IV 5 Оборотень

Эндра бежала, пока лагерь не остался далеко позади, и теперь от него виднелись только огоньки. Эльфка упала в траву, закинув руки за голову, и уставилась в небо, огромное, высокое, и усыпанное звёздами.
Звёзды в августе – это ж вообще, сказка. Как будто кто-то проткнул булавкой чёрный бархат много-много раз и у каждого отверстия поставил свечку. Звёзды были живые. Они двигались, пульсировали, дрожали, переливались, дышали, падали и медленно кружились. Звёзды тут были те же самые, что и в Морулии. Густой россыпью пролегла Звёздная Тропа. Рыжая нашла созвездия Третьей Стрелы, Башни, Меткого Стрелка и Печального Эльфа.
Ей хотелось разреветься, но она сдерживалась. Вывод – не надо подслушивать.
— Эндра! – Дэннер подошёл к ней, замер ненадолго, видимо, всё понял и улёгся рядом. Звёзды искорками отразились в изумрудно-зелёных глазах. – Эндра... Иногда человек сам не может понять, что он чувствует. И тогда ему надо помочь. Ты поможешь?
— Помогу, – ответила Эндра. Потом помолчала и прибавила: – Только откуда ты знаешь, что он чувствует, если он не знает и сам…
Звезда скользнула по чёрному фону, тонкой стремительной нитью прочертив изогнутую полосу.
— Триллве.
— Что?
— Триллве. Падающая звезда.
— Можешь загадать желание, – улыбнулся Дэннер. – Знаю. Вижу.
— Где?
— В глазах. Он сейчас на перепутье. И никак не может выбрать, по какой же дорожке ему пойти. Для этого нужно решиться куда-то пойти. А ты можешь его подтолкнуть в правильном направлении.
Эндра зажмурилась и загадала желание. Потом сказала:
— Ну, да... Но как? Я... я не умею... Я могу помочь другу, но как быть с мужчиной, я не знаю...
— А точно так же, как и с другом. Все мы люди. И все мы, по большому счету, одинаковые. Отличаемся только в деталях. Достаточно усвоить основные правила. Знаешь, это как с иностранными языками – первый ты учишь. Во втором находишь что-то знакомое. А десятый ты знаешь заранее, надо просто уточнить некоторые подробности. Тебе известны основные правила? Вот и действуй.
Дэннер встал потрепал её по голове и отправился в фургон, где обнаружил уже посапывающих Дерр, Халлис, Роланда и Аретейни, укачивающую захныкавшего Ратибора. Младенец рос довольно быстро, и Крылатая с целительницей едва успевали мастерить ему новую одёжку. Тем более, ребёнок уже научился прицельно пинаться, в чём, почему-то, находил необъяснимое веселье, и порывался ползать на четвереньках, неразборчивым потоком повторяя за солдатами матерщину.
Дэннер добрался до любимой и прижался к её плечу.
— Что-то не так? – покосилась на него Аретейни. – Какой-то ты несчастный.
— Я? – Дэннер поднял руку и принялся задумчиво дразнить младенца. Тот моментально перестал хныкать и захихикал, пытаясь ухватить его за палец. – Несчастный тут – не я.
— А кто? У кого-то что-то случилось?
— Случилось, – согласился Дэннер, невольно улыбнувшись победно скрипнувшему ребёнку и деликатно высвобождая руку. – У кого-то нет мозгов.
— У кого?.. Да тихо ты! Не визжи...
Дэннер устроился на расстеленном одеяле, используя Аретейни в качестве подушки.
— Да я тут сватом на досуге заделался, – пояснил он. Аретейни распахнула глаза.
— У ко... нет... дай-ка, я отгадаю! Эндра! Да? Ну? И как, получается?
— Нет, – осадил её Дэннер. Аретейни сникла.
— А... а почему? – наконец уточнила она. – Может, я попробую?
— Погоди пока что. Дай ему в себя прийти.
— Хорошо. А Эндра очень переживает?
— А ты как думаешь?
Крылатая вздохнула. Повозилась. Пристроила поудобнее ребёнка.
— Дэннер... – тихо проговорила она. – А у нас будут дети?
Дэннер вздрогнул от неожиданности и изумлённо на неё воззрился.
— А они тебе прямо сейчас нужны? Чем тебе этого не хватает? Куда сейчас еще-то – на войну с собой тащить?
— А... – Голос у Ласточки сделался каким-то деревянным. – А потом?
— Вот потом и поговорим. – Дэннер поднялся и обхватил её за плечи. – Чего ты, ну? Всё у нас будет – если захочешь.
— А если не будет?
— Ты этого вначале вырасти, раз уж с собой прихватила. Дети... Странная ты. Ласточка...
— Я не странная… – пробормотала Аретейни, пряча лицо у него на плече. – Что ж тут странного…
— Ну, Ласточка…
— Мама! – захныкал Ратибор, и Крылатая принялась его укачивать. А он вдруг развеселился и ухватил Дэннера за рыжую прядь.
