Жизненная коллизия сборник рассказов

   Вот. Сюда, вроде.
   Я бегу по шоссе.
   Так и не пойму я окончательно, что сейчас, то ли поздняя осень, то ли  зима уже наступила. Пес его разберет.
   Да и зима какая-то злобная наступила. Холод собачий!
   А вот интересно, почему собачий? Можно подумать, что нам собакам нравится такой холод, или мы виноваты, что дни такие морозные настали.
Снега нет, метет колючая поземка и прямо в морду, аж зубы сводит. Ветер холоднющий, пронизывающий. И откуда только ветры такие дуют?
   Говорят, ихние синоптики как-то определяют А по мне, так дует отовсюду, со всех сторон дует и все сильней и злее.

   Сейчас раннее утро и вокруг меня тьма кромешная. Вон даже народу еще никого нет на улице. Оно и понятно, чего нормальному человеку в такую рань, да и в такую погоду на улице делать. У них там хорошо в тепле и сытости. А тут….
   Жрать хочется! И чем холодней, тем больше хочется. Завыть бы сейчас от такой житухи. Но, ведь, никого мой вой не разжалобит. Скорей, наоборот, со злобой будут смотреть на меня, с неприязнью. Оно и правда, холод, темень, да еще и собака какая-то завыла. Кому такое понравится.

   Ну да ладно, чего это я так разнервничался. Все равно, никто не согреет и не накормит на этом забытом Богом пустыре. Скорей бы до метро добраться, там тепло, согреюсь хотя бы. А может, кто и покормит меня, тварь божью. Люди, все-таки, иногда сердобольные попадаются, хотя и не часто. Метро, это там где красная буковка М нарисована. Они думают, что мы цвет не различаем. А мы в этом не хуже людей разбираемся.
   Каждый цвет, он свой запах имеет.
   Например, синий – цвет холода, стужи. От него и пахнет всегда страхом и неустроенностью. Еще и женщины в синем вызывают у меня чувство боязни и настороженности. Мне кажется, от женщины тепло должно исходить, ласка какая-нибудь. А если она в синем или, например, в голубом, захотите вы к ней прижаться, ну, чтобы там желание ощутить или приязнь какую-нибудь? Это навряд ли. Недаром все официальные лица в нашей стране, ну там, милиционеры, стюардессы и прокуроры щеголяют в форменной одежде преимущественного синего цвета. А много ли тепла вы видели от наших должностных лиц?
Вот то - то и оно. 
   Красный цвет – совсем другое дело. Жареное мясо (лучше с кровью) борщ, или теплый рефлектор – все это имеет разные оттенки красного. Теплый, сытый, желанный. Вот и буковка М у входа в метро говорит о том же, здесь тепло, здесь не сгинешь. Другие цвета: желтый, зеленый, фиолетовый тоже свои запахи имеют. Но, про них как-нибудь в другой раз вспомню, когда согреюсь.

   Ну вот, вроде бы и буковка знакомая закраснелась.  И еще эта надпись.
МЕНЯЕМ. ЛЮБЛЮ ВАЛЮТУ! 
   В своем время какой-то шутник поменял одну буковку в этом объявлении. Вот так смешно и получилось. С недавних пор накопление валюты – любимое занятие нашего народа. Правил этой игры не существует, а победители уже есть. Правда, я их редко вижу - такие в метро не ездят.

   Эти, которые валюту любят, здесь всегда сидят, даже ночью. Иногда даже поесть давали, когда остатки каши выставят в миске, когда кусок колбасы кинут. Правда, у них потом персонал поменялся, и еду давать перестали. Хорошо еще палками не гоняют. Эх, злобный народ стал, неприветливый.
Точно. Наша ветка, холодная. Холодная, потому что открытая, наземная, огорожена от остального мира насыпью, да бетонным забором с колючей проволокой. Зато попадать туда легко, никаких тебе контролеров и турникетов. С насыпи спустился, а там дырка в заборе есть, человек не пролезет, я мне в самый раз, хоть какая-то собачья радость.
   Ну, вот и платформа. И здесь холодно, скорей бы снег, что ли пошел. Настоящей зимой, когда вся уличная грязь прикрыта сугробами и белым покровом, как-то веселее на душе становится, радостнее.   

