10 тысяч километров по заснеженной россии

 
 (путевые заметки)

Что такое страсть к путешествиям? У каждого человека она может проявляться по-своему и развиваться в зависимости от жизненной необходимости. У меня – именно из-за жизненной необходимости. Так уж получилось, что судьба занесла меня очень далеко от моей малой родины, от тех мест, где я родилась и выросла. А так как хотелось чаще видеться с родными и близкими, оставалось только одно: навещать их. Сталкивалась со множеством проблем, особенно денежных. Но наслаждение – ни с чем несравнимое. В последнее десятилетие еще и от того, что по возвращению начала писать путевые заметки (как жаль, что не делала этого раньше!). Читатели на них неизменно откликались восторженно. Потому и решила собрать все в одно целое. 

А на Кубани все же лучше!
 
Осуществить свою давнюю мечту иногда бывает очень не просто. Порой, к ней идешь долгие годы. Тем приятнее финал. Наверное, чувство, которое ты при этом испытываешь, сродни феерии эмоций скалолазов, покоривших Эльбрус.
Дорожные сумки уложены в вагонные рундуки, сказаны прощальные слова, приняты во внимание напутствия родных. Состав дернулся. Серый перрон Славянска-на-Кубани медленно поплыл за окном. Оставалось только помахать рукой провожающим, снять теплую куртку, шапку и сапоги, в которых я изрядно намучилась из-за не по-зимнему теплой погоды. Кубань в декабре 2004 года баловала горожан и селян ярким солнцем. Столбик термометра поднимался до плюс 15 градусов, а там, куда я направлялась, трещали крепкие морозы, бушевали яростные снегопады. Но почувствую контраст, осознаю, сколь велика предстоящая дорога, лишь спустя три-четыре дня, когда от довольно однообразного пейзажа за окном и монотонного покачивания вагона время от времени стало появляться головокружение.
А пока пытаюсь привести в порядок свои беспорядочные мысли. Верилось и не верилось, что после 15-летнего перерыва еду, наконец-то, на родину, в далекое, милое сердцу Приморье, к берегам седого Тихого океана, где прошли самые лучшие и безоблачные годы: детство, отрочество, юность. Еду через всю необъятную нашу страну. Предстоит преодолеть путь почти в 10 тысяч километров — не уж то осуществится давняя мечта? Я вырвалась из плена бесконечных семейно-бытовых проблем и наперекор серой обыденности, бесчисленным обязанностям и обязательствам спешу в сказочную страну незабываемых грез?
Конечно же, где-то в потаенных уголках души гнездилось смутное беспокойство об оставленных на целый месяц «беспризорными» домочадцах, но над всеми тревогами и сомнениями, словно неугомонный гейзер, поднималась неописуемая радость, какой не испытывала уже давно.
Казалось, что сердце стучит громче вагонных колес: «Еду, еду... Как там моя милая старенькая мамуля?». Терпеливая, неприхотливая, не избалованная вниманием, вечно готовая отдать последнее, прийти на помощь дочерям и внукам… Уверена, она может быть с еще большим нетерпением, чем я, начала отсчет времени до предстоящей встречи. 8,5 суток и тысячи километров заснеженных просторов нашей необъятной России лежали между нами. Впрочем, и время, и расстояние, пусть не так быстро, как хотелось, но неумолимо сокращались. С каждым днем, часом, минутой заветная встреча приближалась.
Мне повезло: попутчиков долго не было. В пустом купе свободно думалось, мечталось. С сумбурным ураганом мыслей помогли справиться привычные кубанские пейзажи. Ровные клетки полей, расчерченные, как на ватмане чертежника, нитями лесополос, аккуратные  домики хуторов и станиц. Крепкие и зажиточные кирпичные дома, а в пригородах — вереницы горделивых особняков в два и больше этажей. И везде порядок, ухоженность, о которых буду с грустью вспоминать, проезжая по районам центральной России, Уралу, Сибири. Новороссийский 494-й плелся как бы нехотя, иногда надолго застревая на больших станциях, как в Староминской.
Потревожили мое блаженное одиночество лишь в Тимашевске. В купе шумно ввалилось суетливое семейство. Встревоженные мама и папа впервые отправляли   на каникулы в Мичуринск пятнадцатилетнюю дочь без сопровождения. Они настоятельно попросили приглядеть за их Катюшей, оказавшейся не по летам спокойной, рассудительной, сдержанной и не доставившей мне  какого бы то ни было   беспокойства.
В маршруте моего путешествия первым большим городом был Ростов-на-Дону. Город, запомнившийся мне несколькими годами завершения учебы в Ростовском государственном университете имени Жданова, после перевода из Дальневосточного государственного университета, что во Владивостоке. Когда, еще только приближались  к Батайску, проезжали по «металлической сетке» железнодорожного моста через Дон, в  мыслях окунулась в студенческие годы, вспомнились сокурсники, нудные лекции по истории КПСС, переписывание далеко за полночь  конспектов работ Ленина, без которых на экзамен идти было бесполезно, заработаешь - «неуд». А какими вкусными казались  дешевые обеды за 40-50 копеек в студенческой столовой! Словно  из сказки, были вековые, в два обхвата цветущие в начале июня высоченные катальпы рядом с университетской библиотекой, что на улице Пушкина, прекрасным двухэтажным особняком с колоннами и, построенным в 19 веке то ли для генерал-губернатора, то ли для другой, не менее важной персоны. После лекций с подружкой любили пройтись по главной улице города, на которой находилось основное здание университета, проспекту Карла Маркса. Он спускался к речному вокзалу большим, нарядным и, казалось, бесконечным полотном серого асфальта и громоздящихся один к одному больших и поменьше зданий старинной постройки разной этажности, с виньетками и иными лепными украшениями и коваными кружевами из массивного, кое-где тронутого ржавчиной металла,  с колоннами и многочисленными ступенями. В большой кондитерской на этой центральной улице позволяли себе полакомиться пастилой и поглазеть на безумный мир сладостей. В Краснодаре такого обилия кондитерских изделий в 70-е годы не видывала.
Иногда перед экзаменом шли с книгами закрепить знания, но скорее, успокоить волнение, в парк имени Горького. Там оставались еще укромные уголки дореволюционного времени с огромными развесистыми деревьями и чугунными скамейками. А в небольшом киоске у переходного мостика продавали разное мороженое и новинку — лимонное (желтое, желтое!) эскимо. Но больше всего радовало и умиротворяло обилие певчих птиц и храбрых рыжих белок, совершенно не стеснявшихся присутствия людей.
Из своих скудных денежных средств непременно выкраивали копеечку на культурную программу. Помню, как потрясла меня «Божественная комедия», поставленная городским ТЮЗом (впервые видела тогда большие ростовые куклы). Чудом удалось достать билеты на балет «Жизель» и оперу «Волшебная флейта» гастролировавшей труппы Московского Большого театра. На последней сессии решили отметить сдачу теории журналистики в молодежном кафе и за соседним столиком увидели знаменитую грузинскую певицу Нани Бригвадзе. Хотя она и надела темные очки, была узнаваема.
Вернулась в действительность, увидев разукрашенный разноцветными огнями, выглядевший молодящимся франтом город. Железнодорожный вокзал, отреставрированный в европейском стиле, показался чужим и надменным, как нагловатый, недоступный супермен. Стало грустно, ведь от старого, немного обшарпанного добряка, коим знала его в конце семидесятых лет, пору моего студенчества, не осталось и следа. Припорошенный снежком перрон, многочисленные вагончики и торговые палатки, коих раньше не было и не могло быть по причине отсутствия частного предпринимательства.
Перед самым отправлением из Ростова дверь распахнулась и в ее проеме появилась дама в шикарной дубленке, меховой шапке и сапогах на высоком каблуке. Она несколько шокировала поначалу своей бестолковой болтовней, выплеснула свои переживания на нас с Катюшей, увидев в попутчицах внимательных собеседниц, совсем не позаботившись о том, нравится ли нам происходящее. Потом Евгения Викторовна, новоиспеченная пенсионерка, забралась на вторую полку и с завидным блаженным  сопением проспала почти всю дорогу до Москвы. Ее возмущению, которым она поделилась с нами, можно было только посочувствовать. Застряв в небывалых предновогодних автомобильных пробках, женщина опоздала на местный фирменный скорый поезд «Платов». Неиспользованный билет в кассе приняли, но, как и положено, вернули деньги со значительной скидкой. Дежурная по вокзалу (не совсем бескорыстно, разумеется,) попросила проводника нашего вагона взять отставшую от своего поезда,  ведь времени на приобретение нового проездного документа уже не оставалось. Проводник — молодой человек в железнодорожной форме затребовал за свои услуги и риск две тысячи рублей. У нашей новой попутчицы оставалось всего 1800, остальные она обещала взять у родственников, которые будут ее встречать.
Утром мы обнаружили, что на второй верхней полке примостилась девушка с толстой русой косой. «Наташа», _ представилась она. Молодая художница ехала в столицу, чтобы оттуда отправиться  в Валдайский монастырь — осуществить свою девичью мечту, познакомиться с бытом монахинь и сделать наброски для будущих картин. Вообще-то она педагог, но собирается сменить профессию. Детское увлечение живописью стало для нее призванием после того, как попробовала себя в иконописи. С восторгом молодая попутчица рассказывала о том, какое удовольствие испытывала, расписывая храм монастыря в родном городе Грязи, названном так потому, что в округе немало целебных грязевых источников.
Всего на пару часов задержался в нашем купе пожилой мужчина. Вот уже шесть лет работает он на одном из нефтеперерабатывающих предприятий Казахстана, изредка наведываясь в Рязань к семье. Чтобы быстрее пролетело время, нефтяник рассказывал о «плюсах» и «минусах своей добровольной многолетней вахты. Одному без семьи тяжело, но зато есть возможность обучать в вузах сына и дочь. По месту жительства высокооплачиваемую работу по специальности найти невозможно.
Миновали Липецк. За окном какая-то безрадостная, гнетущая картина непривычного для кубанских мерок запустения. Придорожные лесополосы ближе к деревням основательно вырублены. Из сугробов торчали то многочисленные пни, то кривые коряги  и беспорядочная древесная поросль. Большая часть сельскохозяйственных угодий неухоженная, о чем свидетельствовали неприкрытые снежным ковром высоченные сухие сорняки.
Населенные пункты совсем непохожи на кубанские. Почти все дома неказистые, с маленькими окнами и без  обычных для нашего южного края разноцветных ставень. Давно не беленые стены контрастно выделялись своей серостью на фоне снежного покрова земли. Приусадебные участки не огорожены. В общем, грустное зрелище! А вот на подъезде к Воронежу глаз порадовали  березовые рощицы. В Воронеже подъехали к вокзалу, а после  отправления состав двинулся в противоположную сторону. Такую петлю-сюрприз путешественникам подготовили строители отечественных железных дорог.
До самой темноты за окном наблюдалось одно и то же: березы, сосны, заснеженные поля, скованные льдом речки — сплошное белое безмолвие. Как это все не похоже на наши южные края! Красота, несомненно, своеобразная, но перебороть упрямое чувство, что на Кубани все лучше, было невозможно.
Постепенно нарастало невольное беспокойство: подъезжали к Москве. Она встретила миллионными россыпями золотых огней и радугами неоновой рекламы. На перроне бестолковая суета, толкотня, столпотворение. С Казанского на Ярославский вокзал рукой подать, но пробираемся почти полчаса. Носильщик, паренек из Вьетнама или Китая, оценивший свой труд заметно дешевле своих российских коллег, умело лавировал в толпе своей нагруженной тележкой. Пытался даже перейти площадь поверху, сквозь сплошной поток автомобилей. С трудом уговорила его воспользоваться, как и все здравомыслящие, пекущиеся о своей безопасности люди, подземным переходом.
Шумная, многоликая, нарядная, необыкновенная, обворожительная столица! Жаль, что не удастся побродить по твоим проспектам, насладиться шедеврами искусства Третьяковки, побывать в Большом или Малом театрах, прокатиться, хотя бы на экскурсионном автобусе — через четыре часа посадка в другой поезд, продолжение дальнего пути.