— Эй, ты осторожнее! – командир высвободил волосы из требовательных детских ручек.
— Папа! – радостно сообщил ему Ратибор.
Глаза командира медленно увеличились.
— Папа... – Дэннер хмыкнул. Зелёные глаза странно поблёскивали, отражая неяркий лунный свет – словно у кошки. – Вот оно что... папа... А ты... А ты говоришь – дети!
Аретейни всхлипнула и уткнулась носом ему в плечо.
— Не плачь, – велел Дэннер. Аретейни шмыгнула носом. – Только не плачь! Ты чего? Что произошло? – Дэннер теребил её за плечо. – Ласточка!
— Я не плачу, – соврала Аретейни.
— Ага. Это насморк. Ого! Половина рукава намокла. Знатный насморк!
— Дэннер! – Она не выдержала, расхохоталась. – Я... я тебя...
— Что? Похоже, поцелуешь. Здорово! Тише! Остальных разбудишь! Ребёнка напугаешь... ласточка...
Аретейни осторожно передала ему младенца и вылезла из фургона. Ночь встретила бархатно-звёздным небом, пением цикад и прохладой, хлестнула по ногам мокрая от росы трава. Ласточке, несмотря на тяжёлую дорогу и голод, отчего-то всё не спалось. Крылатая встряхнула длинной тёмно-русой гривой и решительно направилась, перешагивая растяжки, прочь из лагеря, в сторону вольно раскинувшейся нетронутой скатерти целины. Далёкий гребень древесных верхушек купался в молочной дымке, и непонятно было, существует он на самом деле или просто ей мерещится. Справа чаща, слева дорога, впереди бескрайний васильково-ромашковый простор. И мокрые метёлки травы хлещут по босым ногам. Ей очень хотелось, чтобы Дэннер сейчас шёл за ней. Просто понял бы сам, что ей необходимо его присутствие, и просто шёл бы рядом.
Дэннер легко нагнал жену и молча взял за руку. Одно из самых замечательных его свойств состояло в необъяснимом умении чувствовать её. Её мысли, её чувства, её желания, её настроение. Может, он просто телепатит? Ну да ладно. Пусть себе телепатит...
— А ты чего? – Ласточка на ходу прижалась к его плечу. – Тоже не спится?
— Да.
— Ну вот. – Аретейни весело улыбнулась. – А сам говорил – ты мне спать не даёшь, ты мне спать не даёшь! Вот. Даю. Спи.
Дэннер подхватил её на руки и легонько укусил за ухо. Аретейни взвизгнула.
— А теперь ты мне тоже спать не даёшь, – заявил он.
— Чем это?
— Глазищами своими.
Лагерь позади провожал их россыпью огоньков. По ночному полю, по брюхо в высокой траве, тенями бродили рассёдланные лошади. Аретейни устроилась поуютнее.
— Сейчас пешком пойдёшь! – деланно возмутился Дэннер.
— Ты меня обещал на руках носить? – Аретейни, пригревшись, спрятала румянец у него на плече. – Вот и таскай теперь, не халтурь. Обещал ведь?
— Обещал. Нечего было трепаться... Оставь в покое мои уши! А не то я споткнусь и...
Он всё же споткнулся. Обо что-то мягкое и скользкое.
Труп был не очень-то заметен в густой траве, а потому Дэннер, которого отвлекла-таки возня с ушами, осознал, что перед ним такое, только когда сапоги увязли в чём-то мягком. Он остановился. Аретейни охнула и ужом выскользнула из его рук, склонившись над покойником. И бессильно опустила руки. Человек был разорван. Именно разорван, зубами. Большими зубами. Дэннер перевернул покойника, в надежде разглядеть лицо, да куда там. Форма у солдат вся одинаковая. А лицо отсутствовало вместе с половиной черепа. Дэннер медленно отвёл окровавленные пальцы. Где-то в груди образовался тугой холодный ком. Крылатая вдруг ясно ощутила, как её трясёт. Переглянулись – но оба не решились произнести ни слова. Признаться, что подумали об одном и том же. Аретейни в каком-то ступоре разглядывала ошмётки в развороченном черепе. Даже слёзы будто разом все высохли.
— Свеженький труп. – Голос Дэннера странно прозвучал в звенящей ночной тишине, набатом ударив по ушам. Аретейни судорожно втянула воздух, приходя обратно в сознание. – Несколько минут... не более.
Крылатая поглядела на примятую, местами выдранную с корнем, траву и ухватила любимого за рукав. Пальцы мёртвой хваткой стиснули льняное полотно рубахи.
— Следы ведут со стороны леса! – осенило её. Голос прозвучал громче, чем было нужно, сознание уцепилось за эту деталь.
— Следы ведут не из лагеря! Не из лагеря! Дэннер... Ну погляди! Они со стороны леса!
Аретейни могла бы ещё долго это повторять, но Дэннер легонько встряхнул её за плечи.