                *  *  *

   А люди уже просыпаются. Вон их сколько в отдалении маячит, значит и поезд скоро подойдет, там и отогреюсь.
   Гастарбайтеры. Это те, которые на заработки приехали. Эти едой не поделятся, сами голодные и злые, с ними надо ухо востро держать, того и гляди какую-нибудь пакость учинят. Они приехали из другой страны со своим – другим мировоззрением, и мне никогда не удастся понять, о чем они думают, к чему стремятся. Хотя,  к чему стремятся, вроде бы, очевидно. Как и все, хотят денег, да побольше, и чтобы на работе не слишком ломаться. Во всем остальном они для меня – сплошная загадка и источник опасности.
   Вроде бы начал согреваться, подремлю, пока до вонючей ветки доеду. Там-то я точно поем, если и не угостит никто, всегда можно самому еду найти. Некоторым людям слово «вонючая» совсем не нравится, типа, слишком уж оно не литературно звучит. Ну ладно, так уж и быть, буду употреблять ее привычное название – Кольцевая. Впрочем, для тех, кто регулярно по ней ездит и так понятно, почему я ее называю вонючей, они и сами так говорят.

   Я еще и буковки понимаю, не все, но некоторые помню. Не все же я забыл из своей прошлой жизни.
   Да, был я в прошлой жизни человеком, нормальным таким человеком, все у меня было и дом и должность. Эх, согреться бы для начала, я бы вам такую историю рассказал о своей прошлой жизни, печальную и познавательную.
   Если вам когда-нибудь скажут, что переселения душ не существует – не верьте. Есть все это. Есть. Правда, происходит все не так как у индусов в их книгах написано, и не так, как люди себе представляют. Как? Я не могу рассказать. Сам не помню, как все происходило. Но, факт остается фактом, был человеком, чиновником, а стал, собакой бездомной. Ну, почти бездомной. 
   А главное…
   Это…
   Я же всегда знал, что помру, и потом уже перед концом стал  просить у них там наверху, чтобы меня котом сделали, пушистым и домашним. Пушистым - чтобы всегда тепло было, а домашним – чтобы кормили всегда, как положено. Но, кто-то в небесной канцелярии напутал, и вот, оказался я здесь же, на земле, но совсем не так как хотелось бы.
   А как хорошо сейчас коту домашнему! Лежишь себе на теплой батарее. Внизу, под брюхом что-то нежно булькает, как будто хозяйка рыбный супчик варит. В комнате темно и тихо. Мышь не шелохнется. Только хозяйка изредка похрапывает, я бы хотел немолодую и интеллигентную, молодые они все дерганные какие-то, нервные, а я бы этого не любил. На кухне миски полные с мясом и молоком, выбирайте Василий на свой вкус, что пожелаете. Эх! Была бы жизнь! А тут…

                *  *  *

   Ага. На этой станции всегда одни и те же люди садятся. Я с ними уже несколько месяцев изо дня в день  в одном вагоне катаюсь.  Вот и сейчас они тут как тут.
Человек в белой шапочке похожей на гандон. Он всегда первым  в вагон заходит. И лицо у него такое красное, гладкое, круглое. Глаза маленькие, взгляд цепкий, колючий, как у работника прокуратуры. Впрочем, кто же знает, возможно, он и был в прошлой жизни следователем или просто стукачом. Этот держится особенно надменно. Даже если кто-нибудь просто приближается к нему по ходу движения поезда, он окатывает его таким ледяным взглядом, что какое-либо дальнейшее общение становится невозможным.
   Женщина в розовой кофточке, похожая на корову. У нее румяное лицо с большими ничего не выражающими глазами. Мне кажется, они были всегда слегка мутными, как бы затянутыми полупрозрачной пленкой. Может, это  катаракта, и она смотрит на окружающий ее мир как бы из-за стекла.
   Она, как всегда,  неспешно уселась на сиденье, достала из хозяйственной сумки жестяную банку недорогого джин-тоника и осмотрелась. Нет ли здесь кого-нибудь, кто может помешать ей наслаждаться этим напитком. Потом тихонько, почти без обычного в таких случаях шипения открыла банку и сделала маленький глоток. Потом еще и еще. По мере того, как поезд набирает ход, кожа на ее лице краснеет, глазки наливаются кровью и начинают грозно сверкать в предутреннем полумраке. Осанка ее, поза приобрели весьма грозный, агрессивный вид. В такие моменты не стоит привлекать ее внимание. Можно огрести оплеуху – другую. Впрочем, публика вокруг весьма равнодушна к любым проявлениям человеческих эмоций, и эта розово-кофточная женщина продолжила свое  путешествие без каких-либо происшествий.
   Наискосок от  нее через проход уселся лысый мужчина с роскошными седеющими усами, неизменно жующий семечки. О том, что он лысый я узнал не сразу, так как все время,  даже в вагоне он остается в вязаной шапочке. Только один раз он снял ее, и я увидел его лысину. Семечки он достает откуда-то из-за пазухи и всю дорогу держит в ладони целую пригоршню. Он неторопливо щелкает их и медленно пережевывает, видимо стараясь, таким образом, сократить время в пути. Он вроде бы оставлял приятное впечатление, но вот это его действо с семечками вызывает у меня одно только раздражение.
Во-первых, запах еды и даже семечек привлекает мое внимание.
Во-вторых, я вот все думаю, как же может здоровый с виду мужчина так бездарно тратить свое время, превращаясь в тупую скотину. Похоже, он к этому давно уже привык, и уже не сможет выйти из этого состояния и вернуться к нормальной человеческой жизни.
   Еще одна тетка заходит на следующей станции. Длинная, худая с родинкой на кончике носа. Наверняка, в детстве ей приходилось страдать из-за своей внешности. Я так и представляю себе, как одноклассники смеются ей в спину, обзывая кочергой или дятлом. Дети лучше кого-либо подмечают такие детали и умеют с особой жестокостью  заклеймить несчастного обладателя 