От Москвы  - до самых до окраин...

Так некстати на Ярославском вокзале строители с размахом вели ремонт. Действовал только один зал ожидания, в котором, разумеется, не могли с комфортом разместиться все транзитники. Диктор по местному железнодорожному радио время от времени приносила пассажирам извинения за неудобства. Но от этого людям не становилось легче. Поднявшись по широкой парадной лестнице на второй этаж, пережив ужас от зрелища постыдного выдворения на улицу служащими вокзала хромых, слепых, просто оборванных бомжей или иных убогих, предъявив свой билет,  битый час простояла у стены, пока не освободилось место на жесткой скамье впритирку с другими пассажирами. Сидеть пришлось недалеко от входа, на сквозняке, поэтому  светившийся вдалеке экран большого телевизора, подвешенного почти под потолком, не развлекал, а раздражал. Я никак не могла прогнать из головы чувство неустроенности и даже какой-то униженности. Его только подкреплял вид таких же небогатых путешественников. Не выспавшиеся и бедно одетые, они никак не походили на полноправных хозяев нашей необъятной страны. Впрочем, даже в таких неказистых условиях, у многих сквозь пелену неимоверной усталости просвечивали искорки достоинства, радости от предстоящих встреч, хотя спешили они явно не «за туманом», но и от тоски не убегали. Те, кому надо развеять скуку, летают самолетами (и не эконом класса), не позволяют трясти свои ухоженные, разодетые в соболя персоны в поездах.
Вся площадь Ярославского вокзала вечером 30 декабря 2004 года была запружена народом. Шум, гам, суета, но это не были предпраздничные гулянья. Государственная Дума тогда впервые подарила россиянам дополнительно 10 отпускных дней. Своеобразные зимние каникулы для взрослых. Не удивительно, что многие решили провести свои первые, свалившиеся, как снег на голову, свободные от работы дни, у родственников, друзей, знакомых, встретить с ними Новый год и Рождество. А Российские железные дороги, даже с учетом 50% новогодней скидки на билеты, предоставленной всем, кто окажется в пути 31 декабря, встретит в вагоне Новый год, оказались в явном выигрыше. Они получили небывалую выручку, ведь  благодаря нововведению депутатов желающих попутешествовать оказалось в разы больше, чем обычно. 
Поезда дальнего и ближнего следования по всем направлениям были в предновогоднюю ночь переполнены. Мой скорый поезд «Москва -  Владивосток», громко именуемый «Россия», отправлялся из столицы в ноль часов, 45 минут последнего дня в году. Прибыл он на четвертый путь  почти за  час до назначенного времени отправления. Однако это не способствовало спокойной, размеренной посадке пассажиров в вагоны. До самого последнего звонка на платформе негде было яблоку упасть от отъезжающих и провожающих. Проводники тщательно проверяли не только проездные, но и удостоверяющие личность документы, квитанции на багаж (соответствует ли вес?), билеты на провоз домашних животных. В нашем восьмом вагоне тоже путешествовала очаровательная черная короткошерстная и коротконогая такса Чара, ставшая впоследствии всеобщей любимицей.
Но когда десятки людей, приплясывая от холода (в ночной Москве было тогда минус 18 градусов), теснились у дверей в ожидании своей очереди, чтобы юркнуть в теплый вагон, все косо, неодобрительно посматривали на молодых дамочек, кутающих в пуховую шаль свою четвероногую подружку. Мне вспомнились детские стихи о даме, сдававшей багаж. Наверное, чтобы сданные в багаж собачки не подрастали в пути, теперь им разрешается ездить почти полноправными пассажирами, не спрашивая на то согласия у соседей по купе. К счастью, мои соседи по купе оказались не безумно влюбленными в животных.
Тем не менее,  при знакомстве с ними промелькнула тревожная мысль: «Уживемся ли, ведь в ограниченном пространстве придется находиться 7,5 суток?». Супружеская пара, оказавшаяся моими первыми соседями по купе, явно относилась к людям выше среднего достатка. Жена - «баба ягодка опять», муж – новоиспеченный пенсионер. Оба одеты - с иголочки. На ней — шикарная песочного цвета норковая шубка, клетчатая шапочка, сапожки выше колена, перчатки, длинный шарф — все в тон шубки. Он в дорогой куртке молодежного стиля и норковой шапке.
Не успела респектабельная пара разместить по рундукам и полком свои многочисленные  сумки, как в двери буквально ввалилась крупная тетка. Дородная, крупногабаритная фигура была, наверное, с трудом, втиснута в дорогую дубленку. Шапка, тоже дорогая, сползла набок, пот ручьем лил по пухлым щекам. «Это моя нижняя полка, освобождайте ящик, он для моих вещей!», - выпалила она скороговоркой, бросила на пол саквояж и два увесистых полиэтиленовых пакета, а сама ринулась из вагона, оставив супругов в полном замешательстве. Что делать? Я потеснила свои вещи под моей нижней полкой, чтобы в рундук можно было поставить что-нибудь еще.
Задача у нас была непростая. Багажа в купе оказалось уж больно много! Немалых трудов стоило всему найти местечко. Сколько мы занимались этим делом, не знаю. Но когда баулы, сумки, сумочки, пакеты, коробки совместными усилиями  установили, состав тронулся. За окном плавно поплыл перрон. Махали руками и что-то беззвучно кричали провожающие. А мы, некоторое время сидели какие-то выпотрошенные. Отдышавшись, облачились в дорожные простецкие наряды и как бы выровнялись  в социальном плане.  Только увесистые перстни на пальцах попутчиц выдавали их более высокий статус. Я невольно спрятала свои руки под столиком. Мы познакомились и, несмотря на позднее время, решили выпить чайку.
Колоритная тетка оказалась бывшей морячкой. Она до слез смеялась над собой, удивляясь, почему пожадничала и не наняла носильщика? Всего-то 130 рублей сэкономила, но чуть не получила инфаркт от угрозы быть рядом с поездом и опоздать на него: передвигалась-то под тяжестью поклажи не быстрее черепахи. И на что она купила пятилитровую бутыль воды, ведь в вагоне всегда есть кипяток?
Супруги, Александр и Надежда, оказались, несмотря на дорогую «упаковку» простыми в общении. Кстати, ехали они на свадьбу к дочери в село Черниговку Приморского края. Это в 25-30 километрах от станции моего назначения, и где я когда-то напечатала свои первые заметки и зарисовки в районной газете «Ленинский путь», где некоторое время работала после окончания средней школы, пока меня не перевели на «руководящую» работу — освобожденным секретарем комсомольской организации большого совхоза. Чему я совсем не была рада и через год сделала все возможное и невозможное для того, чтобы снять с себя это «начальственное» ярмо. Мне повезло, директор совхоза пошел мне навстречу (видел же, что я — не на своем месте) и под свою ответственность, не уведомляя райком, подписал мое заявление об уходе. Нечаянная встреча напомнила мне былое, и мне стало не по себе, что я, неблагодарная, с годами даже фамилию и имя, отчество этого порядочного человека забыла. А ведь я ему была во многом обязана своей журналистской судьбой.
Всего четыре месяца назад переселились мои попутчики на Кубань, в пригород Кропоткина. Когда уезжали, дочь и не заикалась о замужество, а тут... Мир тесен. Это подтвердилось в очередной раз. Александр с почти английской фамилией — Плис, которой восторгались американские таможенники, полисмены, администраторы отелей и супермаркетов во время его туристической поездки в Штаты, оказался, как и я, потомком запорожских казаков, переселившихся в конце девятнадцатого века на Дальний Восток. Поворошив хорошенько память, мы отыскали в своем прошлом общих знакомых — друзей юности, вспомнили только что отстроенный Дворец культуры, первую центральную школу райцентра, где учился Александр. А я бывала   на вечерах  отдыха с закадычной подругой (из  пионерского лагеря - наши матери работали в одном ведомстве), приезжая к ней на выходные. Детская наша привязанность продлилась на долгие годы. Я была свидетельницей на ее свадьбе, а Александр учился в одном классе с ее старшим (на год) братом.
Как многие наши ровесники, мы покинули свою малую родину, поддавшись пьянящему чувству романтики. Мне посчастливилось три года поработать в газете «Огни Ангары» одного из крупнейших в стране строительных трестов «Братскгэсстрой», возводившего легендарную Братскую ГЭС, город, многочисленные заводы, а затем и — Усть-Илимскую ГЭС. Там я нашла свою судьбу и вышла замуж, родила дочь, с которой потом нас и увез супруг на свою родину — Кубань.
Александр долго жил в Магадане, работал в Японии, Китае. Высококвалифицированный инженер-строитель, а затем и руководитель предприятия, он никак не мог смириться со своим заслуженным отдыхом, искал применение неуемной энергии. Переехав на Кубань, начал строить особняк, но все присматривался, прикидывал,  в какой бы сфере  начать работать, использовать   свои знания и опыт — просто не мог сидеть без дела. Его довольно молодая супруга, Наденька, не сомневалась, что как только они обустроятся на новом месте, займутся предпринимательством.
Словоохотливая, несколько грубоватая Валентина два десятка лет бороздила Тихий, Индийский и другие океаны на отечественных рыболовецких плавбазах. Работала начпродом, а в разгар путины становилась к рыборазделочному конвейеру. Заслужила многочисленные благодарности, грамоты, похвалы от начальства и даже медаль «За доблестный труд». При всем при этом до потери сознания не переносила морской качки. Рассказала, что все время непогоды лежала на постели бледная, полуживая, как в бреду. И всякий раз божилась, что это ее последний рейс. Четыре года назад, по настоянию мужа, переехали они с дочерью-студенткой под Ростов-на-Дону. Унылая степная местность ей совсем не по душе — некуда деваться от тоски, вот и поехала навестить старшую дочку в Находку, со старыми подругами-морячками, друзьями молодости встретиться.
Обитатели нашего купе оказались все примерно одного возраста, незаметно и быстро сдружились. Так бывает, обычно, с теми, кто обречен судьбой длительное время коротать вместе дни и ночи. Мы отлично дополняли друг друга, вместе питались, развлекали друг друга забавными историями из собственной биографии, и случаями из жизни знакомых, не грубыми анекдотами, игрой в слова и  «Морской бой», чтением вслух газет, а иногда и негромким пением. На Новый год под первое января и мои официальные именины и третьего января — в день рожденья Надежды и Валентины (надо же быть такому совпадению  -  они родились в один день!) - устроили отличные, не слишком богатые, но и не бедные застолья. Были эти застолья с шампанским, красной рыбой, домашним салом, соленьями, тортом «Птичье молоко», румяными яблоками, солнечными апельсинами и мандаринами. Во многом благодаря такой доброй обстановке, время пути скрашивалось, летело быстрее. А еще мне помогало вязание. К Хабаровску я вывязала добротный коричневый жилет 52 – го размера своему дяде, бывшему полковнику-ракетчику.
Первый день дальнего странствия — 31 декабря — запомнился необычной для путешествия по железной дороге праздничной суетой. Пассажиры негласно соревновались в красочном оформлении своих купе. На столиках стояли пласт массовые и бумажные елочки, живые еловые и сосновые веточки. С верхних полок ниспадал водопад разноцветного «дождя». Кто-то даже захватил с собой для внуков заводного, поющего Санта-Клауса.
Новый год начинали отмечать по камчатскому времени, затем по хабаровскому, владивостокскому и завершили — московским. Все было чинно, в одном купе затянули знакомую казачью песню, в другом — старинную застольную. Ближе к ночи диктор поездного радио сообщил, что начинается дискотека. Из репродуктора после сухого поздравления бригадира состава неслись зажигательные мелодии, одна лучше другой. Но желающих танцевать не нашлось, скорее всего, люди просто устали. Лишь одна старушка трижды с интервалом в пять минут зычно вопрошала в коридоре: «И куды же  усе поховалысь? Така ж гарна музыка, а ни хто не танцуе!».
