Курсистка

 Меня зовут Ефросиньей Астафьевой. Родом я из деревни Астафьево, что в Псковской губернии, в четырёхстах вёрстах езды от Петербурга. Фамилия мне досталась от барина Аполлона Алексеевича по наследству. Он слыл оригинальным человеком, любил своё имение, искусство. Ещё у графа было увлечение - к бабам питал слабость. В округе его чтили и я не стала исключением. Почувствовав в себе родственную тягу ко всему прекрасному, после школы собралась и уехала в столицу.
 Поначалу в церковный хор устроилась, но с пением не задалось. Пошла в Академию художеств на курсы вольнослушателей, где посещала лекции старого профессора и рисовала гипсовые слепки . Мои старания он заметил и пригласил в натурщицы. Особо долго рассуждать не стала, жить надо было где-то. Его уроки  даром не прошли - чуть не забеременела. А спустя год приняли на первый курс, как особу, подающие надежды. 
 «Надежды» к тому времени разрослись спереди и сзади. У деревенских девушек это много раньше происходит, чем у городских. Поклонники любовались мною, и вслед неслось: "Вон Фроська побежала, только жопа помелькала». Что в Академии, что в нашей деревне, с этим вопросом всё одно и то же. Педагоги приглашали позировать для мифологических сюжетов. Я не отказывалась и ладила со всеми, а профессор злился. Чудной. Голой же ходить не будешь, а на стипендию не проживёшь.
 Год пролетел мигом. Пришла весна, а с ней пора музейной практики. Эрмитаж любила я  всегда. Великие эпохи, шедевры, имена так будоражили мое воображение, что казалось в прошлое попала. Однажды увлеклась рисованием Венеры, пленившись её чувственными формами, что не заметила, как музей закрылся. Одна осталась среди вакханок, нимф и фавнов.
 Смеркалось. Серым занавесом туч затянуло небо. В зале свет погас. Присев в раздумьях в кресло, почувствовала, что кто-то смотрит. Подняв глаза, увидала пред собой статую Зевса. По мраморному полу от неё надвигалась тень. Робко озираясь снизу вверх, заметила, что под палантином возвышалось нечто. Да, ещё как! Почудилось, что хвост…
 Под сводами прозвучало эхом: «Приди ко мне, я сделаю тебя счастливейшей из смертных».
 «Боюсь не выйдет, дома ждут»,- пролепетала, мурашками покрывшись.
- Кто?
- Муж.
- Откуда ему взяться?
- Мы с профессором живём в гражданском браке. Что с того?
- Как смеешь ты перечить Громовержцу? Моя воля - закон для всех. Не подчинишься нашлю кару.
 Тем временем тень приближалась. От страха не зная, что делать и как быть, закричала: «Помогите». Нежданно грянул гром и я лишилась чувств.
 Наутро меня нашла охрана и отправила домой. Там ждало ещё одно известие - профессора сразило молнией. Ни то, чтобы я расстроилась из-за такого пустяка, как преждевременная кончина старика. Всё же в завещании он отписал квартиру мне.  Случившееся повергло в трепет! Но долго тосковать не довелось, и вскоре я зажила по-прежнему.
 В то лето стал ухаживать за мной сам Маэстро. Как всякий гений, мэтр жил уединённо, но многие по нему вздыхали.  "Зачем ему понадобилась я? Не знаю. Но видно, есть во мне нечто особенное, что мужчин пленяет. Скажу вам по секрету, ни с кем я не сближалась, а лишь играла так, что многие с ума сходили". Маэстро был  другим - твёрдым как камень. Шелестом юбок такого не прельстишь. Это и пугало меня в нём. Но все же после длительных сомнений я согласилась посетить виллу.
 В назначенное время за мной кабриолет прислали. Водитель отворил дверь и усадил на заднее сиденье. Машина медленно отправилась к заливу. Под шум волн и крики чаек в сумерках  мы к взморью добрались. 
 Дом напоминал аквариум из стекла и стали. Складывалось впечатление, что вода плещется повсюду: за окнами и под прозрачным полом.
 Снаружи были слышны раскаты грома. Темень туч и синева моря леденили душу. От надвигавшейся стихии сделалось не по себе. В надежде отогреться поднялась в стеклянную залу, где вдоль стен стояли античные скульптуры. Случайно подошла я к изваянию Антиноя. Чудно, но старый мрамор оказался тёплым. Нечаянно спиной прильнула к камню. Как вдруг почувствовала прикосновение сзади. Хотела отойти, но не смогла вырваться из мужских объятий. Мои мольбы и крики лишь разогрели юношеский пыл. Схватив как дичь, он понёс меня к столу и там средь богемского стекла и севрского фарфора насладился мною.
 Когда же ночь кончилась, я нагой лежать осталась подле богов, бесстрастно и безмолвно взирающих на жертву. Внезапно молния расколола небо. Зал разлетелся вдребезги, как бокал хрустальный. А божества превратились в прах.

 Светало. Над Астафьево шёл снег. Спокойно, чисто и легко.
 Мне нездоровилось. Я собралась и уехала к уездному врачу.
 После осмотра тот сказал: «Барышня, вы беременны. Вам пора замуж. Время грёз прошло».

George Sitenson
Декабрь 2018г.