                *  *  *

   Ну вот, скоро и до вонючей ветки доберусь. Народ прибавляется. На этой станции всегда военные в вагон заходят. Не люблю я военных. Жадные. Никогда ничем не угостят, и коварные, того и гляди пнут тебя кованым ботинком, втихаря. И пахнет от них противно. Дешевым гуталином и таким же дешевым одеколоном. И где только они такую дрянь находят? Сказать, что покупают, язык не повернется. За торговлю такой «продукцией» надо сразу же в Сибирь отправлять.
   Хотя, почему в Сибирь?  В Сибири хорошо было. Я вот помню, приезжал туда в командировку, это когда еще чиновником был по линии финансов. Ах да. Я же вам обещал о своей предыдущей жизни рассказать, когда согреюсь. Ну, так вот, вроде бы согреваюсь. Слушайте.
   И было все так недавно и хорошо! Как вспомню, так плачу. Это у меня не конъюнктивит собачий, а воспоминания под глазами блестят. Итак, начал я свою трудовую деятельность в министерстве финансов молодым специалистом, еще до перестройки. А тут и перестройка подоспела, потом реформы. В общем, карьера удачно сложилась. Все начальники большие и не очень, как-то так сразу поувольнялись. Ну, они там не совсем, а как бы, поуволнялись. Кто в коммерческом банке оказался, кто в финансовой корпорации, кто в правительстве. Но, все вроде бы и про Министерство не забывали. Тем не менее, должности освобождались, вот так я и рос все выше и выше. По жизни, ростом я не вышел, невысокий был. А по званию - дорос до заместителя начальника управления, и это за десять-то лет безупречной службы.
   Тут вот что надо понимать, для карьерного роста главное – своевременно и правильно отчитаться перед вышестоящим руководством. Сами понимаете – вертикаль власти. А я еще в институте, когда студентом был, страсть, как любил составлять всякие таблицы. Формализовал, так сказать, процесс чего-либо в математическую формулу. С математикой я с детства дружил. Поэтому и в министерстве отчеты у меня всегда получались на загляденье. Таблички, графики, тренды, все как у людей. Вот за это меня и ценило руководство и продвигало потихоньку вверх.
   Жена у меня образовалась, ребеночек, квартирку дали, небольшую,  в Кунцево, Как раз на этой холодной ветке.