Спать легли под утро, не заглядывая в ночную темень. А проснулись в дивной серебряной сказке. Только вот ели оказались совсем не похожими на кубанские: не голубые, а темно-зеленые. И какие-то тощие, скорее всего потому, что растут слишком близко. Не обошлось и без неприятных происшествий. В первом купе семья: дед, бабка и их великовозрастная дочь-инвалид — громко поскандалили, но быстро успокоились. А вот пассажира из третьего купе — мужчину средних лет, очень похожего на «лицо кавказской национальности», высадили за пьяный  скандал. На небольшой заснеженной станции Ишим его, проспавшегося, сожалеющего о случившемся, негромко ругавшего себя, водку и Новый год, молившего о прощении, проводники все же сдали наряду железнодорожной милиции. Как-то доберется теперь до Владивостока этот незадачливый путешественник, не устоявший в объятиях «зеленого змия»? Впрочем, это, похоже, не интересовало ни стражей порядка, ни работников экспресса.
Кстати, в Ишиме столбик термометра опустился до минус 28 градусов. Александр вышел на перрон и вернулся рассерженным не столько из-за мороза, сколько из-за местных цен. Буханка хлеба стоила 25 рублей, бутылка пива — 15.
Почти весь день поезд продвигался по великолепной блестящей волшебной идиллии. Кудесник-мороз так украсил все вокруг, что даже захудалые домишки в пробегавших за окном деревнях казались чудными дворцами. А поздно вечером, скорее ночью, нас ждало еще одно чудо — Тюмень, этот богатый сибирский самородок. Город был сплошь усыпан огнями. То там, то тут тянулись ввысь украшенные алыми электрическими рубинами нефтяные скважины. На широких городских проспектах между каждым фонарем сияли разноцветные гирлянды, а двигавшиеся по дорогам автомобили казались фрагментами огромной необыкновенной карусели. Состав давно окунулся в кромешную тьму, а перед глазами все еще стоял, не забывался прекрасный город.
Ночью подморозило. Видно, столбик термометра опустился не меньше, чем до минус 35, а то и ниже, потому что окно в нижней части на несколько сантиметров покрылось толстой наледью. Замерзли. Наверное, под утро проводник заснул и забыл о своих обязанностях истопника. Утром долго не могли побороть сонливость. Не помогли крепкий кофе и анекдоты. Заснуть бы и проснуться в пункте назначения! Скука наседала, не радовали ни чудесные пейзажи за окном, ни современная музыка, доносившаяся из репродуктора, ни черная такса, которую Александр принес из другого купе, чтобы развеселить жену. Седенький старичок на одной из остановок продавал в коробках конфеты птичье молоко (300 граммов за 49 рублей) и мармелад в шоколаде (по 35 рублей). Бородатый цыган размахивал оренбургскими платками, убеждая, что за 300 рублей — это не покупка, а — подарок судьбы! Разносчики газет и популярной литературы, игрушек, бижутерии забегали в вагон почти на каждой более-менее длительной остановке.
Чтобы как-то убить время, изучаю график движения нашего скорого. Кроме известных больших городов, столько станций с замысловатыми, возвышенными, а то и курьезными названиями. По Северной железной дороге: Лютово, Бурмахино, Никола-Полома, Нея, Шарья, Якшанга, Гостовская, Свеча. По Горьковской железной дороге: Фаленки, Яр, Глазов, Балезино. По Свердловской: Кунгур, Шаля, Талица, Богандинск, Голышманово, Мангут.  Свои «перлы» преподносят Западно-Сибирская, Красноярская, Восточно-Сибирская магистрали: Называевская, Чаны, Убинская, Каргат, Юрга, Тяжин, Боголот, Козулька, Злобино, Уяр, Решоты, Тайга, Тулун, Залари, Темлюй. Это еще так себе, а вот  Заиграево, Хилок (это уже в Забайкалье), Жирекен, Могоча, Уруша, Тында, Завитая, Архара, Ин, Хор — настоящие шедевры в составлении собственных имен, оставленные нам многовековой отечественной историей.
Многие населенные пункты носят имена монархов, ученых, писателей, путешественников, революционеров: Менделеево, Баженово, Петровский завод, Чернышевск Забайкальский, Ерофей Павлович и Хабаровск, Серышево, Екатериновка, Вяземская. Кстати, Сибирцево, куда я направлялась, названо не в честь географического региона России, а в честь известного на Дальнем Востоке борца за советскую власть, зверски замученного японскими оккупантами (его сожгли вместе с Сергеем Лазо в топке паровоза, который стоит, как музейный экспонат на станции города Уссурийска). Это зацементировалось в моей отроческой памяти еще с середины 60-х лет прошлого столетия, когда станцию и поселок, в котором  жила наша семья, переименовали из непонятного,   китайского, Манзовка в Сибирцево.
 О географических объектах и природных явлениях напоминают названия: Первоуральск, Озеро Карачинск, Чернореченская, Заозерная, Белогорск, Байкальск, Болотная. Одно имя носят притоки Амура и населенные пункты: Шилка, Бурея, Бира. Совпадают с городами, поселками и названия других рек - Ангарск, например.
Станцию Перекресток миновали перед Новосибирском, а сразу за ним  началась гористая местность. Возвышенности покрыты прекрасными березовыми рощами, изредка разбавленными сосняком. Деревеньки бедные,  избы деревянные, из труб идет голубоватый дымок — будто с картин российских художников - реалистов конца 19 века. Вдалеке за редколесьем кое-где проглядывают синие дремучие леса. Потом, за малюсеньким полустаночком с домиками из шпал, засыпанными почти до крыш снегом, который мы проскочили не остановившись, почти вплотную к «железке» подступали шеренги толстых и неимоверно высоких берез. На Кубани таких - не видывала.
Считаю и пересчитываю дни, проведенные в дороге. Сколько еще осталось! Грустно! Хорошо, что залетные «коробейники» отвлекают от уныния. Вот принесли кедровые орешки. Большой стакан за 20 рублей, а поменьше — за 16 рублей. Пенсионерам — скидка.
От Ярославля до Свердловска состав тянул тепловоз, потом подсоединили электоровоз. Скорость движения увеличилась, или это так только казалось. Второго января, в 21 час по московскому времени мы пересекли «экватор» пути — миновали Красноярск. За окном среди деревьев уже преобладали сосны. Проехали станцию УР и потянулись за ней сплошные «памятники» бесхозяйственности: заброшенная пилорама, разбросанное между пней оборудование, убогие домишки. 
Электровоз все чаще надрывно гудел. Да, так жалобно, что сердце сжималось.   С чего бы это? Всезнающий сосед, не раз путешествовавший этим маршрутом, пояснил, что на данном участке дороги местность гористая. Много не только подъемов и спусков, но и поворотов, перед которыми машинист обязан на всякий случай подавать сигнал.
Транссибирская магистраль проходит в живописных местах. От окна невозможно было оторвать взор. Вот на одной из пологих сопок, в метре от железнодорожного полотна, беспорядочно разбросаны огромные валуны. Будто какой-то великан развлекался...
На всем протяжении пути много примеров грубого вмешательства человека в природу. Последствия от этого плачевны. Вокруг больших и малых промышленных предприятий на десятки километров — сухие, мертвые леса. Между тем, трубы комбинатов продолжают нещадно дымить. Особенно много таких дымарей-губителей природы перед Нижне-Удинском и Усольем-Сибирским.
Ангарск вообще поразил сплошной паутиной огромных надземных (довольно высоких) нефтяных и газовых трубопроводов. Вышки до самых облаков, горящие газовые факелы, огромные резервуары, дымящие, и, казалось, продырявливающие небосвод, трубы многочисленных заводов. Сложно представить, как выживают в таких дыму и копоти люди!  Между тем, был только третий день нового года. На городской площади Ангарска сияла огнями елка-великан, в отблесках иллюминации суетились горожане.   
В вечернем Иркутске стоим 23 минуты — смена локомотива. Совсем рядом, за привокзальной площадью, возвышается красавец — пятиглавый собор. На колокольне маковки сияют золотом. В 1972 году, помнится, его на этом месте не было. Ангара, не замерзающая на горных порогах у Братска, здесь, в городе, на равнинной местности, скована льдом.
Повсюду нагромождения многоэтажек. Минуем широкий проспект. На каждом столбе под фонарем щит размером примерно 70 на 50 сантиметров, скорее всего, рекламный, тоже светящийся. Благодаря такому дополнительному освещению,   улица приобретает какой-то неземной образ. Кажется, что она вся полыхает огнем.
Сразу за Иркутском, на станции Слюдянка,  две молодые женщины и мужчина,   продавали омуля, которым славится самое большое озеро в мире. Помните песню: «Старый Байкал — омулевая бочка»? Только теперь мне стал понятен смысл этих слов.    Продавцы просили за 4-5 рыбин холодного копчения среднего размера  сто рублей. За одну рыбину горячего копчения — 30 рублей. Перед соблазном попробовать «изюминку» легендарных мест, никто не смог устоять.  И хотя был уже довольно поздний час, когда диетологи не советуют трапезничать, пассажиры за обе щеки уплетали мягкое розовое рыбье мясо. А все потому, что омуль холодного копчения, как и всякую другую рыбу, можно хранить долго, а вот горячего — нет.
Знающие люди рассказали, что на всем побережье Байкала рыбу, в том числе и омуля, у рыбаков скупают за бесценок монополисты, завладевшие малыми и большими предприятиями переработки и разветвленной сетью реализации.
 Миновали Байкальск и Култук — столицу местной рыбоперерабатывающей промышленности. Медленно ползем по берегу Байкала, но не у самой кромки воды, как это было в середине 70-х, а повыше. В целях безопасности железнодорожное полотно подняли, и теперь по всей береговой черте теснятся кафе, гостиницы, магазины, лодочные станции. Несмотря на  вечернюю темень, их силуэты хорошо различимы благодаря освещению, неоновой рекламе и ярким объемным названиям.
Утро четвертого января. В купе холодно. Встала, как обычно, в начале седьмого по московскому времени. За окном — унылая природа: сопки, поросшие редким лиственным мелколесьем. Повсюду следы недавних стихий. Бурелом, видно, хулиганил основательно: в глубоких сугробах валялось много больших деревьев, вывороченных с корнями. Через час пути на сопках стали преобладать сосны. Деревеньки бедные, домишки больше убогие, деревянные, чужестранцами среди них выделялись единицы коттеджей их белого кирпича. Кое-где красовались телевизионные тарелки. На небольших избенках они смотрелись совершенно неестественно, зрительно еще больше вдавливая неказистые строения в сугробы. Там, где ветер выдул снежный покров, из огромных «дыр» проглядывала почти огненно-рыжая почва.
Опять скалистые горы с острыми каменными «свечками» и «тарелками», кое-где на склонах огромные и небольшие валуны. В Читинской и Амурской областях сосняк, которым стыдливо прикрывались горные склоны, какой-то мелкий, тощий и низкий, гораздо неказистее, чем в Сибири. На большой территории следы жестокого лесного пожара. То там, то тут — беспорядочные вырубки деревьев.
В Чите, недалеко от вокзала, - строящийся храм с уже позолоченными тремя большими и двумя малыми куполами. За городом — современные коттеджи, а за ними — режимные заводы за высокими заборами, с часовыми на вышках, гвавийно-щебеночные карьеры. На желто-коричневых сопках пышные, какие-то элитные сосны. Изредка среди них - скромницы березки.
За скованной льдом довольно широкой рекой необыкновенно аккуратная, будто на картинке, - деревенька. Веранды домов выкрашены в желтый и зеленый цвета, много теплиц и телевизионных «тарелок». Большие огороды, вдалеке автомобильная трасса с парой высоких мостов в горных ущельях. Общая картина была жизнерадостной, солнечной, а на вокзале очередной станции красовалась совершенно не сочетающаяся с этой идиллией вывеска: «ст. Кручина».
Вскоре миновали курорт Дарасун, с виду небольшой городишко. А наш скорый даже на минуту возле него не затормозил. Потом были Куэнга, Чернышевск. Вечер. Холодно. На окне к стеклу примерзли занавески.
Пятое января. Едем по Амурской области. Все вокруг какое-то неприглядное, замерзшее, и не удивительно, - в Могоче было минус 42 градуса. Почти весь день старались спать, чтобы быстрее летело время. Оказывается, в Хабаровске вагон, следующий во Владивосток. Будет стоять 12 часов. Большинство пассажиров были не в восторге от такого расклада. А я рада — меня встретит сестра, живущая в пригороде.

