Холодание

Не мёрзни кошка,
Не замёрзни мать.
А ты без шапки иди!
Но смотри не умри.

        Холодно. Наступил мороз, да такой, что даже началась зима тогда, когда этого не совсем следовало бы и ожидать. Холод был настолько силён, что даже мороз начал замерзать. Да ещё и снег как на веселье детям валил так нормально, что сугробы уже росли не вверх, а вниз, ломая под собой дороги покрывая их трещинами и ямами (по версии местных чиновников). Не каждая снежинка могла долететь до земли не превратившись в ледяной шар, который с задорным треском обрушивался на шапки людей пытающихся не замёрзнуть от собственных мыслей о том, что температура лишь становилась холоднее и морознее.
        И вот я в ту пору продавал шапки-ушанки, да такие, что никакой холод не помог бы замёрзнуть в одной такой. А если уж насовсем хочешь от неприятно-отрицательной температуры в голове избавиться или от денег, то я мог бы и больше продать по количеству.
        Стоял я в своём деревянном ларьке иль палатке увешанный с ног до головы шапками своими с ушками. Из-за этого, казалось тогда вечного холода, дела шли хорошо, поэтому мне нужно было иметь не только много места для шапок, но ещё и много места куда складывать деньги.
        Стою я, стою на базаре этом, а люди рядом на небольшой площади пытаются тщетно Масленицу сжечь, мечтая, что весна придёт мгновеннее. Да вся эта забава смысла не имела, ибо огонь не успевал даже обжечь ничего, а лишь морозил, а в конце и вовсе языки пламени леденели превращаясь в ледяные зигзаги загнутые по сторону ветра.
        Так и вот, я стою в этой холодной местности, а ко мне подходит покупатель очередной, да такой, что даже уже не белый, а более холодный, чем мороз, аж даже стало как-то грустно, но не так холодно в сердце, потому что холод от этого в сердце появился, но был менее холодным чем окружающая среда, и поэтому он ощущался как тепло. Я дал этому холодняге шапку, думая, что отогревшись, он сможет заплатить мне за неё. Но я был не прав. Обрадовавшись, что у него есть шапка-ушанка, новая, шерстяная, с модными на те дни эмблемами отечественных ткачей, он убежал, да так быстро, как шапка могла его греть. И лишь я видел его холодные следы уходящие куда-то в белый от постоянно падающего снега небосвод.
        Я был опечален, ведь я потерял целое состояние. Шапки были настолько дороги в такую пургу, что с продажи одной такой, я бы мог купить себе новую лошадь, или прожить безбедно пару жизней. И скажете вы, подумаешь, одна шапка только! Другие продашь! Но сразу же после него, подошла молодая пара троих людей, и начала выпрашивать у меня шапку, кая была у того парня, что дивно отепляясь убегал от меня. А такой модели не было больше! Я лишь одну взял, так как не ходовая была. Я им и другие варианты предлагал, и тут же связал из незаледенелого мха новую почти такую же, но им всё не то, и всё не это. Ушли, оставив меня без выручки.
        И день пошёл наперекосяк, продажи не шли, ущерб от того похитителя покрывать надо было, а нечем.
И тут вдруг вижу. Скупой ямщик. Идёт нараспашку, босой, шапку держит не на голове, а в руке, которых как и положено две, а во второй поводок от коня с заваленной повозкой различным мороженым и другими продуктами, которые того и гляди вот-вот и растаят.
Люди на него таращатся и выстроили собой живой коридор прижимаясь к торговым палаткам. А он идёт важный между нами всеми и даже не белеет, даже пар у него не идёт изо рта и сосулек нигде не видно в отличии от нас. И подходит он ко мне, видимо поняв, что повествование этого рассказа происходит от меня.
        — Ну, что ты, дядя, стоишь дрожишь? Холодно что ли? — Без единого заморожения слова произнёс он широко открывая рот, да так широко, что я даже увидел, что у него внутри ни инеем ничего не покрыто, ни даже сосульки никакой нет.
        — Я… я?.. Д… дрожу? — Пытался выразить своё мужество показав, что холод мне не страшен, но попытка моя не увенчалась успешно и я был им перебит.
        — Да, что вы морозитесь? — Обращаясь ко всем сквозь меня произнёс он. — Как вы понять-то не можете? Думаете, что небось, опять на бойлерной кто-то заснул и забыл печь вытопить? Из-за этого вам холодно думаете?
        Он всё подходил ко мне ближе, и говорил мне, но обращался почему-то к толпе.