                *  *  *

   Эй. Эй. Гав. Гав.
   Да кто же это в меня тычет. Вот сволочь! Так и знал, что вояка! Форму  нацепил и  размахался своим портфелем. А еще приличный человек с виду, в папахе. Ну, чего, чего ты мне им в морду тычешь? Размахай портфельный. Ладно, ладно, подвинусь. Вот ведь гад! Такой хороший сон перебил! И почему в нашем метро до сих пор так много военных. Вроде бы мы уже не боремся за мир во всем мире, с американцами дружим. Эти военные хуже ментов, тем то с меня взять нечего вот они меня и не трогают. А эти все прут и прут, будь им неладно.
Хотя. Ага. Вовремя он меня разбудил, как раз мне на пересадку выходить. Сейчас на Кольцевую линию перейду, там и теплее и поесть найду.
   Эскалатор. Изобретение, конечно же, полезное, но как же нам собакам неудобно им пользоваться. Сидишь, дрожишь, вдруг в темную щель провалишься, или на лапу кто-нибудь наступит. Враз, без когтей останешься. Правда, не только мы на эскалаторе маемся. Для инвалидов, например, это вообще непреодолимое препятствие. И еще, для дамочек на шпильках. Они так и ездят на нем, стоя на носочках. А согласитесь, ведь приятно наблюдать, когда дамочка на шпильках, да еще и на цыпочках стоит.  Я тут недавно картину наблюдал, едет парочка, он и она, приличные оба, солидные. Так у нее шпилька между полозьев застряла. И пришлось ее кавалеру наклоняться и руками ее за туфлю вытаскивать. Смешно было за этим наблюдать. А тоже с портфелем был мужчина, в галстуке. Да, чего только в метро не увидишь.
   Ну вот и она - ароматная линия. Она еще и тем хороша, что здесь конечных станций не бывает. Ляжешь в поезд, в уголочке и дремли, сколько сможешь. Так. Куда же мне сегодня поехать налево или направо? Поеду-ка я сегодня направо. Там на одной станции есть пункт быстрого питания, ну там, гамбургеры, сэндвичи, сосиски в тесте. Глядишь, чего-нибудь и обломится. Очень уж есть сегодня хочется, а подремать я еще успею. Оно, на сытый желудок и дремлется приятнее.
   А я вот что сейчас скажу, для чего нужны все эти пункты быстрого питания. Сюда люди приходят, чтобы выпить чего-нибудь покрепче, и закусить. Да, и в самом деле, не обедать же здесь, этими сосисками и гамбургерами. Вообще, в метро из ста пассажиров два или три заходят, чтобы опохмелиться, или, как они еще говорят, поправить пошатнувшееся здоровье. И лучше этих пунктов ничего и придумывать не надо. Здесь есть бутерброды и пластиковые стаканчики, и если уж так необходимо, найдутся люди с пониманием. Которые выслушают все твои проблемы, посочувствуют, может, даже и слезу пустят. А ведь еще наши классики писали, что нет ничего чище слезы человеческой, или что-то в этом роде, сейчас уже и не вспомню. В худшем случае, ваши проблемы выслушаю я, и с удовольствием скушаю вкусную колбаску, которой вы меня за это угостите.
   Кольцевая линия. Как же я ее люблю! Очень уж тут запахи резкие. И, едой, бывает, пахнет, и  не свежими вещами и телами человеческими. Сейчас-то зима, этих запахов и нет почти, все в шубках, дубленках, сапогах. А летом, совсем другое дело. Музыка, симфония для собачьего обоняния. Опять же, место для отдыха легче не найти. К примеру, едет в вагоне бомж, а тут они часто попадаются. Обыкновенный такой бывший интеллигент. Вонь, ой простите, запах от него на весь вагон, его еще бывает амбре называют. Так, вокруг него и нет никого, все так стыдливо носики отворачивают и бочком, бочком жмутся в другом конце вагона.  А мне только этого и надо, я-то к запахам привычный, толерантный. Я рядом с ним свои лапы и вытягиваю, пока какая-нибудь паскуда не выпихает несчастного человека из его временного пристанища. Нет. До чего же, все таки, люди-человеки ненавидят своих собратьев. Разделили весь мир на своих и чужих, и мордуют, и мочат «чужих», забывая о том, что все люди – свои, братья.
   Тесно становится в вагоне. Народ все прибывает и прибывает, хорошо я тут в тупичке пристроился, и никто меня пока не трогает. Голод никуда не делся, но, в тепле оно как-то легче переносится. Так вот, продолжу пока свои воспоминания про свою человеческую жизнь. Итак, дорос я до должности Заместителя Начальника Управления. А тут как раз и подходит время денежки делить. Ну, бюджеты там разные, программы развития. Большая часть, конечно же, в центре остается, но и регионам надо иногда что-нибудь подкинуть. Приезжают к нам ходоки, просители разные. А мы-то, важности на себя напустим, к нам просто так и не подойдешь. Все подарки везут, угощения. Хошь тебе коньяк французский, хошь виски шотландские, хошь крабы камчатские, хошь икра астраханская. И все – наисвежайшее, ни в одном ресторане такое не откушаешь.
   Эх. Опять я про еду вспомнил. Да и народу в вагоне чего-то много стало. Вот дамочки на службу едут, солидные, в шубках, московские штучки. У этих ничего не допросишься. Жадные! И ведь все у них есть и мужья и положение, а ни кусочком колбаски не поделятся. Одна от них в метро польза – пахнет приятно. Духи, дезодоранты, присыпки разные в нужных  местах. Хороший аромат, влекущий и успокаивающий одновременно. Влекущий, потому что влечет меня к ухоженному женскому телу. А успокаивающий, потому как, можете не суетится Василий, не обломится вам здесь ничего, ни ласки, ни колбаски. Вот так, одни воспоминания о женском поле и остаются в такой обстановке.мне
   А ведь я еще когда студентом был, любил на дамочек засматривался. Тогда, правда, такие шубки редко в метро забредали, попроще народ одевался. Но и тогда эти будоражащие флюиды сводили меня с пути истинного. Сидишь, бывало, греешься с мороза, сосед слева книгу читает, Е.М. Ремарка, к примеру, или Игру в бисер Г. Гессе. А напротив студенточки расположились. Молоденькие все такие, щечки красные. И чтобы, как и соседу слева, правильную книгу почитать, я ведь еще с детства читать любил, Так нет же, смотрел вместо этого на женский пол и никакой пользы из этих поездок не вынес.
   А Василием меня бы звали, если бы я в кота переродился. Но, вроде бы, про это я вам уже рассказывал.
   