На берегах седого Амура

Хабаровск — один из крупнейших городов России. Основан в 1858 году, как военный форпост Российской империи на Дальнем Востоке. Это крупный железнодорожный, портовый и авиационный центр. Развиты нефтеперерабатывающая, деревообрабатывающая, рыбоперерабатывающая, легкая промышленности, машиностроение. Работают десятки вузов, несколько театров. Административный центр края с 1880 года. Хабаровский край по площади в десять раз больше  Краснодарского края — 824,6 тысячи квадратных километров. Но плотность населения там меньше, чем на Кубани, почти в 30 раз! Общее количество населения, проживающего у нас в Краснодарском крае в три раза больше, чем в Хабаровском.
Шестое января 2005 года было в Хабаровске суровым, неприветливым. Наш поезд прибыл в город в начале седьмого утра по местному времени. Выйдя на платформу, невольно съежилась от холода: 35 градусов мороза. Небольшой ветерок гнал по перрону легкую снежную поземку, которая стелилась над землей, как сизый дымок.
Пассажиры нашего вагона дальнего следования заранее распланировали, как полезнее потратить половину суток вынужденного пребывания в главном городе Дальнего Востока. Старушки расспросили проводников, где ближайший храм, дело-то было накануне большого и светлого православного праздника — Рождества Христова. Молодые женщины собрались посетить торговый центр.
Меня проблема рационального использования времени долгой стоянки не волновала. Я знала, что меня непременно встретят сестра с мужем, навестим других родственников, наговоримся по душам, вспомним былое. Так все и произошло.
После непринужденного застолья едем по городу. Сестра и ее муж наперебой рассказывают о том, как за последние годы повсюду развернулось строительство. В центре города, в элитной многоэтажке недавно справили новоселье сотни ветеранов Великой Отечественной войны. Старые здания - памятники архитектуры — реставрируют, площади расширяют, улицы асфальтируют. Центральную часть Хабаровска, включая Железнодорожный район, где живет моя любимая тетушка с семьей, совершенно не узнать. Еще пять лет назад «визитной карточкой» города были ямы да выбоины на дорогах и многих площадях, многочисленные трущобы. Теперь об этом забыто. Привокзальная площадь преобразилась, убрали непривлекательного вида киоски — забегаловки. На их месте появились прекрасные магазины. Что касается торгового обслуживания, то оно, несомненно, достигло в этом далеком от столицы регионе достаточно высокого уровня. Главный торговый центр — под стать московским, и название  соответствующее - «Сити». Он занимает огромную высотку в центре города. Современные торговые залы размещены почти на десяти этажах. Из-за отсутствия времени мы осмотрели лишь первые два. Описать увиденное словами просто невозможно.
К моему изумлению, на городском рынке в огромном цветочном павильоне было великое множество прекрасных букетов, в том числе и из роз, различных экзотических растений.  Такое великолепие зимой не во всяком южном городе найдешь.
Город в новогоднем убранстве представлял собой настоящую волшебную сказку. Яркими светящимися гирляндами сияли витрины магазинов и огромные елки на площадях. На центральном проспекте в таком светящемся наряде стояли буквально все деревья, включая невысокие подростки-саженцы. Нельзя было отказать себе в удовольствии посетить выставку ледяных скульптур, что находилась в центральном городском парке. Подобного великолепия видеть мне еще не приходилось! Огромные фигуры зверей, сказочных персонажей, терема и дворцы казались сделанными из холодного хрусталя великанами, потому что все экспонаты были объемными и величественными.
Приятно удивило, что в городе появилось несколько новых храмов. Не могли не заглянуть в два особенно примечательных, недавно построенных в самом центре города. Кафедральный Преображенский — на самом берегу Амура, на площади Победы в Великой Отечественной войне, рядом с памятником солдатам Советской Армии, стелой и стеной с изображением правительственных наград, коих удостоен город и край, современным зданием государственной телерадиокомпании. Статным красавцем-исполином возвышается он над трех-пятиэтажками дореволюционной постройки и более высокими зданиями конца двадцатого века.  Собор столь высок, что, когда я запрокинула голову, чтобы осмотреть купол, она тут же закружилась. Внутреннее убранство — дорогое, иконы — массивные.  Не скрою, поднявшись на высокое крыльцо, войдя под огромные своды храма, я невольно почувствовала себя маленькой девчушкой.
Собор Успения Богоматери недавно украсил площадь борцов за революцию. По своим габаритам он немногим меньше Кафедрального, а по внутреннему оформлению — проще.
День пролетел удивительно быстро. Поздно вечером мы с трудом нашли свой «отдыхающий» вагон, отогнанный на время в дальний тупик. Кстати, эта передислокация заставила немало поволноваться многих пассажиров, отправившихся на экскурсию в город.

