I

 1767 год

 Венеция издавна считается городом вечного праздника: карнавалы и маскарады, величественные палаццо и манящие каналы, в которых по ночам нередко отражается печальная луна. Это лучший город для романтических встреч под покровом тайны. Кажется, что здешние жители никогда не ведают печали, боли или ненависти. Но так ли это на самом деле? Что скрывается под маской старого города, каково его истинное лицо, явно лишенное напускного блеска и красоты?..

 На одном из очередных маскарадов, давние друзья, сын известного в Венеции художника Винченцио ди Розальба и Луи Келлер, французский маркиз-наследник большого состояния, находили для себя развлечение в угадывании встречающихся им девушек. Сами друзья были молоды, обоим в минувшем году исполнилось двадцать лет. Сохранив в душе еще почти детскую тягу к играм и загадкам, оба молодых человека, устроившись в углу одной из террас виллы "Эстелина", наблюдали за масками.
 Будучи приглашенными гостями на праздник, Винченцио и Луи тоже скрывали свои лица, однако мужчинам в этом плане всегда было проще: их маски и костюмы редко являлись чем-то замысловатым. Чего никак нельзя было сказать о собравшихся здесь же девушках и женщинах.
 Очевидно, именно в своих нарядах представительницы прекрасного пола пытались хотя бы немного выразить себя, поэтому в ход шли не только метры дорогой ткани вроде шелка, атласа, бархата и кружева, но и немыслимые перья, всевозможные украшения с камнями, обилие и блеск которых не давало понять истинную их ценность, не говоря уже о косметике. Румяна и белила были везде, кокетливые мушки на щеках и подбородке - тоже. Но если же Луи подобные ухищрения девушек с целью привлечь внимание скорее забавляли, то Винченцио был больше раздражен. И пускай на момент его рождения его семья уже давно не бедствовала и являлась весьма уважаемой в городе, мальчик, а впоследствии юноша открыто презирал роскошь. Даже сейчас в отличие от щеголя маркиза он был одет довольно просто, в серебристо-серый камзол с черными большими пуговицами и такую же маску, объясняя спрашивающим, что изображает печального призрака.
 Внезапно пестрота нарядов перед глазами синьора Розальба на мгновение исчезла, сменившись спокойным сочетанием двух противоположных цветов, черного и белого. На стуле возле самой двери виллы сидела женщина, разительно отличающаяся своим внешним обликом от остальных. Облаченная в простое, пускай и из дорогой ткани черное платье с белой нижней юбкой и отделкой из двухцветного прованского кружева, она, тем не менее, неизбежно притягивала к себе внимание. Очень худая, как сказали бы острые на язычок люди, "совершенная щепка", держащая спину идеально прямо, с убранными в узел такими же черными волосами, как и ее наряд. Ее лицо, скрытое черной маской, не могло пока что ничего сказать любопытному юноше, однако рука, тонкие пальцы которой сжимали палочку-держатель, казалась совершенно белой и бескровной. Винченцио понимал, что сама женщина вряд ли его заметила, однако ее глаза, смотрели сквозь прорези прямо в его сторону, и их цвет точно сливался с маской, как будто они были единым целым. По телу Винченцио прошла легкая дрожь. Нет, эта особа не была привлекательной или красивой, она скорее отталкивала от себя, что-то демоническое было в ее облике, что-то такое, что юноше не нравилось, но вместе с тем и заставляло не отводить от нее взгляда. Так продолжалось несколько минут, до тех пор, пока Луи не обратил внимание на странное поведение друга и не спросил его, в чем дело.
 Не сразу расслышав вопрос, юноша медленно произнес:
 - Я хотел бы узнать: кто эта женщина, сидящая вон там у двери?
 Посмотрев в указанную сторону, маркиз вздохнул, подавляя в себе смех.
 - О, не лучший ты сделал выбор сегодня, друг мой.
 - Неужели мое зрение меня подводит, и это какая-то старуха?
 - Нет, насколько мне известно, нет, ее имя Имельда Ментони, и ей еще нет двадцати, однако эта особа имеет здесь в Венеции весьма странную репутацию...
 - Какую же? Неужели ты хочешь сказать, что она куртизанка или другое создание порока?
