалось, что уже никогда не разогнешь и не согнешь руки. Она, превозмогая боль, встала и начала разминать пальцы. От недосыпа голова была тяжелая, но заострять внимание на своих ощущениях было некогда. День начался, и все завертелось и закрутилось по своему накатанному кругу: дрова, костры, котлы, чаны, корыта и горы грязного окровавленного белья.
Полина вспомнила свой ночной разговор с Лидой Свешниковой. В голове крутилась одна мысль, что это неправильно, девушка загубит себя, с такими руками она больше никогда не сможет играть на фортепиано.
Во время обеда, она, улучив момент, подошла к Лиде.
– Как же тебе мать позволила уйти на фронт, раз ты пианистка?
– У меня мачеха, мамы своей я не помню. Про нее мне никто не рассказывал, эта тема у нас была запретной. Я даже не знаю, жива ли она. Моя судьба мачехе была безразлична, она меня не любила. А отец человек безвольный, во всем ее слушался.
К девушкам подошла Фируза.
– Ну как вы, девчонки? Держитесь?
– Держимся, – улыбнулась Полина. – С утра пальцы болели, а потом расстиралась и боль притупилась.
– Я вам, вот что хочу сказать, предупредить. Ночью не шепчитесь и ни о чем важном не разговаривайте рядом с Сидоровой. Она – стукачка.
– Спасибо, Фируза. Мы это запомним.
К ним подошла Света Колмогорова и обняла Фирузу.
– Спасибо, подруга за помаду. Виделись мы со старшиной, он жив и здоров. Его зовут Григорием, он сам ко мне подошел. Ах, девчонки! Ну и хорош же он собой! А говорит как! Прямо слушала бы и слушала.
– Смотри, заговорит зубы-то, и поедешь домой рожать, как Кланька Семчева. У нас тут была прачка одна, красивая, весёлая такая, – обратилась Фируза к девчонкам. – А тут после легкого ранения был помощник один, Лешка, котлы да печки железные ворочал и перетаскивал, когда нужно было. Вот закрутилась у них любовь сразу, ведь все успевали, – засмеялась Фируза. – Ну и сделали ребеночка-то. Она перед вашим приездом уехала домой. Говорит, убьет мамка-то, самим жрать нечего, а тут доченька с приплодом явится.
– Так ты ж знаешь, Фируза, я вольный казак, меня убивать некому. Уж, коль случится что, уеду к себе в Сибирь. У меня дом в деревне от родителей остался, а там поживем – увидим.
– Бабоньки, кончай перекур! – услышали они звонкий голос Вали Космыгиной.
Подышав свежим морозным воздухом, поначалу душная землянка, показалась теплой.
– Ух, девчонки, морозяка сегодня до костей пробирает, – воскликнул кто-то из прачек.
– Вы, девочки, не знаете, какой настоящий мороз бывает, – усмехнулась Светлана. – Вот у нас в Сибири в некоторые зимы как завернет морозец под сорок, нос боишься высунуть. Углы в доме так и трещали. Целый день в печи огонь поддерживали, и то зябко было.
– Светка, ты нашла с чем сравнить. Вы, небось, гимнастерки не стирали в землянках и не ходили их на мороз вывешивать.
– Нет, не ходили.
– Вот то-то же!
Женщины, пустились в воспоминания, у кого какая была зима, а работа тем временем не стояла на месте, все шло своим чередом.

Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/17/1382


Рецензии
Молодец, Жамиля! Столько разговоров девушек, воспоминаний о прежней жизни, впечатление, что и я в землянке нахожусь и все эти разговоры слышу! Р.Р.

Роман Рассветов   20.12.2018 17:48     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.