Где детство босоногое прошло
Под покровом темноты экспресс Хабаровск — Владивосток под поэтическим названием «Тихоокеанский», к которому присоединили наш московский вагон, побежал от берегов Амура в глубь материка в южном направлении. Туда, где на одной параллели с Сочи находится город моей юности, - легендарный Владивосток. Забегая вперед, скажу, что, к великому моему сожалению, все 10 дней, пока я находилась километрах в двухстах от него, в Приморском крае бушевал небывало жестокий циклон. Снега выпало, как никогда много (а бывают здесь, как  на Кубани бесснежные зимы). Из-за стихии на некоторых участках автомагистрали Хабаровск — Владивосток было нарушено движение. Телерепортажи пугали подробностями о проблемах владивостокцев, оказавшихся не на один день в чрезвычайных условиях: без тепла, воды и света. Городской транспорт полностью парализовало. Улицы, площади, проспекты не успевали очищать от снежных заносов. Все это отбило у меня желание освежить воспоминания юности. К тому же двоюродный брат, с огромным трудом приехавший не столько повидаться с родственницей-южанкой, сколько для того, чтобы оставить у матери своего сынишку-дошкольника, отсоветовал отправляться,   пусть и не  в столь уж дальний, но поистине рискованный вояж.
Записи в моем дорожном блокноте оборвались в Хабаровске. Дальнейшие 700 километров пути провела в тревожном ожидании: каждый час, каждая минута пути приближали меня к цели. Время от времени меняла пост наблюдения: переходила от окна в купе к  коридорному. От Красной речки, что в пригороде Хабаровска, через Лесозаводск, Солнцегорск,  Шмаковку (знаменитый курорт) наконец-то прибыли в Спасск-Дальний, от которого к родному дому совсем рукой подать. Чемоданы вынесены на вагонную площадку. Сердце отчаянно бьется в груди, как раненая птица, а перед глазами — знакомые с детства пейзажи. Вот на этом взгорье (село называется Высокое) был когда-то пионерский лагерь, в котором я отдыхала два раза. Двухэтажные здания целы, но как знать, что там сейчас располагается. А на берегу этой небольшой речки со странным (скорее всего китайским) названием Лефу не раз делали привал, когда с классом на летних каникулах ходили в походы. Однажды мальчишкам посчастливилось поймать сома-усоча килограммов в пять, то-то радовались!  А уха-то какая наваристая получилась!
Станция Мучная (название говорит само за себя, ведь в Приморье тоже выращивают зерновые колосовые культуры). Растянутое на километры здание элеватора все тоже, что и раньше. Многоэтажек в военном городке прибавилось. Выросли и стройные ряды вертолетов - стрекоз (во время конфликта на острове Даманском они были задействованы в мероприятиях по устрашению противника). Это — одна из тайных страничек советско-китайского не всегда благополучного соседства. Населенный пункт, находящийся на Мучной станции — районный центр Черниговка. Основан он, очевидно, в конце девятнадцатого, начале двадцатого века переселенцами из Черниговской губернии Украины. А в 1969 году, после окончания средней школы, мне довелось начинать свою трудовую биографию литературным сотрудником (так тогда называлась должность корреспондента) в Черниговской районной газете «Ленинский путь».
Тук-тук-тук... Стук вагонных колес сливается в сплошной тревожный звук. Проезжаем по решетчатому металлическому мосту через речку. Вот слева от  полотна появились двухэтажные постройки  поселка железнодорожников, за ними — чумазое здание депо, а вот и справа желто-белый, до боли знакомый вокзал. Поезд еще движется, а взгляд уже поймал на сером перроне среди многочисленных встречающих и отъезжающих маленькую, какую-то беззащитную (по сравнению с энергичным обликом молодых)  фигурку мамы. Глаза непроизвольно часто заморгали и повлажнели, к горлу предательски подступил ком. Какой же долгой была разлука!

МАНЗОВКА
Манзовка. Это название крупной железнодорожной станции Приморского края помнят лишь люди старшего поколения. Ско¬рее всего, корни его китайские. Ибо после конфликта с соседом, стремящимся расширить СБОИ границы далеко за Великую китайскую стену за счет присвоения чужих, хотя бы небольших территорий, в начале 70-х годов
прошлого века станцию переименовали в Сибирцево, в па-
мять об одном из видных деятелей революционного                движения на Дальнем  Востоке. Находящийся  на перекрестке транспортных путей, этот железнодорожный узел успешно развивался еще в довоенный период. Отсюда, кроме главной магистрали: Хабаровск - Владивосток, проходят железнодорожные ветки в углубившийся среди просторов Уссурийской тайги, один из важнейших промышленных городов - Арсеньев (его гордость - авиастроительный завод) и в центр угледобычи открытым способом -  Реттиховку. Вплоть до конца прошлого века, как памятник былому величию чумазого ветерана железных дорог - паровоза, в укромном месте за станцией покоилось великое множество этих железных работяг ушедших «со сцены» после выхода в свет тепловозов и электровозов. Говорят, что это кладбище паровозов было своеобразным транспортным резервом на случай войны. Но несколько лет назад отработавшие свое паровые машины лишились статуса неприкосновенности,  и пошли в металлолом.
Об этой и прочих переменах наперебой рассказывали и мама, и многочисленные близкие, и дальние родственники. Удивляться было чему. За 15 лет все так изменилось!  Едва ли               
в полсилы действует   главное промышленное предприятие:                комбинат строительных материалов, снабжавший некогда своей продукцией, в том числе и железобетонными строительными панелями, весь Приморский край. Из этих панелей, украшенных разноцветной мозаикой, 20-25 лет назад вырос в Сибирцево небольшой городок пятиэтажек с развитой социально-бытовой инфраструктурой. Теперь он - гордость моих земляков заметно обветшал.

МОЙ ЧУДНЫЙ КРАЙ
Манзовка-Сибирцево  расположена на равнине, окруженной многочисленными сопками, - отрогами главного горного массива Сихотэ - Алиня, раскинувшегося  между берегом Японского моря и долинами рек Уссури, Амур. Знаменита эта горная страна не только следами древнего                оледенения, богатыми лесами и подземными кладовыми различных природных полезных ископаемых, но и массивным метеоритом (1947 г.),  образовавшим более 100 кратеров, до сих пор являющихся объектом пристального внимания ученых.               
Столетиями сопки кормили местное население грибами и ягодами, обеспечивали древесиной. Почти до конца 80-х годов приморцы строили деревянные жилища, выдерживавшие морозы в 30 и более градусов, нередко сопровождающиеся сильными ветрами. По сей день леса дают сельскому населению и главное топливо — дрова. О привычном для кубанцев природном газе в этом регионе узнали совсем недавно. Пока  у населения есть только возможность покупать (весьма дорого) лишь баллоны сжиженного.   Газопровода нет и неизвестно, когда его построят, хотя месторождения газа есть не так уж далеко — на Сахалине. А может и в самом Приморье, просто, очевидно, геолого-разведывательные работы поставлены слабо. В коммунальных домах для приготовления пищи используют  электрические плиты, а тепло для отопления в зимнее время поступает с ТЭЦ.
Как сейчас помню, подростками по весне и летом мы часто взбирались по отлогим склонам сопок, собирали подснежники, ландыши, фиалки, желтые, красные и белые лилии (какие теперь выращивают в палисадниках многие кубанцы) и настоящую  жемчужину лесного царства - белые маки. Кстати,  этот редкий растительный  вид облюбовал почему-то склоны насыпи железной дороги.  Трудно передать райские прелести природы того времени. До сих пор не забыть пьянящий аромат огромных ландышевых полян, окруженных соснами, елями,  осинами, березами, другими деревьями и кустарниками, оку¬танными нежным маревом нарождающейся листвы. Но первым, еще на фоне не совсем растаявшего снега, надевал яркий розо-лиловый наряд багульник. Цепочки этого кустарника издалека казались                язычками необыкновенного огня, огромными гирляндами, развешанными по сопкам.
Осенью вместе с отцом, бывшим военным, а затем преподавателем нашей гарнизонной школы, мы всей семьей ездили на мотоцикле с люлькой (так называли мы наш трехколесный, довольно мощный отечественный «ИРБИТ») за 20-30 километров, а то и дальше за грибами. Маринованные, соленые и сушеные, они не выбывали в нашей кладовой до самого лета. Отец - большой любитель природы - каждое лето отправлялся со старшеклассниками в дальние походы. Главным был довольно сложный и протяженный маршрут: по тропам, проложенным знаменитым исследователем Дальнего Востока В. К. Арсеньевым. Свою мечту пройти по тем же местам с внуками отцу не удалось осуществить. Но незабываемый  автомобильный  пробег из Хабаровска, где в 1983 году он встретил наше  семейство в аэропорту,                устроил. С большой  благодарностью его вспоминают мои взрослые дети, рассказывают  своим чадам об увиденном тогда.
А еще в тот наш приезд показал дед внукам окрестности Сибирцево. В том числе и неплохо сохранившиеся остатки японских военных укреплений периода Гражданской войны. Предприимчивые соседи-островитяне, не уверенные, что смогут на значительное время продлить оккупацию Приморья, введенную, хотя и под «благовидным» предлогом, поспешили прибрать к рукам как можно больше богатств края, в том числе и природных. На одной из сопок возле Манзовки они устроили карьер, удивительно быстро проложили узкоколейку. По ней доставляли камень и гравий до основной железнодорожной линии, а затем — в порт Владивостока, откуда морским путем — к себе на острова. У хозяев Приморского края руки до этого богатого месторождения дошли лишь в конце 70-х годов прошлого века.