— Ласточка, приди в себя.
— Это не Пушистый! Это не он. Он бы пришёл с другой стороны...
— Это ни о чём не говорит, – тихо и отчётливо произнёс Дэннер. – Ничто не мешало ему ходить кругами.
— Всё равно! – Аретейни упрямо тряхнула головой. – Это не он... Дэннер...
Дэннер прижал её к себе, разглядывая следы. Нет, Пушистый ступал тяжелее. Намного тяжелее. Эти следы – будто бы волчьи. Но волки не нападают на людей. На людей с оружием. В двух шагах от лагеря! Они боятся людей. Тем более, если их много... Какой-то ненормальный волк... Может, он больной? Бешеный. Есть такая болезнь у животных – когда они теряют разум и нападают на всех подряд, а затем умирают... Но нет, болезнь начинается с панической водобоязни. А здесь росы столько, что одежда отсырела полностью и сапоги хлюпают. Бред какой-то.
— Ласточка! – опомнился Дэннер. Она сидела, вцепившись ему в плечо, словно боялась, что он куда-нибудь исчезнет. – Я тебя очень прошу, возвращайся в лагерь! Ты меня слышишь?
— Ни за что! – отрезала Аретейни. – Я с тобой.
— Не надо со мной! Волка спугнёшь. Ты... ты не умеешь ходить бесшумно, – нашёлся он.
— Волка?.. – казалось, Аретейни даже дышать перестала. – Значит, это всё же не Пушистый?
— Следы волчьи. От леса и обратно.
— Волк... – проговорила Аретейни нормальным, правда, несколько охрипшим голосом. Во всяком случае, она пришла в себя. – Разве волк напал бы на человека, да вот так? Что-то тут не складывается.
— Не напал бы. Вот это я намерен выяснить.
— Ты от меня не отделаешься, Дэннер, – серьёзно заявила Аретейни. – Ты же знаешь, я не смогу отпустить тебя одного.
— А я у тебя спрашивать не стану. Ты можешь мне создать трудности своим присутствием.
— А могу и помочь.
— Чем?! – не выдержал Дэннер. – Нервы вымотать?
— Я не ребёнок. Я вполне способна за себя постоять. – Крылатая подумала немного и добавила: – И по деревьям лазаю неплохо.
— В поле. – Дэннер обречённо махнул рукой, сообразив, что ни верёвки, ни командный тон здесь не помогут. Придётся ему теперь не просто выслеживать таинственного волка, но и беречь Аретейни. Перспектива...
— Ну и что, в поле? – Аретейни нагнала его. – Я и отмахаться смогу. У меня нож есть.
— Есть. Можешь на радостях колбасу порезать.
— Или волка на колбасу. Не злись. Я же с ума сойду тебя дожидаючись.
— А я с ума сойду за тебя переживать...
 

Дэннер ушёл.
Действуй… Легко сказать – действуй… Эндре было страшно. Она вздохнула и пошевелилась. Трава под спиной зашуршала. Ночь выдалась безлунная. И звёздная. Интересно, а долго надо идти, чтоб дойти до этих звёзд? Ну, хотя бы вон до той, самой маленькой. Наверное, очень долго. Зато оттуда, сверху, наверное, всё-всё видно… И, наверное, звёзды кто-то моет, что они всё время так сверкают… Хотя, скорее всего, на небе нет пыли. На то оно и небо.
Тут Эндру кто-то тронул за плечо. Она даже подскочила. На неё смотрели два огромных умных синих глаза, обрамлённых бархатными ресницами. Обладатель глаз фыркнул и снова тронул эльфку за плечо. Над ней стоял огромный белоснежный конь с гривой до копыт. Явно не обозный – сообразила Эндра, в обозе таких коней нет… Стойте-стойте… Эльфка распахнула глаза – изо лба животного рос огромный витой…. мамочка… рог!
Талька замотала головой, но он никуда не исчез. Над ней стоял огромный белый единорог и ласково толкал её мордой.
— Эй… Ты же только к девицам приходишь… А я не девица, – сказала ему Эндра. Она очень боялась, что вдруг он обознался.
Единорог понимающе фыркнул и пожевал её рукав.
— Но ты же сказка… Артемис говорит, что сказок не бывает…
Зверь неодобрительно сверкнул синим глазом.
— А… ну, извини…
Он извинил и снова поддел эльфку под локоть.
— Ну, ты чего?
Эндра протянула руку и погладила его тёплые трепещущие ноздри. Он щекотно выдохнул ей в ладонь. Тогда Рыжая осмелела и погладила его меж ушей. Единорог был не против, даже наклонил голову. Белая грива волнами легла на траву. На ощупь она была шелковистая, мягкая и густая.
Эндра рассмеялась, единорог снова ласково поддел её под руку, словно прося погладить ещё. Эльфка уселась. Она его узнала – он уже приходил к ней один раз, в тюрьму, когда она лежала в горячке после пыток. Тогда она тоже его гладила, и её ладони оставляли на белой шерсти кровавые пятна. Эндра прижалась губами к тёплой морде. Ей вдруг сделалось хорошо.