                *  *  *

   Так. Так. Так. Дамочки на выход собрались, значит и  мне пора. Здесь она, точка быстрого питания. Вот сюда, теперь по ступенькам, хорошо еще, что здесь без эскалатора. Ну вот, я и на месте. Вот он, бачок для мусора, здесь я и осмотрюсь. Ого. Кто-то полсосиски не доел. Холодная уже и пыльная. Но это ничего, сейчас я и такому угощению рад. Ффввллььюю.
   Вот. Полегче стало. Очередь небольшая. Это хорошо, значит, народ не успеет озлобиться, стоя в этой очереди. Сейчас выберу кого-нибудь посердобольнее, сяду напротив и буду смотреть ему или ей прямо в глаза. Время у меня много, взгляд жалостливый, найдется добрая душа, да не одна. Вот, полкотлетки кинул молодой человек, и на том спасибо. Тепленькая еще, в масле. Масла, конечно же, тут и в помине нет, один комбижир, но и на том спасибо. Хлеб. Ну, давайте хлебушек, пока я голоден я все готов съесть. Ну что же, день начался неплохо, можно и подремать, пока чуток за мусорным бачком.

                *  *  *

   Ну вот. На чем я остановился? Ах да, коньячок французский. Да уж, попил я его в бытность свою. Бывало, приезжаешь на службу к девяти часам. Лицо красное, но не кирпичного цвета, как у простых пьющих, а нежного оттенка, благородно – прозрачно - розовое. Лиц с такими оттенками в метро не встретишь, если только, поздно ночью кто-то случайно забредет с банкета. Ну, так вот, на службе у меня сейф был, несгораемый, а там всегда было чем освежиться. Примешь с утра чуть-чуть для поднятия тонуса и вот, глядишь, и втянулся в рабочий режим. Надо решения принимать, бумаги там разные подписывать, с людьми встречаться. А с людьми без этого никак нельзя, это я доподлинно знаю, никаких нервов не хватит на людей.
В общем, общаться с людьми без коньяка – сплошное мракобесие. Правда, иногда, интересные люди приезжали. Была одна дамочка из региона. Как она вошла в мой кабинет, я так сразу и ойкнул, всей душой. Не вслух ойкнул, конечно же,  про себя ойкнул, негромко. Но, она сразу все поняла. Да и те, кто ее посылал, знали же кого посылают и к кому. Ну, мы с ней сразу же познакомились, расположились друг к другу. Культурная программка у нас образовалась, обед в ресторане, ужин на природе, прогулка под луной на берегу озера, свет фонаря в тенистой аллее, на территории. Ее белые руки, излучающие вожделенное тепло и сексуальность. А запах! Как же вкусно она пахла в ту первую ночь.  Симфония! Я как вспомню те времена, сразу же мягче становлюсь, как пластилин на теплой батарее, растекаюсь по трубе в полном расслаблении, а душа парит где-то там в невообразимой вышине. Эх…

                *  *  *

   Гав. Гав. Да что же это?
   Вот ведь зараза со своей метлой! Разбудила!
   Видишь, я здесь лежу, не мусорю, и вообще, нет здесь никакого мусора. Чего зря махать метлой-то перед моей мордой. Ладно, ладно. Пойду в вагон покатаюсь, там и подремлю. Вернусь к обеду. И смотри, чтобы потом здесь тебя не было. Чтобы ты мне аппетит не перебивала, не люблю я этого.
   Ну вот, утренний народ рассосался, теперь и в вагонах попросторней стало, и публика попроще. Здесь вот местечко есть, тут можно и отдохнуть. Сейчас в основном приезжие едут с мешками и баулами. Приезжают в Москву за покупками и болтаются здесь по вещевым рынкам с утра и до вечера. С этими можно не беспокоиться, они сами всех побаиваются, не местные они, и меня не трогают. Кушать, конечно, не дадут, да у них и не бывает ничего полезного. Все какую-то ерунду покупают и развозят ее потом по своим городам и рынкам.
   Эх, а какой же замечательный сон я видел перед этим. Ну да, конечно, про самую прекрасную женщину в моей человеческой жизни.
   Подписал я ей тогда наутро все бумаги. Подписал, а зря. Ведь знал же, что мерзавцы ее подослали. С этого момента и покатилась моя карьера вниз. Объявили мне сначала выговор за нецелевое использование, а потом и в должности понизили. Из личного кабинета пересадили в общий. Но, ничего и тут неплохо все оказалось. Правда, вместо французского коньяка теперь пришлось пить отечественный. Развивали в себе чувство патриотизма, так сказать. Опять же в командировки стали меня посылать, в регионы. До этого я из своего кабинета редко выбирался. А тут командировка. Сибирь. Просторы и гостеприимство! Полюбил я это дело. А как не полюбить, когда тебя у трапа встречают на Мерседесах. Потом в тайгу. А там уже и поляна в лесу накрыта. Девушки на подносах подают коньячок, севрюжью икру, жареную нельму, котлеты из лосятины и медвежатины. Потом, местные чиновники подают этих же девочек на этих же подносах, улыбаются, знаки подают, глазки строят. Глазки сальные, похотливые. Девочки рады, девочки смеются.  Как же это хорошо, в регионе жить, когда ты туда из центра в командировку приехал. А все равно, тоска меня одолевала. Влюбился я в ту дамочку, из-за которой карьере моей задний ход дали, но это я уже после понял.