Выживают, кто как может
Сейчас экономика Приморского края переживает не самые лучшие времена. Между тем примет особого запустения, а тем более разрухи не заметила. Как и в доперестроечные времена, работают школы, детсады, поликлиники, Дома культуры. Ухожены памятники борцам за советскую власть и солдатам Великой Отечественной войны. Но в глубине населенного пункта, то там, то тут были видны заколоченные дома, окруженные высокими сугробами. Нередко в поисках лучшей жизни приморцы едут из села в город. Жилища же свои продать, хотя бы дешево, удается далеко не всем. Иных выручают военные из местного большого гарнизона, покупающие дома уезжающих, как дачи на летний период.
Не обижены мои земляки вниманием почтовых, банковских, страховых структур. Словом, хотя Сибирцево и не районный центр, но, как и прежде, мало в чем ему уступает по количеству населения и развитию экономики,  соцкультбыта. Как и на Кубани, селян выручает подсобное хозяйство, но ведут его люди без помощи краевой власти. Узнав от меня о действующей в нашем крае системе поддержки личных подсобных хозяйств, родичи удивлялись и с сожалением отмечали, что об этом могут только мечтать.
По-прежнему, вот уже многие десятилетия, большим подспорьем для многих является железная дорога. На привокзальном рынке старички и старушки испокон века, как торговали, так и торгуют, соленьями, пирожками собственной выпечки, овощами, ягодами и т. д.
С прискорбием мне сообщили, что главное сельскохозяйственное предприятие, пережившее не одну реорганизацию, едва «дышит». Фермеры еще недостаточно окрепли, механический завод, на котором некогда выпускали знаменитые доильные установки «Елочка», тракторные двигатели, другую продукцию, почти не работает. Комбинат строительных материалов, как я уже сказала, действует едва в половину мощности. Естественно, у населения огромные проблемы с трудоустройством. Выживают, кто как может. Наиболее предприимчивые люди, ездят по контракту на Крайний Север и за границу. Выгодно устраиваются единицы. Сложно женщинам средних лет. Счастливый случай для них — место экономки в богатом южно-корейском семействе или посудомойки  в ресторане. Крупных, выносливых россиянок с охотой берут «помогайками» мелкие предприниматели-китайцы, заполонившие местные рынки.
Одна из таких, знакомая, работавшая всю жизнь медицинской сестрой военного госпиталя, рассказала мне, что приработок в такой роли малоприятен, унизителен и тяжел. Большинство желтолицых хозяев обращается с россиянками грубо, почти как с рабынями. Терпеть лично ей это приходится из-за крайней нужды — на мизерную зарплату не выучить сына-студента. После каждой поездки у женщины долго болят руки и спина от тяжелых сумок с товаром, а желудок — из-за грубой пищи. Но зато на полученный «гонорар» за тяжкие труды  женщины приобретают за кордоном для себя кое-какой мелкий товар и реализовывают его с выгодой по возвращении среди знакомых. Иногда, даже заблаговременно принимают заказы на покупку каких-либо вещей.
Между тем, дороги в округе за последние годы заметно обновили. Общественный транспорт, несмотря на морозы и обильные снегопады, работал четко. Причем автомобили все новые, импортные, включая автобусы. Маршрутки частные — японские автомобили с правосторонним управлением. Нередко за рулем молодые девушки. Кстати, отечественные автомобили на дорогах Приморья, как и Камчатки, где я побывала в том же месяце,  - большая редкость.
Разветвленную торговую сеть потребительской кооперации в Приморье заменили многочисленные частные магазины и магазинчики, мало чем отличающиеся от кубанских. Цены на продукты заметно выше, чем в наших, а вот промтовары китайского производства гораздо дешевле. В этом я убедилась, побывав на местном рынке, называемым в народе по старинке «барахолкой». Шумный, яркий, он произвел на меня грустное впечатление. И не только потому, что такая же стеганая куртка, какую я в Калининской купила за 1600 рублей еще год назад, продавалась здесь за 550 рублей. В уныние меня поверг вид суетливых, нередко излишне назойливых, плохо говорящих на русском языке, торговцев (китайцев и корейцев). Представителей других национальностей можно было по пальцам перечесть. И то — реализаторы, а предпринимателей — единицы. И подумалось, что прогнозы политологов о том, что   ближайшие соседи России попытаются, так или иначе интервировать наш Дальний Восток, не так уж и беспочвенны.   Население края год от года проявляет на этот счет все большую тревогу.
На такой печальной ноте, несмотря на многочисленные радостные встречи, заканчивалось мое свидание с любимыми местами. Здесь мои истоки, здесь на веки останется частица моей души, отсюда буду, как и прежде, в воспоминаниях черпать духовные силы...
Но дни пролетали с угрожающей скоростью, приближая расставание. Радовало лишь одно: на семейном совете решили помочь мне продолжить путешествие. Родные предложили мне лететь на Камчатку проведать дочку с зятем и своих любимых внучек. Быть (по масштабам уже проделанного пути) в двух шагах от близких людей и не навестить их — грех! Так рассудили мои умудренные жизнью мама, тети и дяди. Разве можно было не согласиться с ними?