Она вспомнила, что их даже звали одинаково: она Эндра, а он – Индрик-зверь.
Вдруг Индрик-зверь встрепенулся и вскинул голову.
— Ты чего?
Единорог тряхнул гривой и прянул куда-то в сторону. Талька обернулась. К ней, шатаясь, приближалась чья-то фигура. Эльфка огляделась, но единорога не было. Ей показалось, что далеко-далеко в темноте она различила несущийся конский силуэт.
— Р-рыженькая…. – тем временем сказала фигура, запинаясь.
Эндра распахнула глаза.
— Ты? Ты чего не спишь?
— А я погулять пошёл… Вот, рыженькую нашёл…
Пехотинец остановился над ней.
— Ну? Ты не передумала, нет?
— Нет.
— А уже поздно, лапушка… передумывать.
Эндра вскочила.
— Ты… пьяный.
— А как же… куда-а?
Он перехватил Эндру за руки и попытался скрутить.
Талька изловчилась и выхватила нож. Пехотинец выругался, когда острое лезвие полоснуло его по плечу, и озверел.
— Ах, ты!..
От сильного удара в скулу Эндра отлетела и скрипнула зубами от боли – тяжёлый сапог придавил запястье, заставив пальцы разжаться и выпустить нож. В следующее мгновение она почувствовала на себе тяжесть тела. Эльфка принялась вертеться и извиваться, но это помогало мало и не вызывало ничего, кроме потока тихой, яростной ругани. Она инстинктивно стиснула колени и завертела головой, не позволяя пехотинцу прижаться к своим губам.
— Уймись, девка…. Сама же благодарить будешь…. – шипел он, стискивая Эндрины пальцы и не давая нащупать нож. Второй рукой он рванул шнуровку рубахи.
Эндра, сама едва успев сообразить, что делает, закричала во всё горло:
— Помоги-ите! Артемис!
Когда до Рыжей дошло, чьё имя она назвала, ей стало страшно.
Звякнула, отлетев, пряжка ремня.
— Артемис!..
— Тихо... – пехотинец явно путался в словах, именах, ремнях – отчего ему было довольно проблематично освободиться от мешающей процессу брони – и даже, судя по всему, людях, поскольку пару раз он, кажется, порывался обозвать Эндру каким-то незнакомым, но красивым именем. – Какой я тебе Артемис... а может, и Артемис... – Тут он призадумался, что, впрочем, ему ничуть не мешало продолжать удерживать эльфку. Та разрыдалась. Пехотинец несказанно удивился.
— Ты... чего ревёшь? Ща я тебя успокою... ща всё будет... не реви, я тебя порадую... ты сомневаешься? Слушай... а я, вообще, кто?!
— Гад ты!! – взвыла Эндра. – Сволочь распоследняя-а...
Пехотинец распахнул глаза.
— А разве есть такое имя?
Эндра с трудом разбирала его речь и тихонько надеялась, что он таки уснёт – самогон медленно, но верно делал своё дело. Пехотинец неосторожно придавил ей руку под неверным углом, и эльфка невольно взвизгнула. Ночь вволю игралась со звуками, распространяя их далеко в поле.
— Не... – пробормотал пехотинец, пытаясь справиться с ремнём перевязи, – это не та песня...
Эндра обречённо взвыла.
Навстречу метнулась бесшумная тёмная тень. Тень глухо, утробно рычала и капала слюной из оскаленной пасти, нависая сверху, словно чёрным куском вырезанного звёздного неба.
— Помогите! – от души завопила Эндра, отчаянно брыкаясь и извиваясь.
— Да ты чего?! – ошалел пехотинец, приподнимаясь. Тень отпрыгнула, но зарычала глуше и как-то угрожающе. Эндра, задыхаясь, настороженно наблюдала за ней. Тень напоминала волка. Да только не бывает таких больших волков. Этот был вдвое крупнее взрослого матёрого самца – в холке Эндре по макушку. Крупнее, и агрессивнее.
Пехотинец вскочил, в движении разом теряя весь хмель. Что-что – а солдат, как и доктор или пожарный, всегда готов. Меч вылетел из ножен, Эндра вскрикнула, оскальзываясь в попытке вскочить на мокрой траве и рефлекторно откатываясь в сторону, волк зарычал и одним мощным прыжком повалил воина в траву, меч спас своего хозяина, дав отсрочку, покуда волк с хрустом перегрыз тяжёлое лезвие. У него была красивая шерсть.
— Рыжая! – сильным, трезвым голосом крикнул воин, руками раздирая оскаленную пасть, не давая челюстям сомкнуться. Волк был силен, на висках пехотинца вздулись жилы. Руки скользили по густой, голодной слюне. – Беги в лагерь, предупреди наших! Быстрее!