                *  *  *

   Ой. Опять женщинами запахло. Правда, запахи очень уж резкие, вызывающие. Студентки, наверное. Ну да, сейчас самое время им домой с лекций возвращаться. Открыть глаза посмотреть, на них что ли. На молоденьких всегда приятно смотреть что людям, что собакам. Батюшки! Какие же нынче пошли студентки! Обычные студентки те с сумками ездят, с тетрадками, а эти в шубках, сапожках, как будто из ночного клуба только что вышли. А может и впрямь, с ночного «дежурства» едут.
Нет. Я все, конечно, понимаю, притяжение, флюиды, запахи. Но, как же редко в наше метро заходят настоящие Дамы. Прямо таки с большой буквы Дамы. Чтобы всем, включая студента – отличника, нетрезвого полковника и даже бездомного пса, чтобы всем захотелось встать и уступить Даме место. Да уж. Измельчал народец, да и дамы куда-то разбежались.  Где она, первозданная красота человеческих отношений?
   Взять хотя бы этих молоденьких девочек. Сидят трое прямо напротив меня, болтают меж собой. Вот ведь сучки бламурные! Накрасились, нафуфырились, мы и эдак, мы и то. Тьфу. Зря только проснулся. И я не оговорился когда сказал Бламурные. Гламур – это у них там за границей. А у нас один сплошной Бламур. Выйду–ка я здесь, дохну свежего воздуха, а то от их запахов весь вагон заволновался. Они, конечно же, будоражат мое кобелиное честолюбие. В былые времена, взял бы их всех троих и в номер люкс в Барвихе. И денег мне тогда хватало. Да что там деньги для моего ранга! Там такие затейливые попадались. Но, как-то все это не по-человечьи получалось - по-свински. В итоге, к утру, упивался я коньяком до поросячьего визга, и просыпался в непотребном естестве.  Даже сейчас, когда вспоминаю все это, нутро наизнанку выворачивает.
    Так. А что же это за станция такая незнакомая? Но пахнет, вкусно. Особенно от этого пакета, и вроде, нет никого. Вот те на! Да это же пончики в сахарной пудре, теплые еще, и пакетик весь промаслился. Сейчас я его в сторонку оттащу, чтобы никто не мешал…. Теперь мы их посчитаем, итак 1,2,3,4,5,6,7,8. Восемь штук, жирные такие были и сладкие. Эх! Был бы я домашним котом Василием, я бы, конечно же, игнорировал эти пончики с негодованием. Коту понятно, печень-то у него одна. А так, приходится радоваться и этому маленькому подарку судьбы. Интересная станция, картинки в стене светятся. Обычно, я ее мимо проезжаю, а тут из-за этих бламурных выйти пришлось. Зато пончиками полакомился. Значит и от бламурных своя польза бывает. Ну да ладно, Бог им судья, а мне пора к обеду готовиться. В какую же сторону мне ехать, чтобы опять у синего мусорного бачка оказаться? Приехал я с этой стороны, значит надо теперь на другую сторону перейти и ехать обратно. Как бы мне не запутаться с этими станциями.
   В вагоне народу полно, и все с мешками и сумками. Ну, значит, мимо не проеду. На  той станции, где пункт быстрого питания развернут, всегда много этих с сумками выходит. Стало быть, в правильный вагон я сейчас сел, вот только подремать здесь вряд ли получится. Какие у них у всех лица недобрые. Того и гляди, какую-нибудь пакость сотворят. Да, оно и понятно, попробуй по Москве, да в такой мороз, и с такими сумками таскаться, любой озвереет. Эх, и что же им дома-то не сидится. Даже прилечь не могу, так на всех четырех лапах и приходится стоять в проходе. Еще и вагон кидает из стороны в сторону, как бы кто лапы не отдавил. Нет. Все-таки раньше в метро лучше было, публика приличная была, интеллигентная. Сидят все чинно, книжечки читают или газеты, студенты, инженеры, бабушки пенсионерки. Никаких тебе сумок и чемоданов,
   Ну а потом вся эта публика как-то растворилась, и наше метро заполнили бабенки с баулами, с жадными глазами и загребущими лапами. Да-да. Именно эти, с клетчатыми сумками вытеснили из вагонов метро публику читающую, интеллигентную. Или наоборот, тогдашней образованной публике надоело проводить свое время за книгами и газетами, и они враз, перестали интересоваться литературой и публицистикой, а кинулись в бурлящее море товарно-денежных отношений. 

