Ой, Пашка!

- Ой, Пашка, ну какой же ты тютя. - Приговаривала мама, промывая разодранные коленки своего сынишки. – Игрушки отбирают, ты стоишь молча, толкают, ты падаешь. Какой, скажи, ну какой мужик вырастет, если тебя обижают все кому не лень?
Ранки щипали сильно, но Пашка старался не хныкать, что бы не расстраивать маму, ведь он ее очень любил.

- Ой, Пашка, лох ты всё-таки. – Подтрунивал приятель. – Тебе же нравится Наташка из параллельного, так за каким… танцевать ее приглашает Витёк, а ты стоишь в сторонке?
А Паша смотрел и улыбался, ведь кружащая в паре с Витьком Наташка выглядела такой счастливой.

- Ой, Пашка, ну что же ты за человек такой?! – Вопрашал зав.кафедры. – Ты же учился, ты же один из лучших на потоке, ведь половина группы экзамены по твоим конспектам сдавала! И что? почему, когда выпал такой шанс, по обмену заграницу едут другие? Как можно было отступить в последний момент?!
А Павел смотрел в окно на университетский двор, интеллигентно и не торопливо по которому проходили студенты. Он знал, что стоит им дойти до угла и вся их напускная чинность мгновенно пропадет. Защелкают зажигалки, а вместо учебников внимание будет приковано к мобильным. Он знал, как нужен своей с каждым годом чувствующей себя всё хуже и хуже матери. А еще он знал, что его другу шанс в сто крат нужнее, чем ему.

- Ой, Пашка, не быть тебе начальником и премий не видать. – Посмеивался коллега в перерыве. – Лопух, лопух и есть. Спасибо, конечно, план выполнили благодаря тебе, но плюшки то другим достанутся. А ты так и будешь сидеть в младших менеджерах. Не понимаю я тебя, такие возможности, достаточно в нужное время нужному человеку сказать, мол я, всё я. И поспорить никто не сможет. А ты, как пришел в компанию маменькиным сынком, так и останешься им и через 10 и через 20 лет.
А Павел Владимирович похлопал коллегу по плечу и молча ушел работать. Он всегда делает то, что должен то, что может каждый, но делает почему-то только он.   

- Ой, Пашка, нельзя же быть таким слабаком. Почему, ну почему ты ничего не пытаешься изменить? – В очередной раз восклицала грозная Марго, бурно жестикулируя. – Мне что больше всех надо? У других мужья, как мужья. К чему-то стремятся: в отпуск заграницу съездить, жене шубу новую купить, ремонт в квартире сделать, детям курсы оплатить. Один ты: повысили – хорошо, нет, значит нет. Плывешь, как амёба безвольная по течению. За что мне такая жизнь? Почему я должна страдать?
А он успокаивающе поглаживал недавольную жену по руке и вспоминал. Это сейчас Марго загляденье, какая статная, горделивая, уверенная в себе. А в первые дни знакомства бегала по офису сутулая девчонка, шугающаяся от всякого строгого взгляда, даже не окрика. Приехала из деревни ни одеться красиво, ни ответить резко. Сколько лет прошло. Но он как поддержал ее в первый раз на скользких ступенях, так и теперь старался изо всех сил, каждый день поддерживать и оберегать. Без громких фраз и эффектных жестов, пусть незаметно для нее самой.

- Ой, Папка, хорошо тебе. Извини, конечно, понимаю, что лежать постоянно то еще удовольствие. Но о тебе ведь заботятся. Тебе не надо никому ничего доказывать, ты прожил нормальную жизнь и тебя все любят. – Начавший уже лысеть сын поправил подушку, натянул повыше чуть сползшее одеяла и как всегда бывало в редкие приезды к парализованному отцу, стал жаловаться. Он говорил и говорил, вспоминал, сетовал, спрашивал совета и сам же отвечал, пусть не теми же фразами, что Папа, но к окончании встречи, умиротворённый Владимир Павлович улыбался, прощаясь.
А Павел молчал, переживал за взрослого и самостоятельного уже давно ребенка, которому до сих пор требуется безмолвное присутствие отца. И думал, что наверное он должен еще пожить. Не важно чего хочет он сам, важно, что он всё еще нужен.