— ТРЕВО-О-О-ОГА-А-А-А!!!! – опомнилась Эндра, вскакивая и стремительно кидаясь на помощь вместо того, чтобы бежать в лагерь.
— Дура! Назад! Пропадёшь!
Дэннер среагировал в мгновение.
— Оттуда кричали! – уверенно вскинула тонкую руку Аретейни. Дэннеру больше не приходилось читать следы – теперь он точно знал местонахождение опасности. Аретейни метнулась за ним – она неслась легко, точно лань, как будто не касалась вовсе земли – но с трудом за ним успевала.
Первый нож отскочил от шкуры зверя, словно под густой шестью пряталась стальная пластина, не причинив хищнику ни малейшего вреда. Дэннер выхватил почему-то второй нож и бросился врукопашную, оттащив зверя от Эндры и солдата. Пехотинец, к счастью, целый, обессиленно растянулся на примятой траве, тяжело переводя дыхание. Эндру кубарем отшвырнуло в сторону. Зверь, проигнорировав Дэннера, налетел на некстати подоспевшую с помощью Аретейни. Они шлёпнулись в траву, хрустнули под мощным ударом когтистых лап ребра. Крылатая рефлекторно вскинула руки, останавливая раскрытую пасть – но волк, разумеется, оказался сильнее.
— Куда? Ты, братец, не поздоровался! – Дэннер полоснул ножом по шее волка, но лезвие безнадёжно увязло в густой шерсти. Всё же с Аретейни он его столкнул, упав на землю и закрывая Ласточку собой. Волк придавил его к земле, Дэннер, выронив бесполезный нож, ухватил его за челюсти, раскрывая пасть – сил не хватало, и борьба шла с переменным успехом. Руки соскользнули на слюне, но Дэннер, недолго думая, упёрся в мохнатую грудь. Сообразительный волк, не дотянувшись до глотки, избрал более лёгкий способ.
— В лагерь! – сквозь зубы выдавил Дэннер, которому теперь просто приходилось удерживать волка, чтобы тот его не придавил. Жилы вздулись на обнажённых по локоть руках, волосы рассыпались по траве, зверь глухо рычал. – Чего улеглись?! Быстрее!
Находившиеся на безопасном расстоянии, Эндра и пехотинец смогли, наконец, подняться. Аретейни вскочила, охнула и обняла себя одной рукой, упав на колено и останавливая падение другой рукой. Изо рта выступила кровь. Эндра выхватила нож.
— Назад! Оружие ему нипочём...
— Ой! Дэннер...
Волк вцепился зубами в плечо и, видимо, давно. Кровь тоненькими ручейками, выбиваясь ключом из-под зубов в оскаленной пасти, сбегала по коже, впитывалась в складки закатанного рукава рубахи.
— ...Это же оборотень, не видите, что ли? В лагерь! Это приказ!
— Командир...
— Да марш отсюда, кому сказал!
Аретейни вдруг распахнула глаза, приподнялась и – рванула на шее цепочку с подаренным ей Дэннером, ещё тогда, в их самую первую ночь, оберегом. Метнулась к сражающимся и что есть сил хлестнула волка по глазам. Цепь была довольно тяжёлая, медальон на ней – крупным, с половину ладони. И серебряным.
Волк пискнул, как-то медленно и обречённо разомкнул челюсти, поджал хвост и, скуля, метнулся в сторону леса, тенью растворившись меж деревьев. Дэннер заорал, ухватился за руку, зажимая рану и перекатываясь на бок. Аретейни метнулась к нему.
— Дэннер! Стой... лежи, в смысле... я сейчас перевяжу... – заговорила она, пытаясь отцепить его руку от раны. Дэннер поглядел на неё и приподнялся.
— Да не стоит, – абсолютно ровным голосом произнёс он. – Мне уже не помочь. – Улыбнулся и добавил:
— А ты умница, ласточка. Догадалась... А не то бы он нас всех тут загрыз. Серебро! Надо же... Нож, хоть и серебряный, не прошёл, а цепью хлестнуть – так это ещё надо сообразить вовремя.
Эндра захлопала глазами, соображая, что она опять натворила.
— Дэннер, – осторожно позвала эльфка, – ты…
— Всё в порядке, – обернулся Дэннер. Он улыбался и, вроде бы, даже вполне естественно. Но как-то не так.
Глаза Аретейни стали огромными.
Талька лихорадочно прикидывала, что бывает при укусе оборотня. Сообразила и побледнела, как полотно.
Пехотинец под шумок попытался ретироваться в лагерь.
Эндра облизнула пересохшие губы.
— Дэннер, я… Я что-нибудь придумаю…
Она даже не сообразила, что повторяет его собственные слова.
Дэннер мотнул головой.
— Нет. Это оборотень. Мне уже не помочь. Теперь вам лучше меня убить. Пока я не превратился в монстра…
Аретейни кинулась ему на шею, отчаянно мотая головой из стороны в сторону и криком стараясь заглушить его слова.