  Ох уж этот желтолицый брат!
Рассказывая о поездке на Дальний Восток, нельзя обойти вопрос об отношениях с ближайшими соседями России: Китаем и Кореей. Безусловно, на правительственном уровне во все времена в этом плане была своя определенная линия, делающая подчас резкие зигзаги то на сближение и потепление, то в обратном направлении. Касаться ее не стану, не имею на то ни полномочий, ни достаточно глубоких познаний. Удержаться же от чисто обывательских, в лучшем смысле этого слова, размышлений не могу.
Впервые о том, что мастера из соседней азиатской страны давно и успешно трудились в Приморье, я узнала восьмилетней девчушкой, когда после окончания первого класса поехала с родителями к родственникам во Владивосток. Дом, в котором жила двоюродная сестра мамы, находился в самом центре города. Массивная трехэтажка из серого камня казалась неприступной крепостью из-за высокого цоколя с большими подвальными помещениями, узких окон и необычной формы строения, стены которого после идеальных прямых линий делали овальные изгибы, как бы выделяя подобие башен. Внутри не все комнаты с высокими потолками были прямоугольными. Одна — овальная, другая — почти треугольная. Но больше всего поражала огромная толщина стен. Когда же из разговоров взрослых я узнала, что дому больше ста лет и построили его, как и многие здания в городе китайцы, я представила их сказочными великанами. Каково же было мое разочарование от знакомства с соседями тетки, выходцами из Китая, маленькими, сухонькими старичком и старушкой, отлично говорившими на русском языке...
В последствии у меня еще более укрепилось представление о  соседней стране,  как о необыкновенной, чуть ли не сказочной.   Перед новым годом в гарнизонном магазине продавали крупные желто-красные нежные, ароматные, сладкие китайские яблоки. Круглый год с прилавков продмагов не выбывала тушенка «Великая стена» не только из говядины и свинины, но и курятины, гусятины, утятины (птичья — с мягкими, рассыпающимися от прикосновения вилки косточками). Большой популярностью пользовались китайские промтовары: детская кожаная обувь, хлопчатобумажный трикотаж, вязаные шерстяные изделия, полотенца и тонкие батистовые носовые платочки с изумительными рисунками. На каждом изделии непременно красовался небольшой ярлычок с изображением Великой китайской стены. Неизбалованных советских потребителей приводила в восторг аккуратная красивая упаковка всех товаров из Поднебесной. Например, в плоских коробочках от наборов носовых платков мы с подружками хранили свои коллекции конфетных фантиков. На каждой коробочке был нарисован прекрасный пейзаж чудесной, загадочной страны.
В сельской местности Приморья китайцев проживало мало. В основном, довольно обрусевшие корейцы. Неутомимые труженики, они успешно занимались выращиванием лука и бахчевых. Помнится, в школе представители этих соседних народов были обычными детьми. От русских и украинских (в дореволюционные времена на Дальний Восток с царского соизволения переселилось много запорожских казаков) девчонок и мальчишек они отличались не только разрезом глаз, но и — не детской сдержанностью и усердием.
После советско-китайского конфликта в 1968 году на острове Даманском, что на реке Уссури, на некоторое время китайские товары исчезли из торговой сети. Вернулись они с началом перестройки и заполонили не только дальневосточные, но и рынки других регионов России. Противостоять такому лавинному натиску желтолицых братьев отечественному товаропроизводителю трудно. И хотя нередко китайские вещи проигрывают российским по качеству, пользуются неизменной популярностью из-за дешевизны.
Как в Сибирцево, Хабаровске, так и на Камчатке в больших и малых гастрономах удивило обилие не только всевозможных китайских консервированных и свежих овощей, фруктов, но и свежей мясной и рыбной продукции. Все это стоит дешевле, чем отечественное. На Камчатке с китайскими мясными продуктами успешно конкурируют американские (тоже дешевле отечественных), в том числе традиционные «ножки Буша».
Почти два десятилетия власти дальневосточных краев и областей упорно не замечали все увеличивающегося притока нелегалов из Кореи и особенно из Китая. В последние несколько лет обстановка заметно обострилась, усложнилась криминогенная ситуация за счет некоренного населения. Поэтому не принимать действенных мер стало невозможно. Как из Краснодара, Москвы, других городов России принудительно отправляют домой нелегалов из стран ближнего зарубежья, так же теперь поступают с непрошеными  гостями из Китая и Кореи на Дальнем Востоке.
Между тем, в Приморском и Хабаровском краях засилье заграничных нелегалов столь велико, что справиться с ним очень сложно. Тем более, что предприимчивые желтокожие особенно активно «атакуют» глубинку. Браконьерничают в тайге, на реках, вывозят редкие, занесенные в «Красную книгу» растения, вырубают древесину, отстреливают ценного зверя, в том числе вылавливают лососевых и т. д. Во многом из-за их варварских действий знаменитая Уссурийская тайга и другие природные угодья региона существенно оскудели. Государству наносятся колоссальные убытки. Хочется верить, что соответствующим отечественным правоохранительным органам в ближайшем будущем все же удастся навести в этом вопросе порядок.
Только самолетом можно долететь
Вернувшись в Хабаровск, первым делом поспешила в агентство авиалиний. Тщательно изучила цены. Самые приемлемые — эконом-класса, но такой рейсов нужном мне направлении лишь раз в неделю. Оставшиеся до назначенного времени три дня пролетели быстро в посещении гостеприимных домов родственников, осмотре городских достопримечательностей. Тревожилась из-за непогоды. Если на материке установилась, хотя и морозная, но ясная погода, то на Камчатском полуострове, куда зимой можно добраться только самолетом, бушевал циклон. Железнодорожные и автомобильные магистрали туда вообще отсутствуют, летом действует еще морская паромная переправа — менее комфортабельная и более длительная, чем авиа-перелет. Но судьба мне благоволила. На дальнюю окраину страны мне посчастливилось прилететь последним самолетом, после которого аэропорт Елизово (в 30 км от Петропавловска-Камчатского) был закрыт почти на 10 дней. Вылетала в Краснодар одним из первых рейсов после непогоды, а на следующий день аэропорт вновь был закрыт.
Почти 15 лет не доводилось мне совершать авиа-перелеты. За это время так много изменилось! Во-первых, вместо монополиста советских времен «Аэрофлота», появилось множество различных компаний. Еще в хабаровских авиа-кассах я не уставала удивляться — и когда с помощью терпеливой молодой сотрудницы выбирала наиболее приемлемый (дешевый) вариант, и когда мне вручили билет. Почти ничего общего с доперестроечным он теперь не имеет. Представляет собой настоящую  маленькую брошюрку в тонком переплете. Все тексты напечатаны на русском и английском языках довольно мелким шрифтом. Буквально все: о нормах, форме и способах упаковки багажа, как бесплатного провоза, так и дополнительно оплачиваемого. А также  перечень опасных предметов и веществ, запрещенных к перевозке.
Интересно уведомление о правительственных налогах и пошлинах, которыми облагается воздушный транспорт. Они могут быть включены в стоимость билета.
С трудом узнала реконструированное здание хабаровского аэропорта. Хорошо, что мы предусмотрительно приехали туда с большим запасом времени. Во-первых, машину пришлось оставить на довольно почтительном расстоянии. Во-вторых, уже при входе в аэровокзал стояла компьютерная система проверки пассажиров и багажа. Проходить через нее пришлось несколько раз — раздавался неприятный звонок. В конце - концов вывернула все из карманов куртки и вспомнила. Что в пиджаке лежит металлическая авторучка.
После регистрации билетов и сдачи багажа предстояло пройти более тщательный досмотр — снять верхнюю одежду, обувь, головные уборы, показать ручную кладь. Безусловно, процедура эта малоприятная, но люди подчинялись безропотно, понимая, что это в интересах их же безопасности (все это предпринимается в целях предупреждения террористических актов). Невыносимой пыткой тянулись оставшиеся полчаса ожидания в так называемом «отстойнике». К чести хабаровчан этот перевалочный пункт оказался довольно благоустроенным, хотя и плохо отапливаемым. Но, по крайней мере, у пассажиров была возможность сесть на удобные скамейки со спинками.

Облака, облака...
Небольшое автобусное «путешествие», очередная проверка билетов у трапа и вот уже, устроившись в мягком кресле, с нетерпением смотрю в круглое окошко — иллюминатор.  Взревели моторы. Массивное тело лайнера вздрогнуло и устремилось вперед, набирая постепенно скорость. За стеклом все быстрее побежала назад белая  лента взлетного поля. Мягкий толчок, будто ты на лыжах прыгаешь с трамплина, - вот мы и оторвались от земли! Внизу, постепенно уменьшаясь в размерах, проплывали «спичечные коробки» городских улиц, едва различаемый в белом пространстве снегов серпантин Амура с резной перепонкой железнодорожного моста.
Стюардесса выступила с обычной речью о предстоящем путешествии: месте назначения, экипаже, высоте полета и температуре за бортом. Потом предложила бесплатные прохладительные напитки, газеты, а затем различные товары: парфюмерию, сувениры, кондитерские изделия и т. д. Стало ясно, что, как и везде, на авиалиниях России коммерция развивается с ускорением:  пассажирам это скрашивает несколько часов полета, а для авиаторов — небольшая прибыль.
Под крылом самолета — бесконечное море облаков. Кое-где их пронзают лучи заходящего солнца и окрашивают в нежно-розовый цвет. Поднялись на высоту в 10 тысяч метров. Летели над Тихим океаном, но увидеть его так и не довелось из-за плотной облачности.
Мой сосед, ровесник моего младшего сына -  студент одного из технических вузов Хабаровска, летел на каникулы домой, успешно сдав зимнюю сессию. Разговорились. Парень из семьи военных. Он охотно рассказал о Петропавловске — Камчатском, где вырос. Говорил с гордостью и важными подробностями о природе, экономике истории родного края.

Где дымится сопка Ключевская

Постепенно снижаясь, самолет преодолел густую облачность.  И перед, уже немало утомленными пассажирами, открылась необыкновенная, торжественная панорама сказочной горной страны. Укутанная снежным покрывалом, она напоминала неземной инопланетный пейзаж — холодный, величественный. От изумления у меня даже дух перехватило! Честное слово, когда пролетала над Кавказом, Сихотэ-Алинем и даже над озером Байкал, не испытывала  подобного восторга. Возможно, потому что  тогда было лето. Согласитесь, зеленый наряд природы во всей своей прелести, все же не сравнить со снежным, словно усыпанным миллионами алмазов, которые  брызжут нежно-голубыми искрами в лунном сиянии.   
Мой сосед указал мне на самую большую сопку с курящимся над вершиной кудрявым «чубчиком»   дымка. Пояснил, что это самый большой вулкан — сопка Ключевская.  По всему было видно, что у парня, наверное, в школе  география была    любимым предметом. А мой гид на общественных началах, между тем, увлеченно рассказывал о  родном крае.  Оказывается, на Камчатском полуострове более 160 вулканов. Почти 30 из них — действующие. Главная достопримечательность — долина гейзеров, куда в последнее время  ежегодно в качестве поощрения посылают в турпоездку, вернее, полет на вертолете (наземных, хорошо проходимых путей туда нет, только опасные тропы) отличников учебы многих местных школ. По дорогим путевкам туда, а также в Коноцкий и Командорский заповедники, природные парки «Налычево», «Ключевской», «Голубые озера» и другие примечательные места в теплое время года отправляются сотни туристов, большей частью — иностранных. Для желающих получить больше дозу  адреналина организованы зимние экстремальные маршруты.
Между тем, самолет дважды сделал большой круг над заливом, именуемым Авачинской губой. Стоял тихий морозный вечер. В черной воде гавани отражались не только огни прибрежных микрорайонов Петропавловска-Камчатского, но и далекие звезды. Показав, где находится его дом в военном городке,  порт, центр города, сосед рассказал о некоторых исторических фактах, за что я ему очень благодарна. О северных экспедициях Беринга и Чирикова, Кука и Лаперуза мне было известно. А вот о том, что экипаж знаменитого крейсера «Аврора»   в конце 18 века помог местному гарнизону отбить натиск англо-французской эскадры, слышала впервые. Впрочем, как я
не старалась вслушиваться в восторженное повествование юного патриота здешних краев, отвлекало очарование красот царства Снежной королевы, все увеличивающееся и более осязаемое по мере снижения авиалайнера. Кроме того, охваченной волнением от предстоящей долгожданной встречи с близкими, мне трудно было сосредоточиться на дополнительных географических и исторических познаниях.
Но вот   остались позади огни большого города. Считанные минуты,  и внизу обозначился населенный пункт поменьше - городок Елизово, где находится камчатский аэропорт. Дальше все проходило в крайне нервном напряжении: постепенно замедляющийся бег самолета по неровной дорожке летного поля, окруженной огромными сугробами снега, обледенелые ступеньки трапа, обжигающий морозный ветерок, ожидание и поиски своего багажа... И вот двери во двор аэропорта распахнулись, в них хлынула шумная толпа встречающих. Среди радостных, улыбающихся раскрасневшихся на холоде лиц узнаю до боли родные.
 Поселок Лесной, где служил мой зять, километрах в 30-35 от Елизово, добрались по разбитой, дороге (иногда она шла в сплошном высоком снежном коридоре) уже за полночь. Несмотря на позднее время, внучки не спали, ждали бабушку. Младшенькая, которой через пару дней исполнялось три годика, дотошно расспрашивала: как я добралась, на чем летела и ехала?  Все объяснить самым тщательным образом я пообещала потом, утром, а пока, вручила подарки.