        — Разве, это холод? Дышать же можете. Ходить ведь можете. Так почему вы думаете, что вам холодно?
        А потом он подходил всё ближе и ближе, как мне казалось, но нет, я обознался, он подходил не ко мне, а совсем в другую сторону, да и видно было мне его с трудом.
        — Поймите, какой бы холод не был, как бы вам не хотелось замёрзнуть, всегда холод может быть сильнее. Холодание оно такое, лишь в вашем уме, а не вокруг тела.
        После этих слов он скинул себя свой тёплый тулуп, взял с повозки большое мороженное, и начал жадно его поедать, приговаривая, что ему жарко. Рукой он смывал пот рукавом рубашки и неперестанно кусал мороженое на всю возможность челюсти.
        Люди начали просто столбенеть от подражания ему снимая шапки и другие пуховые изделия свои. Их морозило на полную, кого-то сразу, кого-то через время, но морозило. Люто, нестарательно и безчухаристно. Все были оледенены так, как этого велел мороз.
        — Эх, вы! Ледяны. — С ударением на второй слог и поеданием очередного рожка мороженного тепло произнёс тот человек, который не хотел замерзать со всеми.
        А люди мёрзли и мёрзли, один за другим, и всё из-за этого желания быть таким же крутым безшапочником, как этот горячий смутитель. Кто снимал варежки — замерзал не так быстро, кто снимал ботинки… — околевал неистово, которые люди портки сымали — не думали о детях или будущем, а те, кто саму шапку переставали носить в такую дичь — дубу давали так, что даже сам Никто бы завидовать не стал.
        И лишь только я один помнил материнский совет — снимешь шапку, по шее получишь изнутри больное горло. Я был увешан своими непроданными шапками-ушанками, и глядя на ледяные скульптуры в прошлом людей, перестал даже надеяться, что начну думать, что сниму с себя хоть одну шапку.
        — А ты, что как белая ворона? Один в шапке. — Обратился ко мне этот горячий парень. — Ты пойми, холода нет никакого, главное быть уверенным в себе, и никогда не морозиться по всякими пустякам, как, например, этот холод.
        Я и ответить хотел, и на градусник посмотреть, но мороз так силён стал, что даже взор до градусника льдом покрылся, плохо видно было, а щурится ради этого не хотелось.
        Мои шапки с напругой сдерживали этот ужасающий холод, и того гляди уже было обмёрз, видно не хватало как раз ещё одной шапки, которую тот холодный умник убежал из моего ларька.
        Я собрал всю свою тепловолю в кулах, и убрав уши шапки ото рта, произнёс с холодом у рта первую фразу.
        — Да посмотри ты, на что людей завёл, теперь поди разбери, кто человек, а кто сосулька!
        — А, что я? Я ничего, я лишь рискнуть, чтобы крутым казаться. — Поняв мою прохладу в его тепло, он убрал мороженное, и осознал, что не совсем был прав. Видимо, совесть ещё не замёрзла целиком, как и весь он сам.
        — И как теперь исправить ситуацию? Здесь ведь куча моих потенциальных покупателей замёрзло, я же теперь не смогу заработать хоть что-нибудь. — С эгоистичным желанием денег сморозил я.
        — Я не знаю… — Ответил он грустью держа в руках шапку, и положил очередной рожок мороженного обратно на свою телегу. — Закаляться им надо было!
        Тот человек, который был я, стоял, и морозил его жадными до холодных денег глазами. А человек, который был он, своей непробиваемой теплотой лишь успевал убирать пот со лба, будто пытаясь стереть то, что лишил торговца заработка, или что людей всех поморозил своим дурным примером. Ведь не все были готовы поверить, что холодание лишь вымысел, и что температура не властна над земным существом. Их привычка и губила их тела обледеняя безшапочников одного за один.
        И казалось бы, что делать? И мой торговый день был провален. Возвращаться домой, и попытать удачу бизнеса завтра? Но смогу ли я продать хоть что-то если все замёрзли вокруг?
        Думал я, думал, как вдруг, прервал мои хладные мысли, в кого я и поверить не мог. Шапочник, который замерзал, и увёл мою шапку, возвращался ко мне. Он шёл среди охолодевших людей в моей ранее украденной шапке, о которой я так скучал.
        Этот ожидаемый человек в моей шапке прошёл прохмурившись мимо того горячего парня без моей или чьей-то ещё шапки на голове, и подошёл к палатке где крутилась вся дискуссия. Апослечего выпалил какие-то слова.