— Нет! Нет! Не превратишься, не превратишься, не превратишься! Не смей! Даже думать об этом не смей!
— Мы не станем тебя убивать, – отрезала Эндра, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Аретейни, сообразив, что любимого не переубедить, просто решила внушить себе и окружающим, что ничего страшного не случилось. С собой у неё не выходило. С остальными тоже не очень-то. Но Ласточка не сдавалась.
— Давай рану перевяжу, – жизнерадостно предложила она.  Дэннер усмехнулся и встряхнул волосами, отбрасывая их за спину.
— Не стоит переводить бинты, – сказал он. – К утру затянется. А вам лучше бы отсюда уйти.
Аретейни вскрикнула и прижалась к нему, накрепко вцепившись в рубаху.
— Не вздумай...
— Ласточка! – Дэннер обхватил её за плечи. – Я тебя не оставлю... я всегда буду с тобой... тенью твоей стану... не оставлю... так надо!
Эндра тряхнула головой. Ну, не может быть, чтобы выхода не было. Просто не может быть. Надо просто успокоиться и подумать… Просто подумать… И успокоиться…
Она уселась на траву.
— Уходите! – Дэннер гладил вздрагивающую спину Аретейни.
— Не уйдём, – ответила Эндра. – Уймись.
— Марш в лагерь! Это приказ! – прикрикнул Дэннер.
— Командир, заткнись, а. Не суетись.
К её удивлению, успокоиться получилось. То есть, внутри всё вздрагивало, а зубы никак не желали перестать стучать, но голова стала ясной.
Так. Оборотни. Что ей известно об оборотнях… Это люди. Ночью они превращаются в волков… В больших свирепых волков. Разумом они не владеют в этот момент. Так, это уже кое-что. Талька продолжала припоминать прочитанное некогда в школьной библиотеке. А оборотни – они везде одни и те же, что тут, что в Морулии. Превращаются они при свете луны и звёзд. И боятся серебра. Последнее точно – они в этом убедились только что. Боятся серебра.
— Дэннер! Тебе нужен серебряный ошейник. Чтоб сдержать обращение. И скрыться от звёздного света.
— Ты… Правда? – Аретейни подняла взгляд. – Это поможет?
— Должно! – бодро сообщила Талька, беря Дэннера за руку и заставляя подняться. – Пошли, братец. Я же говорила, что я что-нибудь придумаю.
— Нет. – Дэннер высвободил руку. – Оборотня необходимо обезвредить. И сделать это лучше тому, кто равен ему по силе, и кому нечего его опасаться. В данном случае, под это описание подхожу я. Уходите.
Рана у него на руке затягивалась на глазах. Дэннер распрямился в полный рост и встряхнулся, взметнув тёмно-медными волосами. В глазах мелькнуло что-то чужое, незнакомое. И опасное. Эндра с Аретейни невольно отступили на шаг. Дэннер вдруг шагнул к Аретейни и крепко её обнял, уткнувшись носом ей в макушку.
— Ласточка... родная... ты уж прости, что так всё получилось. Ты там осторожнее... выздоравливай... обещаю, всё будет хорошо. Я всегда буду с тобой. Всегда. Я люблю тебя... – Он неожиданно развернулся и стремительной тенью метнулся в чащу, растворившись по-звериному бесшумно в темноте быстрее, чем Эндра с Крылатой успели сообразить, что к чему.
— Дэннер! – беспомощно позвала Аретейни, срываясь на бег, пронеслась до кромки леса, замерла, вглядываясь в чащу. Перед ней встала тёмная стена густых деревьев. Эндра нагнала её и с разбегу ухватилась за рукав, переводя дыхание.
— Он что, с ума сошёл… Аретейни, – Эндра отдышалась, – подожди. Не переживай так. Сегодня он ещё не превратится. Днём тоже. У нас есть время… И почему он отказался от серебра… Пошли.
Она потянула Крылатую за собой к лагерю.
Дрожь прекратилась, в голове совсем прояснилось. Разум работал чётко и, казалось, сам знал, что делать, без участия Эндры. Они вернулись в лагерь, остановились возле одной из палаток.
Эльфка откинула полог и тихонько позвала:
— Артемис!
— Ну, что там ещё, – страдальчески заскрипел южанин, выбираясь наружу. – Покоя от вас нет… – тут арбалетчик разглядел в темноте их лица и пробудился окончательно. – Что такое?
— В лагере оборотень, он укусил Дэннера, и оба убежали в лес, – сообщила Аретейни.
— Че... – Артемис заглох на полуслове и кубарем выкатился из палатки, отчаянно тряся головой. Эндра поддерживала Аретейни: бег с препятствиями с переломанными рёбрами явно не пошёл ей на пользу. – Оборотень в лагере?! – заорал арбалетчик.
— Он кого-то убил. – Аретейни тяжело сглотнула. – Мы обнаружили труп. А Дэннера укусил за руку. Он отправился его искать. Полагаю, нам лучше к ним не соваться.