                *  *  *

   Ага. Вот вроде вся эта толпа на выход собралась, значит и мне выходить надо. Фу. Вышел наконец-то из этой мясорубки. И станция правильная, вон он синий мусорный бак, где я утром позавтракал, теперь пойду, подкреплюсь - самое время. Всегда так, как понервничаешь, надо обязательно чего-нибудь съесть для самоуспокоения. Очень помогает.
   Или выпить. Тоже хороший способ, чтобы нервишки успокоить. А я, с тех пор как в ту дамочку влюбился, очень нервный стал. Вот и успокаивал нервы коньяком и романтическими свиданиями с молоденькими. И чем дальше, тем больше. На работе ко мне хуже относиться стали, в ответственные командировки перестали посылать. Так, пошлют на денек с мелким поручением, документы там отвезти или ценный подарок к празднику. Совсем моя карьера под откос пошла. В командировки я теперь на поездах ездил, туда и обратно. Долго, зато от начальства подальше, опять же к народу поближе. А народ в поездах у нас деликатный, отзывчивый. Возьмешь бутылочку - другую водочки, угостишь этот народ, и такие дали и горизонты тебе откроются. Все увидишь, все поймешь, и начало, и предел. 
   Вот ведь зараза! Опять она со своей метлой. Разбудила ведьма старая, и на самом интересном месте. А сколько же я спал? В этот раз я глубоко в сон погрузился, выспался. И публика вокруг изменилась. Мешочников не видно больше, теперь народ по домам разъезжается, деловые все с портфельчиками, дамочки с сумками продуктовыми. Стало быть, и мне надо домой возвращаться. Пора, пора опять на свою ветку ехать, на холодную.
Ну вот, этот вагон вроде бы посвободней, здесь наше место будет, извините, подвиньтесь. Сейчас станции отсчитаю в обратном порядке, чтобы свою не проехать.

                *  *  *

   И то сказать, денек сегодня неплохой получился, завтрак, обед, как обычно, да еще и пончики были, на десерт, так сказать. Приеду, похвалюсь перед Петровичем, он человек с опытом, значит и меня поймет. Подремать как следует не получилось. Но. Это не беда. Самая приятная дремота одолевает меня по вечерам, когда я сытый вытягиваюсь во весь свой рост в халупе у Петровича.  Он часто слушает радио. Телевизора в его конурке нет, вот и приходится довольствоваться радиотрансляциями. Я люблю в такие вечера вытянуться на коврике у теплой батареи и в полудреме слушать музыку, доносящуюся сквозь тихое потрескивание из динамиков старого приемника или плавный бубнеж очередного агитатора за все хорошее против всего плохого.  Именно из радио я узнал, что Крым – наш, Мартын Фуркад – свинья, а в Петропавловске-Камчатском всегда полночь.