Луи покачал головой.
 - И это тоже не было бы таким странным, Винченцио. Синьорина Ментони, несмотря на свое отнюдь не бедствующее положение, ведет очень затворнический образ жизни, редко появляясь на подобных мероприятиях, к тому же в последние годы про нее ходит немало слухов. Я не имею доказательств к ним, но говорят, что в своем доме она занимается таким, что страшнее иного колдовства. И вообще она таинственная и опасная. Говорить с ней бесполезно - Ментони соглашается беседовать лишь с человеком, пришедшим к ней домой за помощью. Так что мой тебе совет: забудь о ней прямо сейчас и поищи более достойных кандидаток.
 Винченцио кивнул головой, но последние слова друга слушал уже вполуха. Возможно, он бы и нашел в себе силы заговорить с таинственной Ментони, как вдруг неожиданно к той прибежал мальчик лет семи-восьми, с просьбой вернуться домой. Молодая особа тотчас поднялась, убрала от лица, такого же матово-бледного, как и ее рука, маску, после чего заторопилась уходить, накидывая плащ с капюшоном. Конечно, Винченцио не мог не пойти следом, держась на некотором расстоянии от странной пары. Он должен был узнать, где они живут.
 Личность мальчика не слишком интересовала юношу, однако по реакции Имельды, как она опустилась на колени, когда он что-то шептал ей на ухо и держал за руку, становилось очевидно, что они родные люди. Но кем же тот ей приходился? Для сына был слишком взрослым, для брата слишком маленьким, хотя все возможно.
 К счастью, в гондоле по каналу Ментони  с мальчиком проплыли совсем недолго и, оказавшись вновь на твердой земле, девушка вновь что-то сказала ребенку, видимо, прося его подождать ее, после чего скрылась в переулке, пользовавшимся в Венеции дурной славой. Винченцио, укрывшись за старой потрескавшейся статуей сатира, не рискнул далее следовать за ней, а остался наблюдать за мальчиком.
 Тот послушно стоял поближе к зданиям, словно остерегаясь воды. Внезапно из темноты вышло несколько молодых людей неприятной наружности, явно не обрадованных присутствую здесь ребенка.
 - Ты кто такой, а? Чего здесь забыл, щенок? Убирайся-ка домой, да побыстрее, а иначе подтолкнем!
 Мальчик вздрогнул всем телом, но не ушел, и тогда старший член группы молодчиков, резко схватил его за плечо:
 - Ты глухой что ли к тому же? А-ну брысь отсюда, пока тебя как котенка не утопили! Хватит здесь вынюхивать!
 Неизвестно, чем бы эта сцена могла закончиться, как вдруг из переулка вернулась Ментони и властно произнесла:
 - Оставь его!
 Переведя взгляд на хрупкую девушку в черном плаще, главарь компании фыркнул:
 - Смотрите, кто у нас тут: мамаша, рано начавшая производить всяких выродков вроде этого! Тебе бы стоило получше приглядывать за своим щенком, а впрочем, если заплатишь нам пошлину, мы вас отпустим, можно не в денежном виде...
 Остальные парни грубо засмеялись, однако девушка хранила спокойствие и все тем же ровным, но железным голосом повторила:
 - Отпусти его сейчас.
 - А то что? - криво усмехнулся молодчик.
 - Видимо, я недостаточно ясно выразилась, что ж, сейчас исправлюсь! - прошипев последние слова с явной угрозой, Ментони вплотную подскочила к парню, приблизив к его горлу предмет, блеснувший в свете луны. Это был не нож, но что-то такое же острое, что очень напугало молодых людей.
 А Имельда же улыбнулась в хищном оскале:
 - Нравится? Идеальный инструмент для рассечения плоти, верно? А сейчас, думаю, вы изволите наконец оставить нас в покое! Или же мне продемонстрировать его свойства на практике?
 Побледнев и растерявшись, парни отступили. Убрав острый предмет, Ментони, вернувшись к образу заботливой и любящей матери или сестры, обняла мальчика за плечи и сказала: "Вот и все, не бойся, они больше не причинят нам вреда. Идем домой." Вскоре они скрылись за оградой расположенного неподалеку дома, дорогу к которому Винченцио старательно пытался не забыть, наблюдая за незашторенными окнами второго этажа до тех пор, пока в них не погас последний свет. Он уже знал, что еще вернется сюда, и очень скоро.