— Кто кого ищет? – не сообразил арбалетчик.
— Дэннер – оборотня.
— Беда, – вздохнул Артемис. Аретейни закашлялась и сплюнула кровь. – С тобой-то что?
— Похоже, рёбра сломаны. Это оборотень меня прижал.
— Лёгкое задето, – заметил арбалетчик. – Погоди, вправлю.
— Как ты рёбра вправишь? – изумилась Аретейни, но послушно замерла, позволив ему поднять рубаху и ощупать бока. Артемис долго искал где смещение, затем обошёл Крылатую со спины, перехватил за плечи и дёрнул, разворачивая чуть вбок. Крылатая охнула и сложилась пополам. Арбалетчик осторожно выпрямил её за шиворот. – Задушишь!
— А ты не вертись. А лучше поди к Халлис с утра, она тебя исцелит. Не дело.
— Да знаю я. – Аретейни махнула рукой. – Меня сейчас занимает другой вопрос.
— Угу. До утра мы всё равно ничего не можем предпринять. Советую лечь спать. Нам нужны силы.
— А утром что? Задержим обоз?
— Будем искать командира.
— Ты его поди найди теперь.
— Или его труп. Зная рыжего...
— Заткнись, Артемис.
— Уже заткнулся.
Аретейни отыскала целительницу и осторожно тронула за плечо. Плечо было очень хрупкое под пальцами. Халлис моментально встрепенулась и приподнялась на локте.
— Чего тебе? Кому-то плохо?
— Тише. Мне плохо. Помоги.
Халлис поднялась, собранная, словно не спала вовсе.
— А где командир?
— Не знаю. У меня рёбра сломаны. Помоги, – повторила Крылатая.
— Что случилось? Враг?
— Не враг, Халлис. А овраг. Нечаянно свалилась – и о бревно с размаху. До утра не дотерплю...
— Эх ты... – Халлис разогрела руки.
— Спасибо, Халлис.
— Ты куда?
— Дэннера искать. Только тихо. Не говори никому.
— Да я вообще сплю.
— Если спросят – ты ничего не знаешь.
— Та-айны! – Халлис потянулась и свернулась уютным калачиком. – Ну удачных поисков... влюблённые... все вы с присвистом...
Аретейни брела по пояс в траве, задумчиво смахивая росу с пушистых метёлок осота и чертополоха. Трава приятно холодила под босыми ногами, покалывая стебельками. Цикады замолкали при её приближении, прыская в разные стороны, и только отпустив Ласточку на порядочное расстояние, осторожно возобновляли свою песенку, сливаясь с общим хором остальных. Рубаха намокла. Не так уж и далеко оказался лес – всего-то с полчаса ходьбы, если идти быстро. Над полем белым молоком висит дымка. Ночь близится к рассвету.
Куда мог уйти Дэннер? Он же говорил, что у неё есть Дар. Так, Дар-то – он есть. А вот пользоваться им она так и не научилась. А жаль. Дура... Раньше надо было думать.
Аретейни остановилась и задумалась. Как найти человека на таком просторе? А как ищут ведьмы? Любимого человека она должна чувствовать. Она ведь чувствовала Дэннера в обозе. Всегда могла с уверенностью сказать, где в какой стороне и на каком расстоянии он находится. И какое у него сейчас настроение. А теперь ей намного легче – её не отвлекает другая энергия. Есть лес, есть звери и птицы, деревья и травы – но все они не в пример проще. Как там это называется? Кажется, лозоходство?.. Ласточка закрыла глаза, перестраиваясь на иное восприятие. Теперь её не должны отвлекать зрение и слух, она должна чувствовать мир – так, как чувствуют слепые. Пространство вокруг будто бы окутала толща воды. Аретейни расслабилась и глубоко дышала, непроизвольно раскинув руки. Мир изменился. Теперь каждая деталь, невидимая за опущенными веками, находила отголосок у неё внутри, где-то в середине груди, плавно растекаясь по телу. Это было странное, завораживающее, пугающее и вместе с тем, волнующе-радостное чувство. Вот лёгким стремительным росчерком промелькнула небольшая птица, вокруг свежесть, едва заметными прикосновениями, мягкой кисти трав, глубокая вязкая мощь деревьев. Аретейни осторожно двинулась под своды малахитово-кружевного шатра, мягко, осторожно переступая по траве. Она чувствовала даже лёгонький, едва заметный страх насекомых при её приближении. Они ведь были очень маленькие, а потому деревья, птицы, мелкое лесное зверьё, кустарник и травы просто заглушали их, словно густой бас трубы – тоненькую скрипку. Деревья... Травы... гнилая поваленная берёза – неприятная энергия, липкая и вязкая. Лисицина нора. А в ней – маленькие пушистые комочки. Семь штук. Ждут маму с охоты... Мамы пока что не видать, напрасно ждёте, малыши, напрасно вскидываете чуткие, полупрозрачные с розовой сеткой капилляров, ушки. Это всего лишь я. Сообразили. Испугались.