                *  *  *

   А люди входят и выходят, каждый на своей станции, пенсионеры и студенты, военные и работяги, приезжие и коренные, дамочки постарше и дамочки помоложе, солидные мужчины и всякая рвань. Все спешат, пихаются, стараются присесть, или хотя бы занять местечко получше. Всех я их вижу из своего укрытия, и не таким, не обычным зрением вижу, это-то само собой, всегда при мне. Я их внутренним, собачьим зрением вижу, насквозь, как рентген. Могу сразу сказать, кто куда едет и зачем. Испокон века люди стараются выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Придумали разные этикеты, правила поведения и другие способы, чтобы скрывать свои истинные намерения.
   А ведь в основе каждого человеческого действия лежат простые, понятные и нам собакам инстинкты, поесть-попить вовремя, выспаться вволю и детишек наделать побольше. Ну, может там еще у кого-то амбиции проявятся, но это редко бывает. Смотрю я на них и вся их мотивация у меня, как на ладони. Вот эти, например, студенточки, с утра ничего не ели, потому как деньги экономят, оно и для фигуры неплохо бывает. А этот барыга, только что из-за стола, отрыжка от него на весь вагон. Вон тот профессор к любовнице молодой едет, в нетерпении весь с ноги на ногу переступает, а может, просто в туалет хочет. А эта дамочка только что любовью занималась. Какие флюиды сейчас от нее исходят, песня души! Теперь домой едет, к мужу, да он-то простак, ни о чем и не догадается, куда ему до этих флюидов. А эта молодая парочка, напротив меня,  сидят, обнявшись, и друг с друга глаз не сводят. У этих места нет, чтобы любовью заняться, вот и маются по вагонам. 
   А ведь вот что интересно, и у министерских людей мотивация поступков такая же, как и у простых пассажиров метро. Взять, к примеру, те же командировки. Я когда еще в аппарате работал, знал десятки случаев, когда люди летали в командировки на Камчатку или на Сахалин исключительно, для того чтобы отведать тамошних крабов и прочие деликатесы, или осмотреть долину Гейзеров. А сколько чиновников летает в командировки, чтобы поохотиться на редкую красно-книжную дичь. Им несть числа, как говорил поэт.
   Итак, возвращался я как-то из одной командировки. Это я уже на поезде ехал. Пьяненький ехал, размякший и простодушный. Подсела ко мне в купе старушка, благообразная такая, посмотрела на меня и присоветовала мне в церковь сходить, в грехах своих покаяться. Тогда-то я на нее и внимания не обратил, а уже потом, после очередного бурного рабочего дня решил зайти в церковь-то. И так мне это дело понравилось, что стал я туда частенько заходить. Ох, и чудил же я тогда, ох и грешил. Заходил в церковь пьяный, с бутылкой коньяка. Потихоньку предлагал всем присутствующим выпить со мной. Шарахались все от меня, как черт от ладана, бывало, и выводили из храма за неподобающее поведение. Я и батюшкам предлагал, батюшки меня крестили, жалели, а некоторые, из них даже деньги брали, не брезговали.
   Тогда уже я ощущал в себе слом, чувствовал, что не подняться мне больше, не вернуться к обычной размеренной жизни. Чувствовал, что помру скоро от такой жизни.  Вот тогда я и начал просить Бога, чтобы мне котом переродиться. А оно вона как получилось.
   Так. Так. Так. Что-то весь народ к выходу потянулся. Ага. Приехали. Конечная станция, моя значит. Здесь и нам выходить.

                *  *  *

   Господи! Как же здесь холодно и темно! За весь день ни одного солнечного лучика так и не увижу. На таком холоде вся моя сегодняшняя еда на обогрев организма уйдет, ничего про запас и не оставишь. Поскорее бы до нашего подвала добраться, там Петрович уже, наверное, каши наварил, Машка там, опять же, меня встретит, обнюхает – не пропаду. Вот и дырка знакомая в заборе. Теперь по улице мимо валютного ларька, а вот уже и знакомый пустырь засинел между домами.
Воздух холодный, морозный и звонкий, и цоканье моих когтей об асфальт слышно, наверное, далеко отсюда. Снега как не было, так и нет. Вокруг меня заброшенный, заросший бурьяном пустырь. Промёрзшие комья глины и кусты, слегка присыпанные пургой, мешают мне, замедляют бег. Я бегу и ощущаю, как тепло, добытое мною в течение этого дня, постепенно покидает меня и заменяется злой декабрьской стужей. Колючая  поземка сыплет мне навстречу, забивая мою морду, глаза и уши, холодным снегом. Дорога постепенно сужается, теперь под моими лапами неровно уложенные бетонные плиты. А справа и слева бетонный забор, с кое-где сохранившимися, остатками колючей проволоки. Я знаю это место, я пробегал здесь десятки раз, и каждый раз меня охватывает чувство опасности и беспричинной жути, как будто вся злая сила земли сконцентрирована в этом заброшенном пустыре.
И еще. Высоко, прямо передо мной ярко светит огромный прожектор, освещая всю эту ледяную пустыню, окружающую меня. Этот жуткий свет бьет мне прямо в глаза, и я бегу, не смея отвести взгляда от его обжигающих лучей.
   Вот так и вся наша жизнь, как мой сегодняшний день, сплошная коллизия. Череда темных и серых полос, сменяющих друг друга, да свет в конце тоннеля, который при приближении оказывается лучом прожектора над колючей проволокой.
   Ах! Когда же, наконец, будет солнышко!

Продолжение книги здесь:

https://ridero.ru/books/zhiznennaya_kolliziya/