Флажки на карте

Утром обнаружила, что окна квартиры, находящейся на первом этаже, наполовину завалены снегом. Но в верхнюю их часть буквально вливался такой насыщенный солнечный свет, что все  просто сияло. Катюша,  едва проснувшись, напомнила о моем обещании. Мы со старшенькой — шестиклассницей, моей тезкой, развернули на полу большую карту России. Сделали из швейных булавок и красной бумаги флажки и стали отмечать маршрут моего следования по железной дороге с Кубани до Москвы, потом — почти до  самого Тихого океана, потом дорогу в Хабаровск и авиа перелёт на Камчатку. Полдня на это ушло. Когда я взглянула на карту сверху, картина оказалась впечатляющая — красные флажки напоминали длинную извилистую ленту, пересекающую всю страну на многие тысячи километров. Закрыла на мгновение глаза и попыталась представить все эти огромные просторы Родины с высоты птичьего полета, - голова пошла кругом. Все происходившее со мной казалось какой-то сказкой.
- Да, ты у нас, как «лягушка-путешественница», - пошутила старшая внучка.
Не раз за 10 дней моих камчатских «каникул»   рассказывала я моим близким, как ехала через всю страну на скором железнодорожном экспрессе «Россия», какой увидела Москву предновогоднюю, Хабаровск, родное Сибирцево, что совсем недалеко от Владивостока. А мои камчадалы с гордостью расхваливали окраину страны. Ее природные красоты, довольно мягкий климат, обилие ягод, грибов, цветов, редких растений, рыб, птиц, зверей.
С удовольствием посмотрела  видеокассеты о летних забавах, рыбалке, лесных прогулках. Охапки ярких цветов и зеленого папоротника, корзины с грибами и ягодами, собранными прошлым летом моими родными, - все это радовало. Хорошо, что дети и внучки сейчас так близки к природе! Но неповоротливая фигура бурого медведя, попавшая ненадолго в поле зрения видеокамеры, насторожила, хотя меня все наперебой уверяли, что здешние мишки косолапые не агрессивные. Ловят себе рыбу в речках, ягодами лакомятся, важно человеку держаться от них поодаль, не привлекать внимание.

Через снежные коридоры.

На экскурсию в Петропавловск-Камчатский отправились тихим ясным утром. Казалось, что совсем рядом за поселком примостились седые великаны — Авачинский и Корякский вулканы. Но по мере продвижения автомобиля они постепенно удалялись. Дорога шла зигзагами, то поднимаясь, то спускаясь вниз. Несколько раз после резкого подъема, перед довольно рискованным спуском, автомобиль на считанные секунды бежал по ровному месту. И тогда создавалось ощущение полета, ведь ни сзади, ни впереди дороги не было видно — только лазурное небо. Перед самым городом на одном из таких горных перевалов впереди показалась темно-синяя, почти черная гладь моря.
Основанный более 276 лет назад, (в 1740 году), как форпост России (он носит почетное звание Города воинской славы), Петропавловск — Камчатский — один из старейших городов Дальнего Востока.  Это один из важнейших дальневосточных портов, довольно крупный индустриальный, научный и культурный центр. Здесь, например, находятся отечественные НИИ вулканологии и сейсмологии. 14 средних и 11 высших учебных заведений готовят кадры для Дальнего Востока. Есть театры драмы, комедии, кукольный, различные музеи, в том числе,  геологический и вулканический.
Облик города, впрочем, довольно прост. Постройки — стандартные пятиэтажные  (зона сейсмоопасная), лишь одна девятиэтажка «свечкой» возвышалась в межгорье. О благоустройстве и озеленении города судить не могу. Возможно весной, летом и ранней осенью он выглядит гораздо привлекательнее. Мне же студеной зимой он показался серым и унылым. Могло ли быть иное впечатление, если на улицах и площадях повсюду громоздились снежные барханы, превращая их  в сплошную полосу препятствий, как для пешеходов, так и для автомобилей. Из-за этого движение оказалось проблемным. Мы то и дело застревали в многочисленных автомобильных пробках.

Вот это крабы!

«В театр мы не попали, билетов не достали, мороженое ели от тоски», - поют герои популярной оперетты «Белая акация». Мы не попали в театр, потому, что и не собирались туда. Мороженое не ели — холодно. Но захватывающие впечатления, почище иных спектаклей, получили, побывав на городском рыбном рынке. Трудно  представить его масштабы в теплое время года. Если в десятиградусный мороз его плохо очищенная площадь занимала не меньше, а то и  больше городского квартала. На обледеневших прилавках под легкой кровлей и просто под открытым небом изрядно замерзшие торговцы разместили богатые дары моря. Столько красной икры, фасованной в прозрачные пластиковые контейнеры и обычные ведра, я никогда раньше не видела и вряд ли еще увижу. К моему удивлению, камчатские  продавцы предлагали попробовать их деликатесный товар: балык из рыбы и так же икру. Сушеная и мороженая камбала размером со среднюю тарелку и до метра в диаметре, лососевые разных мастей, названия коих не так-то просто запомнить, также разного калибра — все это впечатляло. Но больше всего меня поразили крабы.  Их крупные алые костяные панцири диаметром в 50 сантиметров и более метра, с желтовато белыми, брюшками и длинными пупырчатыми клешнями, застывшими черными бусинами глаз  вызывали не просто удивление, а   какое-то ошеломление, будто я попала в фантастический фильм!  Я даже и не думала, что эти обитатели морских глубин могут быть такими огромными и красивыми. Но когда узнала цену этого товара, быстро к нему охладела.
Параллельно с открытыми торговыми рядами   располагались многочисленные небольшие магазинчики и столовые-бистро. Солидных универсамов  - по пальцам перечесть. Продукция в них внешне мало чем отличалась от рыночной, но стоила гораздо дороже. Впрочем, в магазинах можно было купить икру в металлических банках, другие рыбные консервы,  развесную морскую капусту, различные полуфабрикаты, чего не было на улице.
Выезжали в обратный путь еще при ярком солнце, но вскоре оно пропало. Посеревшее небо «опустилось», будто вообще собралось упасть на землю. По дорожной наледи впереди машины бежала белая снежная поземка. И уже не то что вулканов и гор, но и придорожного лесного массива не было видно. Путешествие потеряло какое-либо очарование.

Домой, на Кубань!

Все 10 дней моего пребывания на Камчатке, почти не  переставая, шел снег. Занятия в школах отменили. Не удалось побывать ни в аквапарке, ни на термальных источниках, ни в других замечательных местах. Только на городской каток в Елизово все же удалось выбраться.   На плохо очищенном ледяном поле мы с внучкой оказались одни, ведь в метель все предпочитают сидеть дома. Если учесть, что на коньки я не становилась почти 35 лет, то это был настоящий подвиг!
В короткий период между снегопадами познакомилась с поселком Лесным. Он довольно крупный. Много пятиэтажек и  двухэтажных коттеджей. Дворцов, подобных кубанским, там не строят: слабо, наверное, развита строительная индустрия. Сказывается и то, что большая часть  населения тех мест -  временные жители. Заработают хорошую пенсию и уезжают на материк. Поэтому-то им и нет смысла терема возводить.
Узнала, что некогда крепкое коллективное хозяйство, как и большинство дальневосточных сельхозпредприятий, едва сводило концы с концами.  Может за прошедшие годы уже и вообще развалилось. А вот торговое снабжение оказалось хорошим. Но цены гораздо выше краснодарских, особенно на продукты.   Книгопечатная продукция местных предприятий, по качеству не уступающая столичной, оказалась, к моему удивлению, дешевле, чем в нашем южном крае.  Характерно, что на полуострове широко распространена комиссионная торговля подержанными товарами.  Все потому, что людям, уезжающим на другое место жительства,  не выгодно забирать с собой мебель, бытовую технику и прочее домашнее имущество (перевозка уж больно дорогая). Вновь приехавшим - не по карману сразу покупать дорогое новое. Особенно высоки цены на мебель. В комиссионках же все по доступным ценам и можно  оформить кредит.
Время пролетело быстро. Вот и настал час расставания. Опять же, эконом классом авиакомпании «Красноярские авиалинии», с задержкой на 9 часов вылетаю через Красноярск - в Краснодар. Поскольку в Красноярске, где предстоял часовой перерыв на дозаправку, многих транзитных  пассажиров отправили другими рейсами, салон нашего самолета оказался полупустым. Стюардесса предложила одеяла, и те, кто пожелал их взять, спокойно улеглись на двух-трех сиденьях.  Сладкий сон прервала просьба пристегнуть ремни.   Мы шли на посадку.
Краснодар встретил влажным теплом, от которого я уже успела отвыкнуть. Моросящий дождик, зеленеющие газоны — яркий контраст дальневосточным пейзажам. Сейчас, спустя несколько лет, просто не верится, наяву ли было мое путешествие за тридевять земель.
Но нынешняя снежная зима напомнила о нем. Заваленный снегом двор, узкие тропинки, протоптанные на тротуарах, ледяная корка на дорогах и, наконец, нежные кружева инея поутру — все это, как тогда в Москве, Хабаровске, Приморье, на Камчатке. Только смелое пение маленькой серенькой птички, раздающееся за окном: «Фью-и, фью-и, фью-и» - чисто кубанский элемент, подчеркивающий, что, несмотря на небывалый холод, край наш — южный. Такого на Дальнем Востоке не слыхивала, ведь птицы оттуда зимой улетают в теплые края. Да, и зима у нас на Кубани уж больно кратковременна.
В который уж раз перебрала фотографии, посмотрела видеозаписи о той поездке, освежила в памяти все незабываемые воспоминания, согретые любовью дорогих людей. И вновь удивилась: как хватило смелости и сил отправиться в такой дальний путь? А в подсознании «грызет червячок» соблазна — поехать бы этим же маршрутом весной или летом...
(Продолжение следует).