Древний, могучий клён в полтора обхвата. Вот это корни! Настоящий лесной властелин. А там? Вода... ручей. Он должен впадать в лесное озеро. Там озеро. Впереди. Левее.
А это? Сильное, родное, тёплое. И... тяжёлым ножом в груди – боль.
Аретейни распахнула глаза и пустилась бегом. От его чувств перехватило дыхание и потемнело в глазах. Словно вязкой чёрной смолой, тяжёлым камнем, медлительными градинами по рукам – в землю. Или это уже её боль? Не разберёшь... Теперь она одна на двоих. Дэннер!
Не делай! Остановись! Не делай!
Она с разбегу вылетела на поросший камышом илистый берег озера, оскальзываясь на грязи, и обхватила его за плечи, не удержав равновесия и падая на колени за его спиной. Слёзы душили, мучительно сдавливая горло и не давая вздохнуть.
— Дэннер... любимый...
— Ласточка! – выдохнул он, вскидывая руку и сжимая её ладонь на своей груди. Резко вскинул голову, глядя вверх, тяжело переводя дыхание.
— Не надо! – Аретейни судорожно сжимала его в объятиях, в каком-то безумном порыве твёрдо надеясь, что сумеет ему помешать. – Родной... Я же умру без тебя... Помнишь, что мы друг другу обещали? Только вместе...
Дэннер как-то судорожно вздохнул и разжал руку. Нож с чавканьем шлёпнулся в густой прибрежный ил, поблёскивая тусклой сталью. А Дэннер развернулся и обхватил свою Ласточку за пояс, уткнувшись лицом ей в колени. Аретейни гладила спутанные пряди, и не было больше слов. Просто не осталось. Есть только Дэннер. И Ласточка. И боль. И сильное, хрупкое, трепетное, щемящее, тёплое, упругое, мягкое, бесконечное – где-то в груди. Она гладила его по спине и волосам, шептала что-то ласковое до тех пор, пока дыхание не выровнялось, и не пришло успокоение – вместе. Они вместе.
— Я забыл. Ты же у меня ведьма. От тебя не спрячешься.
— Дэннер, я... я... я что-нибудь обязательно придумаю! Не делай этого!
— У меня нет других вариантов. Я не хочу стать монстром.
— Эндра говорила про серебро.
— Серебро?.. – Он поднялся. Сдвинул ворот рубахи. – Погляди.
На шее серебряная цепь с оберегом. Кожа под ней будто разъедена, распухла и кровоточит. На вороте бурые расплывчатые пятна, желтоватые пузыри сукровицы.
— Не остановит трансформацию серебро. Оно меня просто травмирует. На большее оно не способно.
— Сними! – Аретейни ухватилась за цепь. – Сними! Тебе же больно!
Дэннер перехватил её руку и поцеловал холодные пальцы.
— И не подумаю, – спокойно произнёс он. – Это всё равно что признать поражение.
Аретейни поглядела ему в глаза и отшатнулась. Глаза горели жёлтым. Зрачки сузились до вертикального состояния.
Дэннер, сообразив, в чём дело, резко отвернулся, прижав ладони к лицу.
— Нравится? Это только начало.
Аретейни обхватила его за плечи. Дэннер тихо заговорил.
— Я вскоре потеряю разум. Я не смогу себя контролировать. Не только во время трансформаций. Оборотень – нечисть, нежить. Это не зверь. У зверя есть разум. У оборотня нет. Оборотень – монстр. Я не человек. Я уже больше не человек. Ты же видишь. Что тебя напугало? Глаза? Это только начало. Дальше я начну убивать направо и налево. Я умею убивать. А теперь убийство станет для меня истинным удовольствием.
— Сколько длится трансформация?
— Один календарный месяц. У меня есть время до полной луны. Ласточка, это не так, как с упырями.
— Ну, от «упыристости» тоже не было средства.
— Да тут другое!.. Как? – Дэннер невольно рассмеялся. – Упыристости? Ну, ласточка...
— А я могу! – важно изрекла Аретейни и снова прильнула к нему. – Дэннер. Не знаю, что там с трансформациями – но ты человек. – Она неожиданно развернула его лицом к себе и принялась целовать. – ... Всё, всё... прекрати. Я болею.
— Уже. – Дэннер заставил себя отстраниться.
— Вот видишь. – Раскрасневшаяся Крылатая победно улыбнулась. – Я чувствую тебя. Чувствую твоё сердце, твою душу. Ты человек.
Дэннер обхватил руками колени, глядя на спокойную водную гладь.
— Я так понимаю, перерезать себе глотку красиво и пафосно на берегу озера мне не дадут.
Ласточка активно замотала головой.
— Не-а. И не мечтай, романтик страшных сказок.
— Ласточка.
— Да.
— Тебя в лагерь вернуть тоже перекинув через плечо?
— Можно и не перекидывать. Достаточно вернуться со мной вместе.