        — Ты думал, что я не вернусь отогревшись? И был не прав коли так. Я вернулся, да не просто так, а с наукой. — Проронил какой-то человек приветственную фразу. («Какой-то» — потому, что я временно забыл о ком хотел рассказать, но надеюсь, что читатель, добравшийся до этого места поймёт о ком идёт речь. Этому шальному дороги назад уже нет. А мне — есть, поэтому перечитывать это не стану. А дальше может повезёт и вспомню о ком пишу.) — Суть моей идеи такова, — продолжал, он, — ты не просто меня согрел шапкой, а дал мне возможность понимать вещи. Раньше я и подумать не мог об важности тепловой системы организма, думал, что надо жить по-приколу, и ходить по-крутости. Но как показало моё замерзающее тело, путь этот не очень и верный. И старался понимать, понимать вещи. Голова моя теплела от шапки, и я пытался понять и это. А затем, когда понял, я начал понимать то, что мог бы и не понять, и моё желание понимания росло, как снежный ком за тем домом, — он указал на дом, за которым действительно рос снежный ком уже не первый год, — но вот только, самое обычное, что понял я, это то, что лучше-то, не деньгами кошелёк греть, а шапкой друга.
        Я смотрел на него с замёрзшим чем-то, да настолько замёрзшим, что я даже не понимал, что и замёрзло. А он всё продолжал.
        — Но и ещё я понял благодаря тебе, более самое главное лично для себя. А знаешь, что? — Поднося своё лицо ближе ко мне заинтересовывал меня похититель шапки.
        — Что? — Вроде, нормально ответил я.
        — Ежели ты не заплатил за товар, то нужно раньше, чем вовремя убежать. — Выдал оправданный хозяин шапки, и снова убежал от палатки куда-то за слишком жёлтый дом. От чего он такой — вы можете лишь догадываться.
        Холодно было, и бежать за кем-либо я бы не стал, но не из-за холода, а из-за того, что решил я. Если не я, то кто же всех отогреет, у меня и всё есть для этого: руки, ноги, шапки, даже может голова где-то под этими меховыми изделиями имеется. Я действовать должен! А не мёрзнуть!
        Выйдя из шапочно ларька, и вынося из него весь свой ушанковый арсенал, подошёл к тому тёплому примеру, из-за кого все заледышились, взвалил в его руки половину своих головных непроданных уборов и велительно сказал.
        — Давай спасать бедолаг! Ты горяч, я шапяч! Чем мы не пара для спасения холодных?
        Не долго он сопротивлялся, ведь его горячесть проявлялась не только в температуре, но и в работе. Мы ходили и одевали шапки на ярмарочных посетителей. Шапки были тёплые и модные, никто не мог сопротивляться такой щедрости. Ранее замёрзший народ лишь и мог стоять как статуи, но теперь им приходилось радостно отогреваться, и бегать весело размахивая новыми искусственными ушами.
        И вот, все были ошапочнены, замерзающих тел не было видно. Как вдруг зайдя за слишком жёлтый дом, я увидел одно мороженное тело, стоящее в не очень удобной позе.
        Тело я быстро опознал, это был мой давний приятель, торговец варежками. Он был тёпл и добр, до того как охладел. Но спасти я его и не мог, так как шапки-то все закончились, не с себя же мне снимать? Даже тот горячий свою шапку отдал единственную какому-то мальчугану, ведь ему она не нужна была больше. Ему единственному тепло всегда.
        Но не долго я метался в мыслях о спасении знакомого замурованного в вечный лёд. Он был далеко, и я не спешил идти к нему, но к нему подошёл кто-то. И этот непонятный силуэт героически снял с себя свою чрезвычайно личную шапку, и одел на голову замёрзшему.
        Хладное тело стало сбрасывать с себя лёд словно весенний ручей. Глаза его заулыбались яркой улыбкой до небес глядя. Тело задвигалось в какой-то новомодный для меня танец, и устремилось прочь.
        А тот, спаситель, что снял с себя свою шапень… Стал льдом, который ничего плясать, естественно, не мог.
        Я подошёл к нему, и о боже! Это же тот, кто законно получил у меня свою шапку сначала через воровство, а потом через общее признание, тот, благодаря кому я поверил в шапку.
        — Помог я тебе, ты помог мне, я помог другим, и ты помог другому. А теперь снова я помогу тебе, авось и мне помогут. — Произнёс я, сняв с себя шапку на обледенелого благодарного бывшего вора замерзающими руками. — Не возьмёт нас Холодание.